💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Письмо 16

Письмо от февраля 12 числа 1854 года

«Нелегко описать тебе, моя милая Лизет, все случившееся за этот месяц! Сможет ли моя рука без дрожи подчинить себе перо? Ведь я до сих пор не верю в то, что произошло сегодня утром!.. Но позволь рассказать тебе обо всем по порядку, иначе мысли мои запутаются и я не смогу изъясняться ясно!

Итак, со времени моего последнего письма прошло чуть больше месяца. Сейчас на дворе уже февраль, зима в самом разгаре. От Максима Савельевича нет никаких известий. Возможно, его письмо затерялось где-то, но есть и другая, пугающая меня возможность... Нет, я не хочу писать о ней. Я боюсь даже подумать об этом. Каждый вечер теперь я молюсь за него, но страх все сильнее разрастается внутри, и я не знаю, как от него избавиться. Я часто гляжу на раскинувшиеся за окнами холмы, покрытые белым сверкающим снегом, а мысли мои улетают все дальше, пытаясь отыскать среди этих бескрайних просторов столь дорогое мне сердце. Где же письмо? Почему я все ещё не получила ответа?

Несмотря на намерение покинуть Петербург весной, выраженное дядюшкой в письме, через три дня после Рождества приехал он сам с дочерью. Я обрадовалась их приезду, хотя радость моя была омраченной тем, что с Мари приехал и её новый жених. Мадам Волошина оказалась права: это офицер, и он и вправду хорош собою. Но с первых же минут знакомства я поняла, что человек он очень эгоистичный и напыщенный, весьма тщеславный и ужас как неумен. В то время как он мнения о себе придерживается крайне высокого.

Примечательно и то, что ему уже за сорок и он был женат уже два раза. Первая его жена скончалась много лет тому назад от какой-то болезни, а вторая не выдержала схваток при родах и спустя несколько дней после рождения сына умерла. Мальчик уже несколько лет живет у родственников, из чего я сделала вывод, что отец мало интересуется его воспитанием. Все это я узнала от самой Мари, которую подобные обстоятельства совсем не смущают. Она светится от счастья и кажется счастливой. В большей мере это было вызвано тем, что немолодой жених засыпает её подарками, комплиментами и очень ею восхищается, не упуская момента напомнить о том, как ему повезло с невестою. Его характер является полной противоположностью сдержанному нраву капитана Бессонова: жених Мари много говорит, мало понимает, придерживается высокого о себе мнения, хоть и не блистает умом. Или не блистает умом, поэтому-то и придерживается о себе высокого мнения - как угодно. А ещё я узнала, что перед самой войной в Крыму он ушел в отставку. Назвать это как-то по-другому, нежели трусостью, я при всем своем желании не могу. Это послужило лишним напоминанием о смелости и бесстрашии месье Бессонова, который прервал свой отпуск и уехал на службу, едва узнал о назревающем там конфликте!

Словом, я глубоко разочарована выбором кузины и дядюшки, не понимая, как можно не оценить благородство одного жениха и восхвалять мнимые достоинства другого! Тем не менее, ни взглядом, ни словом я не выказываю истинных чувств. Я поздравила их с помолвкой и пожелала им счастья, веду себя вежливо и достойно. Да и могу ли я что-либо изменить? Это их выбор.

Надо заметить, что из Петербурга дядюшка вернулся настоящим франтом. Столичная жизнь явно не пошла на пользу его себялюбию, только усугубила и без того лишенную скромности натуру. Приехав, Константин Алексеевич тут же приказал готовиться к большому празднику, куда намеревался пригласить множество гостей. Несомненно, главной причиной задумки данного события была помолвка Мари, и теперь дядюшка хотел похвастаться своим будущим зятем перед соседями. Велико было и желание щегольнуть всем тем, что он так старательно приобрел в столице: костюмами, манерами, лоском. Он написал с полсотни приглашений и велел немедля их отправить. Потом занялся наведением " порядка", и тут уж я не раз услышала упреки в свою сторону по всяческим пустякам. " Софи! Как ты могла снять со стены в гостиной картины? " - восклицал он, изображая ужас. " Они совсем не подходят по стилю к мебели", - оправдывалась я, но приводимые мною доводы тут же разбивались в пух и прах о непробиваемую стену уверенности дядюшки в собственной правоте. " А где мои великолепные шторы в столовой? - кричал он, суетливо слоняясь по дому. - Ты заменила их? Как ты могла? Эти, что висят сейчас, отдают крайней провинциальностью! А впредь я желаю избегать таковой! "
" Но, дядюшка, - улыбалась я непонимающе. - Можно ли избежать провинциальности в провинции? "
" Конечно! Конечно! "

В итоге шторы сменили, картины опять вернулись на стены, нарушив общий стиль гостиной, а я услышала ещё много подобных упреков. Впрочем, мне оставалось лишь вздыхать, жалея о том, что закончилась моя пора хозяйничать в этом доме, и позволить дядюшке обустраивать дом в новом " столичном" стиле. К слову, свою комнату я защитила от притязаний, не разрешив в ней что-либо менять.

Из Петербурга дядюшка привез множество сундуков и чемоданов, прятавших в своих недрах как новомодные костюмы и аксессуары, так и предметы столичной роскоши. Картины, сувениры, книги, - все соответствовало последним веяниям моды, как пояснила мне Мари. Кузина полностью обновила свой гардероб, а потом заметила следующее, пребывая в восторге от собственного великодушия:
- Ты можешь забрать мои старые платья, Софи. Все равно я их уже не надену.
Что ж, моя милая глупая кузина по-прежнему оставалась верной себе. Но вот манерами и поведением она стала поразительно сильно напоминать мадам Знатову, чему я, впрочем, не удивлена.

- Я хочу, чтоб завтра в Митюшино съехались все соседи! - с воодушевлением говорил дядя. - Отказов я не приму! Это будет замечательный бал! А закончится он грандиозным фейерверком! Пусть все знают о нашем возвращении! И пусть все эти провинциалы разинут рты от нашего над ними возвышения!..

Мне пришлось в тот вечер услышать ещё множество подобных глупостей. Как дядюшка, так и Мари пребывали в радостном возбуждении от возможности показать себя. Вряд ли они задумывались о том, что уследить за переменчивой модой в столь отдаленных от столицы краях очень сложно, как и остаться городскими жителями, живя в провинции. Но если их желание похвастаться перед соседями было так огромно, могла ли я противостоять ему? Меня и слушать не хотели, снисходительно улыбаясь и повторяя: " Ты не понимаешь, Софи". Быть может, я действительно чего-то не понимаю? Что ж, я решила в это не вмешиваться. Единственное, о чем я попросила дядюшку, так это пригласить на завтрашний бал семью Совушкиных. Он лениво поинтересовался, сколько у них крепостных душ, а я ответила, что достаточно, чтоб иметь честь присутствовать на бале в Митюшино. Получив его согласие, я лично написала приглашение и отослала. И, как оказалось, зря.

Гости начали съезжаться, едва сгустились сумерки. Перед парадным входом тянулся непрерывный поток подъезжающих карет. В своих лучших костюмах, соседи проходили в дом, считая за честь быть приглашенными к нам. Дядюшка тщательно следил за тем, чтоб лично встретить каждую семью и дать им тем самым возможность увидеть себя во всей красе...

Увы, Константина Алексеевича не исправить. Для него это казалось крайне важным, а я лишь старалась спрятать улыбку, когда он, одетый в очень дорогой и яркий костюм, с галстуком, повязанным по последней парижской моде и ботинках с крупными бантами, лучезарно улыбаясь, встречал своих гостей и много говорил о том, как рад был вернуться. Потом очередь шла за Мари, которая с восторгом представляла всем своего жениха и с упоением описывала его подвиги, в числе коих главное место занимала история про то, как её суженный не раз помогал Императору избавляться от плохого самочувствия с помощью своих смешных шуток. В общем, это лишний раз укрепило мою уверенность в том, что бал был устроен исключительно ради удовольствия самих хозяев. И они получали это удовольствие, ведь в большей своей степени гости, как им и было положено, выражали свое восхищение в красноречивых фразах и любопытных взглядах. Но большее наслаждение хозяевам они доставляли тогда, когда в глазах их или поведении проскальзывала зависть, от чего дядюшка приходил в полный восторг. К слову, он вел себя подчеркнуто мило со всеми, но с ощущаемым превосходством, и эту линию поддерживала и Мари, находя подобное поведение совершенно уместным и обыкновенным в " данном" обществе.

Я с нетерпением ждала Совушкиных и, едва увидела две их кареты у входа, поспешила встретить. Меня опередил дядя, который, окинув взглядом семейную чету, несомненно, остался доволен тем фактом, что по сравнению с ними должен казаться особенно модным и ярким. Действительно, костюм Алексея Павловича был подчеркнуто строг, его супруги - старомоден, но имело ли это значение для меня? Я была очень рада их видеть.

- Дядюшка, - приблизившись, представила я после их взаимных приветствий. - Это господин и госпожа Совушкины, наши соседи, чьи земли находятся в нескольких верстах к югу от Митюшино.
- Рад, весьма рад, - заговорил дядюшка.
- Мы тоже рады быть приглашенными к вам, - ответил с утонченной вежливостью Алексей Павлович. - Мы уже давно хотели познакомиться с вами, но, к сожалению, вы тогда были в отъезде. Тем не менее, знакомство с вашей племянницей очень нас осчастливило.

- А где же Андрей Павлович? - спросила я. - Я видела вторую карету.
- Они с мадам Волошиной задержались у входа, - улыбнулась Наталья Владимировна несколько смущенно.
- Мадам Волошина? - услышав имя, вдруг резко произнес дядя. - Уж не Ольга ли Антоновна? Та самая скандальная певица из Москвы?
Подобный тон гостей если не оскорбил, то весьма озадачил. Я попыталась сгладить эту неловкость.
- Все верно, Константин Алексеевич. Это именно она. У неё восхитительный голос! Вам доводилось слышать?

- К счастью, это сомнительное удовольствие я оставил на потом, - с непонятной холодностью отчеканил дядюшка, смирив гостей надменным взглядом. Тут за их спинами показалась ещё одна пара, Андрей Павлович и Ольга Антоновна, и, увидав это, дядюшка сказал:
- Что ж, прошу вас проходить, а мне надобно встретить новых гостей...
Сделав вид, что не заметил приближавшейся пары, Константин Алексеевич быстро зашагал к новым гостям. Такое обхождение было в той же мере возмутительным, что и странным. Оно огорчило меня и расстроило, поразив своею невежливостью. Я с минуту не могла вымолвить ни слова, и, увидев моё оцепенение, Наталья Владимировна с неуверенной улыбкой произнесла:
- Я вижу, ваш дядюшка по-новому обставил комнаты, Софья Александровна...

Тут её прервал полный недовольства голос мадам Волошиной.
- Выходит, господин Самойлов не решился даже удостоить нас приветствием? Очень мило, я вам скажу! Впрочем, это следовало ожидать!
- О чем вы, Ольга Антоновна? - непонимающе проворчал месье Совушкин.
- О том, брат, что только по пути сюда Ольга посвятила меня в суть их с месье Самойловым разногласий, - строго ответил Андрей Павлович. - Поэтому нет ничего удивительного, что он пожелал бы не видеть её здесь.

- Что это значит? - не веря собственным ушам, спросила я.
Взглянув на меня с теплым дружеским участием, он ободряюще ответил:
- Не стоит так волноваться, мадемуазель Самойлова. Сейчас это уже не так важно. Обещаю рассказать обо всем позже, а вас, Ольга, я настоятельно прошу соблюдать правила приличия и вести себя тихо.
- С чего бы это? - оскорбилась та от подобного тона.
- Иначе мне придется отправить вас обратно в Москву, - последовал быстрый ответ с нескрываемой угрозой, но тут же Андрей Павлович обратился ко мне: - Софья Александровна, покажите же нам, куда идти. Нам всем не терпится осмотреть ваш новый интерьер.

Понимая, что сейчас не время для выяснения отношений, я провела их в гостиную, полную людей. Несмотря на то, что во дворе царствовала зима, в помещении стояла невыносимая духота, и я распорядилась открыть окна в комнатах, что находились рядом, чтоб никого не застудить и одновременно подарить желаемую прохладу. Наша гостиная оказалась не так велика для столь большого количества приглашенных, и плохо, что дядюшка в своем желании созвать как можно больше не подумал о такой досадной мелочи. Поэтому гости расположились кто в холле, кто в ближайших комнатах, даже в библиотеке! Сидячих мест уже не было, теснота завладевала домом все больше, а кареты по-прежнему прибывали! Как дядюшка мог быть таким недальновидным? Самое примечательное заключалось в том, что сам хозяин проявлял непозволительно мало внимания уже прибывшим, все время находясь в холле, где приветствовал новых гостей. От этого на лицах многих было написано явное нетерпение в ожидании чего-то, что послужило бы сигналом к прекращению этого изнурительного испытания. Не зная, чем занять гостей, я чувствовала себя крайне неловко, поскольку понимала, каким нелепым и недостойным предстало для всех гостеприимство в Митюшино. Кто-то пытался отвлечь себя разговорами, но большинство с каменными лицами сохраняли молчание, явно недовольные подобным к ним отношением, но слишком хорошо воспитанные, чтобы жаловаться.
Тут я увидела, как Андрей Павлович что-то прошептал на ухо мадам Волошиной, и та, не колеблясь и без какого-либо смущения, величественно прошествовала к забытому всеми роялю в углу. Её намерение было очевидным, и впервые за время знакомства я прониклась к ней искренней благодарностью. Я не сомневалась, её восхитительный голос заворожит каждого присутствующего.

Так и случилось. Под её умелыми пальцами клавиши послушно издавали прелестные звуки, но куда больше всех очаровал её голос, так что ожидание было скрашено спасительной музыкой.

Но вот появился дядюшка с улыбкой человека, который испытывал непередаваемое удовольствие хозяйничать в своем доме, полном гостей, кои, несомненно, могли только считать за честь томиться подобным ожиданием. Он пригласил всех к ужину, и в глазах приглашенных засветилось воодушевление.

Несмотря на то, что за столами по-прежнему царила жуткая теснота, все, кажется, были довольны угощениями. И здесь стремление дяди показать себя во всей красе пошло, к удивлению, только на пользу: привезенные им вина приводили многих в восторг, диковинные рецепты из столичных ресторанов, воплощенные в жизнь благодаря стараниям поваров, поражали, как и обилие всевозможных фруктов. В помещении стоял ужасный гул, беседа велась только с соседями, так что услышать то, о чем говорят невдалеке, было практически невозможно. Дядюшка, несмотря на всю свою современность, остался верен привычке рассаживать гостей по чинам и в зависимости от питаемого к ним расположения, так что не столь богатые и обласканные его вниманием ютились в отдалении от хозяина. В их число, к сожалению, вошли и Совушкины, так что я не могла участвовать в их беседе, что меня очень огорчало, так как мои соседи по столу говорили на темы, меня совершенно не интересующие. Словом, к этому пиршеству не лежала душа. Пару раз я ловила на себе короткие взгляды Андрея Павловича и мадам Волошиной, но я не знала, значат ли они хоть что-нибудь.

После ужина гостям было предложено пройти обратно в гостиную, чтобы слуги могли убрать столы в танцевальной комнате, поскольку все с нетерпением ожидали танцев. Теперь выпитое вино немного разгорячило кровь и теснота мало кого смущала. Кто-то попросил мадам Волошину снова спеть, и она, польщенная произведенным эффектом, с удовольствием выполнила просьбу.

Я стояла в отдалении от притихших гостей и слушала её пение, когда кто-то легким прикосновением дотронулся до моего плеча. Обернувшись, я увидела месье Совушкина за спиной.
- Мы с вами так и не смогли поговорить, - чуть улыбнулся он, держа в руках бокал с вином. - Могу я спросить, вы прочитали книгу, которую я вам подарил?
- Увы, - вздохнула я, снова отвернувшись, так как странным образом мои щеки залил непрошеный румянец.
- Увы? Почему вы так говорите? Вам не понравилось? - кажется, это привело его в досаду.

- Почему же? Мне понравился слог, - ответила я. То обстоятельство, что месье Совушкин стоит за моей спиной и не может видеть лица, придало мне больше уверенности, поэтому я продолжила: - Написано очень недурно. Но смысл всего написанного крайне дурен.
- Объясните почему.
- Хорошо. Я разделяю и принимаю те моменты, суть которых сводится к свободе человеческой личности. Это действительно необходимо. К сожалению, в этой книге указан лишь один путь к обретению данной свободы, а именно: отказ от сложившихся устоев. Я не могу понять этого.

- Что же тут непонятного? - тон его стал сух. - Вы или живете по правилам, придуманным кем-то, или придумываете их сами.
- Как я уже говорила когда-то, перемены должны быть безболезненными. Я не могу понять вашего желания противиться устоявшимся традициям родной страны. Эта книга весьма завуалировано призывает не к свободе, а к революции, затрагивая как политику, так и личность, но я никогда не буду разделять подобный взгляд. Процитирую вам слова одного умного человека: «В обществе нужна некоторая подчиненность чему-нибудь или кому-нибудь. Многие толкуют о равенстве, которого нет ни в природе, ни в человеческой натуре. Ничего нет скучнее томительнее плоских равнин…Равенство перед законом дело другое. Но равенство на общественных ступенях – нелепость».

За моей спиной раздался смешок.
- И кто же этот, позвольте узнать, умный человек?
- Князь Вяземский.
- Тот ещё остряк! Он, как я слышал, хоть и радикал, но весьма недоделанный.
- Как вы смеете! – рассердилась я. – Как бы вы его не назвали, я согласна с таким мнением.
- Вы слишком добры и доверчивы, а этот мир слишком жесток к тем, у кого нет права голоса. Но я все равно рад, что вы прочитали книгу. Пусть она напоминает вам обо мне во время моего отсутствия.

- Вы уезжаете? - меня почему-то взволновала эта новость, как и огорчила.
- Да, я намерен уехать в Москву через несколько дней.
- И когда вы вернетесь?
- А вы хотите, чтоб я вернулся? - был задан вопрос, наполненный испытывающей дерзостью. Понимая, что не в силах ответить так, чтоб это прозвучало легко, поскольку я очень огорчилась известием, я предпочла сменить тему.
- Вы обещали рассказать, почему мой дядюшка не слишком лестного мнения о мадам Волошиной.

- А вы не догадываетесь почему? По крайней мере, одна из причин кажется мне очевидной, если хорошо знать характер месье Самойлова.
Немного подумав, я нашла ответ.
- Её происхождение?
- Верно. Как я уже понял, ваш дядюшка очень гордится принадлежностью к высшему сословию. Он не может взять в толк, как безродная особа могла достигнуть таких высот и стать столь известной. Но есть и другая, более серьезная причина. Будучи в Петербурге, Ольга Антоновна имела весьма близкое знакомство с тем самым господином, которого теперь представляют как нареченного вашей кузины.
От услышанного я на миг потеряла дар речи.

- И это в то время, когда он уже был помолвлен с ней, - продолжал Андрей Павлович, не догадываясь, как побледнело мое лицо. - Похоже, ваш дядюшка обо всем узнал, чего не скажешь о вашей кузине. Надеюсь, и вы оставите её в блаженном неведении.
- И когда вы узнали об этом? - наконец, выдавила я из себя.
- Как я уже упоминал, только по пути сюда. Ольга не хотела, чтоб мы оставили её дома с детьми, поэтому и промолчала.
- И вы... Вы говорите об этом так спокойно? Но разве не была затронута и ваша честь?

- Моя честь? - удивился он. - Разве это имеет какое-то отношение к моей чести? Она - свободная женщина, а я - свободный мужчина. Глупости вроде ревности или привязанности мы оставили глупцам.
Я почувствовала, как меня захлестнуло возмущение. Обернувшись к нему, я посмотрела ему прямо в глаза. Лицо мое пылало, глаза негодовали.
- Мне жаль, что такой умный человек как вы называет глупостями основы человеческих отношений. Я не имею в виду ревность - это недостойное чувство, хотя весьма трудно его избежать. Но привязанность? Полагаю, к " глупостям" вы относите и доверие, и уважение, даже ответственность за любимого человека! Мне жаль вас, Андрей Павлович, потому что вы совсем не знаете, что такое любовь...
Я думала, он усмехнется или возразит, но нет - лицо его стало серьезным, взгляд, кажется, окаменел, однако уже в следующую секунду он взял себя в руки. Тут пение мадам Волошиной закончилось, гости захлопали, а я, ничего более не говоря, предпочла подняться в свою комнату.

На следующее утро я была поражена тем, что дядюшка запретил принимать в Митюшино семью Совушкиных или наносить им визиты. Его запрет был резок и категоричен. Он не желал слышать никаких возражений и отметал все мои доводы одной простой фразой " Это мое последнее слово! " Я пыталась вступиться за своих друзей, но, очевидно, пробежавшая кошка между дядюшкой и мадам Волошиной оказалась настолько черной, отчего все мои старания не увенчались успехом.
Прошла неделя. В Митюшино часто съезжаются гости, в доме снова шумно и многолюдно. От Совушкиных пришло три приглашения на ужин, но дядюшка даже не удосужился на них ответить. В конце концов, в тайне от дяди я написала короткое письмо, где извинялась за молчание, объясняя его тем, что приглашения затерялись. Однако я была уверена, что Совушкины отнесутся к такой причине с сомнением, поэтому вскоре переписала письмо и рассказала всю правду о непростых отношениях дядюшки и мадам Волошиной, не вдаваясь, впрочем, в подробности возникшей между ними неприязни.

А через пару дней служанка передала мне короткую записку от Натальи Владимировны, которая сообщала, что мадам Волошина и Андрей Павлович намереваются уехать в Москву в ближайшие дни. Она также выразила надежду, что их отъезд немного охладит нежелание Константина Алексеевича позволять своей племяннице навещать их и, возможно, даже восстановит отношения между двумя семьями. " Мне ужасно жаль, - писала госпожа Совушкина, - что Вам не разрешено бывать у нас. Никита каждый день спрашивает о Вас, а Настенька сильно сокрушается по поводу столь неожиданной разлуки. Да и нам с супругом не хватает Вашего общения... Я глубоко надеюсь, что отъезд уже упомянутой особы способствует нашей с Вами скорейшей встрече". Что ж, я тоже надеялась на это, однако известие, что Андрей Павлович тоже покинет эти края, меня очень расстроили. Я не хотела бы, чтоб наше с ним знакомство закончилось той прискорбной ссорой на балу и чувствовала себя виноватой перед ним, поэтому написала ему письмо, где выражала свое искреннее сочувствие по поводу отъезда, нашей глупой ссоры, своего собственного поведения, за что извинилась в самом вежливом тоне. В конце я пожелала ему удачной поездки и закончила письмо тем, что, несмотря на расстройство по поводу предстоящей разлуки, я надеюсь на сохранение нашей дружбы. Отправив письмо с гонцом, я немного успокоилась и вскоре свыклась с мыслью, что с месье Совушкиным мы, верно, больше никогда не увидимся.

Куда больше меня волнует отсутствие писем от Максима Савельевича, отчего я каждый день спрашиваю у служанок, приезжал ли почтальон. Они с досадой качают головами и возвращаются к своим обязанностям, а моим сердцем все сильнее овладевает упрямый страх, и даже молитвы не приносят утешения больше.
До нас поступает так мало сведений о происходящем на войне. Я слышала только, что в декабре английская и французская эскадры миновали Босфор и вошли в Черное море, таким образом заявив, что вступают в войну против России. Но то лишь крошки – ничего более мне неизвестно.

Я даже написала письмо месье Красилеву и только потом, когда указывала его адрес, с недоверием и ужасом вспомнила, что он мертв! Максим Савельевич писал об этом, но я, забыв обо всем на свете, цепляюсь теперь за последние возможности хоть что-то узнать о судьбе капитана! Как тяжело мне, Лизет, как страшно!..

Сегодняшний день преподнес мне странный сюрприз, подруга. И даже сейчас, думая об этом, я не знаю, как относиться к тому, что произошло.
Утром в мою комнату постучалась служанка и сообщила, что приехал господин, желающий меня видеть. Поскольку и дядюшка, и кузина ещё спали, я решила, что незваный гость, должно быть, приехал по важной причине, поэтому поспешила его встретить. Какого же было мое удивление, когда в гостиной я застала Андрея Павловича! От подобной неожиданности я растерялась и удивилась, хотя не меньшее удивление у меня вызвал его серьезный вид, весьма непривычный и ему несвойственный. Увидев меня, он поклонился и улыбнулся, хотя даже улыбка его была, как мне показалась, встревоженной.

- Софья Александровна, - с выдохом сказал он. - Я очень рад видеть вас.
- Я тоже, Андрей Павлович, - непонимающе ответила я. - Но я думала, вы уехали.
- Я собирался, но моя лошадь захромала, а оставить её у брата я не видел возможным, - последовал немного сбивчивый ответ. Гость чуть нахмурил брови, говоря это, но потом глубоко вздохнул и снова принял свой обычный вид, изобразив на лице спокойствие и веселость. - Ольга Антоновна уехала два дня назад, а мне пришлось задержаться.
- Что ж, я этому рада, поскольку теперь имею возможность извиниться перед вами.

- Нет, не стоит. Вы не должны извиняться. - Он хотел что-то добавить, но смолк, обдумывая, и тут улыбнулся: - Может, мы присядем?
- Ох, простите, - опомнилась я, указав ему на кресло, как и следовало гостеприимной хозяйке, но мне почему-то сразу почудилось, что этот визит не является обычным. Слишком уж странным было поведение Андрея Павловича, слишком неуверенным и вдумчивым.
Я присела, ожидая услышать причину, по которой он здесь, но вот сам гость садиться не спешил, хотя только что напоминал об этом.
- Быть может, вы хотите чаю?
- Нет, благодарю вас.
- Или кофий? Дядюшка привез прекрасные сорта, но, если честно, я не совсем понимаю его увлеченность этим напитком…

- Нет, ничего не нужно, - закачал головой Андрей Павлович с каплей раздражения, потом наконец-то сел напротив меня и, глядя прямо в глаза, отчего я ощутила неловкость, сказал:
- На самом деле, я намеренно приехал так рано, надеясь застать вас одну. Ещё в доме моего брата меня искренне удивляла ваша привычка так рано вставать. Мне она, к сожалению, не дана. Но сейчас это даже хорошо, поскольку я сначала должен обсудить это с вами...
- Обсудить что? - не поняла я, но ответ на это получила не сразу, так как он заговорил о другом:

- Знаете, Софья Александровна, несмотря на наши разногласия, которые проявляются в основном в наших взглядах на жизнь и политику, я тем не менее уже давно понял, что мы с вами прекрасно друг друга дополняем. Ваша спокойная рассудительность и доброта помогают моей пылкой натуре не впадать в крайности, урезонивают мою дерзость, даже сдерживают порой от проявления вспыльчивости характера. Хоть вы и не разделяете моих взглядов, вы никогда не позволяли себе осуждать меня - наша недавняя ссора не в счет, поскольку я сам вел себя непозволительным образом, насмехаясь над теми ценностями, кои вы лелеете в своей душе, в кои свято верите. Это ваше право, а я посмел так дерзко усомниться в том, что вы считаете не допускающим никакого сомнения. К чему я говорю все это? Что ж, хватит ходить вокруг да около. Я признаюсь вам, что не уехал отсюда с мадам Волошиной только потому, что хотел ещё раз вас увидеть. Мой конь послужил лишь удобной отговоркой, преувеличенной мною, чтобы я имел возможность остаться ещё ненадолго и поговорить с вами. Мне все равно придется уехать: эти края не для меня, здешний холод и уединение мало привлекают, лишь вгоняют в тоску. Но я не могу уехать, не спросив вас обо дном...

Он смолк, явно приближаясь к главному, а я терялась в догадках, и, надо заметить, одна из них была настолько невозможной и неожиданной, что я не позволяла себе даже принимать её в расчет!
- Я прошу вас уехать со мною в Москву, - вдруг разрешилось все его словами. - Как это ни странно, разлука с вами глубоко меня огорчает, а последнее время я только и делаю, что спрашиваю себя, как бы вы отнеслись к той или иной вещи. Моё к вам уважение теперь обрело форму той самой привязанности, которую я ещё недавно высмеивал. И я был бы рад, если б вы поехали со мной! Однако зная вас, я не рассчитываю на согласие, поскольку подобное предложение должно показаться вам возмутительным...

- И оно действительное таковым является, - прошептала я пораженно, чувствуя, как щеки залились румянцем негодования.
- Поэтому, зная, как бережно вы дорожите своей репутацией, я принял единственное возможное решение, которое помогло бы вам избежать пересудов... Софья Александровна, я прошу вас стать моей женой.
- Это, должно быть, шутка? - не поверила я своим ушам.
- Шутка? Разумеется, нет.
- Но, сударь, вы сами недавно твердили мне о том, что для вас брак - это устарелая традиция! Вы насмехались над нею и над теми, кто поддерживал её, свысока называя их глупцами!

- И я до сих пор их таковыми считаю, - рассердился он.
- Тогда я не понимаю вас. Вы противоречите сами себе!
- Отнюдь. Мои взгляды на подобные вопросы не могут быть разрушены даже моей к вам привязанностью. Я действительно считаю брак переоцененным и старомодным, но поймите же, Софья Александровна, это единственный способ сохранить наши с вами отношения. Мы можем уехать в Москву, и я хочу, чтоб это произошло.
- И почему, позвольте узнать?
- На это есть множество причин. Во-первых, мне не хочется расставаться с вами. Привязанность ли это, любовь ли, я не знаю. Но ваше присутствие в моих мыслях я не могу более отрицать. Во-вторых, это избавит как меня, так и вас от ненужных последствий.

- О чем вы говорите?
- О том, что для вас это единственный шанс покинуть эти края и избавиться от опеки вашего дядюшки-самодура, а для меня - от навязчивого внимания со стороны брата и общества к моему образу жизни.
- Я не верю своим ушам, - сказала я, качая головой. - Получается, что вы готовы отказаться от собственных убеждений?
- Нет! - запальчиво возразил он. - Отказаться? Бога ради, с чего вы это взяли?
- Но как же? Вы ведь только что сделали мне предложение...

- Да, но это вовсе не значит, что наш брак будет браком в привычном для этого слова понимании. Я лишь предлагаю вам способ спасти вашу репутацию и уехать отсюда. Я готов связать себя этими узами, чтоб у вас не оставалось сомнений в моем желании видеть вас рядом. Но не просите меня изменить свой образ жизни, я не хочу терять свободу. К тому же, вы не можете отрицать того печального обстоятельства, что ваша жизнь здесь будет лишена какого бы то ни было смысла, поскольку ваш дядюшка не заинтересован в устройстве вашего будущего. Лучшее будущее, какое он для вас видит - это постоянная забота с вашей стороны как о нем, так и о его дочери. Мне хватило лишь одного вечера, чтоб понять, как безразличны ему ваши собственные желания. Я же предлагаю вам стать независимой. Вы можете уехать в Москву в качестве моей жены и более не зависеть ни от его капризов, ни от капризов вашей кузины. Вы станете самостоятельной, вы сами будете принимать решения! Никто не посмеет обидеть вас, поскольку я буду вас защищать... Ох, Софья Александровна, не смотрите на меня столь холодным взглядом! Я хочу помочь вам!

- Оскорбляя меня? - голос мой задрожал от возмущения.
- Простите меня, но я лишь пытаюсь открыть вам глаза, - он вскочил с места и, оказавшись передо мной, сжал мою руку. - Соглашайтесь, умоляю вас. Ваша дружба очень дорога мне, а здесь вас ничто и никто не держит. Я же сделаю так, чтоб вы наконец почувствовали себя свободной, счастливой женщиной! Вам понравится Москва, вот увидите...

- Нет, - мне даже не нужно было время, чтоб поразмыслить над этим, так как я заранее знала, что никогда не соглашусь. Я медленно убрала свою руку и поднялась, приблизилась к окну и отвернулась. - Вы предлагаете мне брак, но для вас это пустое слово, слово, которое не значит ровным счетом ничего. Вы утверждаете, что моя дружба дорога вам, но, если б это было так, вы никогда б не сделали мне подобного предложения, никогда бы не оскорбили меня своей неуместной заботой о моем бессмысленном, как вы выразились, будущем. Предлагая мне уехать, вы заботитесь только о собственном самочувствии, а разлука, возможно, действительно вас огорчает. Вы пророчите мне свободную жизнь, но какова цена этой свободы? Вы даже не любите меня, и сразу сказали, что ваша ко мне привязанность не изменит вашего образа жизни. И такое будущее вы предлагаете мне? Жить вдали от родных мест, в незнакомом городе, полном равнодушных людей? С мужем, который испытывает лишь смутные чувства, неясные ему самому, и чьи чувства, я не сомневаюсь, со временем растают, едва вы почувствуете во мне угрозу вашей независимости! Как вы сами говорили, вы признаете лишь свободные отношения, а для меня это словосочетание означает лишь пустоту, и я не хочу стать её частью. Есть лишь одна причина, по которой вы просите меня уехать с вами. Вы боитесь тех чувств, которые вызовет в вашей душе разлука. Вы не желаете беспокоить свое душевное равновесие ими и надеетесь с моей помощью избежать этого. Вы думаете лишь о себе, несмотря на то, что говорите о желании помочь мне. Нет, я не поеду с вами. Мне оскорбительна сама мысль об этом. Но даже если бы это было не так, я все равно не согласилась бы. Мое сердце принадлежит другому человеку, и даже невзрачное будущее в одиночестве представляется для меня наполненным большим смыслом, чем то, что уготовили вы мне. А теперь прощайте, вам лучше уйти.

Несколько минут стояла тишина, потом я услышала за спиной звук шагов и голос, полный неподдельного разочарования:
- Вы напрасно мечтаете о возвращении капитана, сударыня. Даже если он вернется, у вас нет с ним будущего. Ваш дядюшка этого не допустит. Но я вообще сомневаюсь, что он вернется…
- Уходите! - резко велела я, а по щекам потекли слезы. - Уезжайте! Уезжайте!
Не сказав более ни слова, он ушел. И звук его шагов был резок, нетерпелив, говоря о его досаде, гневе и разочаровании. О том же сказала и пискливо взвизгнувшая дверь».