Критерий оценки в социальной практике

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Люди в своей практической деятельности не ограничиваются оценкой истинности или ложности применяемых ими знаний. Они, чтобы преуспеть, должны оценивать свою деятельность и с другой точки зрения — насколько достаточные результаты соответствуют человеческим потребностям и удовлетворяют их. В практике реализуется ценностное отношение человека к действительности: социальный мир по отношению к человеку выступает не просто как объект познания, но и как определенные ценности жизни и культуры, требующие соответствующего к ним отношения. Поэтому люди в своей практической деятельности должны руководствоваться не только истиной (как при познании), но я тем, какую пользу она им приносит. Методы и средства социальной практики нуждаются в оценках на предмет их эффективности, их значения для человека и общества. Причем человек «мерит жизненные обстоятельства теми мерками, которые составляют его, человека, социальную сущность, мерками, которые присвоены, интериоризованы им, превращены в собственные качества. Более того, оказывается, что иных способов мерного, являющегося сугубо социальным, отношения к действительности у людей вообще нет».[290]

Если мы согласны с тем, что критерием истинности познания является практика, мы должны знать и то, что служит критерием оценки самой практики.

Обычно на практику переносятся познавательные критерии, в частности говорится о рациональности, разумности практики, об истинности, правильности того или иного курса практической деятельности, ее результатов. Даже этнометодология, отказываясь от критерия научной рациональности, все же связывает оценки методов построения практической деятельности с опытом, духовно-субъективными функциями человека. Не принимая традиционного понятия рациональности по отношению к практике и социальному поведению, этнометодологи не осмеливаются, однако, рассматривать их как иррациональные. Они ищут рациональность в свойствах самой практики и находят их в представлениях индивида о социальном мире (социальном порядке), которые приобретают характер норм, правил взаимодействия людей и, следовательно, форму общезначимости (объективности в этом смысле). Поскольку эти правила и нормы конструируются самими людьми, то и социальный порядок в обществе поддерживается нс какими-то вне представлений людей находящимися объективными законами, а способностями самих людей убедить друг друга в том, что общество реально существует, что в нем имеются социальные нормы, определенный порядок.[291]

В итоге получается, что критерий рациональности практики остается в пределах духовного, понятого как мир повседневного здравого смысла. И традиционная социология, и этнометодология критерий социальной рациональности из сферы практики возвращают обратно в лоно духовно-субъективного: первые — в сферу разума, вторые — в область коллективного опыта (традиций, норм морали и т.п.), помещаемого между инстинктами и разумом. Сначала критерий истинности (рациональности) социологического познания низводится до уровня рациональности практики, а затем критерий рациональности последней переносится в субъективно-психическую сферу. Логический круг (критерий рациональности познания — в опыте, критерий рациональности опыта — в методах его познания) не прерывается, критерий оценки практики не покидает пределы субъективного духа, не выходит к объективным параметрам практики.

Что же представляет собой критерий оценки самой практики? Отвечая на этот вопрос, необходимо иметь в виду, что замещение людьми явлений социальной реальности их духовными смыслами и значениями, возведенное в феноменологической социологии в абсолют, на самом деле имеет свои истоки в объективной практической процедуре, в процессе которой одни социальные формы замещаются другими, реальные социальные эквиваленты выступают идеальными представителями общественной сущности тех или иных явлений. Такого рода представители, или эквиваленты (эталоны), являются средствами объективной оценки практики в отличие от средств оценки познавательной, духовной деятельности.

Оценки практики складываются в ходе объективной общественно-исторической деятельности, хотя кажутся результатом общественной конвенции, согласования смыслов и значений, передаваемых людьми различньш социальным действиям, актам повседневной жизни, приобретающим вид моральных норм, традиций, обычаев и т. п.

В анализе практического отношения человека к социальной действительности нельзя ограничиваться лишь субъективными критериями, важно найти лежащие в их основе объективные принципы и, соответственно, ценностный подход к практике обосновать и объяснить научными предпосылками. Научное понимание мира ценностей и ценностных ориентации не лишает их собственной специфики, их особенностей как иного, отличного от научного способа освоения социального мира. Но без науки, научно-социологического подхода невозможно выйти на объективные оценки мира человеческой практики.

Критерии такого рода оценок могут исходить, с одной стороны, из состояния социальной силы самой практической деятельности (производительная сила труда, потребительная сила общества и т.п.), с другой — из состояния результатов практической деятельности. Последние, в свою очередь, могут быть оценены на основе: а) затрат на их создание и б) их полезности, потребительной стоимости. Оба подхода связаны с использованием человека и его общественных свойств в качестве меры социальных вещей, хотя по своей социальной сущности они противоположны: стоимостные оценки противоречат оценкам полезности, и наоборот.

Если иметь в виду экономические ценности, получившие в наше время название «стоимости», то экономическая наука решила задачу их объективной оценки. Все то, что представляет собой материализованный продукт человеческого труда и выступает как стоимость этого продукта, определяется общественными затратами труда на его производство. Последние измеряются вполне объективной мерой — продолжительностью общественного времени и труда, взятыми в той или иной форме. Время же не только мера жизни, деятельности человека, но и мера его развития — пространство этого развития.

Экономические ценности являются одновременно социальными и могут, следовательно, оцениваться на основе объективных критериев, присущих первым, т. е. затратами общественного труда и времени, их структурой. Больше того, стоимость в своей сущности и для определенного общества выступает социальным критерием не в меньшей степени, чем полезность благ, имеющая непосредственное отношение к нуждам человека, его жизненным потребностям. Так, стоимостными мерками объективно оценивается состояние социального равенства и неравенства, причем не только в качественном, но и количественном отношении.

Норма прибавочного продукта и прибавочной стоимости, выраженная в соответствующих пропорциях и соотношениях прибавочного и необходимого рабочего времени, является надежной мерой состояния социального развития общества, уровня присвоения труда одних классов другими социальными группами, количественным выражением социального неравенства. Этот критерий вьфажается в различных формулах нормы прибавочной стоимости:

прибавочная стоимость прибавочная стоимость прибавочный труд

-----------------------------; ------------------------------; ------------------------

переменный капитал стоимость рабочейсилы необходимый труд

Вполне очевидно, что этот критерий (пропорции затрат общественного труда) может успешно использоваться и в социологии, особенно в прикладном анатизе социальных результатов деятельности общества, его социально-классовых и иных общественных групп, коллективов предприятий. Например, на предприятии можно обнаружить, какая часть стоимости вновь производимой продукции остается v рабочих и какая — образует стоимость прибавочного продукта. Если доля первой части составляет 30%, то норма прибавочного продукта составляет более 200%. Это не может не отражать состояние социального развития коллектива, уровень социального неравенства в обществе в целом.

Задача состоит в том, чтобы перевести стоимостные критерии, показатели и измерители с экономического на социологический язык, причем так, чтобы социальный анализ был продолжением и завершением экономического анализа и в определенной мере — его предпосылкой и результатом.

Стоимость и, соответственно, оценка социальных результатов через затраты труда на их достижение дают для социального анализа практики многое, но далеко не все. Дело не только в том, что многие блага, будучи полезными для человека, не являются результатом труда. Да и полезность самих результатов трудовой и иной деятельности далеко не исчерпывается затратами труда. Потребительная стоимость продукта не имеет прямого отношения к затратам труда на его производство. Она непосредственно связана с существованием и развитием человека. Нет нужды доказывать, сколь важное значение имеет решение этой проблемы для социологии, в которой социальные ценности, человек и человеческое измерение занимают центральное место.

Потребительная стоимость, непосредственно удовлетворяющая жизненные потребности человека (потребление и воспроизводство жизни человека касаются непосредственно потребительной стоимости, а не стоимости продукта), не может быть выражена в затратах труда, между ними не может быть отношения соответствия, т. е. стоимость нельзя определить через полезность, и наоборот. Здесь нужен другой критерий, причем проблема его объективности стоит намного острее, чем при измерении стоимости. Ведь потребительная стоимость без субъективного отношения к ней со стороны человека, без его оценок субъектом перестает быть предметом потребления, перестает соответствовать своему назначению, своему понятию.

Экономическая наука не предложила приемлемого решения этого вопроса: она или ограничивается ранжированием подезностей по степени их насущности для человека и не выходит за пределы субъективных критериев, или, пытаясь преодолеть субъективный принцип, обращается к тем же затратам труда, при помощи которых определяет и измеряет стоимость, делая эти затраты объективной мерой и для полезностей, потребительных стоимостей.

Социология при анализе социатьных ценностей или ценностных ориентации человека обычно категорией затрат труда не пользуется. Социологи довольствуются ранжированием субъективных оценок: те или иные социальные ценности (социальные функции, роли) ставятся по их значимости для человека на определенное (первое, второе, третье и т.д.) место, и это считается их «измерением». Такое «измерение», конечно, далеко от того, чтобы отражать объективную количественную сторону социальной действительности. Имея в виду подобную процедуру при оценке экономических благ, К. Маркс не согласился с тем, чтобы назвать ее измерением полезности этих благ. «Человек, — писал он, — накладывая на известные предметы внешнего мира... штемпель " благ", все более и более сравнивает эти " блага" между собой и ставит их в известный ряд сообразно иерархии своих потребностей, т. е,, если угодно, " измеряет" их». Однако речь здесь не идет о «развитии действительной меры этих благ, т. е. о развитии меры их величины... о том, что вообще понимается под " измерением стоимости"». [292] Когда речь идет о потребительной стоимости, полезности вещи, то нет никаких оснований утверждать, что она определяется затратами труда на се производство. Рабочее время, необходимое для производства предмета, не выражает степень его полезности. В случае измерения полезности затратами, мы имели бы дело с определением ее стоимости, а не потребительной стоимости. Эти затраты, будучи необходимьми и для производства потребительной стоимости предмета, ее, однако, не определяют. Наоборот, они сами определяются потребительной стоимостью предметов, необходимых для общественного или индивидуального потребления. Так, если рассматривать продукт индивидуального потребления по отношению к рабочему со стороны потребительной стоимости, то доля рабочего в стоимости продукта определяется не стоимостью, а потребительной стоимостью продукта, т.е. не затраченным на него рабочим временем, а его свойством сохранять живую рабочую силу в дееспособном состоянии.

Эффективность этой рабочей силы, зависящей от полезных свойств жизненных благ и средств, предназначенных для удовлетворения потребностей людей, выражается количеством того дополнительного труда, который потребовался бы, если бы человек при реализации своей рабочей силы в труде производил продукт, достаточный лишь для собственного содержания, для воспроизводства своей рабочей силы. Поскольку потребляемые человеком средства жизни и развития позволяют ему повышать продуктивность своей рабочей силы (затраты труда на воспроизводство своей рабочей силы меньше высвобождаемого этой рабочей силой труда), т.е. содержать не только себя, но и других, то это приращение по мере повышения полезности (эффективности) применяемой рабочей силы можно рассматривать как сэкономленный для общества труд, как незатраченный другими для обеспечения себя жизненными средствами потенциальный производительный труд. Иначе все члены общества должны были бы непосредственно участвовать в материальном производстве, чтобы доставлять себе жизненные средства.

Названный сэкономленный, высвобожденный из сферы материального производства труд, сэкономленное рабочее время составляют базовую, исходную объективную количественную меру полезности всего того, что человек создает и использует в своей жизни и деятельности. Экономия времени может и должна быть представлена не только экономическим, но и социальным измерителем результатов общественной практики, развития самого человека, его свойств и качеств. Мы исходим из того, что мера полезности, представленная в экономии времени, применима и к социальным ценностям,

Всякая социальная деятельность, протекающая за пределами материального производства, совершается во времени, предполагает затраты этого социального времени, представляющие собой превращенную форму сэкономленного базисного рабочего времени. Социальные ценности, полезность социальных результатов могут быть измерены не только сэкономленным рабочим временем, но и количеством экономии самого социального времени, которая достигается благодаря этим ценностям внутри сферы социального. Причем их социальная эффективность будет тем выше, чем больше экономии достигается применением той или иной ценности по сравнению с затратами труда и временем на ее создание или освоение. С одной стороны, полезность социальных мероприятий оценивается их способностью при наименьшей затрате сил дать наибольшие и наиболее прочные результаты, с другой — этого рода результаты получаются при максимальной экономии сил. Так, полезность научного знания как духовной ценности сводится к тому, что его использование дает обществу больше, чем общество затрачивает на его создание. По мнению Ф. Энгельса, «только один такой плод науки, как паровая машина Джемса Уатта, принес миру за первые пятьдесят лет своего существования больше, чем мир с самого начала затратил на развитие науки».[293]

Можно и нужно ввести в социальную науку наряду с понятием производительной силы труда категорию «социальная сила» человеческой деятельности, научиться ее измерять так же, как измеряем производительную силу экономической деятельности и полезностей: средств и предметов труда, самого человеческого труда, приемов и форм организации экономической деятельности и т. п. Сила социального порядка, начиная от средств и приемов социальной деятельности, форм ее организации и кончая самой деятельностью, измеряется тоже экономией времени, но уже не экономического, а социального. Она возникает из того, что социальная полезность при ее использовании человеком способна высвободить социального времени больше, чем его затрачивается на ее создание и функционирование.

Проблема, стало быть, сводится к тому, чтобы научиться, во-первых, определять высвобождаемое, сэкономленное время в сфере собственно социальной деятельности и, во-вторых, измерять затраты социального времени на получение указанного эффекта. Сопоставление сэкономленного социального времени с его затратами позволяет устанавливать эффективность как самой социальной деятельности человека, его социальных качеств, так и средств и форм этой деятельности.

Когда оценивается эффект организации научного труда, то решение вопроса опять-таки сводится к определению экономии труда. Объединение ученых в небольшую исследовательскую группу для решения одной интересующей их задачи может заменить труд целого института с его формально разделенными и плохо взаимодействующими отделами, подотделами, секторами и другими частями. Объем этого замещаемого, а следовательно, незатраченного, сэкономленного труда и будет мерой полезности той или иной организационной формы как способа совместной научной деятельности.

«Силу», ценность социальной или иной организации людей можно определить подобным же образом. Так, умелость отдельного воина-всадника оценивается тем, что он одерживает победу над одним или большим количеством менее надежных и подготовленных наездников. Например, два мамелюка, обладающих высоким индивидуальным искусством верховой езды, по словам Наполеона, всегда побеждали трех французских кавалеристов. Однако тысяча французских всадников всегда побивала полуторатысячную конницу мамелюков.[294] Сила организованности полка французской конницы в отличие от иррегулярной конницы мамелюков в этом случае составила пятьсот высвобождаемых всадников, т.е. французы на каждый полк конницы за счет определенной системы организации экономили пятьсот кавалеристов. Затраты же на создание организационных преимуществ регулярной конницы не идут ни в какое сравнение с указанной экономией.

Можно было бы привести еще много примеров измерения социальных ценностей, своеобразной общественной силы социальной деятельности экономией тех или иных затрат и ресурсов общества. Однако частные случаи такого рода измерений должны быть выведены из общего принципа и обоснованы им.

Этим принципом, как следует из сказанного, является экономия времени как формы бытия общества, меры его жизни и деятельности. Полезность всего того, что создается и используется человеком, сводится к тому, в какой мере экономится время при получении того или иного экономического или социального результата. Его полезность измеряется экономией времени, оставшейся после вычета из этой экономии затрат времени, связанных с ее достижением. В общем виде полезность, или ценность блага, можно выразить формулой: П = Э - 3, в которой «Э» будет означать объем полученной экономии времени, а «З» — затраты времени на создание того или иного блага с указанным эффектом, экономией (на единицу или весь объем этого эффекта).

Сведение полезности результатов деятельности человека и общества к экономии времени позволяет соизмерять самые различные общественные явления, в том числе экономические и социальные, переводить оценки с экономического языка на социологический и обратно. Вместе с тем общий принцип каждый раз должен быть конкретизирован, должны быть найдены производные из него формулы, пригодные для его приложения к специфическим областям общественной жизни.

Применительно к обществу в целом, рассматриваемому абстрактно, вне классов, принцип экономии времени как способ измерения уровня социального развития общества может быть выражен в распределении времени общества между занятым в материальном производстве населением и остальным населением. Время занятых в материальном производстве будет рабочим временем общества, а время занятых вне материального производства — свободным временем общества. В этом случае последнее было бы сэкономленным от материального производства временем, а рабочее время — затрачиваемым на то, чтобы общество имело свободное время для других дел, для собственного социального развития. Сэкономленное время за вычетом рабочего времени представляет собой меру экономического и социального развития общества,

Так, если в стране в данный период лишь 1/3 часть населения занята в сфере материального производства, а в прошлом численность занятых в нем, т.е. производительных, работников равнялась 2/3 населения, то в прошлом свободное от материального производства время составляло 1/3 всего времени общества, теперь же — 2/3 этого времени. Следовательно, общество намного увеличило время, за счет которого все молодое поколение стало приобретать среднее образование, а значительная его часть — высшее. Общество, следовательно, выделяет достаточно много свободного времени для развития науки, искусства, для выполнения управленческих и других функций.

По-иному выглядит распределение времени применительно к отдельному индивиду, например рабочему. Если бы равномерно распределить рабочее время общества между всеми трудоспособньши членами общества, то все работники могли бы иметь 2/3 времени для труда в непроизводственной сфере и для досуга, т.е. 2/3 времени деятельности было бы у них свободным. Результатами своего труда рабочий сэкономил бы для себя больше времени, чем тратил его на материальное производство. И эта разница была бы мерой как его социальной, так и его производительной силы, т. е. мерой его экономического и социального развития.

На деле же у отдельного производительного работника время распределяется по-иному. Пока рабочий день на производстве сохраняется в прежней продолжительности, в распоряжении рабочего остается лишь 1/3 времени в качестве свободного времени, т.е. те 2-3 часа, которые он получил за счет сокращения продолжительности рабочего дня с 10-12 часов до 7-8 часов. Последние 20-25 лет рабочий день в стране практически не сокращается. Из выросшего объема свободного времени всего общества рабочий не получил ни минуты.

Но он мог его получить. Для этого нужно было прирост трудовых ресурсов использовать не в непроизводственной сфере, где и так накопилось очень много управленцев, а в отраслях материального производства. Только за счет этих новых работников можно было бы сократить недельное рабочее время каждого.

Этого не происходит потому, что труд рабочего сверх труда, необходимого для его собственного содержания, превращается в сэкономленное им, но не достающееся ему время неучастия других в материальном производстве. Это время возлагается в определенных социально-экономических условиях на самого рабочего и получает форму прибавочного времени его труда и одновременно форму свободного от материального производства времени других членов общества. Тогда прибавочное рабочее время занятых в материальном производстве будет базисной величиной сэкономленного рабочего времени тех, кто освобождается от труда в материальном производстве, т.е. становится свободным временем последних. Формула нормы прибавочного рабочего времени:

переведенная на язык нормы свободного времени, приобретает иной вид:

свободное время (прибавочное рабочее время)

В этой формуле свободное время будет мерой приобретенного развития одной частью общества, а необходимое рабочее время — потерянного развития другой частью населения, поскольку прибавочное рабочее время одних переходит в свободное время других, т.е. превращается в их свободное время.

Если свободное время, тождественное прибавочному рабочему времени, как своей исходной основе, соотнести со всем рабочим временем (а не только с необходимым), то норма свободного времени неизбежно модифицируется и искажается (уменьшается). При таком сопоставлении она никогда не может подняться до 100% и выше, что не соответствует действительности, ибо необходимая часть рабочего времени никогда не сведется к нулю. Это обстоятельство скрывает факт присвоения прибавочного рабочего времени людьми, освобожденными от материального производства, для которых прибавочное время рабочих превращается в свое свободное время.

Еще больше искажает норму свободного времени исключение из этого времени всякой регламентируемой деятельности работников непроизводительной сферы, т.е. времени исполнения разного рода непреложных обязанностей в этой сфере. Все «рабочее» время занятых в науке, культуре, просвещении, государственном управлении включается в этом случае в рабочее время общества, и, следовательно, на стороне свободного времени человека остается два-три часа досуга.

В социологической литературе, к сожалению, отсчет свободного времени обычно ведется от эмпирически взятого времени отдельного индивида. Казалось бы, что таким образом рассматриваемое свободное время, наиболее доступное измерению, и должно быть положено в основу его количественного анализа. На деле же такой исходный пункт не дает каких-либо серьезных познавательных результатов. (Свободное время эмпирического индивида в указанном смысле во все времена обычно колеблется между 2-3 часами.)

Так, понятое свободное время вряд ли может служить показателем социального прогресса. Вполне возможно, что у члена общины его было намного больше, чем у современного рабочего. В действительности же время занятых в непроизводственной сфере, в том числе их фиксированное время работы, относится к свободному времени общества. Посредством этого времени развивается родовая сущность человечества (хотя сначала его меньшей части), представляющей все общество.

Оценивая ситуацию с этих позиций, можно установить, что в недалеком будущем численность занятых в отраслях непроизводственной сферы сравнится у нас с количеством работников материального производства, а в дальнейшем непроизводительных работников будет больше, чем производительных. Если ко времени последних прибавить время незанятого в народном хозяйстве населения и это суммарное время представить в его отношении к рабочему времени общества, то норма свободного времени общества (1988 г.) составит:

Числитель этой дроби выражает общую численность незанятого в материальном производстве населения, а знаменатель — число рабочих и колхозников.[295]

По-другому выглядит норма свободного времени у населения, занятого в народном хозяйстве. Отношение времени непроизводительных работников как формы свободного времени общества к количеству времени производительных работников достигает 100%, когда численность тех и других уравновешивается. Свыше ста процентов эта норма поднимается при превышении числа непроизводительных работников над численностью занятых в материальном производстве. При другой общественной организации труда, преодолевшей его социальное разделение на производительный и непроизводительный, теперешнюю сумму рабочего времени можно было бы доставлять, если каждый из занятых в народном хозяйстве работников мог бы отдавать производству жизненных благ не более четырех часов, а остальное время — другим видам непроизводительной деятельности и досугу. При этом общество сэкономило бы громадный объем своего времени, занятого десятками миллионов лиц аппарата управления и других отраслей мало полезной деятельности.

В последнем случае рабочее время каждого работника выступало бы необходимым по условиям и требованиям общественного потребления, удовлетворения общественных и личных потребностей. Прибавочное время стало бы присваиваться самим работником, превратилось бы в его свободное время. Оно стало бы идеальной мерой, идеальным масштабом развития каждого человека, его личности. Пока же прибавочное рабочее время, взятое по отношению к необходимому рабочемувремени, свидетельствует, скорее, о величине отнятого свободного времени у одних и приобретаемого свободного времени другими. Она и составляет масштаб, или «цену», социального равенства и социальной справедливости. Только для одних она является масштабом неравенства, несправедливости, для других, наоборот — приобретаемого преимущества в развитии. Но в том и другом случае названные социальные качества, или ценности, получают объективную оценку, свою действительную меру.