Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Практика как объект приложения теории
В общественной науке неоднократно предпринимались попытки создать специальную науку о человеческой практике. В качестве примеров можно назвать тектологию (А.А. Богданов), праксиологию (Т. Котарбинский), а также более частные — эргономику, научную организацию труда. Что касается социологии, то здесь на многие вопросы практики все еще не найдены ответы. Нет, например, ответа на вопрос о том, имеет ли практическая социальная деятельность свою методологию, отличную от методологии и методов познавательной деятельности, науки. Это довольно отрицательно сказывается на действительном взаимодействии социальной теории и социальной практики. Разрыв между ними становится как никогда глубоким и разрушительным. У одних это вызывает вполне обоснованные сомнения в возможности социальных наук (особенно социологии, на которую возлагались большие надежды) предложить что-либо серьезное для понимания и преодоления социального кризиса. Другие не верят в возможность преодоления иррациональности самой социальной практики, ее стихийности и невосприимчивости к рекомендациям социальной науки.
§ 1. ПРОБЛЕМА ПРАКТИКИ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКЕ* Известно, что социология изучает и отражает социальную реальность в свойственном только ей аспекте. Но совпадает ли социальная реальность с человеческой практикой, с практической деятельностью общества? Если совпадает, то социальная практика не может быть особым предметом социологии, в частности особой социологии практики. Если не совпадает, то социальная практика может быть предметом специфической отрасли социологии или соответствующих наук: праксиологии, тектологии и др. При первом подходе практическая деятельность людей предстает лишь иным обозначением социальной реальности — функционирующим обществом. Тогда практика будет не только входить в предмет социологии, но и составлять только ее единственный предмет. Так, содержащееся в марксизме обращение к производству и производительным силам, к трудовой деятельности как определяющему фактору жизнедеятельности общества, общественного бытия было в свое время истолковано Д. Лукачем в том плане, что весь марксизм является не чем иным, как «только теорией практики».[211] Соответственно сама социальная действительность, поскольку она создается людьми, была представлена в своей основе деятельностью, исключающей допущение всякой иной, тем более, внешней по отношению к практике социальной действительности, деятельности. В последней работе «Онтология общественного бытия» Д. Лукач, хотя и допускает внешнюю природную реальность как предпосылку общественного бытия, все же теорию последнего сводит к онтологии практики, т.е. практическую деятельность рассматривает как онтологическую основу общественной жизни. «Если понимать практику правильно, в духе Маркса, — пишет он, — со всеми ее онтологическими предпосылками, то... практика объективно оказывается онтологическим центральным пунктом человеческого бытия человека... тем центральным пунктом его бытия как человека и общественного существа, исходя из которого только и могут быть адекватно поняты все другие категории в их развивающейся бытийности».[212] Деятельность в форме осмысляемого человеком социального действия была представлена предметом социологии еще М. Вебером. Социология, по его мнению, есть «наука, стремящаяся, истолковывая, понять социальное действие и, тем самым, каузально объяснить его процесс и воздействие».[213] Действие выступает в виде человеческого поведения, которое, чтобы быть социальным, должно иметь смысл для действующего лица и быть соотнесенным по смыслу с действиями других лиц. Смысловое значение социального действия образует соответственно сущность социальной реальности. Сведение предмета социологии к изучению социального действия в социологии М. Вебера и в функциональных социологических теориях (Т. Парсонс) не дает возможности выделить социальную практику в качестве особого предмета особой отрасли социологической науки. В нашей современной социологической литературе аналогичный подход представлен в работах по теории человеческой деятельности.[214] В них обычно категория социальной практики подводится под якобы более широкое понятие — категорию деятельности, включающую в себя в качестве равноценных своих моментов как материальную, так и познавательную (духовную) деятельность Анализ той и другой формы деятельности подгоняется под более общий объяснительный принцип — принцип человеческой деятельности вообще, которая по существу исчерпывает социальную реальность. При таком подходе сама социальная реальность «распредмечивается», а вместе с ней социология лишается своего предмета, находящегося вне познающего и деятельного субъекта. Практика, в свою очередь, неизбежно субъективизируется, поскольку ее существование как объективного процесса обычно ставится в нерасторжимую зависимость от субъективной познающей деятельности. В лучшем случае она оказывается синтезом естествснноисторического процесса как объективного момента и человеческой деятельности как субъективного момента. В практике объективный процесс развертывается в соответствии со своими законами, а субъект реализует свои жизненные смыслы по своем усмотрению.[215] В этом случае человеческую практическую деятельность можно легко отождествить с познавательной эмпирической деятельностью: рассматривать практику как обширную область фактического знания, описаний действительности и таким образом снять гносеологическую противоположность материальной практики и познавательной деятельности. Второй подход к практике представлен в ее трактовке как особой формы социальной реальности, не совпадающей с обществом в целом. Ей придаются свойства особого предмета исследования как со стороны философской и социологической наук, так и специально научных отраслей знания. В истории философии, например, исследование практики выделялось в специфическую отрасль философии со специфическими, только ей присущими особенностями. У И. Канта практика оказалась предметом практического разума (в отличие от предмета чистого разума), у Г. Гегеля — предметом практической идеи (в отличие от проблематики теоретической идеи). У И. Канта практический разум реализуется в форме категорического императива — поступать так, чтобы принципы индивидуальной воли могли иметь всеобщую силу. Это — требование не к теоретической, а к практической деятельности. Соответственно, практический разум имеет дело с правилами, непосредственно воздействующими на поведение эмпирического человека.[216] Практический разум и его воплощение в мыслящем волении предполагают действие императивных, объективных законов, которые указывают не на то, что есть мир, что есть истина, а на то, «что должно делать».[217] Практический разум предъявляет требование, чтобы принцип добра (его высшее определение) осуществлялся в действительности, обладал объективностью, т, е. чтобы мысль была не только субъективной, но и объективной.[218] Гегель в своей логике практическую идею поместил после теоретической идеи и рассматривал первую как звено на пути перехода познания к конечному результату — к познанию абсолютной идеи, обладающей абсолютной объективностью. В «Феноменологии духа» — это переход от субъективного к объективному духу. Воление, в котором реализуется практическая идея, снимает субъективность цели. «Если интеллект старается брать мир лишь так, как он есть, воля, напротив, стремится к тому, чтобы теперь сделать мир тем, чем он должен быть».[219] В социологии подход к практике как к предмету особой области знания представлен в концепциях авторов, признающих необходимость практической, прикладной социологии. П.А. Сорокин, например, выделял из социологии ту ее часть, которая призвана обслуживать социальную политику. В такой роли, по его мнению, выступает «теория должного социального поведения». «Эта дисциплина должна быть прикладной дисциплиной, которая, опираясь на законы, формулированные теоретической социологией, давала бы человечеству возможность управлять социальными силами, утилизировать их сообразно поставленным целям, подобно тому, как прикладная химия, технология, агрономия, медицина, санитария, опирающиеся на соответствующие теоретические науки — физику, химию, биологию и т. п., отдали на служение человечеству силу пара, электричества, воды, ветра, теплоты, короче, силы неорганического и, в меньшей мере, силы органического мира».[220] Нередко практика как предмет изучения вообще выводится из предметной области философии и социологии. Она объявляется предметом исследования особых наук — или общей организационной науки (тектология у А.А. Богданова), или праксиологии (Т. Котарбинский), или таких наук, как исследование операций, теория решения задач, эргономика и др. В последнее время сходные позиции занимает этнометодология. Она претендует на альтернативное положение по отношению к традиционной теоретической социологии; вместо социальной реальности, изучаемой теми или иными познавательными средствами (теориями), выдвигаются «явные и неявные методы людей для создания предположений о социальном порядке... Для этнометодолога то, что является непосредственно наблюдаемым, представляет собой усилия людей по созданию общего смысла социальной реальности. Субстанция этой реальности рассматривается как нечто менее интересное, чем методы, используемые группами людей, как социологами, так и неспециалистами, для построения, подтверждения и изменения видения и образа того, что существует " вне''».[221] Речь идет о методах, создаваемых и используемых всеми людьми (народом), независимо от того, ученые они или рабочие, домохозяйки и т. д. Это методы, основанные на общем восприятии определенных понятий, определений, ценностей и используемые при создании образа того, что имеется в реальном мире. Люди, например, создают видимость согласия друг с другом относительно черт, присущих обстановке их взаимодействия, в частности относительно установок, верований, межличностной практики. Эти наблюдаемые методы созидания образа внешнего мира, представлений об этом мире важнее для понимания социальной организации людей в обществе, чем субстанция и содержание этого образа и этих представлений повседневной жизни. Формулировки социологов, с этой точки зрения, суть их рабочие представления о том, что есть «вне» нас. Для них используются те же методы, которыми пользуются все. Мы исходим из того, что практика должна стать предметом изучения особой отрасли социологической науки — социологии практики. Она, с одной стороны, представляет собой отраслевую социологию по отношению к общей социологии, с другой — должна стать одной из общих основ всей прикладной социологии, ее специальных областей, продолжить дело прикладной социологии. Необходимость социологии практики как особой науки может быть обоснована, если практика не отождествляется со всей социальной реальностью (обществом) и со всей деятельностью, т, е, если кроме деятельности признается наличие еще и ее основы — области социальной предметности, субстанции, по отношению к которой практическая деятельность является способом существования, т, с способом общественного бытия, а не самим этим бытием. Общественное бытие не исчерпывается способом, формами существования общества — деятельностью, процессом деятельности и его протеканием во времени и пространстве.[222] В качестве своей основы оно имеет предметность, не сводимую к социальному движению, так же как и материя вообще не сводима к движению. Обычно авторы, отождествляющие социальную реальность с практикой, деятельностью, исключают из характеристики этой реальности ее субстанциональную основу, материальность явлений общественной жизни, социального мира. По существу это приводит к отрицанию материального существования носителей самой деятельности — людей. Между тем сам человек, рассматриваемый как наличное бытие рабочей силы, есть предмет природы, вещь, хотя и живая, сознательная вещь, а самый труд есть материальное проявление этой силы.[223] Аргументом для отрицания социальной субстанции обычно служит специфически вулыаризованная ее трактовка как исключительно вещного, природного образования. Д. Лукач, например, считает признание овещсствленности, или, как он выражается, «овещнения», социальных явлений первобытным предрассудком, фетишизмом. Для него никакой проблемы различения вещного и процессуального не существует: они сливаются в процессу альности. Последняя, по его мнению, составляет не способ, а основу бытия, и потому первичными элементами бытия выступают некие комплексы.[224] Мы подчеркиваем необходимость признания субстанциональности общественного бытия не только для выделения практики как предмета социологии, но и для указания на ее объективность. Практика, соответственно, является не только предметом исследования, но и объектом: недостаточно признать практику предметом социологического познания, необходимо еще его представить объектом познания, независимым от самого познания.[225] Это исключает не только субъективизацию практики, но и понимание ее объективности в кантианском и гегелевском смысле — как общезначимости принципов воления, нравственности, морали или как их обусловленности движением абсолютного духа, его стремлением к необходимой объективизации в процессе своего саморазвития. Из признания объективности практической деятельности вытекает важное для трактовки предмета социологии практики обстоятельство — он не должен ограничиваться изучением проблематики прикладных, практических форм социального познания, преобразованием теоретической идеи в практическую, чистого разума в практический. Главная задача социологии практики — поиск и формулировка принципов методологии и методов самой социальной практики, их своеобразия по сравнению с методологией и методами познавательной деятельности, если даже речь идет о ее прикладных формах. Что касается исходных принципов социальной практики, то критическому обсуждению с позиций социологии подлежат уже выдвинутые концепции относительно основ организационной деятельности и организации социальных систем, а также правил хорошей работы, научной организации труда, управления социальными процессами и т.д. В известной мере к этой сфере можно отнести методы, непосредственно сопровождающие социальную практику: проектирование социальных мероприятий; разработку долгосрочных и краткосрочных социальных программ и планов социального развития, механизмов их реализации; проведение социальных реформ, экспериментов и других социальных преобразований. Необходимо серьезно заниматься изучением социальных технологий, процедур и техники воспроизводства и созидания социальных форм жизни. Анализ многообразных форм и методов социальной практики не должен заслонять то обстоятельство, что лежащие в их основе законы, выступающие на поверхности в виде правил и норм человеческого поведения, образа жизни, являются законами функционирования и развития общества как объективного естественноисторического процесса. Нет двух независимых друг от друга рядов законов: один ряд для практики как объективного процесса, другой — для практики как субъективной целесообразной деятельности людей. Эти законы являются одновременно, именно одновременно, законами практики и как объективного процесса и как целесообразной деятельности людей, их действий, их поведения независимо от того, что эти действия сопровождаются сознанием, волей, чувствами. Действительная сущность практики не дуалистична: объективно закономерные процессы деятельности и сама целесообразная деятельность не две противоположные сущности, а формы существования одной и той же сущности. Законы практики как объективного процесса в то же время выступают и ее законами как целесообразной деятельности, т.е. последняя осуществляется по этим же законам. Дело лишь в том, что под влиянием неокантиантства естественноисторический процесс развития общества долгое время от имени марксизма представлялся не как процесс деятельности живых людей, а как нечто принципиально отличное от нее, как некая особая сущность, социальная «вещь в себе», противоположная являющемуся, феноменологически данному субъекту миру, миру его опыта. Этот субъективный мир, в свою очередь, превращался в единственную данную человеку действительность, состоящую из психического «я» и того, что ему дано. Преодоление этого дуализма в теории и на практике (дуализм субъективистских решений и слепого следования за стихией) в конечном счете должно привести к следующему выводу: то, что есть социальный мир и истина о нем, должно совпадать с тем, что должно быть, что должно делаться людьми, и, наоборот, делаться должно быть так, как мир устроен, т.е. по его законам, открываемым разумом.
|