💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Письмо 15

Письмо от января 7 числа 1854 года

«На улице уже январь, но зима выдалась не особенно холодной. Тем не менее, от прогулок по окрестностям мне с неохотой пришлось отказаться. Что принесет мне этот год? Каков будет? Я до сих пор помню те веселые праздники, которые устраивали твои родители, Лизет. Семейные торжества, куда всегда была приглашена и я, ставшая тебе не столько подругой, сколько сестрой. Запах свежесрубленной ели, звон колокольчиков на ветвях, зажженные свечи, придающие дому особую таинственность в главный вечер каждого года...

Близкое приближение праздника навевало тоску, ведь времена празднования с твоей семье закончились, а моя собственная семья решила остаться в Петербурге до весны. Этому я в какой-то мере даже рада. Празднование нового года в Митюшино всегда приобретало характер торжественного бала, куда съезжались все соседи, порой, даже незнакомые. И та домашняя атмосфера, так мне нравившаяся в твоей семье, терялась сильнее с каждым новым приезжающим гостем. Так что я не огорчена отсутствием дядюшки и кузины на праздники в той мере, в коей мне полагалось бы. Тем не менее, празднование в одиночестве тоже малоприятная вещь, и я часто думаю о том, где сейчас Максим Савельевич, знает ли он, что в эти дни, кои служат поводом для сплочения семьи, я с ним?

Вскоре мне пришло приглашение от Совушкиных. Они звали меня встречать праздник у них и даже тактично намекнули, что было бы очень удобно, если бы какое-то время пожила у них. " Вам, наверное, очень одиноко, душенька, - писала Наталья Владимировна. - Прошу вас, приезжайте к нам, оставайтесь столько, сколько пожелаете и даже больше".

Обдумав сие предложение, я решила согласиться. Тем более, что одиночество и вправду стало играть со мною злую шутку, вводя в уныние и тоску, бесконечные мучения и заставляя постоянно вспоминать о разлуке с любимым человеком, о своей будущности, которая казалась мне безрадостной и темной... Нет, мне определенно следовало отвлечься.

Сказано-сделано. Я переехала к Совушкиным за три дня до наступления нового года. Мне были очень рады и отвели одну из лучших комнат, уютную и просторную. С хозяевами дома я теперь в теплых дружеских отношениях, отчего заботливая Наталья Владимировна даже вознамерилась относиться ко мне как к своей младшей сестре, поскольку в дочери я не гожусь ей по своему возрасту. Признаюсь, проживание у них доставило мне огромное удовольствие. Со мной обращались с любовью и заботой, я отвечала им тем же. Никита с Настей и вовсе сделались мне родными, и не проходило и дня, чтоб я не присоединилась к их играм. Настенька заимела привычку рассказывать мне о своих мечтах и желаниях, а я дала обещание хранить их в секрете, и мы, словно две сестры, тихо перешептывались по вечерам. Будучи особой крайне мечтательной, она живет в мире своих иллюзий, а мне, как её наставнице, остается лишь слушать её очаровательный наивный бред, и, признаюсь, этот бред посещал и меня в юные годы, и я не уверена, что избавилась от него по сей день... Что сталось бы с нами без этих приятных иллюзий? Люди могут мечтать о разных вещах, но, покуда будут эти грезы светлы и чисты, в душах их сохранится добро. Если же иллюзии исчезли, столкнувшись с цинизмом и отчаянием, то и душа покроется мраком, потеряв всякую надежду... Настя мечтала, а вместе с ней и я.

Зимние вечера, наступающие теперь так рано, мы проводили за играми или беседами. Надо заметить, все было бы чудесно, если б только не одна омрачающая мое пребывание там деталь: кажется, Алексей Павлович преисполнился твердой решимостью сосватать меня за своего брата. Его не прекращавшиеся намеки сначала меня весьма огорчали, поскольку были совершенно безосновательными, но потом даже стали веселить, когда я поняла, что сам Андрей Павлович, потенциальный жених, относится к усилиям брата со смехом.

Действительно, иногда старания хозяина дома и вправду приобретали свойство нелепости. Например, за ужином или обедом мне всегда по какой-то случайности (коей, непременно, являлся сам хозяин) доставалось место рядом с его братом. Навязчивая подчеркнутость моих достоинств, будь то аккуратность, пунктуальность или просто веселое настроение весьма утомляла, и вводила бы меня в крайнее раздражение, покуда б не сопровождалась, во-первых, теплотой и искренностью, с коей эти комплименты произносились, а, во-вторых, тем озорством и весельем, мелькавшими в лице Андрея Павловича всякий раз, когда заводился о том разговор. Несомненно, для последнего задумка брата представлялась очаровательной забавою, и вызывала, к моему облегчению, только понимающие улыбки и заговорщицкие взгляды, адресованные в первую очередь мне самой. Тем не менее, надежды Алексея Павловича меня смущали и расстраивали, ибо я знала их тщетность. Мое сердце уже было отдано, но я бережно лелеяла эту тайну, как лелеяла то письмо от Максима Савельевича. К слову, боясь пропустить новое, я строго-настрого приказала слугам в Митюшино все полученные письма отправлять к Совушкиным. Я надеялась в скором времени получить ответ, но вестей из дома не поступало.

И вот накануне праздника служанка сообщила, что меня зовут в гостиную. Я направилась туда, будучи уверенна в том, что это Настя или Наталья Владимировна ожидают меня. К своему удивлению я увидела там Андрея Павловича, что-то с интересом читающего. На его лице была написана веселость, а прочитанные строки вызывали смех. Заметив меня, он поднялся с улыбкой и попросил меня присесть.
Ничего не понимая, я послушалась.

- Сегодня утром я обнаружил эту брошюрку у себя в комнате, - начал он. - Каким образом она там оказалась, я не знаю, но полагаю, что этому способствовал мой брат, который накануне заходил ко мне.
- И что же вас так развеселило, сударь?
- А то, мадемуазель, что называется она " Сто преимуществ удачного брака" и написал её некий господин, рассматривающий брак и выливающиеся из сего союза преимущества с практической точки зрения. Например, знали ли вы, сударыня, что " выгодно заключенный брак служит не только удовлетворением обоюдных интересов сторон, но и прекрасной возможностью поправить свое материальное положение, если избранник или избранница является довольно богатой особой? " Или что " это прекрасная возможность обрести влиятельных родственников, которые в случае непредвиденных поворотов судьбы непременно окажут поддержку, заботясь прежде всего о своей собственной репутации? "

Он засмеялся, а я почему-то рассердилась.
- Вы позвали меня сюда только для того, чтоб я выслушала эти глупости?
- Нет, но я рад, что вы называете это " глупостями", - усмехнулся он. - Моя дорогой брат вряд ли оставит свои попытки женить меня, поскольку прежде всего полагает, что я сбился с истинного пути. Поэтому я заранее прошу у вас прощения за него, если однажды вы обнаружите эту брошюру у себя на столе.
Сие слова, произнесенные легким искрящимся от озорства тоном, заставили меня улыбнуться и забыть про гнев.

- Алексей Павлович очень упрямый человек, - сказала я. - Очень добрый. И это высшее проявление его заботы о вас, пусть и весьма... нелепое.
- Вы правы. И я рад услышать, что вы понимаете это. Вы не должны сердиться на него. Но я позвал вас сюда по другому поводу, - он закрыл брошюру, поднялся и подошел к столу. - Сегодня рано утром приезжал ваш кучер, сударыня, и привез с собой письмо, адресованное вам. Поскольку вы ещё спали, а я как раз проходил мимо, я позволил себе забрать письмо. Вот оно. - Он взял со стола конверт и протянул мне, глядя на мою реакцию.

Увы, мне не удалось сдержать своего нетерпения. Я поспешно взяла письмо и посмотрела, откуда оно. Все верно. С Крыма.
Счастье захлестнуло меня, руки задрожали. С трепетом я осмотрела конверт.
- Прошу простить меня, - пробормотала я и уже собралась уйти, но тут услышала спокойное:
- Когда будете писать капитану ответ, непременно передавайте ему мои самые лучшие пожелания.

Лишь на миг обернувшись, я поняла, что мой тайна не осталась таковой для Андрея Павловича. Он был слишком умен и внимателен, чтоб не понять, какие чувства одолевают меня. Но то мало меня волновало. Я поднялась к себе в комнату, закрыла дверь и с нетерпением вскрыла конверт. Вот, что я узнала из этого письма:

" Здравствуйте, Софья Александровна!
Мой добрый друг, Вы не представляете, какое это удовольствие – писать Вам, ещё большее - читать Ваши письма. Я снова вспомнил Митюшино, снова оказался рядом. Представил холмы вокруг, заваленные снегом, деревья, покрытые инеем…
Я часто вспоминаю о Вас. Чаще, чем следовало бы. Но в эти тяжелые дни Вы стали единственным моим другом, близким человеком, которому моя судьба небезразлична. Мой несчастный отец скончался, и в целом мире больше не осталось людей, чья дружба мне так дорога, как Ваша.

Война только началась. Ходят слухи, что Англия и Франция вступят в коалицию для защиты турецких подданных от «грозного врага», как общественное мнение Европы смеет величать Российскую империю.

Странно. В этом стремлении столько же лицемерия, сколь и страха перед тем влиянием, кое обретает наша страна на Балканах. Если это случится, мы будем вынуждены вести войну с сильнейшими европейскими державами. Чувствую, это будет нелегкое и, как ни прискорбно это звучит, - бесполезное противостояние.
Но пусть политикой занимаются власть имущие. Для меня главное сейчас – это суметь всеми силами сохранить жизни моих солдат, вверенные мне Государем. И снова увидеть Вас.

Вы позволите говорить открыто?
Читая Ваше письмо, мне показалось, что многое Вы утаиваете. Описание вашей жизни, хоть и вернуло меня вновь в родные края, но отличалось некой сухостью, огорчившей меня. Подробности Вашего знакомства с семьей Совушкиных помогли в полной мере составить мне впечатление о них, но, что странно, ни в одной строчке письма Вы не описали собственных чувств, словно строго-настрого запретили себе это. Отчего же, мой друг? Ваш внутренний мир мне так же важен, как и то, что происходит вокруг Вас. Не обижайтесь, если я несправедлив. Я пишу лишь то, что действительно ощутил. Надеюсь, Вы в скором времени получите это письмо. Надеюсь, скоро я вновь буду держать в руках Ваше.
Прощайте, мой милый друг.
И да хранит Вас Господь! "

О Боже, как же сильно бьется сердце! Как много мыслей, образов, чувств нахлынули на меня! Как трудно сдерживать слезы! От радости, надежды и облегчения!.. Я действительно не решалась описывать в том письме свои чувства, боясь выдать, с какой силой они одолевают меня. И то, что он почувствовал это, говорит лишь о его нежной преданности и заботе, о его проницательности!

" Дорогой Максим Савельевич! - писала я ему в ответном письме. - Вы оказались совершенно правы. Я действительно запретила себе выражать свои собственные чувства, опасаясь, как бы ни утомить Вас ими. Я могла бы долго и много описывать, как мне не хватает Вас, мой добрый друг, как сильно я переживаю. Каждое утро я просыпаюсь с надеждой получить от Вас какие-либо известия, каждый вечер я засыпаю с той же надеждой. Мне трудно говорить о своих чувствах, потому что их характер Вам уже известен и Вы ясно дали понять, что не испытываете ко мне того же.

Я не сержусь на Вас. Разве можно сердиться на сердце? Оно никогда не слушает наших желаний, доводы рассудка ему нипочем. Но установившаяся между нами дружба дороже мне любых призрачных мечтаний о большем, поэтому, чтобы отныне меж нами не было секретов, я раскрою Вам свой. Да, я действительно люблю Вас. Я не осмеливалась сказать Вам это раньше в виду многих причин, главной из которых были Ваши с Мари отношения и моя собственная нерешимость. Даже сейчас, сознавая, как безумно далеко Вы находитесь, но с трепетом думая о том мгновении, когда Вы будете читать эти строки, я пытаюсь побороть свой страх перед этим признанием. Но теперь Вы знаете. Простите меня за эту слабость, коей нет ни объяснения, ни оправдания. Поймите и отнеситесь к ней снисходительно, поскольку сама я бессильна перед её натиском. Я обещаю впредь более не докучать Вам ею и умоляю лишь об одном: не смейте тревожиться за мои чувства, терзаться виною или огорчаться. Я не желаю этого...

Теперь Вам известен мой секрет, так давайте же, раз услышав о нем, навсегда про него забудем и останемся просто хорошими добрыми друзьями, и пусть эта дружба согревает наши сердца в тяжелые времена"...Я писала что-то ещё, кажется, рассказывала про события в Митюшино, про свое пребывание у Совушкиных, про Настеньку, про то, как она похожа на тебя, Лизет, даже упомянула намерение хозяина дома сосватать меня за своего брата. Тут же описала, каков из себя Андрей Павлович, выразила удивление и непонимание тому образу жизни, который он ведет, либеральности его взглядов, но отметила, что при всем этом он - достойный и благородный человек твердого характера и дерзкого нрава...

Та сумятица мыслей и чувств, коя была вызвана моим признанием, так сильно охватила меня, что я просто не запомнила всего, что ещё написала. Я поспешила запечатать письмо, чтоб не позволить себе переписать его. Пусть будет так. Пусть он узнает, и тогда, быть может, мне станет легче?
Передав служанке письмо, я просила немедленно отправить его, и меня заверили, что пошлют гонца до почтовой станции тут же.

Весь день я провела, пребывая в смутном волнении, которое улеглось только к следующему утру. Поскольку это был последний день старого года, хозяева решили отметить его как следует. И это удалось им на славу! Вкусный ужин, прекрасная компания, устроенный в парке фейерверк вызвали у всех только положительные эмоции. Со старым годом мы простились, а новый встретили с гостеприимством, лелея в душах надежду, что он принесет нам только счастье.

Меня просили остаться до Рождества, но я не спешила согласиться, хотя безмерно хотела этого. Правила приличия напоминали, что пора бы и честь знать, а добродушие, ко мне проявляемое, не хотелось терять. Тем не менее, в мое намерение ответить согласием немилосердно вторгся Случай в виде весьма эксцентричной и неприятной особы. Вот, как это произошло.

На второй день наступившего года мы с Настей сидели в гостиной, читая про приключения благородного Айвенго, и каждая из нас представляла в этом образе своего собственного Рыцаря, Лишенного Наследства. Точнее, я читала вслух, а моя юная подруга вышивала, часто отрываясь от своего занятия, захваченная новыми мечтаниями, а иногда она прерывала меня вопросами, взволнованная судьбою героев книги, и непрестанно сокрушалась по поводу несчастной любви юной Реввеки.

Наталья Владимировна в этот час навещала соседей со своим супругом и сыном, поэтому в доме остались только мы и Андрей Павлович, который чем-то занимался в кабинете. В последнее время мы хорошо с ним сдружились, часто беседуем на различные темы, но наши беседы лучше бы назвать дискуссиями, поскольку ни один из нас не придерживается мнения другого. Для меня мировоззрение собеседника кажется чересчур свободным и до нельзя категоричным, и я не раз пыталась объяснить причину несогласия с ним, но, к сожалению, это не возымеет никакого действия. Каждый из нас взрослый человек с уже установившимися взглядами, и даже редкий компромисс между нами имеет свойство снисходительности.

И вот мы услышали звон колокольчиков. Выглянули в окно и увидели приближающиеся к дому сани. Поскольку они были закрытыми, мы не могли понять, что за гость к нам пожаловал, пока сани не остановились перед крыльцом. Из них вышла элегантно одетая дама, нам совершенно незнакомая. Она смело зашагала к парадному входу, а через мгновение мы уже услышали чьи-то голоса внизу.
Переглянувшись в непонимании с Настенькой, мы поспешили выйти и встретить незваную гостью. Гостья и вправду была незваной, но незнакомкой не являлась, по крайней мере, для Андрея Павловича, который возник тут же и выглядел удивленным в той же мере, что и недовольным.

- Ольга? - воскликнул он. - Что ты здесь делаешь?
Не удостоив его быстрым ответом, дама без колебаний прошла в дом и сняла свою украшенную мехом, очень дорогую на вид шляпку, которую тут же вручила служанке с таким выражением, будто была полновластной здесь хозяйкой. Взору открылись её белокурые волосы, изящно сплетенные в сложную прическу, а за шляпкой тут же последовало меховая накидка, и теперь мы уже увидели её модное красивое платье.

- Как видишь, я только приехала, - тоном, не терпящим возражений, произнесла, наконец, она. - С твоей стороны было ужасно неприлично уехать без предупреждения. И куда? В эту дыру? Я долго ждала твоего возвращения, но соскучилась и решила приехать, хоть по твоему выражению, весьма глупому, надо сказать, вижу, что меня здесь не ждали. Но, может, все же напоишь меня горячим чаем, потому что зима здесь ужасная!..

- Разумеется, - скривив губы в легкой улыбке, проговорил Андрей Павлович и приказал слугам принести чай. Незваная гостья в это время без какого-либо приглашения уселась на диван и только тут взглянула на нас с Настей, застывших в дверях.
- А это ещё кто? Может, представишь мне их? - с надменностью произнесла она, и подобное поведение, отличавшееся крайней степенью самодовольства и отсутствием каких бы то ни был правил этикета, мне совершенно пришлось не по вкусу. Я сразу поняла, что с этой дамой мы вряд ли найдем хоть что-то общее.
Андрей Павлович не спешил с ответом, с некой снисходительностью глядя на гостью и усмехаясь. Кажется, столь стремительное вторжение его хоть и удивило, но ненадолго, и уж тем более поведение этой дамы ни в коей мере не смутило его, не заставило спасовать. Так как интуиция редко подводила меня, то и суть отношений между этими двумя не осталась для меня загадкой, однако это не прибавило незнакомке ни капли привлекательности в моих глазах.

- Это моя племянница Настасья, - спокойно, даже лениво представил он. - Я тебе рассказывал о ней. А это наша гостья, мадемуазель Самойлова.
- Да-да, я помню о твоей племяннице, - на нас упал оценивающий взгляд. - А вот с мадемуазель Самойловой я знакома. И это - не она.
- Должно быть, ты знакома с её кузиной Марьей Константиновной, - последовал столь же ленивый ответ. - Она сейчас с отцом в Петербурге. Софья Александровна, Настя, - обратился он к нам, - позвольте мне представить вам мадам Ольгу Антоновну Волошину.

- Я рад, что ты не забыл мое имя, - вставила та, ослепительно улыбаясь и уже забыв про нас. - Но где же чай? Мне что, самой его нужно принести?..
Извинившись, я поспешила уйти. Новое знакомство мне не доставило ни капли удовольствия, а дальнейшее общение с мадам Волошиной лишь укрепило мое негативное мнение о ней. Надо сказать, особа она весьма своевольная и высокомерная. Она мила лишь с теми, кто, по её мнению, этого заслуживает, и, к сожалению, в это число не попала моя персона. Не знаю, с чем это связано. Характер у мадам Волошиной крайне раздражительный, а манера поведения порой даже вульгарна. Она совсем не следует этикету, то ли по причине своего невежества в нем, то ли из собственного стремления ему демонстративно не следовать - я склоняюсь ко второму; и придерживается весьма свободных взглядов на роль женщины, семьи и правил приличия в этом мире, открыто о них заявляет, не беспокоясь о мнении окружающих людей, коих она очень низко ставит, если они не испытывают того восторга к её персоне, на какой она рассчитывает. Говоря то, что думает, она, кажется, и вовсе не в ладах с чувством такта и своей прямотой многих ставит в тупик, но больше - оскорбляет. Сама же она не считает нужным заботиться о чужих интересах.

Узнав, кто прибыл к ним в гости, Алексей Павлович оказался весьма недоволен, и я поняла, что Ольга Антоновна и есть та самая " безродная певичка", о которой он как-то упоминал. Но познакомившись с ней, он был ею очарован и гостеприимно предложил остаться, сколько она пожелает. Как мадам Волошиной так быстро удалось завоевать его расположение, для меня остается загадкой, но догадываюсь, этому способствовали её необычайная красота, обворожительная улыбка и веселый нрав. Она сумела предстать перед хозяином дома в своей лучшей ипостаси, и он, хоть и не одобряет тех отношений, которые связывают её и его брата, понял тем не менее, что устоять перед такой женщиной очень трудно.
Ольга Антоновна действительно очень красива, всегда элегантно одевается и любит быть в центре внимания. Кроме того, у неё восхитительный голос, и я признаю, что она обладает талантом от Бога. Когда она начинает петь, всё, кажется, замирает, и моё сердце тоже. За её прекрасный голос я могла бы простить её ужасное поведение, если б только её сердце тоже было прекрасным. Но, увы, привыкшая к поклонению, мадам Волошина не отличается скромностью и участием к судьбе других людей. Она напомнила мне мою тетушку. Та же страсть к обожанию, та же обворожительность. Но если мадам Знатова видит в соблюдении этикета верх проявления воспитанности и очень гордится своим благородным происхождением, то Ольга Антоновна, добившись признания и богатства своими силами, относится к дворянству свысока и открыто высмеивает приверженность традициям.

Наталье Владимировне она сразу полюбилась, как только обнаружилось, что выросли они в одном городе, в Новгороде. Настя была сражена, когда ей подарили новый веер, самый модный, по словам мадам Волошиной, ну а Никите достались сладости, привезенные из города. Словом, незваная гостья сумела очаровать всех, так что её пребывание теперь в усадьбе Совушкиных не обсуждается. Она может оставаться столько, сколько пожелает.

Судить, рад ли этому сам Андрей Павлович, из-за которого эта гостья здесь оказалась, я не решусь. Он проявляет к ней крайнюю любезность и внимание, а фразы и взгляды, коими они перебрасываются, говорят о близости их знакомства и том факте, что знают друг друга они достаточно хорошо. Общие воспоминания не кончаются, и мадам Волошина любит ими делиться со всеми. Так я узнала, что с месье Совушкиным они вместе любят посещать театры, особенно новые постановки Малого театра, путешествовать по Европе и ужинать в самых лучших ресторанах Москвы. Они даже планировали переехать в Петербург, но " этот мрачный город действует мне на нервы", - так объяснила гостья причину, которая послужила препятствием в этом намерении. Андрей Павлович, как я заметила, все больше молчит, лишь изредка вставляя уместные замечания, и пребывает в отстраненной задумчивости, что я, сама не зная почему, расцениваю, как проявление недовольства сим неожиданным приездом, хотя ничто в его поведении не свидетельствует о том. Наоборот, он много улыбается, дерзко шутит, и, кажется, наслаждается обществом своей подруги.

Только мне, увы, это общество не приносит удовольствия. Мадам Волошина, как я уже упомянула, невзлюбила меня с первого взгляда, и, несмотря на мои усилия установить между нами видимость теплых отношений, она умышленно не замечает все мои попытки. Подобное обхождение меня, разумеется, расстраивает, но в противовес отсутствию манер у мадам, я с рождения обучалась ими, и хорошо усвоила, что молодая барышня в любой обстановке и в любом обществе должна вести себя прежде всего достойно. Поэтому я сдержанно принимаю отсутствие интереса к моей персоне и стараюсь быть любезной с новой гостьей. Признаюсь, это дается мне с великим трудом.

- Что за ужасная у вас здесь погода! - воскликнула в тот же вечер Ольга Антоновна, когда вся семья собралась за ужином. - Сугробы, одни сугробы кругом! Мерзкий холод! Да и посмотреть не на что! Одни леса и степи!
- Некоторые считают природу вокруг очень красивой, - чуть усмехнувшись, заметил Андрей Павлович.
- Неужели? И кто, скажи? Может быть, ты? Но меня ты не обманешь! Ты, как и я, - городской житель.
- Нет, я имею в виду не себя, - последовал спокойный ответ. - Например, Настасья.
- О, она ещё слишком юна и нигде не была, кроме этого захолустья!
- И мадемуазель Самойлова тоже так считает, - сказала моя юная подруга, обиженно надувшись. - Она не раз говорила, что здешние края - самые красивые в мире.

- Вот как? - изобразила на лице высокомерное удивление мадам Волошина. - А вы, мадемуазель, верно, объездили весь мир?
- Нет, сударыня.
- А вы вообще когда-нибудь выезжали за границу?
- Нет, сударыня.
- Тогда как вы можете это утверждать? - с победным блеском в глазах спросила та.
- Для того, чтоб так утверждать, мне не нужно объезжать весь мир, - ответила я. - Всё уже заложено в моем сердце, поскольку я родилась в этих краях, и, в каких бы восхитительных местах мне не пришлось побывать, родные все равно останутся для меня самыми красивыми...

- Глупости! Если бы вы видели красоту цветочных лугов Англии, к примеру, вы бы не говорили так!
- Ошибаетесь, мадам, я весьма тверда в своем суждении, - сдержанно возразила я. - И что бы вы ни говорили, я при нем и останусь.
- Что ж, это ваше право - думать столь ограниченно, - холодно отпарировала собеседница и повернулась к Андрею Павловичу. - А ты помнишь, Андрей, как хорошо нам было во Франции? Ох уж эти французы! Они знают толк в том, что значит быть свободным человеком!
- Конечно, помню, Ольга, - отозвался тот с легкой улыбкой.
- И что это значит, по-вашему, сударыня? - с интересом и недоверчивостью спросил хозяин дома.

Мадам не мешкала ни секунды с ответом:
- Это значит жить так, как хочется! Я прекрасно осведомлена о том, какие слухи пускают обо мне завистники и сплетники! Но меня это мало волнует, и знаете почему? Потому что волноваться о чужом мнении крайне глупо! Да, я безродная, не знаю, кто мой отец, а моя мать была служанкой в чьем-то доме, и что с того? Бог дал мне талант, и теперь множество господ и принцев благородных кровей падают к моим ногам, лишь бы только обладать мною!

Услышав это, Наталья Владимировна коротко воскликнула, пораженная подобной прямотой, а Настя покраснела как рак. Меня, признаюсь, такое заявление тоже смутило, а вот мадам Волошиной подобная реакция очень понравилась.
- Именно так! Все они рассчитывают побывать в моих объятиях, но мало кто решится связать свою судьбу с безродной певицей! Но я этим нисколько не опечалена! Эти лицемеры мне не по вкусу, да и связывать себя браком? Никогда! Откуда я знаю, буду ли любить своего муженька через десять лет, а то и десять дней?

- Вы с моим братом рассуждаете одинаково, - покачал головой неодобрительно господин Совушкин. - И я тешу себя надеждой, что вы вскоре одумаетесь.
- Одуматься? Но, помилуйте, мой дорогой Алексей Павлович, зачем? Мне сейчас живется превосходно! Кстати, на недавнем моем выступлении присутствовал сам Цесаревич! Разве это не служит мне лучшей похвалою, несмотря на мой свободный образ жизни? И что мне до чьих-то сплетен?

- Цесаревич? - заворожено повторила Настасья, для которой увидеть Александра было верхом мечтаний.
- Да. С ним была и его нынешняя пассия, мадам Знатова. Дурной вкус у него, надо сказать!
- Прошу вас, мадам, - встревожено оглянувшись на меня, произнесла Наталья Владимировна. - Прошу вас, не говорите так.
- Почему? Я сказала что-то не то? - обезоруживающе улыбнулась та.
- Дело в том, дорогая Ольга, что, во-первых, подобные слова слишком непривычны для ушей моих любимых племянников, а, во-вторых, мадам Знатова является родственницей мадемуазель Самойловой, которая, если ты ещё не запомнила, здесь присутствует, - тон Андрея Павловича был наполнен снисходительной веселостью. - Поэтому я посоветовал бы тебе впредь не раздавать столь пренебрежительных характеристик.

- Ах, неужели? - гостья изобразила раскаяние. - Выходит, мадам Знатова ваша родственница?
- Верно, сударыня, - вежливо отозвалась я, чувствуя себя не в своей тарелке. - Она - родная сестра моего дядюшки.
- Что ж, в таком случае я постараюсь более не вспоминать о ней, - последовал ответ. - Но могу вас успокоить: также знакомая с вашей кузиной, я нашла её очаровательной особой. Её жених весьма доволен своим выбором.

- Жених? - мне показалось, что я ослышалась. - О чем вы?
- Как? Вы не знаете? - с насмешкой взглянули на меня. - Ваша кузина помолвлена с одним очень достойным офицером. Имя его я, к сожалению, не запомнила, но он хорош собою и богат. Я встретилась с ними двумя, когда была в Петербурге с выступлением. Все-таки я права: вы живете в ужасном отдалении, если не знаете того, о чем судачит вся столица!
- Я давно не получала от них известий... - пробормотала пораженно я. - Простите, но я должна подняться в свою комнату.
- Что с вами? - забеспокоилась хозяйка. - Вы плохо себя чувствуете?
- Да. Простите.
Я поспешила встать и уйти, нисколько не встревоженная тем, что спину мне жгут непонимающие взгляды.

Собственно, почему это известие так расстроило меня? Я ведь всегда знала, что, расторгнув прежнюю помолвку, дядюшка заключит новую. Рано или поздно это должно было произойти. Поэтому-то они и остались в Петербурге.

Я много размышляла об этом, Лизет, пытаясь разобраться в своих чувствах, и вскоре поняла, что не дает мне покоя. Срок в два с небольшим месяца, прошедший с момента расторжения помолвки, каждый из нас рассматривает по-своему. Поскольку мои чувства к Максиму Савельевичу только крепнут день ото дня в этой разлуке, то могу ли я понять, как можно забыть человека за столь короткий срок? Могу ли удивляться, зная расчетливый характер дяди и ветреный - Мари? Несомненно, моя кузина сейчас уверена, что влюблена в своего жениха, как ни в кого другого. Ей ли вспоминать прежние клятвы? Она, наверное, готова дать новые, до конца не сознавая, что делает. Но как? Как я сама могла верить в искренность, в глубину её чувств к капитану? Даже её непростительное поведение не мешало мне надеяться на то, что рано или поздно она одумается, а, когда помолвка была расторгнута, я надеялась на хоть какое-то раскаяние с её стороны. Такой человек, как Максим Савельевич, заслуживает гораздо большего, нежели быть забытым уже через два месяца. Он заслуживает страданий с её стороны, но, увы, Мари и не думает о них. Сначала она думала о своем уязвленном самолюбии и вылившейся из того мести, а потом о новых балах и кавалерах... Смогу ли я теперь любить её так же искренне, как раньше, не обвинив в малодушии и неспособности оценить все то хорошее, что даром ей досталось? Смогу ли я теперь с чистой совестью радоваться её счастью, ведь я близка к тому, чтоб осудить её за тщеславие и легкомыслие?... Но нет. Я не могу осуждать кого бы то ни было. Я не должна позволить этому известию омрачить мою душу. Я не в силах влиять на ход событий, поэтому мне остается лишь смиренно принимать удары судьбы, теша светлую надежду на счастье, что намного лучше, чем борьба без какой-либо надежды...

Утром я объявила, что мне нужно уехать обратно в Митюшино. Причиной я назвала свое стремление подготовить дом к приезду дядюшки, который, я не сомневаюсь, состоится теперь в скором времени в связи с помолвкой кузины. Разумеется, эта причина послужила лишь предлогом. На самом деле, я более не хотела жить под одной крышей со столь неприятной мне особой, как мадам Волошина, коя, кажется, всерьез намеревается унижать мне с поводом и без. Конечно, вовсе избежать встреч с нею мне не удастся, поскольку я не хочу надолго разлучаться с семьей, так тепло меня принявшей. Тем не менее, возвращение в Митюшино - прекрасная возможность не только оградить себя от постоянных издевок мадам Волошиной, но и вновь насладиться уединением, по которому я уже заскучала. В доме Совушкиных стало весьма шумно.

Узнав о моем намерении, хозяева опечалились, но не смели более меня задерживать, лишь выразив надежду видеть меня у себя на праздновании Рождества. Я в свою очередь предложила им в этот день посетить Митюшино, и они с радостью приняли мое приглашение. У меня появилась ещё одна причина, чтоб уехать: я должна была подготовиться к празднику.

Сани уже были готовы, мои вещи загружены, а я задержалась ненадолго в своей комнате, чтоб проверить, не забыла ли чего. Тут я услышала за спиной какой-то шум и, обернувшись, увидела застывшего у двери Андрея Павлович. Он чему-то улыбался, но против привычки улыбка его была немного грустной.
- Я глубоко сожалею, что вы решили уехать, - сказал он, вздохнув. - Но, думается мне, в этом повинен неожиданный визит нам известной особы.
- Вы ошибаетесь, - не желала я признаваться в этом и изобразила на лице безразличие. - Мадам Волошина здесь совершенно не причем.
Он не стал спорить, хотя по его глазам было ясно, что он остался при своем мнении.

- Она вам не понравилась, - не спрашивая, но утверждая, произнес он с вернувшейся по своему обыкновению веселостью.
- Отнюдь. Она очень умна, мила и обладает восхитительным голосом.
- Верно. Но помимо всего этого она вульгарна, невоспитанна и очень высокомерна, - добавил он без какого-либо оттенка осуждения, лишь констатируя очевидное.

На этот раз спорить не стала я, промолчав. Оглянув комнату в последний раз, я направилась к выходу, ожидая, что мне будет позволено пройти, но Андрей Павлович, похоже, не намеревался отпускать меня так просто.
- У меня для вас есть подарок, - вдруг произнес он, и из-за спины показалась аккуратно обернутая шелковой лентой книга, которую до этого он прятал от моих глаз. - Я не подарил вам ничего на праздник и решил теперь это исправить...
- К чему? Я тоже оказалась скупа на подарки, - смутилась я.

- Не имеет значения, - пожал он плечами. - Поскольку вы являетесь особой крайне начитанной, я предположил, что именно книга станет для вас лучшим подарком, а не какие-либо украшения или же вещицы. Это " Свободная личность" одного французского автора, пожелавшего остаться неизвестным. Прочтите, и, возможно, вы сумеете, если не понять, то хотя бы принять мой образ жизни, который сейчас кажется вам недопустимым.
Он протянул мне книгу, и я нерешительно взяла её в руки.
- Я с нетерпением буду ждать вашего мнения, - произнес он с дружелюбием. - Пойдемте, я провожу вас.

Я вернулась в Митюшино и тут же распорядилась подготовить усадьбу к приезду гостей. Поскольку в этот дом гости съезжались часто, слуги не суетились, каждый выполнял порученное ему дело, и накануне праздника я была уверена, что окажу своим друзьям достойный прием.

Я пишу тебе это письмо, подруга, как раз на Рождество. В доме все стихло, гости разъехались по домам. Скажу, что праздник удался на славу. Оказанный прием понравился всем и даже мадам Волошиной, которая, правда, не упустила возможности пару раз ядовито съязвить в мой адрес. Но я не обращала на это внимания, так как чувствовала себя куда уверенней в Митюшино. В конце концов, я провела здесь множество счастливых лет и считаю это место своим домом. Как мне показалось, Андрей Павлович в этот вечер был хмур и неразговорчив. Очевидно, в том повинно его плохое настроение, хотя мне ли знать? Мы с ним ни разу не поговорили, лишь перекинулись парой стандартных фраз, и сейчас, думая об этом, я поняла, что послужило причиной нашей скупости на слова. Вернее, кто. Ольга Антоновна неотступно следовала за месье Совушкиным, куда бы он ни пошел, и, возможно, ему самому это весьма докучало.

Ты можешь подумать, что мадам Волошина защищала предмет своего обожания от чужих притязаний, но кто мог бы притязать на него? Мне не раз приходила в голову мысль, что она ревновала Андрея Павловича ко мне, но это было так странно, что я отказалась от подобной возможности. Во-первых, могла ли идти её яркая красота в какое-либо сравнение с моею невзрачностью? Во-вторых, её опасения абсолютно беспочвенны, поскольку с месье Совушкиным мы состоим в дружеских отношениях, хотя я не раз уже задумывалась о том, что, не полюби я капитана Бессонова, свое сердце я могла бы отдать Андрею Павловичу. Но стоит ли сейчас разбираться в этом?

К тому же, я совершенно не признаю тот образ жизни, который ведет младший господин Совушкин, и даже прочитав его книгу, я не изменила своего мнения. Высмеивать брак, любовь, устоявшиеся традиции своей родины и жить, оглядываясь на Запад - разве могу я понять это? Тем не менее, некоторые идеи я все же не могу посчитать абсурдными. Например, свободы личности и отмены крепостного права. Но кто я такая, чтобы думать о судьбе России? Меня это, к сожалению ли, к счастью ли, мало интересует. Все, что волнует меня, это когда закончится война, чтоб мой дорогой друг вернулся домой невредимым. А политика пусть останется мужчинам, тем более что они горазды думать о судьбах всего мира…»