Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава xXXVi
Празднование новоселья Прошло много дней, походивших один на другой; разница была лишь в том, что принимали многочисленных гостей и отдавали визиты, что миссис Скьютонустраивала в своих собственных апартаментах маленькие утренние приемы, накоторых частенько появлялся майор Бегсток, и что Флоренс больше не поймалани одного взгляда, обращенного на нее отцом, хотя видела его ежедневно. Иредко беседовала она со своей новой мамой, которая была властной и надменнойсо всеми в доме, кроме нее, - этого Флоренс не могла не заметить; хотя онавсегда посылала за Флоренс или приходила к ней, вернувшись домой послевизитов, и, как бы ни было поздно, всегда заглядывала к ней в комнату передсном, но, оставаясь с ней вдвоем, часто сидела подолгу молчаливая изадумчивая. Флоренс, столько надежд возлагавшая на этот брак, иногда невольносравнивала блестящий дом с прежним, поблекшим и мрачным, чье место он занял, и задавала себе вопрос, когда же этот дом можно будет назвать домашнимочагом; ибо втайне она все время опасалась, что никто не чувствовал себяздесь дома, хотя все было устроено великолепно и жизнь была налажена. Часамиразмышляя днем и ночью и горько оплакивая погибшую надежду, Флоренс нередковспоминала энергическое уверение своей новой мамы, что нет в мире никого, кто был бы менее, чем она, способен научить Флоренс, как завоевать сердцеотца. И вскоре Флоренс начала думать - правильнее было бы сказать: решиладумать, - что новая ее мать знает, как мало надежды смягчить или победитьнерасположение отца, и из чувства сострадания запретила говорить на этутему. Лишенная эгоизма - и в поступках своих и в грезах, - Флоренспредпочитала терпеть боль от этой новой раны, только бы заглушить слабоепредчувствие истины, и даже ее мимолетные мысли об отце были окрашенынежностью. Что же касается домашнего очага, она надеялась, что всеразрешится благополучно, когда новая жизнь войдет в колею, а о себе онадумала мало и еще меньше жалела себя. Раз никто из членов новой семьи не чувствовал себя по-настоящему дома всвоем кругу, то было решено, что миссис Домби должна почувствовать себя домахотя бы на людях. С целью отпраздновать недавнюю свадьбу и закрепить связи собществом мистер Домби и миссис Скьютон задумали ряд увеселений; для началабыло решено, что в такой-то вечер мистер и миссис Домби дадут у себя обедбольшому и пестрому обществу. Мистер Домби составил список различных восточных магнатов *, коихнадлежало пригласить от его имени на этот пир; к его списку миссис Скьютон, действуя от лица своей дочери, проявлявшей к этой затее высокомерноебезразличие, приложила западный список, куда был включен кузен Финикс, ещене вернувшийся в Баден-Баден к большому ущербу для движимого своегоимущества, и разнообразные мотыльки разных видов и возрастов, которые вразное время порхали вокруг ее прекрасной дочери или ее самой, не причиняясерьезного вреда своим крылышкам. Флоренс была включена в число приглашенныхк обеду по приказанию Эдит, вызванному минутным колебанием и замешательствоммиссис Скьютон. И Флоренс, быстро и инстинктивно чувствующая все, что хотьсколько-нибудь раздражало ее отца, молча принимала участие в празднестве. Празднество открыл мистер Домби в необычайно высоком и тугомворотничке, неустанно прогуливавшийся по гостиной, пока не пробил час, назначенный для обеда; минута в минуту появился и был встречен одним толькомистером Домби директор Ост-Индской компании, чудовищно богатый господин вжилете, который, казалось, был сооружен из пригодной для этой цели сосновойдоски простым плотником, а в действительности рожден искусством портного исшит из материи, называемой нанкой. Следующим этапом празднества явилосьраспоряжение мистера Домби засвидетельствовать его почтение миссис Домби, точно указав, который теперь час; а вслед за этим выяснилось, что директорОст-Индской компании не в силах поддерживать разговор, и так как мистерДомби был не из тех, кто мог бы его оживить, гость таращил глаза на огонь вкамине, пока не явился избавитель в образе миссис Скьютон, которую директор, удачно начав вечер, принял за миссис Домби, и приветствовал с энтузиазмом. Вторым прибыл директор банка; если верить молве, он в состоянии былкупить что угодно - даже человеческую природу, если бы пришло ему в головуповлиять таким образом на биржу, - но оказался он человеком замечательноскромным на словах, чуть ли не хваставшим своей скромностью: в разговоре онупомянул о своем " домишке" в Кингстоне на Темзе и о том, что почтисовестится предложить там постель и отбивную котлету мистеру Домби, если тотпожелает его навестить. Что же касается леди, сказал он, то человеку, который ведет тихую жизнь, не подобает навязываться с приглашениями, но еслимиссис Скьютон и ее дочь, миссис Домби, будут когда-нибудь в тех краях иокажут ему честь взглянуть на чахлый кустарник, на жалкий маленький цветник, на скромное подражание ананасной теплице и на две-три затеи в таком же родеи без всяких претензий, - он сочтет это посещение за большую честь.Выдерживая до конца свою роль, этот джентльмен был одет очень просто -лоскуток батиста вместо галстука, большие башмаки, фрак слишком для негопросторный и брюки слишком тесные; а когда миссис Скьютон заговорила обопере, он сказал, что бывает там очень редко, так как это ему не посредствам. Казалось, такой ответ чрезвычайно порадовал и развеселил его; засунув руки в карманы, он с сияющей улыбкой взирал на своих слушателей, ивеличайшее удовлетворение светилось в его глазах. Появилась миссис Домби, прекрасная и гордая, с таким презрением ивызовом смотревшая на всех, как будто брачный венец на ее голове былгирляндой из стальных игл, надетой с целью принудить ее к уступке, накоторую она не согласится, хотя бы ей грозила смерть. С ней была Флоренс.Когда они вошли вместе, лицо мистера Домби вновь омрачила тень, набежавшаяна него в день возвращения, но это осталось незамеченным: ибо Флоренс несмела поднять на него глаза, а равнодушие Эдит было слишком величественно, чтобы она обращала на него внимание. Быстро съезжались многочисленные гости. Еще директора, председателикомпаний, пожилые леди с грузом на голове - парадным головным убором, кузенФиникс, майор Бегсток, приятельницы миссис Скьютон с таким же яркимрумянцем, как у нее, и с очень драгоценными ожерельями на очень увядшихшеях. Среди них - юная шестидесятипятилетняя леди, удивительно легко одетая, если судить по ее спине и плечам, и говорившая с приятным сюсюканьем; векиэтой дамы требовали от нее больших усилий, чтобы не опускаться, а манерыотличались той неизъяснимой прелестью, которую столь часто связывают слегкомысленной юностью. Так как большинство гостей из списка мистера Домбибыло расположено молчать, а большинство гостей из списка миссис Домбирасположено болтать и взаимных симпатий между ними не наблюдалось, то гостииз списка миссис Домбн в силу магнетического соглашения заключили союзпротив гостей из списка мистера Домби, которые, уныло слоняясь по комнатамили прячась по углам, сталкивались с вновь прибывшими, оказывались вловушке, отделенные от мира каким-нибудь диваном, а когда распахивалисьдвери, получали удары по голове, - словом, терпели всяческие неудобства. Когда доложили, что обед подан, мистер Домби повел старую леди, котораяпоходила на малиновую бархатную подушечку для булавок, набитую банковымибилетами, и могла сойти за подлинную старую леди с Трэднидл-стрит * - такбыла она богата и такой казалась непокладистой; кузен Финикс предложил рукумиссис Домби; майор Бегсток предложил руку миссис Скьютон; юная особа соткрытыми плечами была пожалована в качестве гасильника директоруОст-Индской компании; а прочие леди были оставлены в гостиной для обозренияпрочим джентльменам, пока горсть храбрецов не вызвалась проводить их вниз, иэти смельчаки со своими пленницами загородили вход в столовую, отрезав путьсемерым робким гостям, застрявшим в неприветливом холле. Когда все уже вошлии расселись, появился со сконфуженной улыбкой один из этих робких гостей, совершенно беспомощный и оставленный без присмотра, и в сопровождениидворецкого дважды обошел вокруг стола, прежде чем удалось отыскать егоместо, которое в конце концов оказалось по левую руку от миссис Дом? и, послечего робкий гость больше уже не поднимал головы. Огромную столовую, где за сверкающим столом восседали гости, склоняясьнад сверкающими ложками, ножами, вилками и тарелками, можно было принять запредставленную в увеличенном виде землю Тома Тидлера *, где дети подбираютзолото и серебро. Мистер Домби в роли Тидлера был великолепен; а длинноеблюдо из драгоценного замороженного металла, отделявшее его от миссис Домби, украшенное замороженными купидонами, которые протягивали им обоим цветы, лишенные аромата, наводило на мысль об аллегории. Кузен Финикс был в ударе и казался изумительно моложавым. Но, находясьв веселом расположении духа, он порою бывал легкомыслен - память иной разизменяла ему так же, как и ноги, - и в тот вечер он заставил обществосодрогнуться. Случилось это так: юная леди с открытой спиной поймала в своисети директора Ост-Индекой компании, чтобы с его помощью занять за столомместо рядом с кузеном Финиксом, к которому она питала нежные чувства; вблагодарность за эту добрую услугу она немедленно отвернулась от директора, который, будучи заслонен с другой стороны мрачной, черной бархатной шляпой, венчавшей костлявую и бессловесную особу женского пола с веером, предалсяунынию и замкнулся в себе. Кузен Финикс и юная леди были очень оживлены ивеселы, и юная леди так громко смеялась, слушая рассказ кузена Финикса, чтомайор Бегсток от имени миссис Скьютон (они сидели визави, ближе к другомуконцу стола) попросил разрешения осведомиться, нельзя ли сделать этотрассказ всеобщим достоянием. - Ах, клянусь жизнью, - сказал Финикс, - ничего особенного, право же, не стоит повторять. Собственно говоря, это только маленький анекдот ДжекаАдамса. Полагаю, мой друг Домби (внимание всех присутствующих былососредоточено на кузене Финиксе) припоминает Джека Адамса, Джека Адамса, неДжо - Джо звали его брата. Джек... маленький Джек... косил и слегказаикался... Он представлял какое-то боро *. В бытность мою в парламенте мыназывали его Адамс-Постельная грелка, так как он был временным заместителемодного юнца, еще не достигшего совершеннолетия *. Быть может, мой друг Домбизнал этого человека? Мистер Домби, который имел столько же шансов лично знать Гая Фокса, далотрицательный ответ. Но один из семи робких гостей внезапно отличился, заявив, что он его знал, и прибавил: " Всегда носил гессенские сапоги! " * - Совершенно верно, - проговорил кузен Финикс, наклоняясь вперед, чтобыразглядеть робкого гостя, и посылая ему на другой конец стола ободряющуюулыбку. - Это был Джек. А Джо носил... - Сапоги с отворотами! - воскликнул робкий гость, с каждой секундойповышаясь в общественном мнении. - Конечно, вы были с ними знакомы? - осведомился кузен Финикс. - Я знал их обоих, - ответил робкий гость, после чего мистер Домбитотчас же с ним чокнулся. - Чертовски славный малый, этот Джек! - сказал кузен Финикс, снованаклоняясь вперед и улыбаясь. - Превосходный, - согласился робкий гость, которому успех придалхрабрости. - Один из лучших людей, каких я знал! - Несомненно вы уже слышали эту историю? - спросил кузен Финикс. - Не берусь судить, - ответил расхрабрившийся робкий гость, - пока неуслышу рассказ вашего лордства. С этими словами он откинулся на спинку стула и с улыбкой уставился впотолок, как будто знал наизусть эту историю и заранее потешался. - Собственно говоря, никакой истории тут нет, - сказал кузен Финикс, улыбаясь всем сидящим за столом, и игриво покачивая головой, - и нет нужды впредисловиях. Но это свидетельствует об изысканном остроумии Джека. Дело втом, что Джек был приглашен на свадьбу... которая, если не ошибаюсь, имеламесто в Беркшире? - В Шропшире, - сказал расхрабрившийся робкий гость, видя, чтообращаются к нему. - Вот как? Прекрасно! Собственно говоря, этот случай мог иметь место влюбом " шире" *, - сказал кузен Финикс. - Итак, мой друг, приглашенный на этусвадьбу в Любомшире, - уместную остроту он отметил приятной улыбкой, -отправляется в путь. Точь-в-точь как кое-кто из нас, имея честь бытьприглашенным на свадьбу моей прелестной и безупречной родственницы и моегодруга Домби, не ждал вторичного приглашения и был чертовски радприсутствовать на столь интересном празднестве... Итак, он - Джек -отправляется в путь. Но этот брак был, собственно говоря, союзом необычайнокрасивой девушки с человеком, к которому она не питала никакой любви, но закоторого согласилась выйти замуж, потому что он был богат, очень богат.Когда Джек вернулся после свадьбы, один знакомый, встретив его в кулуарахпалаты общин, говорит: " Ну что, Джек, как поживает неудачно подобраннаяпара? " - " Неудачно подобранная? - отвечает Джек. - Ничуть не бывало! Этосовершенно честная и добропорядочная сделка. Она по всем правилам куплена, аон - за это вы можете поручиться - по всем правилам продан! " Но пока кузен Финикс от всей души веселился, дойдя до кульминационнойточки своего рассказа, дрожь, пробежавшая, подобно электрической искре, вокруг стола, заставила его умолкнуть. Единственная тема, благодаря коейзавязался в тот вечер общий разговор, ни у кого не вызвала улыбки. Наступилоглубокое молчание. И злополучный робкий гость, который знал об этой историине больше, чем неродившийся ребенок, с великим унынием прочел во всехвзорах, что виновником зла почитают его. Лицо мистера Домби было не из тех, что изменяются; приняв в тот деньвеличественную осанку, хозяин дома никак не откликнулся на этот рассказ итолько произнес торжественно среди воцарившейся тишины: " Очень хорошо". Эдитбросила быстрый взгляд на Флоренс, но, в общем, оставалась бесстрастной иравнодушной. Проходя через различные стадии, отмеченные изысканными яствами ивинами, неизбежным золотом и серебром, лакомыми дарами земли, воздуха, огняи воды, горами фруктов и этим излишним на банкете мистера Домби угощением -мороженым, обед медленно приближался к концу; последние его стадиисопровождались громкой музыкой - беспрестанными двойными ударами в дверь, которые возвещали прибытие гостей, на чью долю приходился только запахпиршества. Когда миссис Домби встала из-за стола, стоило посмотреть, как еесупруг с негнущейся шеей и высоко поднятой головой придерживал открытуюдверь перед выходившими леди; и стоило посмотреть, как она быстро прошламимо под руку с его дочерью. Мистер Домби имел внушительный вид, торжественно восседая передграфинами; директор Ост-Индской компании имел жалкий вид, сидя в одиночествеу опустевшего конца стола; майор имел вид воинственный, повествуя о герцогеЙоркском шестерым из семи робких людей (тщеславный робкий гость былокончательно уничтожен); директор банка имел очень скромный вид, когда спомощью десертных ножей чертил для группы поклонников план своей маленькойананасной теплицы; а кузен Финикс имел вид задумчивый, когда разглаживалсвои длинные манжеты и украдкой поправлял парик. Но все это продолжалосьнедолго, так как вскоре появился кофе, а затем все покинули столовою. Толпа в парадных комнатах наверху увеличивалась с каждой минутой; нопо-прежнему список гостей мистера Домби обнаруживал прирожденнуюнеспособность слиться со списком миссис Домби, и сразу можно былоопределить, кто в каком списке значится. Единственным исключением из этогоправила был, пожалуй, мистер Каркер; улыбаясь всему обществу иприсоединившись к кружку, собравшемуся около миссис Домби, он наблюдал заней, за кружком, за своим начальником, за Клеопатрой, майором, Флоренс ивсеми присутствующими и чувствовал себя легко и свободно с обеимикатегориями гостей, а сам, в сущности, не принадлежал ни к той, ни к другой. Флоренс он внушал такой страх, что его присутствие в комнате было длянее кошмаром. Ей никак не удавалось избавиться от этого кошмара, потому чтовзгляд ее время от времени обращался в сторону мистера Каркера помимо ееволи, как будто неприязнь и недоверие были притягательной силой, которой онане могла противостоять. Однако мысли ее были заняты другим: сидя в стороне -не потому, что ею не восхищались или не искали ее общества, но посвойственной ей скромности, - она чувствовала, какую незначительную рольиграет ее отец во всем происходящем; она с тоскою видела, что ему как будтоне по себе, что его просто не замечали, когда он медлил у двери, встречаятех гостей, которым хотел оказать особое внимание, и знакомил их со своейженой, которая принимала их с холодным высокомерием, но не проявляла нималейшего интереса или желания понравиться и после церемонии представленияуже не разжимала губ, нисколько не заботясь о том, чтобы выполнить егожелание и приветствовать его гостей. Тем сильнее было замешательство имучение Флоренс, что Эдит, поступавшая таким образом, к ней самой относиласьласково и с нежным вниманием, и Флоренс готова была упрекать себя внеблагодарности только потому, что замечала все происходившее у нее наглазах. Счастлива была бы Флоренс, если бы осмелилась хоть взглядом выразитьучастие отцу; и счастлива была Флоренс, не ведая истинной причины егобеспокойства. Но боясь показать, что его затруднительное положение ейизвестно, и тем навлечь на себя его неудовольствие, и разрываясь междупривязанностью к нему и чувством горячей признательности к Эдит, она нерешалась поднять на них глаза. Страдая за них обоих, она в этой толпеневольно подумала о том, что, пожалуй, для них было бы лучше, если быникогда не раздавался здесь этот гул голосов и топот ног, если бы прежняяскука и запустение не уступили места новшествам и блеску, если бызаброшенная девочка не обрела друга в Эдит, а продолжала жить в уединении, забытая и никому не внушающая жалости. У миссис Чик мелькали мысли, сходные с этими, но они не так спокойносозревали в ее голове. С самого начала эта славная матрона была оскорбленатем, что не получила приглашения на обед. Несколько оправившись от такогоудара, она не пожалела денег, намереваясь явиться к миссис Домби вечером вослепительном виде, который поразил бы чувства этой леди, а миссис Скьютонзаставил бы согнуться под тяжестью унижения. - Но мною занимаются ничуть не больше, чем Флоренс, - сказала миссисЧик мистеру Чику. - Кто обращает на меня хоть какое-нибудь внимание? Никто! - Никто, дорогая моя, - согласился мистер Чик, который сидел у стенкирядом с миссис Чик и даже здесь утешался тем, что тихонько насвистывал. - Разве похоже на то, что здесь сколько-нибудь нуждаются во мне? -сверкая глазами, воскликнула миссис Чик. - Нет, дорогая моя, по моему мнению, не похоже, - сказал мистер Чик. - Поль сошел с ума! - сказала миссис Чик. Мистер Чик засвистел. - Если ты не чудовище, каким я иной раз тебя считаю, - чистосердечнозаявила миссис Чик, - то ты мог бы, сидя здесь, не мурлыкать своих песенок.В силах ли кто бы то ни было, имеющий хотя бы отдаленное сходство смужчиной, видеть эту разодетую тещу Поля, кокетничающую с майором Бегстоком, присутствием которого мы обязаны, как и многими другими приятными вещами, твоей Лукреции Токс... - Моей Лукреции Токс, моя дорогая? - переспросил изумленный мистер Чик. - Да! - весьма сурово отвечала миссис Чик. - Твоей Лукреции Токс! Итак, я спрашиваю, как можно видеть эту тещу Поля, и эту надменную жену Поля, иэти непристойные старые пугала с оголенными спинами и плечами, и вообще весьэтот прием - видеть и в то же время насвистывать! - На последнем словемиссис Чик сделала презрительное ударение, заставившее мистера Чикавздрогнуть. - Это остается для меня, благодарение богу, тайной! Мистер Чик подобрал губы так, что уже невозможно было ни мурлыкать, нисвистеть, и принял глубокомысленный вид. - Но, надеюсь, мне известно, чего я вправе ждать, - продолжала миссисЧик, задыхаясь от негодования, - хотя Поль забыл о моих правах. Я как членсемьи не намерена сидеть здесь, если на меня не обращают внимания. Я - покаеще не пыль под ногами миссис Домби, пока еще нет! - сказала миссис Чиктаким тоном, как будто ждала, что это случится примерно послезавтра. - Яуеду! Я не стану говорить (как бы я там ни думала), что все это было затеянос единственною целью унизить меня и оскорбить. Я просто уеду! Мое отсутствиепройдет незамеченным! С этими словами миссис Чик величественно встала и взяла под рукумистера Чика, который вышел с ней из комнаты после получасового пребыванияна заднем плане. И нужно отдать должное проницательности миссис Чик - ееотсутствие прошло совершенно незамеченным. Но среди приглашенных негодовала не только она; ибо гости из спискамистера Домби (все еще попадавшие в затруднительное положение) дружнонегодовали против гостей из списка миссис Домби, которые смотрели на них вмонокль и вслух недоумевали, что это за люди; тогда как гости из спискамиссис Домби жаловались на усталость, а юная особа с открытыми плечами, потеряв кавалера в лице веселого юноши, кузена Финикса (который уехал послеобеда), призналась по секрету тридцати - сорока друзьям, что скучаетсмертельно. Все старые леди с грузом на голове имели основания бытьнедовольными миссис Домби; а директора и председатели компаний сошлись вомнении, что если уж Домби должен был жениться, то лучше бы он женился наособе, более подходящей ему по возрасту, не такой красивой и более богатой.Эта категория джентльменов высказала уверенность, что Домби поддалсяслабости и ему еще предстоит раскаяться. Вряд ли хоть один гость, заисключением робких гостей, не считал, что мистер или миссис Домби отнеслиськ нему с пренебрежением или обидели его; было обнаружено, например, чтобессловесная особа женского пола в черной бархатной шляпе лишилась дара речитолько потому, что леди в малиновом бархате повели к столу раньше, чем ее.Даже у робких гостей характер испортился - либо от злоупотреблениялимонадом, либо от того, что и на них повлияло общее настроение; и ониобменивались друг с другом саркастическими шутками и шепотом выражали своеосуждение на лестницах и в закоулках. Общее неудовольствие и замешательствостоль широко распространилось, что лакеи, собравшиеся в холле, чувствовалиего не меньше, чем гости наверху. Даже слуги с факелами, ожидавшие переддомом, заразились этой болезнью и сравнивали празднество с похоронами, накоторых не слышно плача и никто из присутствующих не упомянут в завещании. Наконец разошлись все гости, а также и слуги с факелами, и улица, стольдолго запруженная экипажами, опустела; и при догорающих свечах никого невидно было в комнатах, кроме мистера Домби и мистера Каркера, беседовавшихпоодаль, и миссис Домби и ее матери. Первая сидела на диване, втораявозлежала в позе Клеопатры, ожидая прибытия своей горничной. Когда мистерДомби закончил разговор с Каркером, последний приблизился с подобострастнымвидом, чтобы попрощаться. - Надеюсь, - сказал он, - утомление, вызванное этим очаровательнымвечером, не отразится завтра на миссис Домби. - Миссис Домби, - подойдя, сказал мистер Домби, - в достаточной мереизбегала утомления, чтобы избавить вас от всякого беспокойства по этомуповоду. К сожалению, я должен сказать, миссис Домби, мне бы хотелось, чтобыв такой день, как сегодня, вы менее усердно остерегались утомления. Она бросила на него высокомерный взгляд и, считая ниже своегодостоинства смотреть на него, молча отвернулась. - Я сожалею, сударыня, - продолжал мистер Домби, - что вы не сочлисвоим долгом... Она снова посмотрела на него. -...своим долгом, сударыня, - продолжал мистер Домби, - оказать моимдрузьям больше внимания. Кое-кто из тех, кем вам угодно было, миссис Домби, столь явно пренебречь сегодня, уверяю вас, делает вам честь своимпосещением. - Вам известно, что мы здесь не одни? - отозвалась она, глядя на негопристально. - Нет! Каркер! Прошу вас, останьтесь. Я настаиваю, чтобы вы остались! -воскликнул мистер Домби, помешав этому джентльмену бесшумно удалиться. - Каквы знаете, сударыня, мистер Каркер пользуется моим доверием. Предмет, окотором я говорю, известен ему не хуже, чем мне. Разрешите довести до вашегосведения, миссис Домби, что, по моему мнению, эти богатые, влиятельные лицаоказывают честь мне. - И мистер Домби выпрямился, словно воздал им сейчасвеличайшие почести. - Я вас спрашиваю, - повторила она, не спуская с него презрительноговзгляда, - известно ли вам, что мы здесь не одни, сэр? - Я должен просить, - выступив вперед, сказал мистер Каркер, - я долженумолять и настаивать, чтобы меня отпустили. Как бы ни была незначительна ималоважна эта размолвка... Тут миссис Скьютон, которая не спускала глаз с лица дочери, перебилаего. - Милая моя Эдит, - сказала она, - и дорогой мой Домби, наш превосходныйдруг мистер Каркер, ибо я, право же, должна назвать его так... Мистер Каркер прошептал: - Слишком много чести. -...воспользовался теми самыми словами, которые готовы были сорватьсяу меня с языка, и я бог весть сколько времени умирала от желания произнестиих при первом удобном случае. Незначительная и маловажная! Милая моя Эдит идорогой мой Домби, неужели мы не знаем, что любая размолвка между вами...Нет, Флауэрс, не сейчас. Флауэрс, горничная, при виде джентльменов поспешила удалиться. -...Что любая размолвка между вами, - продолжала миссис Скьютон, -которые живут душа в душу и связаны чудеснейшими узами чувства, должна бытьнезначительной и маловажной? Какие слова могут выразить это лучше? Никакие! Поэтому я с радостью пользуюсь этим ничтожным случаем, этим пустяшнымслучаем, в котором так полно обнаружилась Природа, и ваши индивидуальныекачества, и все такое, что вызывает слезы у матери, - пользуюсь для того, чтобы сказать, что я не придаю происшедшему ни малейшего значения и вишу вэтом только развитие низменных элементов Души! И в отличие от большинстватещ (какое отвратительное слово, дорогой Домби!), которые, как я слыхала, существуют в этом, боюсь, слишком искусственном мире, я в подобных случаяхне подумаю вмешиваться в ваши дела и в конце концов не могу особенноогорчаться из-за таких маленьких вспышек факела этого... как его тамзовут... не купидон, а другое очаровательное создание. Говоря это, добраямать смотрела на обоих своих детей зорким взглядом, который, быть может, выражал твердое и хорошо обдуманное намерение, таившееся за бессвязнымисловами. Намерение это заключалось в том, чтобы предусмотрительно отойти всторонку, не слышать в будущем бряцания их цепи и укрыться за притворной инаивной верой в их взаимную любовь и преданность друг другу. - Я указал миссис Домби, - величественно промолвил мистер Домби, - чтоименно в ее поведении в самом начале нашей супружеской жизни вызывает моенеудовольствие и что, настаиваю я, должно быть исправлено. Каркер, - онкивнул головой, отпуская его, - спокойной ночи! Мистер Каркер поклонился надменной молодой жене, чьи сверкающие глазабыли устремлены на мужа, и, направляясь к двери, задержался у ложаКлеопатры, чтобы со смиренным и восторженным почтением поцеловать руку, которую она милостиво ему протянула. Если бы его красивая жена разразилась упреками, изменилась в лице илихотя бы одним словом нарушила свое упорное молчание теперь, когда ониостались вдвоем (ибо Клеопатра удалилась со всею поспешностью), мистер Домбимог бы выступить в защиту своих прав. Но перед этим напряженным, уничтожающим презрением, с каким она, посмотрев на него, опустила глаза, словно считала его недостойным и слишком ничтожным, чтобы ему возражать, -перед безграничным пренебрежением и высокомерием, с каким она сидела в тотмиг, перед холодной, неумолимой решимостью, с какою она как будто давила егои отшвыривала, - он был беспомощен. И он оставил ее во всем величии еекрасоты, дышавшей презрением к нему. Был ли он настолько малодушен, что умышленно подкараулил ее час спустяна старой лестнице, там, где видел когда-то Флоренс в лунном свете, с трудомподнимавшуюся по ступеням, с маленьким Полем на руках? Или он случайноочутился здесь в темноте и, подняв глаза, увидел, как она выходит со свечойиз той комнаты, где спала Флоренс, и снова заметил, как изменилось это лицо, которое он не мог смягчить? Но оно не могло измениться так, как изменилось его лицо. В великойсвоей гордыне и гневе он не знал о той тени, которая упала на его лицо, втемном углу, в вечер их возвращения, и с тех пор появлялась часто, иомрачала его сейчас, когда он смотрел наверх.
Данная страница нарушает авторские права?