Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Независимость или взаимозависимость? Материал к размышлению






Самоуважение и субъективное благополучие индиви­да неотделимы от ценностных ориентации тех культур и обществ, к которым он принадлежит. Это вновь выво­дит нас на проблему соотношения индивидуализма и коллективизма. Хотя оба понятия широко использу­ются и в психологии, и в социальной антропологии и спе­циалисты в этих областях знания нередко ссылаются друг на друга, данные категории имеют для них не совсем одинаковое значение. По этим вопросам сейчас развора­чивается увлекательная теоретическая дискуссия (Oyserman et al., 2002; Markus, Kitayama, 2004).

Предложенное Гертом Хофстеде (Hofstede, 1980) концептуальное различение индивидуалистических и коллективистских культур оказало сильное влияние на общественные науки и психологию.

Базовый элемент, ядро индивидуализма — предположе­ние, что индивиды независимы друг от друга. Норматив­ный индивидуализм выше всего ценит личную ответствен­ность и свободу выбора, право на реализацию своего лич­ного потенциала при уважении неприкосновенности других. Индивидуалистические культуры ставят во главу угла личные ценности, личную уникальность и личный кон­троль, отодвигая все социальное, групповое на периферию. Важными источниками субъективного благополучия и удо­влетворенности жизнью в этой системе ценностей является

открытое выражение эмоций и достижение личных целей субъекта (Diener et al., 1999; Hofstede, McCrae, 2004).

Напротив, базовый элемент коллективизма — пред­ставление, что социальные группы связывают и взаимно обязывают индивидов. Здесь обязанности стоят выше прав, а удовлетворенность жизнью вытекает не из личной самореализации, а из успешного выполнения своих соци­альных ролей и обязанностей и избежания неудач в этих сферах. Для поддержания внутригрупповой гармонии в коллективистской культуре рекомендуется не столько прямое и открытое выражение личных чувств, сколько ограничение эмоциональной экспрессии. Иными слова­ми, индивидуалистические общества больше ценят неза­висимость, а коллективистские — взаимозависимость.

Соответственно варьируют и критерии субъективного благополучия. Оно может вытекать как из внутренних (восприятие и свойства самости — самоуважение, после­довательность «Я» и внутренние эмоциональные состоя­ния), так и из внешних источников (восприятие и свойст­ва групп и отношений — выполнение социальных обяза­тельств, поддержание культурных норм и гармонических личных отношений). Исследование 31 страны показало, что в индивидуалистических странах субъективное благо­получие людей гораздо больше зависит от самоуважения, чем в коллективистских. Те же результаты были получены относительно эмоциональных состояний и последователь­ности «Я». Сравнение удельного веса самоуважения (вну­тренний фактор) и гармонии в личных взаимоотношениях (внешний фактор) как источников субъективного благо­получия в «индивидуалистических» США и «коллективи­стском» Гонконге также подтвердило эту гипотезу.

Однако предметом этих исследований были не инди­видуальные свойства людей, а нормативные ожидания соответствующих обществ. Из высокого индивидуализ­ма американского (США) общества как целого вовсе не следует, что все составляющие его этнические и социаль­ные группы тоже будут индивидуалистическими. Почему бы этой проблеме не иметь и свой гендерный аспект?

(Reid, 2004.) Маскулинные и фемининные нормы по-раз­ному представляют соотношение индивидуализма и кол­лективизма. Составляющая ядро маскулинности субъ-ектность (потребность быть действующим лицом, аген­том действия) делает мужскую культуру более индивидуалистической, подчеркивающей свою независи­мость, отдельность от других, тогда как женская культу­ра, больше ориентированная на других, подчеркивает скорее взаимозависимость.

Специалисты по-разному интерпретируют это разли­чие. Одни приписывают его биологическим свойствам. Другие выводят его из особенностей взаимоотношений матери и дочери: формируя свою идентичность по мате­ринскому образцу, девочка тем самым развивает в себе базовое чувство тождественности и взаимосвязанности, тогда как мальчик, идентичность которого резко отлична от материнской, формирует чувство различия и отдельно­сти (Ходоров, 2000). Социальная психология связывает эти различия с особенностями типичных мужских и жен­ских ролей (Eagly, 1987): женщины чаще выполняют функции, предполагающие заботу о других (мать, сест­ра), тогда как мужские роли подчеркивают необходи­мость независимости и самопродвижения. Феминистские теории выдвигают на первый план проблему власти: буду­чи подчиненными членами общества, женщины должны уметь угадывать желания более могущественных «дру­гих», тогда как мужчинам, принадлежащим к господству­ющей группе, это требуется в меньшей степени.

Интересно, что, хотя теоретические объяснения рас­ходятся, самого феномена различия мужской и женской самореализации никто вроде бы не отрицает. Но если тендерные различия в ориентации преимущественно на независимость или взаимозависимость существуют, то они неизбежно скажутся и на критериях субъективного благополучия. Женщины, чья ориентация на взаимозави­симость напоминает коллективистские культуры, будут при оценке своего благополучия принимать во внимание как внутренние, так и внешние источники, тогда как муж-

чины, чья ориентация на независимость близка к индиви­дуалистическим культурам, будут при оценке своего бла­гополучия отдавать предпочтение внутренним источни­кам. Хотя кросскультурные исследования эту гипотезу не проверяли, существуют ее косвенные подтверждения.

В одном исследовании было показано, что мужское и женское самоуважение покоится на разных основаниях, связанных с культурно-заданными тендерными ролями: мужское самоуважение теснее связано с личными дости­жениями, а женское — с успешными межличностными отношениями. По некоторым предположениям, мужчины и женщины не совсем одинаково определяют свое «Я». Мужчины склонны конструировать схемы самости, цент­ральным принципом которых является «отдельность от других», а первичными компонентами — черты, навыки и свойства, имманентно присущие индивиду, тогда как женщины конструируют схемы, в основе которых лежит принцип связи с другими. Правомерны ли столь широкие обобщения — сказать трудно. Однако исследование, про­веденное Анной Рейд, показало, что американские муж­чины и женщины действительно основывают оценки сво­его жизненного благополучия на разных источниках: для мужчин главное — самоуважение, удовлетворенность со­бой, тогда как для женщин — это только полдела, вторая половина счастья — участие в гармоничных и взаимно удовлетворяющих личных отношениях (Reid, 2004).

Косвенным подтверждением наличия сходных тенденций в России может служить сравнительное изучение мужских и женских автобиографий. Судя по этим данным, россий­ские мужчины гораздо чаще женщин выражают удовлетво­ренность тем, как сложилась их биография. Неудачной счи­тают свою жизнь 28, 6% мужчин, удачной — 68, 9%. Большин­ство мужчин видит свою удачу в выборе жены и рождении детей (28, 2%), затем (17, 9%) — в выбранном образовании, профессии и работе, 11, 8% — и в работе, и в семье (Мещеркина, 2004). Формируя биографический конструкт «самодо­статочного Я», мужчины стремятся представить себя, преж­де всего, с точки зрения полученного ими образования

и пройденного профессионального пути и гораздо реже — с точки зрения отношений с кем бы то ни было. Вдвое больше мужчин, чем женщин, полагают, что они сами кузнецы своей судьбы. Мужчины в два раза реже женщин повторяют роди­тельский биографический проект. Код «семья и обзаведение детьми» занимает в их рассказе маргинальное положение. Согласно их автобиографической самооценке, мужчины ме­нее склонны зависеть от обстоятельств, они чаще женщин приписывают управление биографией лично себе, но в то же время чаще женщин подвластны влиянию значимых «дру­гих» (родителей, друзей). Среди наиболее употребимых смысловых кодов мужской биографии: «как сложилось, так сложилось», «повлияла перестройка и общее ухудшение эко­номической обстановки», «упущенные возможности, в том числе образование». Мужчины почти в три раза реже жен­щин связывают свою удачу с полученным образованием, зато втрое чаще отмечают неудачи, связанные с работой. Суть «мужской биографической нормы» Мещеркина видит в осед­лости, верности выбранной распространенной профессии, стабильности социального контекста, усредненности, нали­чии полной семьи, следовании норме здоровья и поведения. Мужчины вдвое реже женщин ориентированы на повторе­ние своей судьбы в детях, среди них больше тех, кто видит биографию своих детей иной, нежели их собственная. Таким образом, социальное изменение чаще стимулируется муж­ской, чем женской биографической практикой.

Думаю, что для серьезных теоретических обобщений этих данных недостаточно. Однако определенную пищу для размышления они дают. Самое интересное, на мой взгляд, заключается в том, что от глобального отождеств­ления (мужчины и женщины одинаковы) и такого же гло­бального противопоставления (мужчины — с Марса, женщины — с Венеры) мы приходим к констатации тон­ких социально-групповых, этнокультурных и индивиду­альных вариаций.

Еще одно мое замечание касается предполагаемого «индивидуализма» мужской культуры. Хотя такое пред­положение для мужчин лестно, потому что с индивиду-

альностью ассоциируются новизна и креативность (очко в пользу теории Геодакяна), практически любая мужская культура (и по данным антропологии, и по психологиче­ским данным) представляет собой противоречивое соче­тание высокой соревновательности (всех опередить, под­чинить и выделиться) и такого же высокого коллективиз­ма (чувство локтя, принадлежность к стае, умение подчиняться групповой дисциплине). Как эти потребно­сти преломляются в самосознании и оценке своей успеш­ности и благополучности — нелегкий вопрос. Вероятно, разные мужчины в разных обществах и в разных кон­кретных ситуациях отвечают на эти вызовы по-разному. Может быть, большая индивидуализация мужчин по сравнению с женщинами следствие не столько их природ­ных качеств, сколько большей дифференциации их жиз­недеятельности (индивидуальная работа — социальная привилегия)? Этот вопрос возникал у нас при обсужде­нии древнейших форм разделения труда, но пока ни ан­тропология, ни психология ответить на него не могут.

И последниее. Мужчины во всех возрастах склонны считать себя более сильными, энергичными, властными и деловыми, чем женщины, но при этом они, особенно мальчики-подрост­ки, нередко переоценивают свои способности и положение, не любят признавать свои слабости и недостаточно прислушива­ются к информации, которая противоречит их завышенной са­мооценке. Хотя такой защитный механизм (игнорируя инфор­мацию, противоречащую его образу «Я», человек защищает свое самоуважение) кажется иррациональным, он способству­ет формированию жизнестойкости и внутренней установки на самостоятельность. То есть он идет мужчинам на пользу. Но прекрасное нормативное мужское качество — уверенность в себе — легко превращается в опасную самоуверенность. Это имеет свой социально-педагогический аспект.

С 1970-х годов в США проводится широкая социально-педагогическая кампания по повышению самоуважения школьников и особенно — представителей стигматизирован­ных групп. Она, несомненно, приносит пользу. Но «аффир-

мативный (поддерживающий) дискурс» — похвалы незави­симо от реальных достижений — имеет и немалые издержки. Если в последней трети XX в. влиятельные американские психологи писали об опасных последствиях низкого самоува­жения, то в последние годы по крайней мере трое видных психологов — Рой Баумейстер, Дженнифер Крокер и Нико­лас Эмлер, опираясь на данные социальной статистики, ут­верждают, что плохие ученики, вожаки криминальных улич­ных шаек, расисты, убийцы и насильники вовсе не страдают пониженным самоуважением, напротив, зачастую они счита­ют себя выше и лучше других. Само по себе высокое самоува­жение не ведет к агрессии, но если оно не находит признания и подкрепления со стороны окружающих, оно превращается в опасный нарциссизм, некритическую самовлюбленность, которая может быть использована в каких угодно антисоци­альных целях вплоть до терроризма. Многие религиозные экстремисты, и не только исламские, прямо говорят, что они призваны Богом исправить греховный мир и уничтожить тех, кто этому препятствует. Вот только боги и ценности у них разные. Между прочим, склонность к крайностям и экстремизму тоже типичное мужское свойство...

Чтобы успешно жить и развиваться, индивид должен со­четать убеждение в своей личной ценности и своем праве на счастье с трезвой и достаточно самокритичной оценкой сво­их реальных возможностей и достижений. Каких-либо дан­ных, что мужчины обладают в этом отношении превосходст­вом над женщинами (или наоборот), у меня нет. Методоло­гически изучение этого вопроса ничем не отличается от изучения других когнитивных процессов и способностей.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.