Мужской стриптиз. Интерлюдия

С точки зрения гегемонной маскулинности, мужчина, торгующий собственным телом и занимающийся сексуаль­ным обслуживанием, — это предел падения. Но чувство унижения и утраты вирильности ассоциируется не с оголе­нием как таковым, а с потерей статуса. Стриптизер, или артист эротического шоу, поначалу чувствует себя безза­щитным под оценивающими взглядами публики. «Стоя го­лым перед четырьмястами людьми, чувствуешь себя таким ранимым. Трудно не воображать, что каждый в аудитории критически оценивает твой " размер". Но я никогда не за­ботился об эрекции — ты слишком напряжен, слишком много думаешь об аудитории», — признавался артист лон­донского «грязного шоу». Смущение по поводу собствен­ной наготы — чаще всего проявление обычной исполни­тельской тревожности. Молодой человек легко может убе­дить себя в том, что он демонстрирует не столько свою природную наготу, которой нужно стесняться, сколько со­вершенное владение телом, самообладание и мастерство, а это вполне почтенные мужские качества. Кроме того, важную роль играет мотив социального успеха.

Московские журналисты, посетившие дорогой жен­ский клуб с мужским стриптизом и познакомившиеся с «мальчиками по вызову», обнаружили, что эти молодые мужчины не чувствуют себя униженными. Молодому журналисту из «Men's Health», который пробрался в за­крытый клуб, переодевшись женщиной, стриптизеры не понравились, показались наглыми, приставучими и вы­глядящими «не по-мужски», особенно его шокировала их плотно обтягивающая одежда. Впрочем, в его рассказе явно проступает забота о том, чтобы его самого, не дай бог, не приняли за гея.

Впечатления журналисток более разнообразны и скорее положительны. По словам журналистки «Мос­ковских новостей», самое «неприличное» в клубе «Красная шапочка» — цены. Все остальное скорее хоро­шо. Красивые стриптизеры, от 19 до 29 лет, приходят сюда из специальных школ танцев и моделей. Танцуют они в плавках, но за особую плату могут раздеться сов­сем. Можно «заказать» парня к себе за столик или на приватный танец «в абсолютно обнаженном виде», пой­ти с ним в солярий или совместно принять душ. Сексом в клубе официально не занимаются. Кроме случайных посетительниц, там около ста постоянных клиенток. Это богатые женщины средних лет, которые держатся свободно и могут оплатить любое удовольствие. В об­щем, если разобраться, сервис как сервис. Женщины ис­покон веков обслуживали мужчин, так почему не сде­лать наоборот?

В отличие от дешевых уличных сексработников, клуб­ными «коллбоями» (мальчиками по вызову) работают студенты престижных вузов, красивые парни с большими «стволами». Все оплачивается по таксе, время и каждая услуга — отдельно. Можно заказать по картотеке спутни­ка на вечер или даже взять его с собой в круиз. Журнали­стка из «СПИД-инфо» «арендовала» на вечер 26-летнего красавца Серджио, пошла с ним в ночной клуб, и все ее подруги им дружно восхищались. Можно нанять «маль­чика» и в постель, но это дорого.

А как воспринимает свою роль Серджио? Казалось бы, выставляя себя на продажу, он должен потерять само­уважение. Ничего подобного. Так как его труд хорошо оп­лачивается и на него всегда есть спрос, он может чувство­вать себя мачо и даже смотреть на заказчицу сверху вниз: «Мне нравится красивая жизнь, дорогие машины... Если честно, возбуждает мысль, что женщина покупает меня. Она ощущает себя моей хозяйкой, но только до тех пор, пока не окажется со мной в постели. Там я умею сбивать с клиенток спесь. Ведь стоит только женщине раздвинуть ноги, как она тут же становится покладистой и нежной» (Серова, 2000).

Возможно, парень отчасти выдает желаемое за дейст­вительное, но его психология мало чем отличается от пси­хологии дорогих куртизанок. Экономические соображе­ния для него важнее сексуально-гендерных: настоящий мужчина обязан прежде всего хорошо зарабатывать, а ка­ким способом — не так уж важно. Вспоминается старый кавказский анекдот.

В сухумском обезьяньем питомнике настырная жен­щина спрашивает экскурсовода, указывая на вожака:

- Это мужчина?

- Нет, это самец.

- А какая разница?

- Мужчина — тот, у кого деньги.

Даже будучи выставленным напоказ за деньги, муж­ское тело может оставаться доминантным. Это с удивлени­ем констатировала группа российских феминисток, кото­рые в 1999 г. после семинара в Сочи рискнули посетить мужской стриптиз. Вопреки ожиданиям, «мальчики» ока­зались вовсе не мягкими женоподобными юношами, а ти­пичными качками, похожими «на группу молодых шабаш­ников, подрабатывающих летом на постройке коровника, в лучшем случае на стройотряд <... >. Все кружившиеся пе­ред нами мужские тела были накачаны и напряжены, каж­дая мышца выпирала, как в анатомическом атласе, каждая блестела и пружинила. Каждое движение натертых маслом, великолепно тренированных тел олицетворяло мощную,

властную, победительную мужественность» (Ашвин и др., 2000. С. 289).

Таким же было и их поведение. Вопреки обещаниям, ни один из «мальчиков» не разделся догола, они до конца оста­вались в плавках, вели себя вызывающе, трогали сидевших за столиками женщин и даже пытались их частично разде­вать. " Мальчики" были мужчинами, сильными, холеными мужчинами, отборными образцами своего пола — и они сами могли выбирать, с кем им играть свое шоу» (Там же. С. 290). Одних женщин это возбуждало, других нет. Муж­чин на это действо не пускают не потому, что они могли бы смутить присутствующих женщин, а потому что «мальчи­ки» боятся ироничного, вожделеющего и одновременно контролирующего их мужского взгляда. Женские же взгляды их нисколько не смущают. «" Мальчики" полно­стью владели женской аудиторией, все шоу было утвержде­нием мужской власти... Была подчеркнута беспроблемная гетеросексуальность стриптизеров, подтверждена их власть над женщинами... Эти мужчины не были жертвами, а были, наоборот, инициаторами; не пассивными, а актив­ными; не женщинами, а мужчинами» (Там же. С. 288).

Короче говоря, даже раздетый и оказавшийся в «жен­ской» роли мужчина сохраняет свою маскулинность и ос­тается субъектом действия. Мужская идентичность «пе­ресиливает» игровую, перформативную женскую роль.

Таким образом, в сфере телесности современная культура также ставит перед мужчинами ряд новых проблем, но ниче­го катастрофического с ними не происходит. Ослабление по­ляризации мужского и женского телесного канона всего лишь один из аспектов ломки привычного тендерного порядка и плюрализации стилей и образов жизни. Выяснилось, что мужчины не железные и не каменные и что они, подобно жен­щинам, могут чего-то бояться и стесняться. Ну и что? Ника­кого глобального «унисекса» и отмены всех и всяческих поло­вых различий при этом не происходит. Даже неприятный им избыточный вес мужчины и женщины переживают и преодо­левают не совсем одинаково. Многие упомянутые мною про-

блемы не столько новые, сколько недоосознанные, и страдают от них не столько взрослые мужчины, сколько подростки и юноши. Чем лучше эти проблемы осмыслят профессиональ­ные сообщества психологов и врачей, а вслед за ними — роди­тели, тем легче будет их смягчать и корректировать.

«Кризис мужского телесного канона» плоть от плоти кри­зиса канона гегемонной маскулинности, которому реальные мужчины из плоти и крови никогда полностью не соответст­вовали. Взамен утраченной и отчасти иллюзорной гегемонии мужчины многое приобретают. Мы постепенно усваиваем, что мужское тело может быть эротическим объектом, на него можно смотреть, и этот взгляд не унижает ни того, кто смот­рит, ни того, кем любуются. Пенис освобождается от тягост­ной обязанности постоянно притворяться фаллосом. Снятие с мужского тела фаллической брони повышает его чувстви­тельность и облегчает эмоциональное самораскрытие. Даже такие традиционные мужские ценности, как развитая муску­латура, становятся средствами эмоциональной и сексуальной выразительности. Понимание своего тела не как крепости, а как «представления», перформанса, расширяет возможно­сти индивидуального творчества, самоизменения, обновле­ния, нарушения ставших привычными и стеснительными гра­ниц и рамок. Это вызовы, а не катастрофа (Кон, 20036).