💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Удостоверение

Дано административно-высланной Есениной Екатерине Александровне в том, что она состоит на учете в 8 отделе УКГ УНКВД по Рязанской области и обязана проживать в с. Константиново Рыбновского района Рязанской обл. без права выезда за пределы указанного пункта. Обязана явкой на регистрацию в 8-й отдел УГБ УНКВД по Рязанской обл. каждого 15 числа. При отсутствии отметки и своевременной явки на регистрацию удостоверение не действительно.

Начальник 8-го отдела УКГ УНКВД Булатов».

В таком режиме прожила много лет сестра великого русского поэта Екатерина Александровна Есенина.

У Мариенгофа в «Романе без вранья» есть такие строки: «Примерно недели через две литературная Москва жила сенсацией: Есенин с Мариенгофом поссорился».

Сенсация была не для литературной Москвы, потому что дружба эта скорее удивляла; Есенин и Мариенгоф всегда были разные, можно сказать — противоположные. Поэтому не удивительно, что они расстались. Сенсация и переполох были в ГПУ. Как же теперь быть? Кто будет доносить? Есенин порвал со всеми имажинистами. Кого прикрепить ненавязчиво, тактично, чтобы следить и доносить? Ведь другом сразу не станешь. Для этого нужно время.

В Ленинграде, куда едет Есенин, собирают всю молодежь — воинствующих имажинистов. Их возглавляет Эрлих (сотрудник ЧК-ГПУ). Но главная сила, которую «бросили» в образовавшуюся брешь — это были сотрудники женского пола. Самые красивые, самые умные и обаятельные: Галина Бениславская, Августа Миклашевская, Анна Берзинь.

Не менее интересна тайная, засекреченная есенинская муза — Надежда Вольпин. Вызывает удивление, что ее имя никогда не упоминалось друзьями-имажинистами, хотя она была знакома с Есениным с 1919 года. Надежда Вольпин — поэтесса, тоже из группы имажинистов, знала все есенинское окружение, и ее знали все. В мае 1924 года родила от Есенина сына (так значится в документах). И что же? Никто, ни один человек, «не вспомнил» о ней в мемуарной литературе, посвященной Есенину, даже Мариенгоф. Может ли быть такое? Оказывается, может. Чем же это объясняется? Необычайной скромностью есенинской музы? Или она не хотела затеряться в многочисленном обществе есенинских жен, потому и ушла в небытие на десятки лет? И только в 1987 году Надежда Вольпин опубликовала свои мемуары «Вспоминая Сергея Есенина. Глазами друга».

Даже персиянка Шаганэ — бывшая подпольщица в годы дашнакской Армении — вылетела не из шахского гарема, а все из той же организации. И ее засекреченная личность высветилась только в конце 1950-х годов.

В отличие от Айседоры Дункан у этих женщин была другая роль.

В 1925 году на XIV съезде партии секретарь контрольной комиссии С. Гусев (Драбкин) сказал: «Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, т. е. смотреть и доносить». Недоносительство каралось всегда и каралось строго. И в 1932 г. Каменев и Зиновьев попали в политизолятор, а потом в ссылку именно за это преступление.

Вот каким был период есенинского многоженства.

Каждый член партии просто обязан был в первую очередь выполнять свой долг перед партией. Чувства были потом. А женщин «прикрепляли», «подсаживали» к каждому поэту, разумеется, более или менее выдающемуся.

При Маяковском состояла Лиля Брик. (Сейчас известно, что вместе с Осей они были сотрудниками ЧК с 1920 года). Правда, в поездках по Союзу Маяковского по линии ЧК «обслуживал» Павел Ильич Лавут. Максима Горького опекали очаровательные Мария Федоровна Андреева и Мария Игнатьевна Будберг (она же Закревская, она же Бенкендорф). К поэту Николаю Гумилеву была «прикреплена» его «ученица», «девушка с бантом» Ирина Одоевцева (Ираида Густавовна Гейнике) — и так к каждому большому писателю. И потому большевики хорошо знали, чем каждый дышит, о чем думает. И потому каждому воздали по заслугам.

У Мих. Эльзона есть точное выражение по поводу практики «бдительного присмотра»: «Ведущий научный сотрудник, специалист по крестьянским поэтам, ныне плодотворно трудящийся под бдительным присмотром кандидата филологических наук». Лучше не скажешь!

Ну а потом каждый, отлично зная своего подопечного, писал о нем душевные воспоминания, руководствуясь евангельским изречением: «Если служение осуждения славно, то тем паче славно служение оправдания».

«Официально Россия не считалась страной, завоеванной иноземцами, но революция и гражданская война расщепили ее элиту, и, прежде чем приступить к ликвидации ее национальной, патриотически ориентированной части, правительству следовало «отделить агнцев от козлищ», выявить в ней своих сторонников и противников. Для этого в писательскую среду и были внедрены тайные и явные агенты политического сыска: супруги Брик, Агранов, Волович, Эльберт и множество других. Литературные амбиции привели в эту когорту присматривавших за писателями и Якова Блюмкина, который даже пользовался среди них труднообъяснимой популярностью». Об этом пишет С. Курбатов.

Мариенгоф, хотя знал, что его не опубликуют, пишет «в стол» «Это вам, потомки!» Не хотел уйти из жизни, не поведав читателям о некоторых фактах из биографии Августы Миклашевской, несомненно, достойных внимания тех самых потомков.

По его словам, когда Есенина познакомили с А. Миклашевской, у нее был муж или кто-то вроде мужа — «приходящий», как говорили тогда. Она любила его — этого лысеющего профессионального танцора… Приезжая к Миклашевской со своими новыми стихами, Есенин раза три-четыре встретился с танцором. Безумно ревнивый Есенин совершенно не ревновал к нему. Думается, по той причине, что роман-то у него был без романа.

Цикл стихов о любви был написан. «И муза из Камерного театра стала Есенину ни к чему».

Выходит, романа-то и не было. Мариенгоф не только к этому факту привлекает внимание читателя. Он завершает повествование полным развенчанием есенинской музы.

«Попав во время войны в бывшую Вятку, я неожиданно встретил там Миклашевскую. Она уже несколько лет работала на провинциальных сценах — с Таировым поссорилась из-за своего танцора. Не желая на целый год расставаться с ним, она наотрез отказалась ехать в гастрольную поездку за границу, Таиров принял это как личное оскорбление: «Возмутительно! — говорил он, — Променяла Камерный театр на какую-то любовь к танцору!

(…) Война. Эвакуация. Вятка.

— А вы, Гутенька, все так же хороши! — сказал я, крепко расцеловавшись с ней при свете «коптил-ки» военных лет.

— Так же ли, мой друг? На другой день, при белом свете, я не без грусти понял и оценил правдивую горечь ее вопроса. Хоро та, красива, но…»

Многоточие поставлено автором. Время и трудные военные годы изменили внешность есенинской музы. Понимая, что «партийные красавицы, как известно, увядают не так быстро, как беспартийные, Гутенька подала заявление в ВКП(б)». А к открытию нового театрального сезона, конечно, не без содействия Мариенгофа, Гутя Миклашевская снова была актрисой Камерного театра.

«Какие роли сыграла она там, я не помню, вероятно, нечего было помнить, — продолжает Мариенгоф. — Тем не менее Таиров вскорости выхлопотал ей звание заслуженной актрисы.

А когда, по предложению Сталина, Александра Яковлевича и Алису Георгиевну выгоняли из их театра, из Таировского и Кооненского Камерного театра, член партбюро Августа Леонидовна Миклашевская, став оратором, пламенно ратовала за это мудрое решение вождя человечества.

Эх, Гутенька, Гутенька!

После того я уже не встречался с ней. Что-то не хотелось».

И хотя при жизни Мариенгофа произведение «Это вам, потомки!» опубликовано не было (только в 1992 году), но для чего-то он поведал этот нелицеприятный биографический факт. Может быть, возмущался несправедливостью, что его, Мариенгофа, напрочь вычеркнули из посмертной жизни Есенина, а Августу Миклашевскую приглашали в качестве почетной гостьи на все есенинские праздники? Но со всей определенностью можно сказать, что непризнанный гений Мариенгоф-Сальери не мог равнодушно относиться к баловню судьбы, незаслуженно вознесенному славой, а потому уничтожал и пачкал все, что возвышало Есенина и его окружение.