Онтогенетический метод 1 страница

Йиопсшюлогия объективная и субъективная

Метод онтогенеза, как и метод филогене­тический, являясь новым течением в науке, далеко еще не обособленным в самостоя­тельную ее дисциплину, пока представляет собою ряд более или менее отрывочных, ред­ко доведенных до конца, попыток.

Тем не менее, однако, и теперь о» дает нам неоценимый материал для выяснения многих вопросов зоопсихологии. Под онто­генетическим методом изучения психики животных разумеют изучение предмета по материалу, который представляется этой пси­хикой в разные периоды жизни особи, начи­ная с момента, когда она так или иначе на­чинает психически реагировать на воздействия среды до ее смерти; эсо^юция психики индиви­да составляет се ближайшую задачу. Для вы­яснения сказанного остановлюсь на следую­щем примере.

Пауки, как известна, считаются животны­ми, не подвергающимися при.развитии пре­вращениям.

Возрастные изменения у них, однако, су­ществуют, а параллельно с ними совершают­ся перемены в их психике, и, что всего инте­реснее, эти последние выражены гораздо отчетливее и яснее, чем первые.

Вылупляются молодые к разное время лета:

и в конце июня, и в июле, и даже в начале августа. Перед выходом молодых самка понем­ногу прорывает кокон и продолжает его но-Cirib; ч: но время, сквозь прорванные ею ме­ста можно видеть уже вылупившихся молодых, и не развившиеся яйца, которые часто из него вываливаются. Эти яйца первое время служат пищею д'1Я молодых паучков- Из яиц молодые выходят не все сразу. Сначала три, четыре;

наиболее ранние появляются па коконе, по­том на теле матери, потом на стенках норы, затем появляются другие, все в большем и большем количестве.

И в неволе, и на свободе — молодые па­учки, по выходе из кокона и вплоть до того времени, когда начнут самостоятельный об­раз жизни, плотно усаживаются на теле ма­тери, как только она начинает двигаться. Та­ким образом они не только не мешают ее движением при ловле добычи, но и сами за-сграхопЕшы от возможности затеряться и по­гибнуть, Стоит, однако, маюри оспиювить-ся, как на теле ее начинается возня молодых паучков, сначала медленная, потом все боль­шая г большая. Если мать остается покойной, дети с брюшка переходят на головогрудь, от­туда па ноги. Если и; ут мачь не обнаруживает

беспокойства, не " предупреждает" их движе­нием своих ног о том, чтобы они осгавались у покое, то молодые, прикрепив паутинку к телу матери, к какому-нибудь ее тину или воли-су, слезают на землю или спрыгивают на нее и начинают свое путешествие вокруг. Они ста­раются при этом, чтобы паутинка, которой один конец закреплен ими на теле матери, не прорывалась и служила постоянной связью их с нею. В это время они как будто ходят на помочах. Стоит, однако, матери сделать дви­жение, как разбредшаяся по всем радиусам молодежь, бросается по паутинке назад, как по сигналу, и взбирается па свои места: на спину, на бока самки-матери и т. д. Еще ми­нута, — и самка может пуститься в путь " а полной уверенности, что никто не оставлен, не забыт, — вес в сборе". Во время таких оста­новок матери и путешествия детей совершает­ся их кормлен ис. главным образом. " неволе, ПО Крайней мере, при содсйсгуии м; п'ери. За­кусивши муху или другое насекомое, которое положено в террариум, мать бросает его и ус­покаивается, молодые паучки слезают, отыс­кивают убитое насекомое и начинают его со­сать.

Позднее пауки совершенно изменяют этот инстинкт и никогда не трогают насекомого, если оно не движется; в молодости же таран­тулы одинаково набрасываются как на уби­тую и брошенную им муху, если па пес на­ткнутся, так и на добычу, оставленную им матерью.

Позднее, когда паучки сами начинают допить себе добычу, они начинают истреб­лять друг друга, как истребляют всякое по­сильное для одоления живое существо, т. е-как добычу,

Таким образом, с возрастом пауков про­исходят существенные изменения и в составе пищи, и в их отношении к ней. Сначала они питаются яйцами, потом пеподии/кннй добы­чей, к которой позднее не припасаю гея даже во время крайнего голода. Охотясь за добы­чей, они, в ранний период жизни, оставля­ют за собой паутинную нить, которая соеди­няет их С телом матери; позднее они никогда этого приема не уно'1рсб;: яюг. Друг к другу молодые паучки вначале относятся безразлич­но, позднее они нападают друг на друга, как па обыкновенную добычу.

Из сказанного само собою вытекает зак­лючение, что ни один из последующих мо­ментов в развитии инстинктов не представляет развития предшествующего, в смысле психи­ческой эволюции; ни один не является след-

Биопсихология объективная и субъективная 11

ОНТОГЕНЕТИЧЕСКИЙ МЕТОД

Метод онтогенеза, как и метод филогене­тический, являясь новым течением в науке, далеко еще не обособленным в самостоя­тельную ее дисциплину, пока представляет собою ряд более или менее отрывочных, ред­ко доведенных до конца, попыток.

Тем не менее, однако, и теперь он дает нам неоценимый материал для выяснения многих вопросов зоопсихологии. Под онто­генетическим методом изучения психики животных разумеют изучение предмета по материалу, который представляется этой пси­хикой в разные периоды жизни особи, начи­ная с момента, когда она так или иначе на­чинает психически реагировать на воздействия среды до ее смерти; эвoлюция психики индиви­да составляет ее ближайшую задачу. Для вы­яснения сказанного остановлюсь на следую­щем примере.

Пауки, как известно, считаются животны­ми, не подвергающимися при развитии пре­вращениям.

Возрастные изменения у них, однако, су­ществуют, а параллельно с ними совершают­ся перемены в их психике, и, что всего инте­реснее, эти последние выражены гораздо отчетливее и яснее, чем первые.

Вылупляются молодые в разное время лета:

и в конце июня, и в июле, и даже в начале августа. Перед выходом молодых самка понем­ногу прорывает кокон и продолжает его но­сить; в это время, сквозь прорванные ею ме­ста можно видеть уже вылупившихся молодых, и не развившиеся яйца, которые часто из него вываливаются. Эти яйца первое время служат пищею для молодых паучков. Из яиц молодые выходят не все сразу. Сначала три, четыре;

наиболее ранние появляются на коконе, по­том на теле матери, потом на стенках норы, затем появляются другие, все в большем и большем количестве.

И в неволе, и на свободе — молодые па­учки, по выходе из кокона и вплоть до того времени, когда начнут самостоятельный об­раз жизни, плотно усаживаются на теле ма­тери, как только она начинает двигаться. Та­ким образом они не только не мешают ее движениям при ловле добычи, но и сами за­страхованы от возможности затеряться и по­гибнуть. Стоит, однако, матери остановить­ся, как на теле ее начинается возня молодых паучков, сначала медленная, потом все боль­шая и большая. Если мать остается покойной, дети с брюшка переходят на головогрудь, от­туда на ноги. Если и тут мать не обнаруживает

беспокойства, не " предупреждает" их движе­нием своих ног о том, чтобы они оставались в покое, то молодые, прикрепив паутинку к телу матери, к какому-нибудь ее шипу или воло­су, слезают на землю или спрыгивают на нее и начинают свое путешествие вокруг. Они ста­раются при этом, чтобы паутинка, которой один конец закреплен ими на теле матери, не прорывалась и служила постоянной связью их с нею. В это время они как будто ходят на помочах. Стоит, однако, матери сделать дви­жение, как разбредшаяся по всем радиусам молодежь, бросается по паутинке назад, как по сигналу, и взбирается на свои места: на спину, на бока самки-матери и т. д. Еще ми­нута, — и самка может пуститься в путь " в полной уверенности, что никто не оставлен, не забыт, — все в сборе". Во время таких оста­новок матери и путешествия детей совершает­ся их кормление, главным образом, в неволе, по крайней мере, при содействии матери. За­кусивши муху или другое насекомое, которое положено в террариум, мать бросает его и ус­покаивается; молодые паучки слезают, отыс­кивают убитое насекомое и начинают его со­сать.

Позднее пауки совершенно изменяют этот инстинкт и никогда не трогают насекомого, если оно не движется; в молодости же таран­тулы одинаково набрасываются как на уби­тую и брошенную им муху, если на нее на­ткнутся, так и на добычу, оставленную им матерью.

Позднее, когда паучки сами начинают ловить себе добычу, они начинают истреб­лять друг друга, как истребляют всякое по­сильное для одоления живое существо, т. е. как добычу.

Таким образом, с возрастом пауков про­исходят существенные изменения и в составе пищи, и в их отношении к ней. Сначала они питаются яйцами, потом неподвижной добы­чей, к которой позднее не прикасаются даже во время крайнего голода. Охотясь за добы­чей, они, в ранний период жизни, оставля­ют за собой паутинную нить, которая соеди­няет их с телом матери; позднее они никогда этого приема не употребляют. Друг к другу молодые паучки вначале относятся безразлич­но, позднее они нападают друг на друга, как на обыкновенную добычу.

Из сказанного само собою вытекает зак­лючение, что ни один из последующих мо­ментов в развитии инстинктов не представляет развития предшествующего, в смысле психи­ческой эволюции; ни один не является след-

12 В.А. Вагнер

ствием усложнения или усовершенствования имевшегося ранее инстинкта. Ни один из этих моментов логически не объясняет другого и не вытекает из него.

Каждое данное психическое состояние представляет собою простое знание того, что нужно делать в данный период жизни, при­чем знание это представляет собою не лич­ное приобретение особи, а знание вида, зак­репленное подбором, как наиболее целесообразный для него признак. Одно зна­чение заменяется другим с наступлением но­вого возраста и возникновением новых усло­вий жизни, заменяется без подготовки и наблюдений у всех особей одинаково в один период развития, ни прежде, ни позднее.

В ту стадию жизни, которую паучок про­водит на теле матери, он оставляет конъюнк­тивную нить. Он будет оставлять ее и тогда, когда вы посадите его в стеклянный цилиндр, т. е. в случаях, когда ему эти нити решительно не нужны и проведение их бессмысленно; но проходит известный период развития, в оби­ходе которого такое проведение нитей входи­ло как обязательное, и он перестает это де­лать даже тогда, когда по условиям, в которые его ставит наблюдатель, такие нити были бы ему очень полезны.

Тот же характер онтогенетической эволю­ции инстинктов мы наблюдаем у пауков и в их дальнейшем развитии.

После четвертой линьки молодые покида­ют свою мать и начинают вести самостоятель­ный образ жизни. Сначала они перестают взбираться на тело матери, но продолжают жить в ее норе, разбредаясь в сумерки в раз­ные стороны за добычей. В это время уже слу­чаи поедания друг друга становятся реже, так как выросшие настолько сильны, что без се­рьезной борьбы не дадутся. Проходит еще несколько дней, молодые покидают родное гнездо и закладывают свои собственные пост­ройки — норы, сначала недалеко от материн­ской и довольно близко друг от друга. С воз­растом расстояние между ними все увеличивается: более слабые устраняются бо­лее сильными.

Приготовление норы делается пауком с помощью челюстей и ног. Комки земли, если они достаточно велики, паук берет челюстями и выносит из норы; если они мелки, то он предварительно склеивает их паутиной.

Выносимую на поверхность землю пауки располагают вокруг отверстия неодинаково:

взрослые тарантулы складывают ее по одну сторону отверстия норы, иногда на довольно

далеком от нее расстоянии; самые молодые размещают эту землю равномерно вокруг от­верстия, которое приходится в центре почти правильного круга. С возрастом паука отвер­стие норы все более и более приближается к границе этого круга и, наконец, выходит из него; самый круг все более и более теряет свою правильную форму и мы получаем, наконец, то, что видим у взрослых.

Молодые пауки устраивают себе норы, которые сначала идут под камень в виде про­стого под него хода, и лишь потом несколько углубляются в землю. Только с возрастом, мало помалу, эти норы получают ту форму и направление, которые мы встречаем у та­рантулов, достигших 8—9-й линьки, то есть почти вполне сформировавшихся. В последней стадии развития, вплоть до последней линь­ки, норы самцов и самок совершенно одина­ковы и только после того, как сброшена пос­ледняя кожица, т. е. когда самец делается половозрелым, его нора отличается от норы самки небрежностью работы, меньшей ши­риной и глубиной. Преследуя самок днем и ночью, он редко пользуется даже и таким несовершенным жилищем, какое себе устра­ивает.

Вывод из сказанного один: архитектура постройки пауков с возрастом изменяется.

Молодые тарантулы до тех пор, пока они живут на теле своей матери, или в ее норе, не делают себе никаких приготовлений перед линь­кой и сбрасывают свою кожицу там, где их за­станет соответствующий момент развития.

Позднее, когда процесс линьки становится более трудным, тарантулы предпринимают работы, назначение которых сводится всегда к тому, чтобы, во-1-х, сделать себя недоступ­ными для насекомых, из которых одни могут их беспокоить, а другие, пользуясь их беспо­мощным состоянием во время линьки, могут сделать их предметом нападения; во-2-х, — к тому, чтобы дать возможность пауку принять во время линьки такое положение, которое облегчило бы ему сбрасывание старой кожи­цы. С этою целью они производят ряд дей­ствий, чрезвычайно целесообразных.

Характерным актом психологии паука, до­казывающим, что его знания возникают пре­емственно, хронологически, а не психо­логически, и, будучи связаны между собою преемственно во времени, они не имеют ни­какой связи в смысле развития их психо­логических способностей, служит устройство кокона половозрелой самкой, которая, ни­когда не видевши ни порядка, ни производ-

Биопсихология объективная и субъективная 13

ства работы, выполняет целый ряд актов один другого " остроумнее", один другого целесо­образнее и совершеннее.

Таковы данные, удостоверяющие, что пре­емственность в развитии инстинктов особи представляет собою развитие не психическое, так как группа сменяющих инстинктов не представляет собою развития сменяемых, а лишь хронологическую преемственность и следование одних за другими.

Этого нужно было ожидать из самой приро­ды этих психических способностей, которые представляют собою следствие не научения и опыта особи, а следствие научения и опыта вида.

Что это заключение справедливо, в этом нас убеждает, между прочим, тот факт, что каждая стадия в сказанной хронологической смене одних инстинктов другими у особи представляет собою стадию из истории раз­вития инстинктов этого вида, другими сло­вами, что онтогения данного инстинкта дан­ной особи представляет в то же время филогению инстинкта данного вида, не все­гда, разумеется, одинаково ясно и полно вы­раженную, но иногда совершенно очевидную.

У тарантула, например, строительные ин­стинкты представляют собою как раз те имен­но стадии развития, которые с достаточным основанием могут считаться повторением их эволюции у пауков семейства Lycosidae; пер­воначально — случайная ямка на земле, по­том — искусственное, небольшое углубление, еще далее — неправильная горизонтальная нора и, наконец, нора определенной глуби­ны, идущая вертикально.

Изложенные данные и многое множество других аналогичных с полною очевидностью устанавливают следующее.

Совершается ли развитие животного с тою последовательностью, какую мы видим у па­уков (а, вероятно, у всех беспозвоночных животных с прямым развитием, без превра­щения), совершается ли оно резко обособ­ленными стадиями развития, друг на друга мало или совершенно не похожими, — его психика в том и другом случае сменяется в свою очередь следующими друг за другом го­товыми формами и готовым содержанием, друг на друга мало или совершенно не по­хожими.

Вся разница лишь в том, что в первом слу­чае между психическим содержанием стадии предшествующей к последующей наблюдается кажущаяся непрерывность и последователь­ность, а во втором — между этим содержани­ем может даже не быть кажущейся связи; нет

ни одного момента, который можно было бы, хотя бы с некоторой натяжкой, вывести из момента предшествующего.

Поэтому мы не только не можем просле­дить у них эволюции психических способнос­тей, в смысле их постепенного осложнения и развития из той или другой основной формы психики, но по необходимости должны при­знать, что животные в известный определен­ный момент их жизни получают сразу необ­ходимый запас в совершенстве готовых знаний и приемов и что знания эти сменяются, по­добно декорациям театральной сцены.

Я отнюдь не утверждаю, конечно, чтобы эти перемены психических декораций в от­ношении беспозвоночных совершались как бы по мановению волшебного жезла: каждой из них соответствуют очень важные, глубокие, " закулисные" процессы, оканчивающиеся ко времени поднятия занавеса.

Но это уже другое дело: эти внутренние процессы ничего не могут ответить нам на вопрос о генетической преемственности соб­ственно психических состояний.

БИОГЕНЕТИЧЕСКИЙ МЕТОД

Как сравнительная морфология животных имеет основания утверждать, что, говоря во­обще, развитие особи повторяет собою раз­витие вида или что онтогения повторяет фи­логению, так точно то же устанавливает и сравнительная психология.

Примером может служить только что опи­санное развитие логова у тарантулов.

Мы видели, что молодые тарантулы пер­воначально логова (нор) себе не делают; они пользуются для отдыха естественными углуб­лениями в земле. Потом начинают делать не­большие и неправильные норки, устраивая их где-нибудь под камнями таким образом, что норка отчасти есть результат работы, а отчасти — дело природы. Еще далее норка принимает правильный вид и большую глу­бину. В конце концов нора делается тою типическою, какою мы видим ее у взрослых особей этих пауков.

Если сравнить эти моменты онтогенети­ческого развития строительного инстинкта с тем, что представляет собою картина фило­генетического развития этого же инстинкта, то легко убедиться, что онтогенетическое раз­витие строительных инстинктов тарантулов повторяет собою филогению рода. В справед­ливости этого заключения нас убеждает иден­тичность сопоставляемых явлений.

14 В.А. Ватер

Совершенно аналогичное явление мы ви­дим и у Argyroneta aquatica, у которого образ жизни вызвал очень глубокие изменения ин­стинктов; данные пост-эмбрионального раз­вития этих пауков проливают свет на филоге­нетическую связь этих инстинктов с инстинктами родственных групп между собою, а с этим вместе и на природу их самих. Так, молодые Argyroneta в неводе часто выходят из воды на водяные растения, а иногда устраи­вают паутину, напоминающую логово Drassus. Как сравнительная морфология удостоверяет, что претерпеваемые личинкой на пути своего развития перемены в качестве вторичных яв­лений получили место под влиянием приспособлений, способных в течение разви­тия личинок видоизменять все системы их ор­ганов, так точно то же удостоверяет и сравнительная психология. Особенные орга­ны движения ео ipso предполагают и особен­ные инстинкты, ими руководящие; особен­ные органы дыхания и указанные особенности в органах пищеварения ео ipso дают нам пра­во предполагать и особенные, только личин­кам свойственные повадки, другими словами, особые, им свойственные инстинкты, кото­рые, как и морфологические личиночные признаки, могут либо вовсе исчезнуть по до­стижении ими конечной стадии развития, либо удержаться в рудиментарной форме. В этом соображении нас укрепляют факты, доказывающие, что животные, в период их личиночной жизни, могут иметь особые не­рвные центры (например, у немертин) и даже особенные органы чувств, потом ис­чезающие.

Наконец, как сравнительная морфология констатирует, что личиночные органы могут либо вовсе исчезать у достигших полного раз­вития особей, либо удерживаются ими в ка­честве рудиментарных органов, так то же кон­статирует и сравнительная психология по отношению к инстинктам.

Другими словами, в сравнительной пси­хологии, как и в сравнительной морфологии, мы встречаем наряду с явлениями палингене-тическими, т. е. унаследованными от предков, признаки новообразовавшиеся, возникшие в течение эмбриональной жизни, как резуль­тат приспособления к ее условиям; признаки эти называются ценогенетическими.

Таким образом, теоретически рассуждая, пользование биогенезом представляет собою путь, способный дать ключ к решению цело­го ряда спорных вопросов сравнительной пси­хологии; но практически мы встречаем здесь

еще большие затруднения, чем в сравнитель­ной морфологии, что, впрочем, из сказан­ного о психической эволюции понятно и само собою.

Таковы приемы объективного метода изу­чения психологии животных. Они одни дадут нам возможность установить законы эволюции психических способностей, от первых момен­тов их возникновения до самых сложных из них у человека. Они укажут нам: как изменя­лись унаследованные способности под влия­нием внешних и внутренних факторов измен­чивости психики, какое влияние оказывали они друг на друга в своем эволюционном пути;

как влияли эти перемены на признаки мор­фологические, а последние на перемены пси­хических способностей, к чему привел этот эволюционный процесс у человека, как от­личаются отрицательные и положительные особенности его психики от психики живот­ных и где надлежит искать основы правил его поведения, индивидуального и коллективного.

А.Н. Северцов ЭВОЛЮЦИЯ И ПСИХИКА*

<... > Существуют два способа приспособ­ления организмов к изменениям окружающих условий: 1. наследственные изменения органи­зации, способ, посредством которого дости­гаются весьма значительные количественно приспособленные изменения строения и фун­кций животных; способ весьма медленный, посредством которого животные могут приспособиться только к очень медленно про­текающим и весьма постепенным изменени­ям среды; 2. способ не наследственного функ­ционального изменения строения, посредством которого животные могут приспо­собляться к незначительным, но быстро на­ступающим изменениям окружающих условий. И в том, и в другом случае строение организ­мов изменяется. Оба эти способа приспособле­ния существуют и у животных, и у растений.

Кроме них существуют еще два способа приспособления, которые встречаются только у животных и которые мы могли бы обозна­чить как способы приспособления посредством изменения поведения животных без изменения их организации. Они являются для нас особен­но интересными и этот вопрос приводит нас к рассмотрению различных типов психичес­кой деятельности животных в широком смыс­ле этого слова. Мы знаем три основных типа психической деятельности у животных, а именно рефлекторную деятельность, инстин­ктивную и деятельность, которую мы услов­но обозначим как " деятельность разумного типа". Само собой разумеется, что я здесь рас­сматриваю этот вопрос о психической деятель­ности животных не как психолог, и соединяя эти три типа (рефлекс, инстинкт и " разум­ный тип") в одну общую группу, хочу только выразить, что здесь мы имеем деятельности одного порядка. Термином рефлекс мы обо­значаем наследственные, однообразные, пра­вильно повторяющиеся целесообразные, т. е. приспособительные реакции организма на спе­цифические раздражения. Обыкновенно гово­рят, что рефлекторные действия отличаются

* Северцов А.Н. Эволюция и психика. М: Издание М. и С. Сабашниковых, 1922.54 с. (с сокр.)

машинообразностью, определение, которое только до известной степени точно, так как далеко не всегда одна и та же реакция следует за одним и тем же раздражением. Рефлектор­ная деятельность является наследственной, т. е. молодое животное начинает производить те же рефлекторные действия, которые про­изводили его родители, без всякого предвари­тельного обучения, вполне правильно.

Точно так же как и рефлекторная деятель­ность, инстинктивная деятельность является целесообразной, наследственной и до извест­ной степени машинообразной, но отличается от рефлекторной своей гораздо большей слож­ностью. Здесь мы обычно находим длинный ряд сложных целесообразных действий, явля­ющихся ответом на определенное внешнее раздражение.

" Деятельность разумного порядка" явля­ется так же целесообразной, но в отличие от предыдущих типов психической деятельности не наследственной и не машинообразной. На­следственной является способность к деятель­ности данного типа, но не самые действия, и животные являются наследственно весьма раз­личными в этом отношении: одни способны к сложным действиям " разумного" порядка, другие к весьма элементарным, но самые дей­ствия не предопределены наследственно и в индивидуальной жизни не являются готовы­ми, как рефлексы и инстинкты: для произ­водства определенного действия требуется оп­ределенная выучка. Далее эти действия не являются " машинообразными": за определен­ным раздражением могут следовать весьма раз­нообразные действия. Сопоставляя эти три типа приспособительной деятельности животных, мы видим вполне ясно, что мы можем рас­пределить их по основному сходству между ними на две группы: к одной будут относить­ся рефлексы и инстинкты, которые отлича­ются друг от друга только количественно, к другой — действия " разумного типа": первые наследственны (как действия), не требуют вы­учки и машинообразны, вторые не наслед­ственны, требуют выучки ив общем не ма­шинообразны. Совершенно ясно, что при сравнении с приспособительными изменени­ями строения животных, инстинкты и реф­лексы будут соответствовать наследственным изменениям строения органов, действия " ра­зумного" типа — функциональным измене­ниям органов.

Рефлексы свойственны всем животным и в общем хорошо известны: на них я не буду останавливаться, и приведу некоторые при-

меры, поясняющие биологическое значение инстинктов с одной стороны, действий " разум­ного" типа — с другой.

В различных группах животных преимуще­ственное значение имеет либо тот, либо дру­гой тип деятельности. Суживая нашу задачу и принимая в соображение только метамерных билатерально симметричных животных, мы находим, что в типе членистоногие преиму­щественное значение приобрела деятельность типа инстинкта, в типе хордат — психика " ра­зумного" типа; мы говорим, конечно, только о преимущественном значении, а не об исклю­чительном, так как несомненно и у членис­тоногих психика " разумного типа" играет из­вестную, хотя и второстепенную роль (мы говорим главным образом о высших предста­вителях этого типа, насекомых, психика ко­торых относительно хорошо изучена) и у выс­ших хордат, т. е. позвоночных существуют сложные инстинкты, как например строитель­ные инстинкты птиц и т. д*.

В типе членистоногих мы видим постепен­ное повышение инстинктивной деятельности, причем у высших представителей типа, у на­секомых, инстинкты сделались необычайно высокими и сложными, и достигли высокой степени совершенства, вследствие чего созна­тельная психика если не атрофировалась, то во всяком случае отступила на задний план. Напомню необычайно сложные строительные инстинкты общественных насекомых, соты

• Говорить об эволюции психики, конечно, можно толь­ко с известными оговорками, ибо трудность изучения эволюции психической деятельности, конечно, чрезвы­чайно велика и в наших представлениях об этом про­цессе, несомненно, еще более гипотетического эле­мента, чем в наших сведениях об эволюции морфоло­гических признаков. Трудность эта станет понятна чита­телю, если он примет в соображение, что для вопроса об эволюции психических свойств палеонтология дает очень мало, а именно, только довольно отрывочные сведения о строении мозга ископаемых животных и не­которые, сделанные на основании строения ископае­мых форм, умозаключения об их образе жизни (Абель). Психоэмбриологическое исследование, т. е. учение о развитии психических свойств, вследствие отрывочно­сти произведенных исследований, до сих пор дало тоже немного; сравнительная зоопсихология в этом отноше­нии дает гораздо больше, но и здесь приходится посто­янно учитывать недостатки самого метода, затрудняю­щие его применение. Основным из этих недостатков является то, что при сравнительно-психологическом ис­следовании (как и при сравнительно-анатомическом) мы имеем дело с конечными членами эволюционных ря­дов. эволюционировавших независимо друг от друга, а не с последовательными членами одного и того же фи­логенетического ряда.

пчел, гнезда муравьев и термитов и т. д.. Вы­сота и сложность инстинктов насекомых ста­нут ясны для всякого, кто ознакомится с классической книгой Фабра или с более близ­кими нам прекрасными работами В. А. Вагне­ра об инстинктах пауков и шмелей. Сложность и постоянство (машинообразность) инстинк­тов здесь очень ясны, точно так же, как их удивительная целесообразность. В качестве при­мера возьмем одну из роющих ос, сфекса, и посмотрим, в каких действиях выражается ее инстинкт заботы о потомстве. Сначала оса роет норку, сообщающуюся узким коридором с ячейкой, в которой откладывается добыча, служащая пищей будущей личинке; затем эта добыча (сверчок) отыскивается и после неко­торой борьбы крайне своеобразным способом делается неподвижной и беспомощной: сфекс перевертывает сверчка на спину, придержи­вает его лапками и своим жалом колет его в три совершенно определенные места, а имен­но в три передних нервных ганглия брюшной нервной цепочки: в результате добыча остает­ся живой, но парализованной, так что не мо­жет двигаться. После этого сфекс приносит ее к норке, кладет у входа, влезает в норку, вы­лезает из нее, втаскивает туда добычу, откла­дывает в совершенно определенное место ее тела яйцо, из которого впоследствии вылупится личинка и наконец заделывает ячейку; затем в другую ячейку откладывается другая добы­ча, совершенно так же парализованная и т. д. Целесообразность этого инстинкта поразитель­на: слабая личинка снабжается свежей пищей, которая не портится в течение всей жизни ли­чинки, и вместе с тем добыча неподвижна в такой степени, что не может сбросить с себя личинку-хищника, питающегося ее телом. Ана­логичных примеров того же инстинкта можно привести немало для других насекомых. Весь­ма интересно, что этот очень сложный вид инстинктивных действий является вполне на­следственным: животное производит их без всякой выучки, без всяких изменений из по­коления в поколение с замечательной правильностью.