Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
О методах социальной практики
Одну из попыток выделения особой теории практики предприняла Л.В. Яценко, которая утверждала, что истинность общей теории, построенной на основе методического знания, удовлетворяется через эффективность ее практического использования в ходе организации практической деятельности.[271] Решением сходных проблем занимаются и представители праксиологии как комплексной дисциплины, синтезирующей данные различных наук (теории организации, теории управления, психологии труда, эргономики, инноватики и др.), искусства и практического опыта, относящихся к формам организации труда и эффективности любой деятельности. С точки зрения праксиологии, как считает ее основатель Т. Котарбинский, под методом следует понимать «способ выполнения сложного действия, заключающийся в определенном подборе и расстановке его составных частей, причем это способ, запланированный и пригодный для многократного повторения».[272] Однако при более глубоком проникновении в суть данного вопроса оказывается, что такое обобщение практических методов является чисто внешним, носит формальный характер и фактически сводит все практические методы только к организационным, противопоставляя методы познания и методы преобразования действительности, а значит — знания и предписания. Противопоставляя категории «знание» и «предписание», «дело логики» и «логика дела», праксиология абсолютизирует их, не допуская, что знание может выступать в функции предписания, а предписание — в функции знания, что эти функции могут переходить одна в другую. Конечно, можно согласиться, что в основе диалектики теоретического и практического лежит прежде всего взаимосвязь между дескриптивным и прескриптивным (или нормативным). Хотя и дескриптивное знание, оформленное в виде теории, описывая связи, отношения, законы, тем самым уже предписывает определенный образ действий с объектом, но все же если знание сформулировано в виде метода, то его прескриптивная функция становится явно выраженной, основной и специфичной. В любой деятельности (научной, технологической, организационной, практической и др.) метод всегда выступает как особый вид знания о способах, приемах и процедурах, нормах действия, предписаниях и требованиях к мыслящему и действующему субъекту, руководствуясь которыми он совершает те или иные операции, поступки проверяя тем самым истинность используемых правил и, соответственно, знаний, лежащих в их основе. На самом деле: 1) научные методы есть не что иное, как теоретическое обобщение практических методов, а последние суть продолжение, конкретизация первых; 2) методология не ограничивается либо только изучением методов познания (знания сущего), либо методов практической деятельности (предписания должного), чтобы не превратиться либо в натурфилософию, либо в чистую методическую инструкцию, имеющую сугубо утилитарное значение; 3) ни объединять (сводить), ни противопоставлять (абсолютизировать) эти методы познания и практики нельзя, не рискуя смешать методологию с методикой (подобно отождествлению фундаментальных исследований с прикладными, теории с практикой). Метод, таким образом, всегда опосрсдует взаимодействие теории и практики. Как субъективный аналог объективных закономерностей социальных явлений метод служит не только для объяснения, но и для практического изменения действительности. В этом находят свое специфическое содержание и назначение методы социологии практики, выражающие одновременно и логику познания, и логику действия. логику творчества, умение «творить будущее». Но одно дело развертывать их содержание на материале социологической науки (в плане познания объективной истины), другое — показать их как формы реальной практической, творческой деятельности людей. Последнее в социологии почти не исследуется. Задача, следовательно, состоит не только в том, чтобы сделать наши знания, теории адекватными сущности предметов, но и в том, чтобы реальную социальную действительность сделать адекватной человеческим потребностям, целям людей. В современных исследованиях разведение и автономизация практических (должных) и теоретических (сущих) суждений основывается на отрицании значений истшшости у императивов, оценок, нормативов и т.д. Но тогда получается, что их вообще нельзя анализировать с точки зрения логики, Сложилась парадоксальная ситуация: практика использования норм и оценок в социологии, социальном управлении свидетельствует о наличии логической связи между посылками и следствиями, которая, однако, отрицается представителями феноменологической социологии на логических основаниях.[273] Речь, по-видимому, должна идти о рассмотрении диалектики нормативно-ценностного и описательного компонентов осмысленного знания и ее выражения средствами логического аппарата. Методологическая основа решения этой задачи — общий принцип диалектического материализма как принцип выведения социальных явлений из материальных общественных отношений. Вплетенность социального познания в непосредственный процесс жизни людей послужила для феномснологов и этнометодологов основанием для отказа от его понимания как истинного отражения действительности. И хотя их выводы несовместимы с материалистической теорией деятельности, все же нельзя не отметить, что ими была правильно подмечена, но неверно понята важная особенность социального познания, заключающаяся в том, что социальные явления — продукты целеполагающей деятельности людей, а значит, они не могут быть объективными. Для марксиста же принципиально важен синтез истины как «объективного долженствования» и цели как стремления, «субъективного долженствования». В «Философских тетрадях» В.И. Ленин подчеркивал необходимость теоретического анализа связи между познанием и практикой («волей», «стремлением») как двумя средствами преодоления односторонности «и объективности и субъективности».[274] Идея должна предстать как синтез знания истинного (должного и возможного), в силу чего ее логические характеристики соответствуют аналогичным свойствам преобразовательной модели социальной деятельности. С логической точки зрения идея есть «заключение действова-ния». В ней выделяются две посылки — знание субъективной цели и знание объективных средств ее достижения и совпадение объективного и субъективного в практической деятельности. Отметим, что логическое содержание идеи, а также целевых программ, моделей, нормативов, соответствует схематизму практического рассуждения, впервые рассмотренного Аристотелем. Если в теоретическом рассуждении из двух посылок следует утверждение некоторого заключения, то принятие хотя бы одной из «практических» посылок нормативного или оценочного характера вынуждает нас к действию. Именно такую логическую структуру и принципы имеют соответствующие рассуждения в методологии науки, эвристике, инноватики, теории управленческих решений, социальных технологиях, когда из стремления и возможности (невозможности) следует действие (допущение его) или его отсутствие (запрет на него).[275] Согласно Аристотелю, «если цель — это предмет желания, а средства к цели — предмет принимания решений и сознательного выбора, то поступки, связанные со средствами, будут сознательно избранными и произвольными».[276] Аристотель предложил даже принципиальную схему «практического силлогизма» — из двух посылок следует практическое следствие: «Одно мнение (т.е. посылка) касается общего, другое — частного, где, как известно, решает чувство. Когда же из этих двух (посылок) сложилось одно (мнение), то при (теоретической посылке) необходимо, чтобы душа высказала заключение, а при (посылках), связанных с действием, — чтобы тут же осуществила его в поступке. Например, если " надо отведывать все сладкое", а вот это — как один какой-то из частных (случаев) — сладкое, то, имея возможность и не имея препятствий, необходимо тотчас осуществить соответствующий поступок».[277] В настоящее время литература о практическом рассуждении достаточно обширна, и можно говорить о новых исследованиях в этой области.[278] Аристотель не дал детальной логической разработки практического силлогизма. Однако, справедливости ради, надо отметить, что он не только проводил прямое сопоставление оценки теоретических суждений (созерцания) и практических суждений (стремлений), как соответствия некоторой ценности: «для созерцательной мысли, не предполагающей ни поступков, ни созидания, ни творчества — добро и зло — это соответственно истина и ложь». Он не просто сводит оценку «истина — ложь» к «соответствию — несоответствию» ценности и цели. Он идет дальше, подчеркивая, что для мысли, связанной с поступками, критерий — это «истина, которая согласуется с правильным стремлением». Иначе говоря, «дело обеих частей души — истина». «Вот почему, — писал Аристотель, — сознательный выбор невозможен ни помимо ума и мысли, ни помимо (нравственных) устоев; в самом деле, благополучие (как получение блага) в поступках, так же как его противоположность, не существует в поступке помимо мысли и нрава».[279] Норма как социальный образец (ценность) и действительность — вот два критерия оценки практического суждения. Истинность или ложность оценочных суждений есть выражение не столько чувств, сколько социально-классовой позиции в практической, политической, нравственной или эстетической сферах. Поэтому проверка ценности нормативного суждения на истинность осуществляется соотношением его не с фактом, а с тем значением, которое имеет оцениваемый объект для социальной практики, для развития общества. Оценка, в отличие от ценности, может иметь положительное и отрицательное значение — соответствовать или не соответствовать ценности. И в этом плане оценка аналогична истине — она соответствует или не соответствует действительности. Если прибегнуть к словарю Аристотеля, то в каждом процессе практической деятельности необходимы материя и действующая причина. Следуя Марксу, можно аналитически рассматривать социальную деятельность как производство, т.е. работу над и с материальными причинами, и, вслед за Вебером, отказываться реифицироватъ (овеществить) его. Тогда легко можно предположить, что и общество и человеческая практика должны иметь двойственную природу. Общество есть и вездесущее условие, и непрерывно воспроизводимый результат человеческой практики. А практика выступает и как труд (работа), т.е. сознательное производство, и как воспроизводство условий производства, т.е. общества. Первое из предложений можно считать выражением двойственности социальной структуры, второе — выражением двойственности социальной практики. Так, практическая реализация истины человеческой свободы в марксистской социологии требует не дедукции должного к сущему или к ряду частных следствий, которые каждый человек мог бы проверить на своем личном опыте, а создания совокупного субъекта политической практики, предельно всеобщей формы практической деятельности в классовом обществе, соизмеримых по масштабам с объектом, на который направлена цель практического действия. Это особенно важно с социологической точки зрения, ибо организация практического социального действия, в котором осуществляется выход за пределы исторической ограниченности, обеспечивает как возрастание совокупного теоретического -знания, так и достижение практического освобождения человека от давления обстоятельств.[280] Подчеркнем еще раз, эффективное практическое рассуждение и проблемно-целевое управление социальными процессами, как предмет анализа социологии практики, базируется только на истинном знании, которое оценивается также и с точки зрения его пригодности для практического воплощения идеи. Таким образом, можно говорить, по крайней мере, о трех уровнях оценок (истинности), предложенных И.С. Ладенко и Г.Л. Тульчинским: 1. Нормативно-ценностная оценка адекватности целей с точки зрения соответствия описания цели (желаемого результата) некоторому нормативному образцу (ценностная адекватность, «истинность» или «ложность» стремлений как «идеологическая истинность»). 2. Оценка адекватности предполагаемой деятельности с точки зрения соответствия средств и возможностей сформулированной цели (достижимость цели данными средствами как «теоретическая адекватность», или «теоретическая истинность»). 3. Оценка адекватности возможностей и средств с точки зрения их практической реализуемости (практическая адекватность и истинность). В принципе возможно выделение и четвертого уровня оценки — адекватность полученного практического результата выполнения социального действия (плана, программы) сформулированной цели (целевая адекватность). При таком методологическом подходе к практическому социальному действию можно говорить о нем как о синтезе знания, взятого в принципы «практической целесообразности», «потенциальной осуществимости» и «физической реализуемости», т.е. как программы рационального и эффективного практического действия. Преобразовательная модель социальной деятельности практически совпадает со следующими видами эффективности социального управления: 1) нормативным (как соответствие выбираемых целей ценностным нормам), 2) затратным (как отношение затрат к предполагаемому (или фактическому) результату), 3) результатным (как отношение результата к цели) и 4) реальным (как отношение потребностей возможных норм к имеющимся возможностям и ресурсам).
ЛИТЕРАТУРА 1. Ишмуратов А.Т. Логический анализ практических рассуждений. Киев, 1987. 2. Котарбинский Т. Трактат о хорошей работе. М., 1975. 3. Ладенко И.С., Тульчинский Г.Л. Логика целевого управления. Новосибирск, 1988. 4. Ленин В.И. Философские тетради. // Полн. собр. соч. Т. 29. 5. Ленин В.И. О социальной структуре власти, перспективах и ликвидаторстве // Полн. собр. соч. Т. 20. 6. Липский Б.И. Практическая природа истины. JI., 1988. 7. Плахов В.Д. Социальные нормы: философские основания общей теории. М., 1985. 8. Резник Ю.М. Социальное измерение жизненного мира. М., 1995. 9. Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. М., 1987.
|