Билет №4. 1. Предисловия к библейским книгам Франциска Скорины.

1. Предисловия к библейским книгам Франциска Скорины.

Франциск Скорина – выдающийся деятель белорусской культуры 16в., основатель белорусского и восточнославянского книгопечатания, разносторонняя деятельность которого имела общеславянское значение

Франциск (Георгий) Скорина родился в Полоцке около 1490г. Первоначальное образование он получил в доме родителей, здесь научился читать по Псалтыри и писать кирилловскими буквами. От родителей он перенял любовь и уважение к родному Полоцку, название, описывая его как «славный». Для занятий наукой, Ф. Скорина освоил латынь. В 1504г. юный полочанин отправился в Краков, где поступил в университет для изучения свободных наук. В 1506г.он получает первую ученую степень бакалавра, а позднее получает степень доктора «вольных искусств». Это давало право Франциску поступать на самые престижные факультеты университетов Европы, которыми считались медицинский и теологический. Полученное образование уже позволяло получить должность.

Около 1508 г. Ф.Скорина служил секретарем у датского короля. В 1512г. он уже в итальянском городе Падуе, университет которого славился своим медицинским факультетом и школой ученых-гуманистов. На заседании медицинской коллегии университета в костеле святого Урбана было принято постановление о допуске бедного, но одарённого и образованного русина Франциска Скорину к экзамену на получение ученой степени доктора лекарских наук. Два дня в диспутах с выдающимися учеными защищал Ф.Скорина свои научные тезисы и 9 ноября 1512 единогласно был признан достойным высокого звания ученого-медика. Это явилось знаменательным событием в его жизни и в истории культуры Белоруссии – купеческий сын из Полоцка подтвердил, что способности и призвание более ценны, чем аристократическое происхождение.

Между 1512 и 1517 г. Ф.Скорина появляется в Праге, где существовала традиция использования библейских книг в формировании общественного сознания. Существует предположение, что Ф.Скорина еще после завершения обучения в Краковском университете жил и продолжил учебу в Праге. Для перевода и издания Библии ему необходимо было познакомиться не только с чешской библеистикой, но и основательно изучить чешский язык. Поэтому избрать Прагу местом для организации книгопечатания мог только тот, кто знал ее научно-издательскую среду. В Праге Франциск заказывает печатное оборудование, приступает к переводу и комментированию книг Библии. Образованный, энергичный полочанин положил начало белорусскому и восточнославянскому книгопечатанию,

Скорина первым предложил для отечественного просвещения образовательную программу «семи вольных искусств», включающую грамматику, риторику, диалектику, арифметику, геометрию, астрономию, музыку и сыграл значительную роль в развитии восточнославянской системы образования, сближении отечественной культуры с культурой Запада.

В 1525 г. Скорина женился на Маргарите Одверник, но прожил с ней недолго. Через четыре года Франциск овдовел.

В 1529 г. после смерти своего старшего брата Ивана кредиторы покойного предъявили иск Франциску и он невинный оказался в городской тюрьме Познани. И лишь по ходатайству племянника Романа, сына Ивана, был реабилитирован.

Издания Скорины послужили укреплению христианских основ жизни белорусского народа, они были распространены и на Украине. Сохранился экземпляр книги Иисуса сына Сирахова из Киево-Печерского монастыря. Знакомы с Библией Скорины были и в Новгороде.

Библия в издании доктора Скорины - это не церковное и не чисто академическое издание для научных целей, это - первое издание Священного Писания для домашнего чтения. Особенности перевода, структура издания, его художественное оформление - все подчинено целям просвещения. Для доступности и правильности понимания простым народом библейских книг Ф.Скорина вносит много нового в характер издания, сохраняя при этом верность перевода библейским текстам оригинала. Своим изданием он новаторски решает проблему правильного понимания народом Священного Писания, становившегося при переводе с латыни на национальные языки доступным для чтения простым людям. Проблему широкого приобщения народа к пониманию Священного Писания Скорина решает не только переводом самих текстов на родной язык, но и путем составления предисловий-толкований к каждой книге Ветхого Завета и ко всей «Библии Руской» («Прадмовы»), построенных на основе новозаветного, евангельского понимания.

Издания Скорины православны по содержанию и обращены прежде всего к духовным нуждам православного населения Белоруси.

Основным источником для переводов Скорины была чешская Библия 1506г. Хотя во многих случаях белорусский просветитель отталкивался от славянских кирилловских списков. Иногда он находил собственную редакцию, которая больше соответствовала его просветительским устремлениям.

Белорусский просветитель был хорошо знаком с произведениями Отцов Церкви. Среди них св. Василий Великий – епископ Кесарийский. Известны были Скорине и произведения Иоанна Златоуста, епископа Константинопольского, Скорина цитирует слова Григория Богослова, епископа города Назианза.

Славянский язык, на который Скорина перевел Библию в начале XVI в. был еще живым и понятным. Это был хотя и не разговорный, но литературный язык – общий для всех восточнославянских народов.. Великий просветитель очень много сделал для сближения церковно-славянского и живого разговорного языков, их взаимного обогащения. Для издания книг Библии им использовался белорусская редакция церковно-славянского языка.

Известно, что в 1534 г. Франциск предпринял поездку в Московское княжество. Однако, не нашёл там понимания из-за того, что его книги написаны на территории подвластной римской церкви.

Близкий к народному язык Ф. Скорины нашел понимание в западно-русском обществе. Его перевод вызвал за собою ряд вариантов, известных в списках XVI и XVII веков, в отдельных частях Библии, в виде свободных переписок или переделок печатного текста. Вся местная, юго-западно-русская переводческая деятельность XVI века, в области библейских текстов, стоит в тесной зависимости или идейной связи с трудом великого белорусского просветителя Ф.Скорины.

С именем Скорины связано становление и развитие белорусского языка, национальной письменности. Скорина, стоявший у истоков национальной белорусской культуры, является ее символом.

Сегодня в честь Скорины названы высшие награды Беларуси: орден и медаль Его имя носят учебные заведения и улицы, библиотеки и общественные объединения. Памятники Скорине установлены в Полоцке, Минске, Лиде, Калининграде, Праге.

торое носит общее название «Бивлия руска». Кроме самого библейского текста в них есть Предисловия и краткие Послесловия. Нужно отметить, что во всей обширной литературе, посвященной Скорине, нет их специального богословского анализа, их содержание до сих пор остается малоизученным, т.к. основное внимание уделялось преимущественно их литературной форме. Между тем, исследование такого рода могло бы открыть перспективы для выяснения мировоззрения белорусского книгопечатника. Для этой цели обычно привлекаются краткие биографические сведения, возможные тенденции его образования, а также предположения о его конфессиональной принадлежности. На счет последнего высказывались, как известно, самые разные точки зрения. Скорину называли и католиком, и православным, и протестантом, и даже униатом. В советскую эпоху делался акцент чуть ли не на его готовности вообще порвать с Христианской Церковью. Тогда уже не только само издание Библии, но даже Предисловия получали искусственное объяснение, фразы вырывались из контекста, искажался их смысл[1].

Учитывая сказанное, хотелось бы сделать пробный шаг в изучении Предисловий Ф. Скорины с богословской стороны. Поскольку задача достаточно сложная, на начальном этапе уместно несколько формализовать ее и рассмотреть богословские аспекты сочинений первопечатника по такому плану: учение о Боге, учение о спасении, значение Священного Писания и роль святоотеческого богословия в Предисловиях Ф. Скорины. В качестве небольшого введения нужно, конечно, сказать несколько слов о проблеме определения конфессиональной принадлежности белорусского первопечатника. Поскольку тексты Предисловий были не так давно переизданы отдельной книгой под названием «Скарына Ф. Прадмовы і пасляслоўі»[2], то ссылки даются на это издание с указанием только библейской книги, для которой написано то или иное Предисловие.

2. Л.Н. Толстой «В чем моя вера?», «Исповедь».

Лев Николаевич Толстой (1828–1910)

В начале марта 1855 года, в самый разгар Крымской кампании, молодой офицер и начинающий писатель граф Лев Николаевич Толстой между дневниковыми записями помещает неожиданное рассуждение: " Нынче я причащался. Вчера разговор о божественном и вере навёл меня на великую и громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле. Привести эту мысль в исполнение я понимаю, что могут только поколения, сознательно работающие к этой цели. Одно поколение будет завещать мысль эту следующему, и когда-нибудь фанатизм или разум приведут её в исполнение. Действовать сознательно к соединению людей с религией, вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечёт меня".

Мысли об обновлении христианства являлись в истории не одному Толстому. И с течением времени они становятся всё более навязчивы. Причина проста: человеку начинает представляться, будто с переменами в жизни религиозные истины естественно устаревают, не поспевая за конкретностью бытия, и оттого требуют постоянной коррекции в ходе исторического движения человечества. Как бы упускается из виду, что догматы христианства обращены не к одному конкретному времени, но ко всем временам: они пребывают в вечности, от вечности исходят и от времени не зависят. Сын Божий обращался ко всей полноте Церкви, объединяющей все исторические эпохи, все формы бытия всех народов.

Возражение угадать нетрудно: мол, только Бог способен прозреть все времена и установить для человечества универсальные законы; но человек, даже самый гениальный и духовно глубокий, всего предвидеть не может и с тысячелетиями совладать не в силах. Поэтому человеческие предустановления неизбежно устаревают и требуют непременного обновления. Следовательно, все сомнения эти сходятся к единой проблеме: к вопросу о природе основателя христианства: если, мол, Он человек и только человек — христианские истины должны периодически переосмысляться. При этом христианство как бы обесценивается, по слову Апостола: " А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна" (IKop. 15, 17). Однако для заявляющих претензию на основание новой религии это никак не препятствие, а даже дополнительное побуждение к творческому деланию на избранном поприще.

Толстой пришёл к отрицанию Божественной природы Спасителя, и таким образом, препятствия на пути к созданию обновлённого христианства были опрокинуты. За три года до смерти он сказал, не сомневаясь: " Прежде я не решался поправлять Христа, Конфуция, Будду, а теперь думаю: да я обязан их исправлять, потому что они жили 3–5 тысяч лет тому назад".

Именно поэтому Толстой изначально отвергает веру и тайну как основы своей новой религии, именно поэтому он низводит упование на грядущее блаженство с неба на землю, и поэтому хочет сделать всё сознательно практическим, разумным, ибо воз-несение всего на уровень веры, уровень собирания сокровищ на небе, уровень идеи бессмертия (умалчивая о бессмертии он по сути отвергает его) — " обновлённому христианству" противопоказано. Сыну Божию в этой религии места нет, Христос должен мыслиться в ней только как человек.

В изначальном размышлении Толстого, как в зерне, заложено всё основное содержание его религии, с христианством ничего общего не имеющей. Да это и не религия вовсе, если оценивать строго и трезво. Зерно до поры зрело в его душе, пока не дало ростки на рубеже 70-80-х годов, в пору духовного кризиса, настигшего Толстого. Должно признать, что ничего нового в толстовстве нет: о земном блаженстве, о земном Царствии, на рациональной основе созидаемом, мечтали и судили и прежде и позднее…

В историю мировой культуры Лев Толстой вошёл, прежде всего, как один из гениальнейших художников-творцов. Но, быть может, ещё большее значение имеет — для всеобщей истории человечества — его опыт веро-творчества, урок, требующий осмысления слишком пристального.

Вникая в художественный строй мысли человека, мы не судим его, не превозносим и не отвергаем. Мы лишь трезво сознаём — должны сознавать — страшные последствия для себя при вступлении на тот путь, на который увлекает нас этот человек. Речь идёт не о мировоззренческих или эстетических оценках — но о нашей судьбе в вечности.

О пути своём к «обновлённому» пониманию христианства сам писатель рассказал с предельной искренностью.

Толстовство выросло, как из зерна, из той идеи создания особой религии, что зародилась у Толстого ещё в 1855 году. Зерно это до поры почти никак не обнаруживало себя, лишь временами напоминало о собственном существовании в неопределённости (амбивалентности, противоречивости; полифонии — называй как хочешь) иных толстовских суждений, пока не попало в питательную почву; и такою почвой стал духовный кризис, начало которого совпало с завершением романа " Анна Каренина".

Собственно, внутреннее состояние Лёвина, его метания, близость самоубийству, как будто бы обретение веры, есть отражение происходившего в душе самого автора. Недаром некоторые места в " Анне Карениной" почти дословно воспроизведены в «Исповеди» (1882), в этом поразительном, потрясающем душу создании толстовского гения.

" Едва ли в мировой литературе можно найти другой памятник, написанный с такой силой, как «Исповедь», где все слова полны обжигающей, огненной стихии…" — так оценил эту толстовскую книгу прот. В.Зеньковский.

" Исповедь" есть спрессованный опыт движения человеческой мысли от растерянности и сомнения к обретению Бога в душе. И опыт блужданий сбившегося с пути рассудка. Толстой помогает (не имея к тому специального намерения) проследить, где, каким образом и почему человек сбивается в своём движении к Истине. Опыт Толстого бесценен, ибо автор «Исповеди» сумел точно, глубоко и искренне передать весь внутренний процесс переживания всех душевных стремлений своих, их силу и слабость. «Исповедь» следует изучить и осмыслить каждому, кто искренен в собственной жажде Истины.

Вот парадокс, вот кричащее противоречие: жёсткий антирационалист в " Войне и мире", превознёсший веру в «Исповеди» — Толстой вопреки себе самому делает разум окончательным судиёю в вопросах веры.

" У Толстого было несомненное искание духовной жизни, — утверждал о. Георгий Флоровский, делая далее важнейшее уточнение, — но отравленное сразу же и искажённое его безудержной рассудочностью".

" Исповедь" есть потрясающий документ — она словно сконцентрировала в себе долгий опыт человечества в его борьбе против искушений безверия, в его стремлении к полноте веры. Толстой совершает путь многих — и передаёт переживание этого движения своего на уровне предельной искренности. И он почти достигает своей цели, обретая поддержку в чистоте народной веры.

Хотя Толстой говорил, что в Евангелии мистическая сторона — наносная и является искажением, мы должны помнить, что эта сторона была главной в Церкви еще до того, как были написаны Евангелия. Никаких напластований! Сначала открылась тайна Христа, потрясшая всех. Не учение! Рассуждений на тему морали было много у самых разных философов и мудрецов — иудейских, греческих, римских, каких хотите. Тайна Христа была совсем в ином — через Него вечность заговорила с человеком. И уж потом люди стали записывать Его нравственные поучения. Здесь дистанция огромная.

И все же мы можем сказать, что Толстой был прав в чем–то, потому что он обратил внимание христианского общества на пренебрежение какими–то важными элементами учения Христа. Он обратил внимание на равнодушие публики. Вскоре после его смерти выдающийся богослов С.Н.Булгаков писал, что Толстой проповедовал в эпоху духовного кризиса и был призван всколыхнуть совесть общества. Поэтому, несмотря на искажения, которым подверглась Библия в его учении, серьезный подход Толстого к Евангелию вызывает не только уважение, но и заслуживает того, чтобы учиться у него.

Вероучение Толстого наиболее полно изложено в обширном трактате " В чём моя вера? " (1884).

Прежде всего, Толстой вновь указывает, что критерием истины для него является его собственное представление о ней. В деле веры Толстой устанавливает важнейшим - не молитву о помощи Божией, не смирение, а одни лишь собственные усилия, то есть следует прежде гордыне своей. Ставя разум над верою, человек и не может не оказаться в том замкнутом дурном круге отсутствия причин и следствий, в каком ощутил себя и Толстой. Неправомерно смешивая понятия зла и злого, Толстой вопреки слову Христа (Мф. 22, 36-40) устанавливает как наибольшую заповедь именно идею непротивления злу, а не идею любви к Богу и ближнему своему.