Афана́сий Бре́стский

Афана́ сий Бре́ стский (в миру носил фамилию или отчество Филиппо́ вич; ок. 1595, Брестчина — 5 сентября [15 сентября] 1648 — святой Русской православной церкви, известный общественно-религиозный деятель, публицист, писатель-полемист XVII века, композитор[5]. Ярый противник решений Брестского собора 1596 года[6].

Является автором «Диариуша» («Діаріушъ, албо списокъ дѣ евъ правдивыхъ») — одного из первых литературных произведений автобиографического жанра и единственной полемической автобиографии в белорусской литературе[7]. Афанасий Филиппович считается одним из последних представителей православного направления в полемической литературе того времени[8], чьи произведения содержат интересные сведения по современной автору церковной истории белорусских земель[9].

Точных данных о жизни Афанасия Филипповича до 1627 года нет. Так, точная дата рождения Афанасия неизвестна; датировка колеблется между 1595 и 1600 годами[11][12]. В свою очередь, исследователи Н. Петров и М. Жук в своей статье приводят в качестве даты рождения 1597 год, основываясь, в частности, на сообщении из «Диариуша» автора о пострижении его в монахи в 1627 году. Последнее в XVII веке по уставному правилу в православной церкви разрешалось лишь по достижении 30 лет. В качестве дополнительного довода авторы указывают на то, что службу при дворе шляхты в то время мог нести только человек старше двадцати лет. Согласно тому же «Диариушу», до 1620 года Филиппович имел уже такую должность[5].

Также неизвестно его место рождения. Считается, что Афанасий родился в западной части Белоруссии[13]: так, одни исследователи полагают, что он родился на Брестчине[14], другие — на Гродненщине[15]. Впрочем, то, что Афанасий Филиппович был игуменом брестского Свято-Симеоновского монастыря, говорит о его происхождении из Брестчины, так как по церковным правилам XVII века такой большой пост, как настоятель монастыря, мог занимать, за редким исключением, только человек, родившийся на этой земле[12]. Такое мнение подтверждают и строки из эпитафии на его смерть: «забитый // В Берестю Литовском, на своей отчизни»[16]. Также нет данных и о мирском имени Афанасия, как и о том, чем является имя «Филиппович» — отчеством или фамилией. А. А. Мельников считает последнее более вероятным, так как монашеское имя Афанасий несовместимо с отчеством, в то время как священник нередко называет себя «смиренным Афанасием Филипповичем». Подобное соединение духовного имени с фамильным было в обычае в то время[11]. Согласно М. Петрову и Н. Жуку, в таких источниках, как «Исторические документы Минской губернии и Литовской православной епархии», довольно много лиц, относящихся ко дворянству и духовенству, носят фамилию «Филиппович»

В «Диариуше», ставшем одной из первых литературных произведений автобиографического жанра и единственной полемической автобиографией в белорусской литературе[7], была объединена в одно целое вся публицистика автора (его дорожные и объяснительные записки, дневники, автобиографический очерк, различные легенды и мистические видения, послания и письма Афанасия, его обличительные речи, конспективные наброски отдельных статей, философско-богословские трактаты, стихи о борьбе[54][12]), а также был размещён напев гимноподобного канта. Последний представляет собой одну из наиболее ранних нотных записей в белорусской музыке, при этом сам напев записан киевской пятилинейной нотацией[2][1].

В число особенностей, позволяющих назвать «Диариуш» одним из ярких памятников полемической литературы XVII века, входят его идейная насыщенность, разнообразные и колоритные стилистические оттенки, богатство как повествовательных средств, так и художественных приёмов. Среди прочего, в этом произведении автором были отражены некоторые стороны борьбы белорусского народа за свои права и культуру, а также обычаи и традиции того времени[54]. Сам автор считает, что его произведение сохранит актуальность и позже, «у потомные часы»[52].

Язык произведения — «сочный, красивый, милозвучный, язык белоруса, белоруса высокообразованного» (белор. сакавітая, прыгожая, мілагучная, мова беларуса, беларуса высокаадукаванага)

Истоки изучения конфессиональной истории на белорусско-дитовских и украинских землях своими корнями уходят в конец XVIII в. и связаны с именем архиепископа Могилевского Георгия (Конисского). Его интерес к историческому прошлому Беларуси и Украины объясняется, прежде всего, церковной деятельностью, связанной с защитой попранных гражданских прав православного населения Речи Посполитой, хотя, по замечанию его биографа – М. Павловича, «видно, что Конисский по призванию и по образованию был историк; видно, что он любил историю, и что она составляла обычное его занятие» [31].

Одним из первых шагов епископа Георгия при вступлении на Могилевскую кафедру стала систематизация епархиальной документации и формиравание архива, которого до прихода святителя не существовало. Инициаторами уничтожения документов Православной Церкви являлось и католическо – униатское духовенство. Примером может служить нападение католических миссионеров и шляхты в 1751 г. на Марков монастырь в Витебске. Как сообщил игумен монастыря Иакинф Пелкинский, святыня была разграблена, монахи разогнаны, документы и привилеи насильно отобраны. Свою работу епископ Могилевский Георгий Конисский начал со сбора королевских грамот и привилеев, которые получала Православная Церковь. Он внимательно изучил законодательство Речи Посполитой о правах православных, составил реестр отобранных церквей. В поисках исторической правды епископ Георгий неоднократно обращался за помощью в Св. Синод и Коллегию иностранных дел, передавая сведения о всех случаях ограничения прав православных. Так в 1757 г. епископу Могилевскому было передано одиннадцать документов на владения Могилевской кафедрой, найденные в архиве князя А.Д. Меньшикова, хранившихся в архиве Коллегии иностранных дел [25, л. 2-5]. Кроме того, Георгию Конисскому были направлены копии синодальных указов и формуляры доношений прежних епископов, в которых имелись сведения о православных храмах, захваченных униатами. Именно эти документы составили реестр отобранных церквей и положили начало знаменитому «Архиву Конисского» [14; То же 15]. Документы и копии «Архива» использовались православными в тяжбах с католиками, в том числе и униатами. Обоснованная и подтвержденная документами защита своих позиций дала возможность православным в Могилевской епархии остановить захваты храмов, что и позволило иерарху позже сказать: “В бытность моего архиерейства еще не была отнята ни одна церковь”.

Находясь с 1765 г. в течение трех лет в Варшаве, где Владыка был представлен новому королю Станиславу Августу Понятовскому, он подает «Мемориал об обидах православным», состоящий из 20 пунктов и реестр всех случаев угнетения православных в Речи Посполитой, которые имели место за время его епископства, а также приложения списка церквей, отнятых в унию [7, с. 372-418]. Основанный на свидетельствах исторических документов, «Мемориал» содержал просьбу позволить свободный переход всем желающим из унии в православие. Таким образом, вместе с заботой об укреплении материальной базы единственной православной епархии Речи Посполитой, Святитель большие усилия прилагал к поискам документов, подтверждавших права православных в государстве. Исторические разыскания епископа Георгия служили решению конкретных задач.

Основываясь на изучении архивных материалов, собранных в белорусских и украинских монастырях, он в 1767 г. в Варшаве издает свою новую работу «Права и вольности, исповедующих греко-восточную веру в Польше и Литве» [22], ставшую незаменимым юридическим справочником в спорных вопросах между православными и католико-униатами. Практическая ценность книги преосвященного Георгия была признана Св. Синодом: «Оную книгу для случающихся впредь справок вознесть в список и хранить в канцелярии Св. Синода с Указными книгами, а для удобнейшего чтения перевесть < …> на российский язык» [26, л. 1]. Значение предпринятого епископом Могилевским исторического исследования было хорошо понято его современниками. Так, архиепископ Филарет (Гумилевский), работая над историей Русской Церкви, писал: “Конисский основывал свои суждения не только на мыслях веры, но и на государственных постановлениях самой Польши” [21, с. 367].

Восстановлению прав Православной Церкви Речи Посполитой служили и специальные исторические исследования Георгия (Конисского). Одной из таких работ является «Историческое известие о епархии Могилевской, в Белой России состоящей, и о епархиях, в Польше бывших, благочестивых, т.е. греко-восточного исповедания, кои римлянами обращены на унию или соединены с Римскою церковию» с приложением «Каталога православных епископов Могилевских»[14. Ч. 2. С. 187-217]. Написанное после 1774 г. с привлечением широкого круга разнообразных источников, исследование стало первой попыткой изложения истории западнорусских православных епархий от начала их возникновения «до недавних лет» с краткими биографическими сведениями об их иерархах [2, с. 488-491].

Важной темой для Владыки Георгия стала история Брестской церковной унии. Ей он посвятил «Записки о том, что в России до конца XVI в. не было никакой унии с Римской церковью» [9]. Поводом к созданию исторического исследования стало суждение, будто жители Беларуси и Украины были униатами и до заключения церковной унии. Основой для подобного суждения являлось послание («эпистолия») митрополита Киевского Мисаила (около 1475– около1480) к папе Сиксту IV от 14 марта 1476 г., в котором содержалась жалоба на католиков за притеснения православных и просьба к папе о восстановлении мира между православными и католиками «во едину любовь Христову». На основании «эпистолии» униатский митрополит Ипатий Потей в 1605 г. заявил, что уния в литовско-русском государстве существовала до 1596 г. Благодаря усилиям официальных властей Речи Посполитой эта утверждение получило широкое распространение в XVIII в. Разоблачению этого фальсификата и порожденного им заблуждения была посвящена работа архиепископа Могилевского.

2. Религиозные темы в драмах А.Н. Островского.

Подлинно ввёл читателя (и театрального зрителя) в купеческий быт со всеми его проблемами, Александр Николаевич Островский (1823–1886). Соблазн материального благополучия слишком силён, и русский человек не избежал его. Островский это показал на изобильных примерах. Но если приглядеться внимательнее, то придётся признать: все проблемы купцов у Островского имеют природу не материально-экономическую, а преимущественно нравственную. Хотя они на какое-то время соблазняются приманкой золотого блеска, но вскоре в большинстве своём убеждаются в правоте давнего житейской мудрости: не в деньгах счастье. Истина банальная, но порой слишком дорого приходится за нее платить. Ни один из богатеев Островского не испытывает блаженства от богатства. Скорее, многие из них тяготятся своим положением, вечно недовольны чем-то, порой как бы смутно ощущая неполноценность такого " счастья".

Правда, богатство может быть для человека не только источником всевозможных удовольствий и наслаждений, но и средством самоутверждения, тайного упоения своей значимостью и мощью, не всегда и реализуемой, однако являющейся соблазном особо привлекательным. Эту тему с необычайной художественной мощью развил ещё Пушкин в " Скупом рыцаре". Пушкин, кажется, первым художнически ужаснулся явлению новой власти — власти денег. Но в ситуациях житейски-бытовых проследил развитие всех этих страстей именно Островский.

Революционные демократы старались найти повсюду любой повод для укрепления чувства протеста, для возрастания в обществе расположенности к мятежу. Добролюбов ничего другого у Островского видеть не желал и несказанно обрадовался, лишь только ему показалось, будто в драме «Гроза» (1859) появилось, в его понимании, нечто светлое (" луч света в тёмном царстве"). Самоубийство Екатерины он сразу охарактеризовал как ярко выраженный протест против социально-нравственных устоев российского бытия.

В творчестве Островского проявились все особенности русского реализма, какие обычно отмечаются у классиков (больших и малых) отечественной словесности. Это прежде всего: любовь и сострадание к человеку, обличение социальной несправедливости, исследование противоречий российской действительности, активные поиски нравственного идеала, подробное прослеживание душевных движений, владеющих человеком в различных жизненных ситуациях, отражение конфликта между совестью и стремлением к материальной выгоде, метания человека в хаосе житейских коллизий. И к какому бы итогу ни пришёл тот или иной персонаж его произведений, автор неизменно остаётся строгим судией, применяющим ко всем непреложные нормы христианской морали.

Среди излюбленных тем драматурга — столкновение хищных натур с жертвами их корысти и вероломства. Название одной из пьес — " Волки и овцы" может быть отнесено к большинству созданий Островского, в которых анализ всякой ситуации раскрывает её прежде всего на уровне этическом. В драме «Гроза» Островский даёт подлинную анатомию страсти и греха, своего рода иллюстрацию к святоотеческой мудрости, хотя, без сомнения, не имел сознательно такой цели.