Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Торжественно-возвышенная лексика и поэтический стиль






Функциональный стиль — категория историческая: в разные эпохи развития английского языка и английской культуры вы­являются различные стили. Так, в эпоху классицизма считалось, что существует особый поэтический стиль, для которого при­годны не все слова общенародного языка. Устанавливались особые нормы поэтического языка, касавшиеся выбора лексики (из которой изгонялось все грубое и «простое») и морфологичес­ких форм, и синтаксических конструкций. Поэтика классицис­тов была нормативной. Нормы «хорошего вкуса», идеалы пре­красного как благородного и разумного, изложенные в поэме «Поэтическое искусство» — главном произведении французского теоретика классицизма Никола Буало (1636—1711), были при­няты и в Англии, хотя в Англии господство классицизма ни­когда не было так сильно, как во Франции. Те английские про­светители, которые придерживались классицистической эстети­ки, стремились упорядочить языковые поэтические средства и развивали идеи Буало. Образно-эстетическая трансформация общенародного языка в поэзии была подчинена строгим кано­нам, назначение которых состояло в том, чтобы придать ему особую, соответствующую их поэтическим взглядам приподня­тость и изысканность.

Одним из главных авторитетов в области литературного вкуса в Англии был Сэмуэл Джонсон (1709—1784), поэт, журналист, критик и лексикограф, автор первого толкового словаря англий­ского языка. Пурист и моралист, он требовал строгого следо­вания уже апробированным образцам во имя хорошего вкуса, разума и морали. В приведенном ниже стихотворении С. Джон­сона «Дружба» можно проследить основные характерные черты высокого стиля. Стихотворение начинается с апострофы, т.е. приподнятого обращения, и притом не к человеку, а к абстрак­тному понятию — дружбе. Приподнятый тон создается с само­го начала как этим обращением-олицетворением, так и после­дующим увеличением числа эпитетов и парафраз. Дружба назы­вается и «даром небес», и «радостью и гордостью благородных умов», и «недоступным низким душам достоянием ангелов».

В соответствии с эстетическими нормами классицизма по­хвала дружбе выражена в обобщенной абстрактной форме. Ти­пично обилие отвлеченных существительных: friendship, delight, pride, love, desire, glories, joy, life, mistrust, ardours, virtue, happiness. Прилагательные не только абстрактны, но в большин­стве своем имеют в лексическом значении оценочный компо­нент, что соответствует общей дидактико-морализирующей тен­денции С. Джонсона: noble, savage, gentle, guiltless, selfish, peaceful. У всех имен существительных, называющих людей, ос­новным компонентом денотативного значения являются указа­ния на моральные качества: villain, tyrant, flatterer. To же справедливо и для субстантивированных прилагательных: the blest, the brave, the just. Конкретные слова почти отсутствуют, а те немногие, которые все-таки употреблены, использованы мето­нимически и тоже становятся обобщениями: the human breast, the selfish bosom.

FRIENDSHIP

Friendship, peculiar boon of heaven,

The noble mind's delight and pride, To men and angels only given,

To all the lower world denied.

While love, unknown among the blest,

Parent of thousand-wild desires, The savage and the human breast

Torments alike with raging fires.

With bright, but yet destructive gleam,

Alike o'er all his lightnings fly, Thy lambent glories only beam

Around the favorites of the sky.

Thy gentle flows of guiltless joys,

On fools and villains ne'er descend; In vain for thee the tyrant sighs,

And hugs a flatterer for a friend.

Directress of the brave and just,

О guide us through life's darksome way!

And let the tortures of mistrust On selfish bosoms only prey.

Nor shall thine ardours cease to glow, When souls to peaceful climes remove;

What rais'd our virtue here below, Shall aid our happiness above.

Логическое, метрическое и синтаксическое построения полностью соответствуют друг другу. Каждая строфа состоит из одного хорошо сбалансированного предложения, границы частей которого совпадают с концами строк. В соответствии с этим почти все строки кончаются знаками препинания: за­пятыми, двоеточиями, точкой с запятой, а каждая строфа — точкой.

Уравновешенности предложений способствует обилие эпи­тетов: raging fires, destructive gleam, lambent glories, guiltless joys. Апострофа, т.е. обращение, снова используется в последней строфе, но в этом случае она сочетается с перифразой: дружба названа «руководительницей храбрых и справедливых». Все обращения выражаются через второе лицо единственного чис­ла: thy glories, thy joys, thine ardours, for thee. Второе лицо един­ственного числа в эпоху С. Джонсона в обиходной речи уже не употреблялось и в поэзии получало возвышенную окраску.

В основе стихотворения лежит стилистическая фигура анти­тезы: дружба противопоставляется любви, которая рождает ты­сячи диких желаний и одинаково мучает дикарей и цивилизо­ванных людей.

Большая часть лексики рассматриваемого стихотворения является возвышенной в силу возвышенности называемых по­нятий и общей приподнятости темы. Таковы слова, называю­щие дружбу, благородство, разум и т.д. Другие слова возвышен­ны по своим коннотативным значениям. Так, эмоции, вызыва­емые любовью, сравниваются с простым словом fire, а более высокие эмоции дружбы — с более возвышенным ardours, а ра­дости дружбы — glories. Оба возвышенных слова — ardours и glories — романского происхождения и более абстрактны, чем их германские синонимы. Таких синонимических пар, где германское слово нейтрально в эмоциональном и стилистичес­ком отношении, а романское характеризуется возвышенностью или торжественностью, можно привести немало. Сравните: descend — go down, guide — lead, cease — stop, aid — help, profound — deep, glory — fame.

Называя дружбу «даром небес», поэт.употребляет редкое слово boon (благословенный дар), слово, этимологически связан­ное с древнеангл. ben (мольба).

Некоторые из встречающихся в стихотворении слов являются поэтизмами в том смысле, что вообще нигде, кроме поэзии, неупотребительны: o'er, ne'er1.

Для того чтобы представить себе сущность возвышенной лек­сики с лингвистической точки зрения, надо учесть, что абсо­лютные синонимы или абсолютно равнозначные варианты в языке сохраняются недолго: раз возникнув, они имеют тенден­цию размежевываться семантически, причем более редкие име­ют тенденцию к абстрагированию. В связи с этим интересно за­метить, что ardours имеет только абстрактное значение (пыл страсти или пыл красноречия), в то время как синонимичное ему исконное fire многозначно и имеет как абстрактные, так и кон­кретные лексико-семантические варианты. Замечено при этом, что денотативное значение, имея более четко очерченные се­мантические границы, меньше подвержено изменениям, а кон-нотативное, напротив, дает большие возможности развития. Благодаря привычному употреблению в высоком стиле и час­тым сочетаниям со словами, означающими высокие понятия, часть слов получает в своих коннотациях торжественно-припод­нятую окраску. Слова, употребительные в поэзии, ассоцииру­ются с поэтическим контекстом и приобретают поэтическую стилистическую окраску. С другой стороны, именно эмоции тре­буют свежести и постоянного обновления лексики и ведут к установлению все новых и новых синонимов.

Поэзия современника С. Джонсона Томаса Грея (1716—1771) интересна для нас также как один из примеров той возвышен­ной лексики, которая составляет предмет данного раздела. Но она содержит элементы черт, получивших развитие только в дальнейшем, поскольку Т. Грей является предтечей европейс­кого сентиментализма. Излюбленным жанром автора знамени­той «Элегии, написанной на сельском кладбище» были оды. Среди них одной из наиболее известных является «Ода на от­даленный вид Итонского колледжа» (1747).

Так же как только что разобранное стихотворение С. Джон­сона, она начинается с апострофы. Это обращение к шпилям и башням Итона. Ниже приводится только начало оды, но и оно дает достаточно ясное представление о poetic diction.

Три первые строфы начинаются с обращения к башням, холмам, полям и, наконец, к Темзе. Используется архаическая форма местоимения второго лица множественного числа уе и особая, также приподнятая синтаксическая конструкция уе... spires. Лексика оды более образна и несколько более конкрет­на, чем лексика стихотворения С. Джонсона, и в то же время она еще более традиционно поэтична.

ODE ON A DISTANT PROSPECT OF ETON COLLEGE

Ye distant spires ye antique tow'rs, That crown the wat'ry glade, Where grateful Science still adores Her Henry's holy shade; And ye, that from the stately brow

Of Windsor's heights th' expanse below

Of grove, of lawn, of mead survey,

Whose turf, whose shade, whose flow' among

Wanders the hoary Thames along

His silver winding way.

Ah, happy hills! ah, pleasing shade!

Ah fields beloved in vain,

Where once my careless childhood stray'd,

A stranger yet to pain!

I feel the gales that from ye blow,

A momentary bliss bestow,

As waving fresh their gladsome wing,

My weary soul they seem to sooth,

And, redolent of joy and youth,

To breathe a second spring.

Say, Father Thames, for thou hast seen

Full many a sprightly race Disporting on the margin green, The paths of pleasure trace; Who foremost now delight to cleave With pliant arm thy glassy wave? The captive linnet which enthral? What idle progeny succeed To chase the rolling circle's speed Or urge the flying ball?

Интерес поэта сосредоточен не на моральных принципах, а на красотах и прелестях природы и на тех чувствах и воспо­минаниях, которые пробуждает в нем описываемый пейзаж. Отсюда, с одной стороны, слова — названия традиционных

элементов пейзажа: glade, grove, lawn, mead, field, turf, hills, a с другой — слова и выражения, обозначающие чувства: adore, happy, pleasing, beloved, gladsome, feel the gales, bestow a momentary bliss, to sooth the weary soul.

Все эти слова имеют эмоциональные, и притом приятные, коннотации. Даже слово gale, которое в своем современном, почти терминологическом значении называет сильный, резкий, близкий к урагану ветер, в старинной поэтической лексике имело значение ветерок, легкое дуновение и относилось к аромату цветов, лесов и т.п. Слово turf с обычным значением дерн здесь синонимично слову grass, но grass лишено коннотаций, нейт­рально, a turf имело положительную эстетическую и эмоциональ­ную окраску. Различие по сравнению с обычным словом у сло­ва поэтического может быть не только семантическим, но и фонетическим, и морфологическим. Так, mead [mi: d] — поэти­ческий вариант слова meadow ['medou], a gladsome — поэтичес­кий вариант прилагательного glad (ср. darksome у С. Джонсона и современное dark). Подобным же образом слово disport (от старофранц. desport(er) — развлекаться) является поэтическим дублетом слова sport, сохранило префикс и первоначальное значение, но приобрело архаическую и поэтическую окраску.

Отрывок изобилует метафорами: шпили и башни «венчают» лужайку, они смотрят с величавого «лба» Виндзора, во второй строфе говорится о веселых «крыльях» ветра. Темза названа «се­дой» и олицетворяется с помощью местоимения his; в третьей строфе это олицетворение развернуто дальше: поэт обращается к реке и называет ее Father Thames.

Синтаксис характеризуется плавными развернутыми пери­одами, специальными конструкциями торжественных обраще­ний (Ye distant spires... that crown...) и восклицательными пред­ложениями.

Морфологические формы архаичны: thou hast seen.

Поэтические правила распространяются на орфографию: гласная, которая нарушает счет слогов, хотя она и не произ­носится, заменяется апострофом: Tow'rs, wat'ry, th' expanse.

Ода Т. Грея может служить примером классического поэти­ческого стиля1.

В начале XIX века каноны поэтического языка, провозгла­шенные классицистами, были отвергнуты романтиками. Роман-

тики отстаивали эмоционально-эстетическую ценность речево­го своеобразия. Они стремились обогатить поэтический язык новой лексикой, черпая ее из разных источников. В. Скотт ши­роко использует диалектизмы, Дж. Ките обновляет поэтическую лексику, вводя архаизмы, П.Б. Шелли находит новые вырази­тельные средства в античной литературе, У. Вордсворт призы­вает отказаться от особого поэтичекого словаря и пользоваться в поэзии словами и формами живого разговорного языка.

Вопросы языка и стиля играли очень большую роль в лите­ратурной борьбе начала XIX века. Предисловие У. Вордсворта ко второму изданию его «Лирических баллад» (1800) было литера­турным манифестом, в котором он протестовал против услов­ностей высокого стиля, указывая, что поэзия должна обращать­ся ко всем людям.

У. Вордсворта немало критиковали за примитивизм, стили­зацию под язык «поселян», за то, что внимание к народной речи сочетается у него с идеализацией патриархального уклада сель­ского мещанства, за отождествление доступности с обыденно­стью. Тем не менее современные исследователи признают, что именно он предложил новую точку зрения на живую народную речь, его творчество сыграло немалую роль в расшатывании ста­рого классического стиля. Подобно У. Вордсворту, Дж. Байрон способствовал освобождению языка поэзии от традиционной риторики А. Попа и С. Джонсона. П.Б. Шелли искал в общена­родном языке расширение образных возможностей, которые могли бы передать читателю его эмоции, его отношение к дей­ствительности. Романтики отвергают классическое деление слов на пригодные для поэзии «возвышенные» слова с широким зна­чением и непригодные «низкие» с узким значением. Они часто предпочитают пользоваться именно словами с узким значени­ем, так как они позволяют создавать более конкретные ассоци­ации и тем сильнее воздействовать на эмоции читателя. Эмотив-ная функция, которой классицисты пренебрегали, выходит на первый план. Для классицистов отбор выразительных средств определялся жанром, для романтиков жанровый критерий те­ряет свою обязательность. Каждое выразительное средство, каж­дое слово или оборот расцениваются в зависимости от их при­годности для выражения данного чувства, данной идеи данно­го автора в данном контексте. Поэты стремятся теперь исполь­зовать разнообразные средства, в том числе и столкновение разностильных элементов. В «Паломничестве Чайльд Гарольда» Дж. Байрона взаимодействуют и комбинируются фольклорные, архаические и классические элементы. Яркая выразительность обеспечивается спонтанностью и индивидуальностью речи. Ка­нонический поэтический стиль становится помехой, и poetic diction перестает существовать.

Впрочем, надо признать, что стремление к сближению по­эзии с живой речью, которое лучше позволяет поэту передать свои мысли и чувства читателю, и борьба против условностей поэтического языка, застывших образов, традиционных эпите­тов, шаблонных фразеологизмов присущи не только романти­ческому периоду — они составляют постоянный элемент исто­рии поэзии во все времена. Мы встречаемся с ними в любой эпохе. Что касается современной поэзии, то читателям известно, как настойчиво вводит в стихи прозаическую лексику Т.С. Эли­от. В одной из своих критических статей он писал: «Установить точные законы о связи поэзии с разговорной речью невозмож­но. Каждая революция в поэзии имеет тенденцию быть возвра­щением к обиходной речи, а иногда и заявляет об этой тенден­ции. Такой была революция, которую провозгласил в своем Предисловии Вордсворт, и он был прав. Но такую же револю­цию произвели до него Олдхем, Уоллер, Денхем и Драйден, и такая же революция должна была прийти приблизительно столе­тием позже. Последователи революции развивают поэтическую речь в том или ином направлении; они полируют и совершен­ствуют ее; тем временем разговорная речь продолжает менять­ся и поэтическая речь оказывается устаревшей. Мы, вероятно, не можем себе представить, как естественно должна была зву­чать речь Драйдена для его наиболее тонко чувствующих язык современников. Никакая поэзия, конечно, не может быть тож­дественной тому, что поэт говорит или слышит в разговоре, но она должна находиться в таком отношении к разговорной речи его времени, чтобы читатель или слушатель мог сказать: «вот так я должен был бы говорить, если бы мог говорить стихами»1.

В современном английском языке, несмотря на отсутствие специального поэтического стиля, сохраняется слой лексики, который в силу ассоциаций с поэтическими контекстами име­ет в постоянном коннотативном значении входящих в него слов компонент, который можно назвать поэтической стилистичес-

кой коннотацией. Этот компонент устойчив, и словари поме­чают его специальной пометой poet., а лексикологи называют такие слова поэтизмами. В их число входят не только те высо­кие слова, которые признавались еще классицистами, но и ар­хаические и редкие слова, введенные в поэтический обиход романтиками.

Для того чтобы показать факт существования и использова­ния поэтизмов в наше время, приведем юмористическое сти­хотворение Дж. Апдайка, который смеется над поэтессой, сле­дующей поэтическим канонам:

POETESS

At verses she was not inept!

Her feet were neatly numbered. She never cried, she softly wept.

She never slept, she slumbered.

She never ate and rarely dined,

Her tongue found sweetmeats sour.

She never guessed, but oft divined The secrets of a flower.

A flower! Fragrant, pliant, clean,

More dear to her than crystal. She knew what earnings dozed between

The stamen and the pistil.

Dawn took her thither to the wood,

At even, home she hithered. Ah, to the gentle Pan is good

She never died, she withered.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.