Голубятня

Любимое время дня Аллегры – вечер, незадолго до захода солнца.
Это лето в Напе³⁶, прошел почти год с тех пор, как она покинула Нью-Йорк, длилось так долго, что к 9 часам тьма уже опускалась в долину. Жара рассеется только во второй половине дня, и шум ветра ворвется сквозь деревья. Холмы были покрыты теплым, красно-коричневым светом, эфемерной, вечной красотой. Дегустация винограда в комнатах и подвалах была радостно пустой. Туристы и любители вина ушли вместе с полевыми работниками и виноделами, которые хотели стать им друзьями и коллегами, и остались только они, вдвоем. Бен, занимающийся в своей студии, и Аллегра, которая открыла бутылку своего новейшего вина Шардонне³⁷; они будут ужинать под деревьями, наблюдая за порхающими с цветка на цветок колибри. Жизнь не может быть слаще.

- Разве нам не повезло, что твоя семья купила этот место? – сказала Аллегра, обмакивая кусок твердого французского хлеба в домашнее оливковое масло. - Это похоже на сон.

Они переехали в виноградники, якобы, чтобы помочь с уборкой урожая, когда виноград полностью созреет для вина. Отец Бена купил все это за один день, только потому, что проезжая мимо этих виноградников, он хотел выпить своё любимое вино, но этот виноградник оказался банкротом. Это было то, что его родители делали часто. Они просто не могли без этого жить. Их интересы и увлечения привели к приобретению греческой закусочной в Нью-Йорке, которая служила яичными кремами для всей французской линии косметики. Они были защитниками и традиционалистами. Одной из самых больших преимуществ привилегированных – это способность сохранять прекрасные вещи; также они любили посещать умерших и исчезнувших навсегда.

Ответ на вопрос, где Аллегра и Бен будут жить, нашелся вскоре, после упоминания Аллегрой о своих знаниях в виноделии. После этого было решено, что они не остановятся в Бэй-Эрия³⁸, вместо этого они будут двигаться на север, помогать винному заводу.

Аллегра оставила свою прежнюю жизнь в тот день, когда вышла на прогулку в парк Риверсайд, и больше она не возвращалась. Она не оставила никакой записки, только телепатически отрезала Чарльзу, что она очень

36. Долина Напа (полтора часа езды из Сан-Франциско) – это микс из сотен виноградников и винных ресторанов.

37. Шардоне – сорт вина из белого винограда. 38. Область залива Сан-Франциско – конурбация вокруг залива Сан-Франциско.

далеко. Также она приняла меры предосторожности, чтобы он её никогда не нашел. Она была уверена, что Чарльз пошлет за ней следователей и венаторов, которые приблизятся к её истинному месту. Он никогда не простит её за это, днем она никогда не связывалась с ним, и не хотела думать о причиненной ему боли. Она знала, что уже не может жить так, как прежде. Каждая частичка её бессмертной крови говорила ей о совершаемой ошибке, но её сердце оказалось стойким.

Это было, действительно, безумием: покинуть свою прежнюю жизнь ни с чем. Она все еще была в платье, когда прыгнула в такси с Беном. Она не взяла с собой ничего: ни зубную щетку, ни одежду, ни деньги.

Было не важно. Они покинули город в тот вечер и он увез её на реактивном самолете в Напу. Теперь она должна была скрываться в голубятне, как думала Аллегра.

Двое влюбленных. В течение дня, Бен осматривал в небольшом коттедже имущество. Номер был хорошо освещен, и из окна он мог видеть виноградные лозы, растущие на склоне холма. Аллегра побежала в магазин: у неё инстинктивное чувство торговли винодела, она наслаждалась каждой частью этого - от обрезки лозы до разработки этикетки; от тестирования баррелей до просмотра брожения вина и до продажи его в маленькой дегустационной комнате. Она получила хороший загар от работы в поле, и была известна всем фермерам. Она пригласила соседских детей для ежегодной давки винограда в конце сезона, так как это была одна из последних сохранившихся традиций топтать виноград после сбора урожая. Всемирно известный винодел назвал своё последнее Шардонне, после знакомства с ней. «Золотая девушка», читал он на этикетке.

Наконец, вечером, они принесли свои тарелки и пустые бутылки. После мытья посуды, Бен сказал, что хочет работать немного больше, и Аллегра присоединилась к нему в его студии.

Она свернулась калачиком на шатком диване, покрытом холстом, и смотрела на рисующего Бена. Он работал в более абстрактном стиле в эти дни, и ей это было известно. Ему необходимо было стать узнаваемым, не только потому, кто его семья, а благодаря своему таланту. Бен повернулся, чтобы очистить кисти в скипидаре.

- Каким ты находишь другой портрет? – сказал он.

- Ты думаешь - это мудро? – с легким флиртом передразнила она его.

- Может вернуть старые воспоминания?

- Вот именно.

Он усмехнулся. Он был так красив, подумала она, белобрысый и загорелый, с таким щедрым смехом. Она любила эти чувства, вызываемые им: легкое головокружение и радость. Эти ощущения сближали их: легкость и смех. Она чувствовала себя человеком с ним. Она не думала о будущем, или о том, что будет с ними магазине. Она вообще не думала об этом. Здесь, в самом сердце спящей долины Напа, она не была Габриэллой Неразвращенной, не королевой вампиров, а всего лишь Аллегрой ван Ален, бывшей нью-йоркской девушкой, которая переехала в округ, известный производителями вина.

Она подошла к листовой платформе и медленно сняла свою одежду. Сняла комбинезон, упавший, после, на землю, и старую футболку, в которой она работала в поле, а не в магазине. Затем она обернулась и спросила:

- Это хорошо? - Бен медленно кивнул. Аллегра продолжала так стоять.

Она закрыла свои глаза и глубоко вздохнула. Она могла чувствовать, как он смотрит на неё, запоминая каждую линию, каждый изгиб её тела, для своей работы. Около часа не слышно было ничего, только мягкие удары кисти о холст.

- Хорошо - сказал он, то есть, теперь она могла двигаться. Она завернулась в халат и подошла посмотреть на картину.

- Еще лучше. - Бен убрал кисти и они опустились на колени.

- Я так рад, что ты здесь.

- Я тоже, - сказала она, погружаясь в его руки. Она проследила за его венами на шее. Затем её клыки затонули глубоко в коже и начали пить.

Бен откинулся назад и, вскоре, халат упал, они теперь были вместе.

Такой счастливой она никогда не чувствовала себя.

Аллегра почти убедила себя в том, что они смогут вместе жить здесь всю оставшуюся жизнь.