Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






  • Вигилия одиннадцатая






     

     

    Неудовольствие конректора Паульмана по поводу обнаружившегося в его

    семействе умоисступления. - Как регистратор Геербранд сделался надворным

    советником и в сильнейший мороз пришел в башмаках и шелковых чулках. -

    Признание Вероники. - Помолвка при дымящейся суповой миске.

     

    - Но скажите же мне, почтеннейший регистратор, как это нам вчера

    проклятый пунш мог до такой степени отуманить головы и довести пас до

    таких излишеств? - так говорил конректор Паульман, входя на другое утро в

    комнату, еще наполненную разбитыми черепками и посредине которой

    несчастный парик, распавшийся на свои первоначальные элементы, плавал в

    остатках пунша.

    Вчера, после того как студент Ансельм выбежал из дома, конректор

    Паульман и регистратор Геербранд стали кружиться по комнате, раскачиваясь

    и крича, точно одержимые бесом, и стукаясь головами друг о друга до тех

    пор, пока маленькая Френцхен не уложила с великим трудом исступленного

    папашу в постель, а регистратор не упал в совершенном изнеможении на софу,

    с которой вскочила Вероника, убежавшая в свою спальню. Регистратор

    Геербранд обвязал голову синим платком, был весьма бледен, меланхоличен и

    стонал:

    - Ах, дорогой конректор, не пунш, который mademoiselle Вероника

    приготовила превосходно, нет, один только проклятый студент виноват во

    всем этом безобразии. Разве вы не замечаете, что он уже давно mente

    captus? [*] И разве вы не знаете также, что сумасшествие заразительно?

    " Один дурак плодит многих" - извините, это старая пословица; особенно

    когда выпьешь стаканчик вместе с таким сумасшедшим, то легко сам впадаешь

    в безумие и маневрируешь, так сказать, непроизвольно подражая всем его

    экзерцициям. Поверите ли, конректор, что у меня просто голова кружится,

    когда я подумаю о сером попугае?

    [* Сумасшедший (лат.).]

    - Что за вздор! - отвечал конректор. - Ведь это был маленький старичок,

    служитель архивариуса, пришедший в своем сером плаще за студентом

    Ансельмом.

    - Может быть! - сказал регистратор Геербранд. - Но я должен признаться,

    что у меня на душе совсем скверно; всю ночь здесь что-то такое удивительно

    наигрывало и насвистывало.

    - Это был я, - возразил конректор, - ибо я храплю весьма сильно.

    - Может быть! - продолжал регистратор. - Но, конректор, конректор! не

    без причины позаботился я вчера приготовить нам некоторое удовольствие, и

    Ансельм все мне испортил... Вы не знаете... О конректор, конректор! -

    Регистратор Геербранд вскочил, сорвал платок с головы, обнял конректора,

    пламенно пожал ему руку, еще раз воскликнул сокрушенным голосом: - О

    конректор, конректор! - и быстро выбежал вон, схватив шляпу и палку.

    " Ансельма теперь и на порог к себе не пущу, - сказал конректор Паульман

    сам себе, - ибо я вижу теперь ясно, что он своим скрытым сумасшествием

    лишает лучших людей последней капли рассудка; регистратор вот уже попался

    - я еще пока держусь, но тот дьявол, что так сильно стучался во время

    вчерашней попойки, может наконец ворваться и начать свою игру. Итак,

    apage, Satanas! [*] Прочь, Ансельм! "

    [* Изыди, сатана! (лат.)]

    Вероника стала задумчивой, не говорила ни слова, только по временам

    очень странно улыбалась и всего охотнее оставалась одна. " И эта у Ансельма

    на душе, - со злобою сказал конректор, - хорошо, что он совсем не

    показывается; я знаю, что он меня боится, этот Ансельм, поэтому и не

    приходит". Последние слова конректор Паульман произнес совершенно громко;

    у Вероники, которая при этом присутствовала, показались слезы на глазах, и

    она сказала со вздохом:

    - Ах, разве Ансельм может прийти? Ведь он уже давно заперт в стеклянной

    банке.

    - Как? Что? - воскликнул конректор Паульман. - Ах, боже, боже! Вот и

    она уж бредит, как регистратор; скоро дойдет, пожалуй, до кризиса. Ах ты,

    проклятый, мерзкий Ансельм! - Он тотчас же побежал за доктором Экштейном,

    который улыбнулся и сказал опять: " Ну! ну! " - но на этот раз ничего не

    прописал, а, уходя, прибавил к своему краткому изречению еще следующее:

    - Нервные припадки, - само пройдет, на воздух - гулять, развлекаться -

    театр - " Воскресный ребенок", " Сестры из Праги", - пройдет!

    " Никогда доктор не был таким красноречивым, - подумал конректор

    Паульман, - просто болтлив! " Прошло много дней, недель, месяцев; Ансельм

    исчез, но и регистратор Геербранд не показывался, как вдруг 4 февраля,

    ровно в двенадцать часов дня, он вошел в комнату копректора Паульмана в

    новом, отличного сукна и модного фасона платье, в башмаках и шелковых

    чулках, несмотря на сильный мороз, и с большим букетом живых цветов в

    руках. Торжественно приблизился он к изумленному его нарядом конректору,

    обнял его деликатнейшим манером и проговорил:

    - Сегодня, в день именин вашей любезной и многоуважаемой дочери

    mademoiselle Вероники, я хочу прямо высказать все, что уже давно лежит у

    меня на сердце! Тогда, в тот злополучный вечер, когда я принес в кармане

    своего сюртука ингредиенты для пагубного пунша, я имел в мыслях сообщить

    вам радостное известие и в веселии отпраздновать счастливый день. Уже

    тогда я узнал, что произведен в надворные советники; ныне же я получил и

    надлежащий патент на сие повышение cum nomine et sigillo principis[*],

    каковой и храню в своем кармане.

    [* С именем и печатью государя (лат.).]

    - Ах, ах! господин регистр... господин надворный советник Геербранд,

    хотел я сказать, - пробормотал конректор.

    - Но только вы, почтеннейший конректор, - продолжал новопроизведенный

    надворный советник Геербранд, - только вы можете довершить мое

    благополучие. Уже давно любил я втайне mademoiselle Веронику и могу

    похвалиться с ее стороны не одним дружелюбным взглядом, который мне ясно

    показывает, что и я ей не противен. Короче, почтенный конректор, я,

    надворный советник Геербранд, прошу у вас руки вашей любезной дочери

    mademoiselle Вероники, с которою я и намерен, если вы не имеете ничего

    против, в непродолжительном времени вступить в законное супружество.

    Конректор Паульман в изумлении всплеснул руками и воскликнул:

    - Эй, эй, эй, господин регистр... господин надворный советник, хотел я

    сказать, кто бы это подумал? Ну, если Вероника в самом деле вас любит, я с

    своей стороны не имею ничего против; может быть, даже под ее теперешней

    меланхолией лишь скрывается страсть к вам, почтеннейший надворный

    советник? Знаем мы эти штуки!

    В это мгновение вошла Вероника, по обыкновению бледная и расстроенная.

    Надворный советник Геербранд подошел к ней, упомянул в искусной речи об ее

    именинах и передал ей ароматный букет вместе с маленькой коробочкой, из

    которой, когда она ее открыла, засверкали блестящие сережки. Внезапный

    румянец показался па ее щеках, глаза загорелись живее, и она воскликнула:

    - Ах, боже мой, ведь это те самые сережки, которые я надевала и которым

    радовалась несколько месяцев тому назад!

    - Как это возможно, - вступился надворный советник Геербранд, нисколько

    сконфуженный и обиженный, - когда я только час тому назад купил это

    украшение в Замковой улице за презренные деньги?

    Но Вероника уже не слушала, она стояла перед зеркалом и проверяла

    эффект сережек, которые вдела в свои маленькие ушки. Конректор Паульман с

    важной миной возвестил ей повышение Друга Геербранда и его предложение.

    Вероника проницательным взглядом посмотрела на надворного советника и

    сказала:

    - Я давно знала, что вы хотите на мне жениться. Что ж, пусть так и

    будет! Я обещаю вам сердце и руку, но я должна вам сначала, - вам обоим:

    отцу и жениху, - открыть многое, что тяжело лежит у меня на душе, я должна

    вам это сказать сейчас же, хотя бы остыл суп, который Френцхен, как я

    вижу, ставит на стол. - И, не дожидаясь ответа конректора и надворного

    советника, хотя у них, очевидно, слова уже были на языке, Вероника

    продолжала: - Вы можете мне поверить, любезный батюшка, что я всем сердцем

    любила Ансельма, и когда регистратор Геербранд, который теперь сам

    сделался надворным советником, уверил нас, что Ансельм может достигнуть

    того же чина, я решила, что он, и никто другой, будет моим мужем. Но тут

    оказалось, что чуждые, враждебные существа хотят его вырвать у меня, и я

    прибегла к помощи старой Лизы, которая прежде была моей няней, а теперь

    сделалась ворожеей, великой колдуньей. Она обещала мне помочь и совершенно

    отдать Ансельма в мои руки. Мы пошли с нею в полночь осеннего

    равноденствия на перекресток; она заклинала там адских духов, и с помощью

    черного кота мы произвели маленькое металлическое зеркало, в которое мне

    достаточно было посмотреть, направляя свои помыслы на Ансельма, чтобы

    совершенно овладеть его чувствами и мыслями. Но теперь я сердечно в этом

    раскаиваюсь и отрекаюсь от всех сатанических чар. Саламандр победил

    старуху; я слышала ее вопли, но помочь было нечем; когда попугай съел ее

    как свеклу, мое металлическое зеркало с треском разбилось. - Вероника

    вынула из рабочей коробки куски разбитого зеркала и локон и, подавая то и

    другое надворному советнику Геербранду, продолжала: - Вот вам,

    возлюбленный надворный советник, куски зеркала, бросьте их нынче в полночь

    с Эльбского моста, оттуда, где стоит крест, в прорубь, а локон сохраните

    на вашей верной груди. Я еще раз отрекаюсь от всех сатанических чар и

    сердечно желаю Ансельму счастья, так как он теперь сочетался с зеленой

    змеей, которая гораздо красивее и богаче меня. А я буду вас, любезный

    надворный советник, любить и уважать, как хорошая жена.

    - Ах, боже, боже! - воскликнул конректор Паульман, преисполненный

    скорби. - Она сумасшедшая, она сумасшедшая, она никогда не может быть

    надворной советницей, она сумасшедшая!

    - Нисколько, - возразил надворный советник Геербранд, - мне известно,

    что mademoiselle Вероника питала некоторую склонность к помешавшемуся

    Ансельму и, может быть, в припадке увлечения, так сказать, она и

    обратилась к колдунье, которая, по-видимому, есть не кто иная, как

    известная гадальщица от Озерных ворот, старуха Рауэрин. Трудно также

    отрицать существование тайных искусств, могущих производить на человека

    весьма зловредное действие, о чем мы читаем уже у древних, а что

    mademoiselle Вероника говорит о победе Саламандра и сочетании Ансельма с

    зеленой змеею - это, конечно, есть только поэтическая аллегория,

    некоторая, так сказать, поэма, в которой она воспела свой окончательный

    разрыв со студентом.

    - Считайте это за что хотите, любезный надворный советник, - сказала

    Вероника, - хоть за нелепый сон, пожалуй.

    - Отнюдь нет, - возразил надворный советник Геербранд, - ибо я знаю,

    что и студент Ансельм одержим тайными силами, возбуждающими и

    подстрекающими его ко всевозможным безумным выходкам.

    Конректор Паульман не мог долее удерживаться, его прорвало:

    - Постойте, ради бога, постойте! Напились мы, что ли, опять проклятого

    пуншу или действует на нас сумасшествие Ансельма? Господин надворный

    советник, что за чепуху вы опять городите? Впрочем, я хочу думать, что это

    только любовь затемняет ваш рассудок; ну, после свадьбы это скоро пройдет,

    а то я боялся бы, что вы впадете в некоторое безумие, и можно было бы

    иметь опасения за потомство, - не наследовало бы оно родительского недуга.

    Ну, я даю вам отцовское благословение на радостное сочетание и позволю вам

    как жениху и невесте поцеловать друг друга.

    Что и было тотчас же исполнено, и, прежде чем простыл принесенный суп,

    формальная помолвка была заключена. Несколько недель спустя госпожа

    надворная советница Геербранд сидела действительно, как она себя прежде

    видела духовными очами, у окна в прекрасном доме па Новом рынке и,

    улыбаясь, смотрела на мимоходящих щеголей, которые, лорнируя ее,

    восклицали: " Что за божественная женщина надворная советница Геербранд! "

     

     






    © 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
    Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
    Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.