Альпинист и художник 4 страница

У его соседей самочувствие было хуже, особенно у Гетье. Он заболел тяжелым растяжением сердечной мыш­цы, мучился желчной (рвотой и не. мог принимать ни пищи, ни питья.

Наступило третье утро. Буря продолжала свирепство­вать с нарастающей силой. Вдруг до слуха Абалакова донеслись стоны и глухие крики о помощи: «Нас придави­ло. Не можем шевельнуться, задыхаемся... помогите...». Голоса становились все глуше и вскоре смолкли.

Едва Абалаков раскрыл дверцу палатки, как снежные леденящие вихри ворвались в нее и засыпали все сугро­бом... За стенами палатки крутился снежный смерч. Несмотря на теплую плотную одежду у Абалакова было такое ощущение, что он не одет. Схватив крышку от кух­ни «Мета», он стал разгребать мощные заносы снега над заживо погребенными товарищами. Откопал, освободил пострадавших. Оказал им помощь.

Понемногу ветер стал стихать. Альпинисты приводили в порядок свое хозяйство. Абалаков освободил палатки от снега. Натянуть их как следует оказалось невозможно, так заледенели стенки. Обледенели и спальные мешки. Влезли в них во всем снаряжении, включая и шекельтоны* — было все же страшно холодно. И не удивительно. Доста­точно было посмотреть на минимальный термометр, чтобы понять причину: он показывал 45 градусов мороза.

Внизу, в лагере «4600», наблюдатели, с неменьшими, чем штурмовики, нетерпением и тревогой, ждали прояс­нения погоды. И вот, наконец, снежная завеса спала и открылся белый блестящий шатер вершины. Увидят ли они что-либо живое на его склонах?

— Живы! Я видел двоих около палаток! — сообщил запыхавшийся радист Маслаев, наблюдавший в бинокль со склона пика Орджоникидзе.

В лагере начали оживленно готовиться подать необхо­димую помощь штурмовикам, по их предположению, уже начавшим спуск.

Но штурмовики поступили иначе. Они решили исполь­зовать последнюю возможность и сделать попытку подняться на вершину. Смущало лишь почти полное отсутствие продуктов (дневная норма не превышала пол­банки шпрот и две галеты) и тяжелая болезнь Гетье. Осо­бенно беспокоило последнее, потому что тяжело и опасно было оставлять больного одного. Идти же на вершину од­ному было также невозможно.

Но Гетье нашел в себе силы и мужество сказать, что он в течение дня вполне сможет остаться один, хотя несо­мненно в душе не верил в благополучный исход.

3 сентября ветер утих. Было ясно и не очень холодно, температура на этой высоте днем редко поднималась выше 25 градусов мороза. При каждом движении потрескивали заледеневшие штормовые костюмы, колом стояли и теплые шекельтоны на ногах, и варежки, и брезентовые штаны. В девять часов Горбунов и Абалаков, связанные веревкой, вышли к вершине.

Каково же было удивление наблюдателей в лагере «4600», когда они в бинокль увидели две темные точки на белоснежных полях пика, медленно поднимающиеся вверх!

Горбунов шел по следам Абалакова. Шекельтоны с привязанными к ним стальными кошками глубоко прова­ливались в снег; глаза слепило даже в темных очках; ко­жа на лице потрескалась и облупилась, несмотря на защи­ту мощной бороды. Медленно шел Абалаков и не только потому, что был глубок снег и разрежен воздух, но и потому, что Горбунов едва мог идти даже и таким медлен­ным темпом.

Медленно двигались альпинисты, но быстро бежало вре­мя. В 12 часов стало ясно, что до вершины не дойти.

Абалаков предложил развязаться. Решили здесь же написать записку о восхождении. В ней было указано, что на высочайшую вершину Советского Союза — пик Комму­низма (7495 метров), 3 сентября 1933 года совершено первое восхождение. На вершину поднялся Е. Абалаков. Горбунов поднялся на вершинный гребень. Удастся ли оправдать текст записки — было неясно. Но им хотелось этого больше всего в жизни.

Штурмовики вытащили последнюю банку рыбных консервов. Открыли. Горбунов отказался от своей полови­ны (отнюдь не потому, что был сыт). Мерзлые шпроты потеряли вкус, однако Абалаков съел их с наслажде­нием. В банку вложили записку. Абалаков взял рюкзак с приборами и необходимым снаряжением, Горбунов — веревку.

Расстояние между альпинистами быстро увеличива­лось. Уже маленьким казался Горбунову Абалаков, но вдруг он увидел идущего рядом с ним самого себя. Виде­ние исчезло. В следующую минуту ему показалось, что вблизи Абалакова запрыгали снежные смерчи. Опять на­чинается буря, подумал Горбунов и закричал: «Остано­вись! Буря! Нужно рыть пещеру и заночевать...» Эти ви­дения и нелепые мысли могли быть порождены лишь крайним утомлением и большой высотой.

Но Абалаков уже не слышал. Он шагал все выше и выше. Снег становился плотнее. Путь пересекла огромная трещина. Вот снежный мост. Абалаков переполз его по снегу.

Вершинный гребень... Назад круто падает снежный склон и, как застывшие волны моря, — необозримые про­сторы новых, еще невиданных вершин!

Рюкзак оставлен в небольшой расщелине. Скорей по гребню к высшей точке!

Снег вдруг стал плотным, как фарфор. Острые зубья кошек едва оставляли на нем след. Гребень становился все острее и острее. Под шквальными порывами ветра альпи­нист, балансируя, старался сохранить равновесие.

Солнце, казалось, было где-то совсем внизу. Его крас­ный диск приближался к краям дальних гор. Скорей, скорей!

Но больше двадцати шагов подряд пройти было невоз­можно. Сердце, как молот, тяжело стучало в груди. Вот уже видно острие вершины. Как она близка и далека в то же время!

У Абалакова закралось опасение — не хватит вре­мени! Он сделал рывок, пошел быстрее, упал на четве­реньки. Немного отдышавшись, преодолел последние метры.

Гладкая скалистая площадка вершины!

Как хорошо лежать на спине, смотреть в темно-синее небо и дышать!.. Абалаков взглянул на альтиметр. Стрелка показывала 7600 метров. Температура 25 граду­сов мороза.

Какая глубина, какая широта вокруг! Совсем как в плане смотрелись змеевидные ледники, запрятанные в темнеющие ущелья. А вдали бесконечные ряды вершин и наиболее высокие из них ясно видны на расстоянии не менее 400 километров.

Солнце отбрасывало гигантскую тень вершины на облака, клубившиеся восточнее пика. Что это?.. Гигант­ский двойник человека на мощной вершине встал в обла­ках. Повторяя движения Абалакова, он поднимается, машет руками...

Солнце близилось к горизонту. Абалаков делал схемы и зарисовки хребтов, ледников, вершин.

Банка с запиской, придавленная несколькими с тру­дом найденными Камнями, осталась знаком покорения человеком высочайшей вершины СССР.

Пора вниз. Осторожно вонзая кошки по обе стороны острого гребня, спускался Абалаков вниз, стараясь как можно крепче забить ледоруб.

На плато, у выхода на вершинный гребень его встре­тил Горбунов. Сделали засечки вершин. Лейка замерзла. Абалаков внес последние схемы-зарисовки в альбом. Он был удовлетворен: теперь две разрозненные карты Памира можно слить в одну.

При луне глубокой ночью вернулась двойка в лагерь «6900».

Гетье уже свыкся с мыслью о гибели. У него не было надежд на возвращение вниз. Голоса штурмовиков верну­ли его к жизни. «Вершина взята! Все благополучно», — сообщил ему Горбунов.

Однако не все было благополучно. Три часа оттирал Абалаков пальцы ног Горбунова, превратившиеся в ледяш­ки, но оттереть не удалось. Уже на следующий день они почернели и начали болеть.

Окончательно установили станцию близ лагеря. «6900».

Гетье не верил, что сможет спуститься вниз. Однако все же нашел в себе силы подняться и с помощью Абала­кова начать спуск к лагерю «6400».

Трудно одному здоровому спускать двух тяжелоболь­ных по отвесным километровым скалам. Кругом без­молвствовала снежная пустыня... С величайшим напря­жением всех сил дотащил Абалаков больных до лагеря «6400».

Что это?.. На снежном гребне лагеря «6400» показалась одна, вторая, третья фигурка... Альпинист Цак с двумя носильщиками поднимался к лагерю «6400».

Не было времени на душевные излияния. Нужно было спасать больных и продолжать спуск. Но теперь вышел из строя Абалаков. Установка станции потребовала несколько часов кропотливой работы, во время которой приходилось сбрасывать очки. Вечером он почувствовал резь в глазах и к ночи уже не видел ничего.

Целые сутки больные ждали, когда Абалаков прозреет. На вторые сутки с утра начали спуск по скалам. Цак спу­скал Гетье, Абалаков — Горбунова. Нужно было большое самообладание как больных — они от слабости и боли все время были на грани падения, так и здоровых — им нуж­но было неослабно следить за больными и надеяться только на себя, так как больные не могли обеспечить страховку.

Е.М. Абалаков, 1933 год

К вечеру подошли к лагерю «5900». Не верилось, что все отвесные стены уже позади. Последняя ночь в высоко­горном лагере.

В лагерь «5600» поднялись почти все обитатели Ледни­кового лагеря. Радостно светились лица. Крепко целова­лись «нижние» с «верхними». Врач оказал первую помощь больным.

К вечеру все альпинисты спустились вниз. С удивле­нием и уважением смотрели носильщики на штурмовиков, как на людей, сделавших невозможное. Повар Усумбай внес свою лепту — хорошие отбивные котлеты из мяса горного козла-киика.

Возвращение казалось уже легкой прогулкой. Караван спускался вниз по леднику. И все дальше удалялся вели­чавый пик Коммунизма.

Таджикско-Памирская