Сексуальность

...Утренняя эрекция — это единственная вещь,

которая делает мужчину загадкой при­роды.

Виктор Ерофеев

От агрессивности и соревновательности мы незаметно пе­решли к сексуальности. Такой переход закономерен. По дан­ным метаанализов, самые большие различия между мужчи­нами и женщинами существуют в сфере сексуальности. Ина-

че и быть не может, потому что сексуальность теснее всего связана с репродукцией и здесь лучше всего работают изло­женные выше биоэволюционные теории, включая теорию ро­дительского вклада Роберта Трайверса и основанную на ней теорию сексуальных стратегий Дэвида Басса (Buss, 1998).

Поскольку самцы биологически и поведенчески инвестиру­ют в потомка меньше, чем самки, и потенциально способны за­чать много потомков, тогда как женское потомство ограниче­но, у мужчин развилась более «количественная» репродуктив­ная стратегия, тогда как для женщин важнее «качество». Мужчины больше заинтересованы в случайном сексе и менее обязательны в своих сексуальных установках и поведении. Женщины более избирательны в выборе партнеров, меньше заинтересованы в сексе ради секса и выбирают преимущест­венно таких партнеров, которые могут обеспечить выживание их детям, гарантируя им долгосрочную безопасность и жизне­обеспечение. Так как судить об эволюционном процессе толь­ко по поведению невозможно, биология дополняется эволю­ционной психологией сексуальности, которая стремится по­нять закономерности развития сексуального желания, включая его вариации у мужчин и женщин, общие и культур­но-специфические механизмы сексуального возбуждения, критерии сексуальной привлекательности, принципы подбора пары, сексуальной ревности и т. д. (Symons, 1979).

Эмпирическая проверка этой теории в целом оказалась успешной. При всех индивидуальных и социально-группо­вых различиях мужская сексуальность по целому ряду пара­метров отличается от женской, причем эти различия соот­ветствуют прогнозу.

Сила сексуального желания. Сексуальное влечение (сегодня его чаще называют сексуальным желанием) — специфическая мотивация, сконцентрированная на сексуальной активности и стремлении к сексуальному удовольствию. Человек с более сильным сексуальным влечением интенсивнее и/или чаще ис­пытывает желание заниматься сексом ради секса, а не для удо­влетворения других, более отдаленных целей, таких как ре­продукция, власть или освобождение от стресса, причем эта мотивация пересиливает другие желания и потребности. Ана-

литический обзор 5 400 научных статей (Baumeister et al., 2001) показал, что по большинству показателей (частота сек­суальных мыслей, фантазий и спонтанного возбуждения; же­лаемая частота секса; частота мастурбации; желаемое число се­ксуальных партнеров; предпочтение секса другим занятиям; активный поиск секса; готовность инициировать сексуальные действия; наслаждение разными типами сексуальных прак­тик; готовность жертвовать ресурсами ради секса; положи­тельное отношение к сексуальной активности; распространен­ность расстройств, связанных с понижением сексуального же­лания; самооценка силы сексуального влечения) мужское сексуальное влечение значительно сильнее женского.

Это подтверждают и данные репрезентативных нацио­нальных сексуальных опросов (Eplov et al., 2007). Например, в Швеции (опрос 4 781 человек от 18 до 74 лет) сексуальное желание испытывали часто 49% мужчин и 22% женщин, ред­ко или никогда — 4 и 15%. Среди жителей норвежской столи­цы Осло (2 135 человек от 18 до 49 лет) часто имеют сексуаль­ное желание 81 % мужчин и 47% женщин. В Дании (10 458 че­ловек от 16 до 70 лет) мужчины во всех возрастах испытывают желание чаще, чем женщины, среди 16—24-лет­них мужчин имеют сексуальное желание часто 72%, а среди женщин — 50%; в старшей возрастной группе (старше 67 лет) — соответственно 14 и 4%.

В австралийском национальном опросе 2000—2001 гг. (репрезентативная выборка из 19 307 респондентов от 16 до 59 лет) об отсутствии интереса к сексу сообщили 24, 9% мужчин и 54, 8% женщин, о неспособности испытывать ор­газм — соответственно 6, 3 и 28, 6%, об отсутствии сексуаль­ного удовольствия — 5, 6 против 27, 3% (Richters et al., 2003).

В России подобных опросов не проводилось, но тенденции те же самые. Левада-Центр трижды, в 1995, 1999 и 2002 гг., задавал своим респондентам вопрос: «Насколько важен для вас секс?» Доля ответов «очень важен» выросла за эти годы с 17 до 33%, причем для мужчин секс всегда важнее, чем для женщин. В 2002 г. вариант «очень важен» выбрали 41% муж­чин и 25% женщин; пик важности приходится на возраст ме­жду 16 и 29 годами.

С возрастом сексуальное желание у обоих полов ослабева­ет, это связано не только с процессами старения, но и с со­стоянием здоровья и рядом социокультурных факторов (со­стояние в браке, материальное благополучие, культурные ус­тановки и т. д.), причем эти факторы у мужчин и женщин зачастую различны. Возможно, что, отвечая на вопросы ан­кеты, мужчины в соответствии с существующими гендерны-ми стереотипами преувеличивают, а женщины преуменьша­ют свои сексуальные желания. Специальное исследование показало, что открытые (эксплицитные), контролируемые сознанием, и неосознаваемые (имплицитные) установки в этом случае нередко расходятся. Однако и на бессознатель­ном уровне женское отношение к сексуальности выглядит более негативным, нежели мужское (Geer, Robertson, 2005).

Экстенсивность и селективность. Мужская сексуаль­ность более экстенсивна и менее селективна, чем женская. Мужчины хотят иметь и действительно имеют больше сексу­альных парнерш или партнеров, чем женщины. Ученик и со­трудник Дэвида Басса американский психолог Дэвид Шмитт с помощью 118 ученых из разных стран провел массовый ан­кетный опрос более чем 16 000 студентов 52 народов из 10 ос­новных регионов мира (Schmitt, 2003). Молодых людей спрашивали, скольких сексуальных партнеров они хотели бы иметь вообще и в ближайшем месяце, готовы ли они прило­жить для достижения этой цели определенные усилия и как быстро они готовы согласиться на сексуальное сближение с малознакомым человеком. Оказалось, что, независимо от страны, региона, брачного/партнерского статуса и сексуаль­ной ориентации респондентов, мужчины хотят иметь больше сексуальных партнеров, чем женщины (желание иметь в тече­ние ближайшего месяца больше одного партнера выразили свыше 50% мужчин и меньше 20% женщин), и легче идут на сексуальное сближение после кратковременного знакомства. Эта тенденция подтверждается и многочисленными экс­периментальными исследованиями. Например, в 2002 г. Би-би-си повторила классический эксперимент Ричарда Кларка и Элайн Хатфилд (Clark, Hatfield, 1989). Два молодых сим­патичных репортера, мужчина и женщина, со скрытыми ка-

мерами интервьюировали группу студентов Кембриджского университета на разные нейтральные темы, а потом ненавяз­чиво спрашивали: «А ты не согласишься зайти ко мне домой для секса?» Согласием ответили 75% мужчин и ни одна из женщин (Voracek et al., 2005).

Меньшую сексуальную избирательность мужчин демон­стрируют и исследования быстрых свиданий (спид-дейтинг) (Kurzban, Weeden, 2005; Fisman et al., 2006; Dating Study, 2007). Что бы мужчины ни говорили перед экспери­ментом, главным фактором выбора партнерши для них явля­ется ее внешность. При этом они не особенно избирательны. По данным массового американского исследования (свыше 10 тысяч участников), средний мужчина был выбран 34% женщин, а средняя женщина — 49% мужчин (Kurzban, Weeden, 2005). При исследовании в Мюнхене оказалось, что мужчины от 26 до 40 с небольшим лет готовы назначить сви­дание почти любой сколько-нибудь привлекательной женщи­не (Dating Study, 2007).

При любых опросах оказывается, что мужчины значи­тельно терпимее относятся к краткосрочным связям и лю­бым разновидностям случайного, одноразового и даже ано­нимного секса, особенно если речь идет не о женщинах, а о самих мужчинах. Например, в 2006 г. на вопрос Левада-Центра: «Как вы считаете, допустимо ли для мужчин часто менять половых партнеров?» утвердительно («вполне допус­тимо» и «скорее допустимо») ответили 46% мужчин и 27% женщин. На сходный вопрос о допустимости внебрачных связей положительные ответы мужчин и женщин соотносят­ся как 40 и 22%.

Удается ли мужчинам реализовать эти желания? Вопрос не так прост, как кажется. Практически все выборочные и национальные опросы свидетельствуют, что мужчины имеют больше сексуальных партнерш-женщин, чем женщи­ны партнеров-мужчин (уточнение необходимо, чтобы ис­ключить однополые связи). Например, недавний американ­ский национальный опрос показал, что средний мужчина имеет в течение жизни семь сексуальных партнерш, а сред­няя женщина — четырех партнеров-мужчин (Sexual

Behavior, 2002). Британские исследователи получили соот­ношение 12, 7 к 6, 5. Согласно канадскому национальному оп­росу (1 479 взрослых старше 18 лет), мужчины по всем пара­метрам (частота сексуальных мыслей, орального секса, воз­раст сексуального дебюта, число сексуальных партнеров и намерений относительно случайного секса) оказались пермиссивнее (снисходительнее, терпимее) и активнее женщин (Fischtein, Herold, Desmarais, 2007).

Сексологов эти цифры не смущают, но математики гово­рят, что такая большая разница логически невозможна, муж­чинам просто негде взять такое количество «дополнитель­ных» женщин (Kolata, 2007). Может быть, мужчины лгут, преувеличивая, в соответствии с гендерными нормами, свои сексуальные достижения, тогда как женщины свою актив­ность, напротив, преуменьшают? И то и другое, безусловно, имеет место, особенно у женщин, на которых традиционная мораль давит сильнее (Alexander, Fisher, 2003). Но дело не только в этом. Вполне возможно, что мужчины и женщины считают по-разному. Женщины чаще перечисляют своих партнеров: «Джон плюс Джим плюс Питер, кто там еще?» — что ведет к уменьшению их общего числа (кого-то можно и забыть), тогда как мужчины чаще прибегают к грубому суммарному подсчету, тяготеющему к преувеличению (Brown, Sinclair, 1999). Кроме того, мужчины могут вклю­чать в свой подсчет такие сексуальные практики, которые женщины «сексом» не считают, например, оральный секс (Wiederman, 1997).

Мотивация и легитимация. Хотя «в конечном счете» сек­суальность обеспечивает продолжение рода (и это главное, что интересует эволюционную психологию), на самом деле это две разные формы жизнедеятельности. Репродуктивные мотивы крайне редко становятся сексуальными (см.: Кон, 2004), причем мужская сексуальность анатомо-физиологически и социально связана с репродукцией гораздо слабее, чем женская. Экстенсивность мужской сексуальности озна­чает меньшую эмоциональную вовлеченность и психологи­ческую интимность и большее разнообразие мотивов. Опро­сив около 2 000 американских студентов, ученые нашли, что

из 237 возможных мотивов для занятий сексом, 20 из 25 ча­ще всего упоминаемых мотивов являются общими для муж­чин и женщин (Meston, Buss, 2007). Без этой базовой общ­ности интересов сексуальная гармония была бы принципи­ально невозможной. Но в рамках этой общности есть важные тендерные различия. Мужчины значительно чаще женщин называли мотивы, связанные с внешней привлека­тельностью объекта. Это объясняется тем, что они вообще больше полагаются на визуальные стимулы. Кроме того, они чаще называли ситуативные моменты («просто представи­лась возможность»). Перечисляя возможные и реальные мо­тивы вступления в связь, мужчины значительно чаще назы­вают безличные, не связанные с конкретным партнером, «се­ксуальные потребности», статусные соображения типа «улучшить свою репутацию» или «повысить самоуважение», доводы практической выгоды и т. п.

Различие мужских и женских мотивов показывает и оп­рос молодежи Левада-Центром (2006 г.) — 1775 респонден­тов от 16 до 29 лет.

В связи с чет прежде всего вы пошли на ваш первый сексуаль­ный контакт? Вы сделали это... (можно было давать до трех ответов. — И. К.)

Разумеется, «первый контакт» — случай по определению исключительный, и судить по нему о повседневных мотивах сексуального сближения нельзя. Тем не менее тендерные раз­личия показательны. «Сексуальное влечение» назвали 44% мужчин и 16% женщин, «любопытство» — 29 и 14%, жела­ние «быть как все» — 16 и 5%, самоутверждение — 10 и 1%, потребность повышения самооценки — 10 и 2%. Мужская мотивация выглядит более эгоцентрической и, если угодно, циничной, чем женская, стереотипно объясняющая все «лю­бовью».

Но насколько правдивы женские ответы? За рассказом о мотивах сексуального сближения часто скрывается его ре­троспективное оправдание, легитимация. Романтический мотив «любви» в современном мире выглядит таким же рес­пектабельным, каким раньше было вступление в брак. Ос­тальные мотивы с традиционными ценностями, на которые женщины ориентируются сильнее, чем мужчины, плохо сов­местимы. Хотя эмоциональный фон отношений для женщин действительно важнее, чем для мужчин, многие женщины склонны преувеличивать этот момент и просто говорят то, что общество (и прежде всего мужчины) ожидает от них ус­лышать. Местон и Басе удивились тому, что мужчины чаще женщин называют сугубо прагматические мотивы сексуаль­ного сближения (Meston, Buss, 2007). Однако женщины в этом отношении ничуть не менее расчетливы, это прямо

вытекает из теории сексуальных стратегий. Разница лишь в том, что мужчины и женщины могут преследовать при этом разные выгоды. Какие именно — зависит не только от «эво­люционных универсалий», но и от конкретных социально-экономических условий.

Инструменталъностъ. Еще одна особенность мужской се­ксуальности, не вытекающая из эволюционной теории пола, но подтверждающая теорию Ричарда Липпы, — ее предметно-инструментальный характер. В мужском сексуальном сцена­рии «секс» не только удовольствие, порой запретное и стыдное (например, при мастурбации), но и работа, которая обяза­тельно требует успеха, завершения, достижения чего-то, муж­чине необходимо «кончить». На первый план при этом выдви­гаются количественные показатели: сколько женщин и сколь­ко актов (хотя «больше» не обязательно «лучше»).

Общая инструментальность мужского стиля жизни поро­ждает и «техницизм» сексуального мышления, озабоченность прежде всего тем, как продлить эрекцию, усилить ощущения, связанные с семяизвержением. Естественная кульминация интимной близости для мужчины — интромиссия и семяиз­вержение. Все «остальное» — предварительные ласки, неж­ность, следующая за соитием, — кажется необязательным, без чего можно и обойтись. В основе представления о сексе как о непрерывном нарастании полового возбуждения, которое непременно должно завершиться эякуляцией, лежит, в сущно­сти, опыт подростковой мастурбации — скорей, скорей!

Вследствие инструментальности и соревновательности своего стиля жизни многие мужчины не доверяют собствен­ным переживаниям, им нужны объективные подтверждения своей сексуальной «эффективности». Самое весомое под­тверждение своей маскулинности мужчина получает от жен­щины. Именно поэтому так важен для юноши его первый се­ксуальный опыт, да и взрослые мужчины нередко заводят случайные связи не только и не столько из сексуальных по­требностей и жажды разнообразия, сколько ради самоутвер­ждения. Но мужчина, стремящийся прежде всего доказать свою силу, невольно превращает интимную близость в экза­мен и часто «проваливается» на этом экзамене именно пото-

му, что не чувствует себя достаточно свободно и раскованно. Одно из самых распространенных мужских сексуальных расстройств — так называемая «исполнительская тревож­ность», сомнение в своем «мастерстве». В последние десяти­летия этот синдром, похожий на те трудности, которые ис­пытывают актеры, встречается значительно чаще.

Традиционная модель сексуального поведения склонна при­писывать всю активность, начиная с ухаживания и кончая тех­никой полового акта, мужчине, оставляя женщине пассивную роль объекта. Строго говоря, эта модель никогда не соответст­вовала действительности — отношения полов в постели, как и в других сферах жизни, всегда были скорее партнерскими, хотя и неравноправными. Но в обществах, где безраздельно господствовал двойной стандарт и женская невинность до бра­ка тщательно оберегалась, в такой модели все-таки был некото­рый смысл. Свой первый сексуальный опыт юноши обычно приобретали с проститутками или с женщинами значительно старше себя. Положение «ученика» в подобных ситуациях не роняло их мужского достоинства, а своих целомудренных жен они всему учили сами, не опасаясь конкуренции и нежелатель­ных сравнений с кем-то другим. Сегодня эта модель утратила силу, поставив как мужчин, так и женщин перед новыми проб­лемами и сделав прежние критерии сексуальной самооценки более сложными, проблематичными и, главное, индивидуаль­ными. Немецкая исследовательница Карстен Руттер, проведя 20 детальных интервью с 30-летними мужчинами, обнаружила у них два разных полюса эротической ориентации: 1) на собст­венное удовольствие и 2) на то, чтобы удовлетворить женщину (Rutter, 1993). Хотя каждый пятый мужчина подчеркивает, что испытывает к партнерше чувство нежности, собственная сексуальная удовлетворенность многих мужчин практически не зависит от переживаний партнерши. Это серьезная психо­сексуальная проблема.

Пластичность и разнообразие. Экстенсивность и инстру-ментальность мужской сексуальности не только увеличивают вероятность более частой смены партнеров, но и повышают разнообразие мужских сексуальных сценариев, зачастую весь­ма далеких от нормативной репродуктивной сексуальности.

Мужчины далеко опережают женщин по распространенности всех нерепродуктивных сексуальных практик, начиная с мас­турбации. Почти все так называемые парафилии (букваль­но — неправильные влечения) являются исключительно или преимущественно достоянием мужчин (Ткаченко, 1999). Ха­рактерная для некоторых мужчин импульсивность сексологи­чески проявляется в форме сексуальной компульсивности (не­способности контролировать свои сексуальные реакции). Обследование 876 гетеросексуальных американских студентов показало, что уровень компульсивности у мужчин выше, чем у женщин, причем люди с более высоким уровнем сексуальной компульсивности чаще имеют множественные сексуальные связи, больше мастурбируют, чаще занимаются сексом в обще­ственных местах и рискованным сексом (Dodge et al., 2004).

Более экстенсивный и разнообразный секс требует допол­нительных усилий и стимуляции. Мужчины всегда были и ос­таются главными заказчиками и потребителями коммерче­ского сексуального обслуживания, будь то проституция или материалы эротического характера, причем мужская эротика грубее и откровеннее женской. Статистический анализ обще­национального опроса, охватившего свыше 20 тысяч францу­зов от 18 до 69 лет (Giami, 1997) показал, что «часто» и «ино­гда» смотрят порнофильмы 47% мужчин и 23% женщин, пор­нографические журналы читают 47, 4% мужчин и 19, 3% женщин. Исследование репрезентативной выборки гетеросе­ксуальных молодых датчан (316 мужчин и 372 женщин от 18 до 30 лет) показало, что когда-либо смотрели порнографию 97, 8% мужчин и 79, 5% женщин; в последние полгода это де­лали 92, 2% мужчин и 60% женщин, в последнюю неделю — 63, 4 и 13, 6%, в последние сутки — 26, 2 и 3, 1 %. Мужчины смо­трят порнографию значительно чаще женщин. Средний мо­лодой датчанин тратит на просмотр порнографии 80, 8 минут в неделю, а женщина — 21, 9 минуты (Hald, 2006).

Мужчины значительно активнее женщин используют се­ксуальные возможности Интернета (виртуальный секс), будь то онлайновая сексуальная активность (ОСА) или соб­ственно киберсекс, и тратят на это больше времен и денег. С содержательной стороны (сюжеты и характер деятельно-

сти) гендерные различия в виртуальном сексе те же, что и в обычном.

Жизненный путь. Мужская и женская сексуальность не­одинаково проявляются на разных стадиях жизненного пу­ти. Сильно упрощая вопрос, можно сказать, что мужчины начинают свою сексуальную жизнь раньше, а заканчивают позже, чем женщины. За этим стоит сложное переплетение биологических и социальных факторов. Хотя девочки созре­вают на 2—3 года раньше мальчиков, последние традицион­но опережали их по уровню своей сексуальной активности, возрасту сексуального дебюта и т. д. В последние десятиле­тия эта тендерная разница сильно уменьшилась, а в некото­рых странах вовсе исчезла (девочки-подростки осуществля­ют сексуальный дебют раньше мальчиков). Видимо, дело не столько в гормональных процессах и особенностях мужско­го эротизма, сколько в социокультурных нормах и возмож­ности отделить сексуальное поведение от репродуктивного (эффективная контрацепция).

Так же неоднозначны процессы старения (Bancroft, 2007). Практически все современные массовые опросы (Beutel et al., 2007) и, что еще важнее, лонгитюдные исследования (Araujo et al., 2004) показывают, что с возрастом как уровень сексуального желания, так и уровень сексуальной активности снижается у женщин больше, чем у мужчин. Это связано как с гормональными факторами, которые для мужчин более зна­чимы, чем для женщин, и состоянием здоровья, так и с брач­ным статусом, наличием постоянного партнера и т. д. Среди сексуальных проблем пожилых женщин первое место (43%) занимает низкое сексуальное желание, а у мужчин (37%) эректильные трудности (Lindau et al., 2007). Иными словами, мужчина страдает оттого, что он не может, а женщина отто­го, что она не хочет. Неудивительно, что почти все мужчины переживают снижение своей сексуальной активности болез­ненно, тогда как многие женщины воспринимают это спокой­но. Например, в шведском национальном опросе только 47% женщин с низким сексуальным желанием воспринимали это как нечто болезненное (Hamilton et al., 2001). Каково здесь соотношение биологических и социокультурных факторов -

вопрос открытый. К сожалению, индивидуальные различия, которые могут и не совпадать с половой/гендерной принад­лежностью, слабо изучены. Установленную Балтиморским лонгитюдом (Martin, 1981) закономерность, что мужчины, имевшие наиболее высокую сексуальную активность в моло­дости, сохраняли это преимущество и в зрелом возрасте, но­вейшие исследования не проверяли (Bancroft, 2007).

Насилие и агрессия. В мужской сексуальности представле­но значительно больше элементов насилия и агрессии. Это ко­ренится, с одной стороны, в общих законах эволюционной биологии (сексуальная агрессия как форма проявления общей агрессивности), а с другой — в особенности мужских сексу­альных стратегий (сексуальный успех как победа, завоевание и т. д.). Мужское сексуальное «Я» предполагает напори­стость, властность, доминантность и т. д. Эти черты закрепле­ны и в культурных ритуалах ухаживания, где мужчине пред­писывается ведущая, активная роль. Эти установки реализу­ются как в реальном поведении (мужчины инициируют секс вдвое чаще, чем женщины), так и в эротическом воображении мужчин и женщин. В мужском сексуальном воображении час­то присутствуют сцены принуждения, насилия и т. п. По дан­ным австралийского национального опроса, сексуальные игры садо-мазохистского типа в последний год практиковали 2, 2% мужчин и 1, 3% женщин (Richters et al., 2008).

С этим связан целый ряд психосоциальных проблем. Мужчины, у которых агрессивные импульсы понижены, вос­принимаются окружающими и сами чувствуют себя недос­таточно маскулинными, а те, у кого они повышены, часто оказываются в конфликте с законом и моралью. Среди лю­дей, осужденных за насильственные сексуальные преступле­ния, всегда преобладают мужчины, а их жертвами бывают не только женщины, но и другие мужчины.

Сексуальное насилие — неотъемлемый элемент жизни любого закрытого мужского сообщества. Оно служит не только и не столько средством реализации заблокированных культурой сексуальных желаний, сколько способом создания и оформления иерархических отношений: «опустив» сопер­ника, мужчина лишает его вирильности, делает собственным

рабом или рабом своей социально-возрастной группы (хейзинг, дедовщина и т. п.) (Кон, 2007а). Эта двойственная, од­новременно сексуальная и статусная, мотивация характерна и для массовых групповых изнасилований побежденных в войнах. Мужская сексуальная агрессия вообще тесно свя­зана с милитаризмом.

Разграничение условной, игровой, подчас даже норматив­ной эротической агрессии и реального насилия, крайним слу­чаем которого является изнасилование, — дело очень тонкое. Тендерное равенство делает некоторые границы в этом вопросе проблематичными и спорными, причем мнения мужчин и жен­щин сплошь и рядом расходятся. Это порождает немало кон­кретных правовых и социально-психологических коллизий.

Гомоэротизм и гомофобия. Принято думать (и многочис­ленные исследования подтверждают это), что на поведенче­ском уровне гомосексуальность (однополые сексуальные контакты) распространена среди мужчин значительно боль­ше, чем среди женщин. Однако новейшие исследования, ко­торые различают открытое поведение и гомоэротические чувства (влюбленность, влечение, эмоциональную бли­зость), рисуют более сложную и противоречивую картину.

Например, американский национальный опрос. 12 571 мужчин и женщин от 15 до 44 лет (2002 National Survey of Family Growth, NSFG) показал, что за последние 12 месяцев оральный иди анальный секс с другим мужчиной имели 3% мужчин, а сексуальный опыт с другой женщиной имели 4% женщин. В течение жизни однополый сексуальный контакт имели 6% мужчин и (при ответе на другой вопрос) 11 % жен­щин. Около 1% мужчин и 3% женщин имели за последние 12 месяцев сексуальных партнеров обоего пола. Отвечая на во­прос: «Считаете ли вы себя гетеросексуалом, гомосексуалом, бисексуалом или кем-то другим?» — 90% мужчин от 18 до 44 лет назвали себя гетеросексуальными, 2, 3% — гомосексуаль­ными, 1, 8% — бисексуальными, 3, 9% — «кем-то другим» и 1, 8% на этот вопрос не ответили. Женские ответы были та­кими же. Эти данные похожи на результаты национального опроса 1992 г. (Laumann et al., 1992). На вопрос, испытыва­ли ли они когда-нибудь влечение к мужчинам, женщинам или

к тем и другим, среди 18—44-летних мужчин 92% сказали, что их привлекали только женщины, и 3, 9% — преимущест­венно женщины. Среди женщин 86% сказали, что их привле­кали только мужчины, и 10% — преимущественно мужчины (в 1992 г. так ответили лишь 3%) (Sexual Behavior, 2002).

Многое зависит от возраста опрашиваемых. Данные о по­ведении и чувствах подростков (до 18 лет) обычно анализи­руют отдельно. Возможно также, что мужчины и женщины не совсем одинаково понимают и описывают однополую лю­бовь. Чтобы избежать лишних недоразумений, употребля­ются разные термины: в эпидемиологических исследованиях, где важны прежде всего факторы риска, говорят о «мужчи­нах, имеющих секс с мужчинами» (MSM), а в психологиче­ских и психиатрических работах — о сексуальной идентич­ности, предпочтениях, чувствах и т. д.

По большинству исследованных параметров мужская и женская однополая любовь и основанные на ней отношения воспроизводят тендерные различия, существующие у гетеросе­ксуальных пар, и подчас даже гипертрофируют их (см.: Кон, 2003). Социальные и психологические профили мужчин-геев, как и «натуральных» мужчин, так же различны и индивидуаль­ны, хотя в выборе любимых занятий и в эмоциональных реак­циях у них есть определенный сдвиг в «фемининную» сторону (Lippa, 2000, 2007). Для понимания их проблем и психологии очень важно учитывать исторически изменчивый социальный контекст, в частности установки традиционной культуры.

Гомофобия, то есть иррациональный страх и ненависть к гомосексуалам, является, с одной стороны, проявлением общей ксенофобии, а с другой — весьма специфическим социально-психологическим феноменом (см.: Киммел, 2006а; Кон, 20076). Важное отличие мужской гомосексуальности от женской — ее тесная связь с гомосоциальностью (ориен­тация на общение с себе подобными, в данным случае — с другими мужчинами). На протяжении значительной части истории мужчины большую часть времени проводили от­дельно от женщин, в более или менее закрытых мужских со­обществах. Главной референтной группой для мужчины бы­ли, да и по сей день остаются, другие мужчины. Эти мужские

отношения, товарищеские или соревновательные, всегда эмо­ционально окрашены, и, как все значимые отношения, они могут иметь какие-то эротические обертоны (тем более что мужской язык едва ли не все чувства и отношения описыва­ет в сексуальных терминах). Чтобы избежать их прямой се-ксуализации, которая могла бы осложнить социальную жизнь мужской группы, культура маргинализировала, а то и вовсе табуировала соответствующие чувства, тем более что они противоречили базовым репродуктивным и семей­ным ценностям. То есть гомофобия — продукт и одновремен­но противовес гомоэротизма, она служит средством симво­лической демаркации «настоящих» (доминантных) мужчин от «ненастоящих» (женственных и подчиненных). В сочета­нии с объективными индивидуальными различиями это соз­дает весьма жизнеспособную и опасную гремучую смесь, ко­торая дает о себе знать даже сегодня. Недаром гомофобия везде и всюду гораздо больше характерна для мужчин, чем для женщин, а ненависть к геям в разы (в современной Рос­сии — в 5 раз) сильнее ненависти к лесбиянкам. Как и всякая ненависть, она отравляет жизнь не только своим жертвам, вселяя в них страх и неприятие себя, но и своим носителям, которым она затрудняет эмоциональное общение с другими мужчинами. Вопрос о взаимодействии социальных норм и личных страхов, как всегда, остается открытым.

Сексуальное здоровье и субъективное благополучие. Судя по данным массовых опросов, мужчины во всех возрастах придают своей сексуальной активности больше значения и получают от нее больше удовольствия, нежели женщины. Разница между полами особенно усиливается после 40 лет, когда многие женщины уже не испытывают сексуального же­лания. Это во многом зависит от социально-экономических условий и культурных установок. Чтобы в этом разобраться, нужны сравнительные кросснациональные исследования.

Одна из первых попыток такого рода — опрос 27 500 муж­чин и женщин от 40 до 80 лет из 29 стран, в которых предста­влены все регионы и культуры (Laumann et al., 2006). Иссле­дователи хотели выяснить взаимосвязь четырех факторов субъективной сексуальной удовлетворенности:

1) физическая удовлетворенность: «Насколько физически приятными были ваши отношения с вашим текущим партне­ром в течение последних 12 месяцев?»

2) эмоциональная удовлетворенность: «Насколько эмо­ционально удовлетворительными были ваши отношения?»

3) удовлетворенность своим сексуальным здоровьем: «Ес­ли бы вам пришлось провести остаток жизни при сегодняш­нем уровнем сексуальной активности/сексуального здоро­вья, что бы вы чувствовали по этому поводу?»

4) важность сексуальной жизни: «Насколько важное мес­то в вашей жизни занимает секс?»

Кроме того, респондентов спрашивали об общей удовле­творенности жизнью, о состоянии физического и психиче­ского здоровья, характере партнерских отношений, сексуаль­ных практиках и сексуальных установках, связанных с по­лом и возрастом.

В результате кластерного анализа, в зависимости от сте­пени общего сексуального благополучия, все 29 стран рас­пределились на три группы:

1. Страны с высоким уровнем сексуальной удовлетворен­ности — западноевропейские и связанные с Европой запад­ные страны. Их общая черта — установка на тендерное ра­венство (Австралия, Австрия, Бельгия, Канада, Франция,
Мексика, Новая Зеландия, Южная Африка, Испания, Шве­ция, Германия, Великобритания).

2. Страны со средним уровнем сексуальной удовлетворенно­сти — исламские страны и некоторые азиатские и европейские страны, для которых характерны «андроцентрические сексу­альные режимы» (Алжир, Бразилия, Египет, Израиль, Италия,
Корея, Малайзия, Марокко, Филиппины, Сингапур, Турция).

3. Страны с низким уровнем сексуальной удовлетворен­ности (Китай, Индонезия, Япония, Тайвань, Таиланд).

К сожалению, исследование было теоретически недоста­точно продумано, а доля заполненных анкет оказалась слиш­ком низкой. То, что по всем четырем аспектам субъективного сексуального благополучия во всех трех группах стран муж­чины опережают женщин и что самый высокий уровень сексу­ального благополучия (две трети мужчин и женщин выразили

удовлетворенность своими отношениями и 80% удовлетворе­ны своим сексуальным здоровьем) достигнут в странах запад­ной культуры с установкой на тендерное равенства, кажется правдоподобным. Но чем объяснить региональные различия? Глобальное исследование фирмы «Пфайзер», частью которого был данный опрос, связано с изучением «Виагры», поэтому опрашивались люди старше 40 лет. Но пригодна ли такая вы­борка для оценки национальных сексуальных культур? В бед­ных странах многие просто не доживают до этого возраста, а некоторые культуры считают сексуальную активность в этом возрасте необязательной и даже неприличной (так бы­ло когда-то и в Европе). Удивляет обнаруженная исследовате­лями низкая оценка значимости секса как аспекта жизни в странах третьей группы. Это страны древней развитой эро­тической культуры, какая и не снилась христианской Европе, некоторые из них являются международными центрами сек­суального туризма. Если тамошние респонденты считают секс несущественной стороной жизни, видимо, что-то неладно с выборкой (например, с возрастным составом) или с анкетой. Вопрос о сексуальных ценностях и критериях сексуального благополучия требует более обстоятельного исследования.

Изучение особенностей мужской сексуальности показыва­ет условность и ограниченность оппозиции эволюционно-био-логического подхода и социального конструктивизма. Хотя мы видим здесь целый ряд кросскультурных и трансисторических констант, некоторые аспекты мужской и женской сексуально­сти в последние десятилетия существенно изменились и про­должают меняться. Это касается и возраста сексуального де­бюта, и характера сексуально-эротических ценностей, и даже типа предпочитаемых сексуальных партнеров, выбор которых сильно зависит от таких социально-структурных факторов, как неравенство оплаты труда и социального статуса мужчин и женщин, а также от идеологических установок, тендерных ролей и структуры брака (Eagley, Wood, 1999).

Это подтвердил и кросснациональный опрос Би-би-си (2007), в ходе которого мужчины и женщины 53 националь­ностей ранжировали по степени значимости (первое, вто­рое и третье место) 23 черты, которые они считают самыми

важными для постоянного сексуального партнера. Наиболее важными, общими для большинства респондентов оказа­лись ум, чувство юмора, честность, доброта, хорошая внеш­ность, привлекательное лицо, ценности, коммуникативные навыки и надежность. При этом выявились и тендерные раз­личия. Главное из них — роль внешности, которой мужчины всюду придают значительно большее значение: в число трех важнейших черт ее включили 43% мужчин и только 17% женщин, которые больше ценят в своих постоянных партне­рах честность, юмор, доброту и надежность. В каком-то смысле это всего лишь стереотипы массового сознания. Но более детальный анализ открывает и нечто нетривиальное: если черты физической привлекательности у всех 53 наций более или менее одинаковы, то предпочитаемые характеро­логические свойства культурно-специфичны. В индивидуа­листических обществах люди называют другие черты, не та­кие, как в традиционных, поставив, например, юмор и при­ятность выше ответственности. Похоже, что ранжирование мужчинами и женщинами физической привлекательности потенциальных сексуальных партнеров больше зависит от биологических факторов, а характерологических черт — от культурных. Поэтому, «вместо того чтобы выбирать между эволюционными и социально-структурными теориями, ис­следователи половых различий в партнерских предпочтени­ях должны систематически исследовать области правомерно­го применения каждой теории» (Lippa, 2007. Р. 208).

Об уменьшении традиционных различий мужской и жен­ской сексуальности свидетельствует и недавнее исследование сексуальности французов (телефонный опрос 12 364 мужчин и женщин от 18 до 69 лет под руководством известных социо­логов Натали Бажо и Мишеля Бозона — Enquete 2008). Срав­нение данных этого опроса с результатами опросов 1970 и 1992 годов выявило резкое уменьшение разницы в мужских и женских сексуальных ценностях и практиках. Женская сек­суальность становится все более похожей на мужскую. Число женщин, сказавших, что они имели в течение жизни только одного сексуального партнера, уменьшилось с 68% в 1970 г. до 43% в 1992-м и 34% в 2006 г. (соответствующие цифры у муж-

чин — 18, 21, и 16%). Разница в возрасте сексуального дебюта уменьшилась за 55 лет с двух лет (20, 6 лет против 18, 8) до не­скольких месяцев (17, 6 против 17, 2). Выросла продолжитель­ность женской сексуальной активности в старших возрастах. Уменьшилась разница среднего числа сексуальных партнеров: у 30—49-летних женщин оно выросло с 1, 9 в 1970 г. до 4-х в 1992 и 5, 1 в 2006 г., а у их сверстников-мужчин осталось на прежнем уровне — 12, 9. Хотя и мужчины, и женщины продол­жают считать, что у мужчин сексуальные потребности выше, чем у женщин, пятая часть мужчин от 18 до 24 лет вообще не обнаруживают интереса ни к сексуальности, ни к созданию пары. Среди мужчин между 18 и 35 годами доля сексуальных абстинентов вдвое выше, чем среди женщин (6, 2% против 3, 5), причем это не связано с распространением гомосексуаль­ности. Доля мужчин-гомосексуалов с 1992 г. не изменилась и составляет 4, 1%, а влечение к представительницам своего пола у женщин сильнее, чем у мужчин (6, 2% против 3, 9).

Сексуальная революция XX в. помимо либерализации нравов и изменения форм социального контроля за сексуаль­ностью включает две главные тенденции: а) отделение сексу­альности от репродукции и б) постепенное утверждение принципа тендерного равенства. Первая тенденция сближа­ет женскую мотивацию с мужской; сексуально раскованные женщины начинают равняться на традиционные мужские образцы и стратегии, где требования к партнеру несколько иные, чем при долгосрочном партнерстве. В то же время принцип тендерного равенства заставляет мужчин больше считаться с женщинами, воспринимая их не как объект по­корения или покупки, а как равноправных партнеров. Это ставит мужчин перед новыми вызовами. С одной стороны, секс стал значительно более доступен, для удовлетворения сексуальных потребностей необязательно вступать в брак, долго ухаживать и т. п. С другой стороны, мужчины сталки­ваются с противоречивыми социальными ожиданиями, от­ветом на которые являются разные сексуальные сценарии.

За средними цифрами сексологических опросов индиви­дуальные различия не видны. Между тем на вопрос: «Что значит секс для мужчины?» нет универсального ответа.

Мужская сексуальность крайне мифологизирована как на уровне идеологии, так и в обыденном сознании. Известный американский сексолог Берни Зилбергелд перечисляет це­лую дюжину мужских мифов (Zilbergeld, 1992):

Мы «крутые» ребята, в сексе для нас нет никаких труд­ностей.

Настоящий мужик не занимается такими бабскими вещами, как чувства и разговоры.

Всякое прикосновение сексуально или должно вести к сексу.

Мужчина всегда заинтересован в сексе и всегда готов к нему.

Настоящий мужик проверяется прежде всего в сексе.

Секс — это твердый член и то, что с ним делают.

Секс и половой акт — одно и то же.

Мужчина должен быть способен заставить свою парт­нершу испытать как бы землетрясение или, по крайней мере, ошеломить ее.

Хороший секс обязательно предполагает оргазм.

Занимаясь сексом, мужики не должны слушаться жен­щин.

Хороший секс происходит сам собой, без подготовки и разговоров.

У настоящих мужчин нет сексуальных проблем.

Эти мифы, тесно связанные с идеологией гегемонной ма­скулинности, никогда не помогали мужскому сексуальному благополучию, сегодня они просто опасны. Современные мо­лодые женщины ожидают от своих сексуальных партнеров, постоянных и временных, не только высокой потенции, но и понимания, ласки и нежности, которые в прежний муж­ской джентльменский набор не входили. Разные индивиды везде и всюду имеют не только количественно неодинаковый уровень «сексуальных потребностей», но и качественно раз­ные, не сводимые друг к другу, иерархии личных жизненных ценностей. Сублимация (замещение одного мотива другим), о которой говорит психоналитическая теория, — дело выну-

жденное и культурно-специфическое. Для классической про­тестантской этики мужчина, которого сегодня назвали бы трудоголиком, — явление нормальное и даже положительное, а того, кто был увлечен сексом, считали нездоровым разврат­ником и потенциально опасным маньяком. Сексуально ак­тивная женщина тем более казалась моральным уродом, что не могло не накладывать отпечаток на ее самосознание.

Многообразие мужских типов можно показать даже без сложных теоретических моделей. Одному мужчине нужны деньги и власть, чтобы иметь много женщин и секса, от кото­рого он получает больше всего удовольствия. Другому нужно много женщин и секса, чтобы другие мужчины завидовали тому, какой он «крутой», его главная ценность — власть. Тре­тий любит одну-единственную женщину, количественные показатели ему глубоко безразличны. Четвертый — трудого­лик, получающий главное удовольствие от своей работы, в чем бы она ни состояла, секс для него только необходимая разрядка. Пятый вообще любит не женщин, а мужчин, при­чем разные люди переживают это по-разному.

Традиционная модель мужской сексуальности, как и гегемонной маскулинности, этих индивидуальных различий не признавала, тщетно пытаясь подогнать разных людей к одному образцу (прокрустово ложе). Сегодня эта модель рухнула, за­ставив нас задуматься, что хорошо и правильно не для мифиче­ского абстрактного «настоящего мужчины», а «лично для ме­ня»? Думать и выбирать утомительно. У некоторых мужчин чувство несовместимости собственного «Я» и нормативного коктейля из «крутизны», соревновательности и гиперсексуаль­ности даже порождает особую «мужскую сексуальную тре­вожность». Но так ли уж плоха возможность выбора, тем более что свобода и самостоятельность — такие же неотъемлемые черты мужского стереотипа, как сила и соревновательность?