Глава 12. Саша сидел около спящей сестры уже около часа, а руки по-прежнему сжимали её тонкие, слегка вздрагивающие даже во сне пальцы.

Саша сидел около спящей сестры уже около часа, а руки по-прежнему сжимали её тонкие, слегка вздрагивающие даже во сне пальцы.

Кира. Его Кира. Господи, сколько всего ей пришлось пережить!

Мужчина почувствовал, как защипало в уголках глаз, и изо всей силы сжал кулаки. Забыл? Ты ведь никогда не плакал! Когда погибли родители – он просто обязан был держаться, это Кира с Кристиной рыдали целыми днями, но ему было нельзя. А ведь внутри всё буквально умирало от боли, и ещё оттого, что некуда было выплеснуть всё своё отчаяние. Некуда, потому что если бы он сорвался – они бы не выдержали. И не выжили.

А потом Александр Воропаев стал другим. Таким, как сейчас – холодным, жёстким, циничным. Все наверняка думали, да и будут думать, что себялюбивым эгоистом он был с детства, но мало кто узнает, что таким его сделала жизнь. Нет, он совсем не злился на судьбу, он просто принял всё, как должное, как само собой разумеющееся, потому что иначе пришлось бы принять Кристине. Или Кире. А вот этого он допустить никак не мог.

И сейчас снова было трудно, снова тяжело и снова хотелось плакать. Завтра она улетит, но это ничего не исправит. Она будет умирать там, в Париже, а Роман Малиновский – здесь, в Москве.

Какие же они оба дураки! Просто дураки! Им дано такое, на что он – Саша – даже уже не надеется, а они так легко разрушают собственные жизни!

Он осторожно высвободил руку из женских пальцев.

- Я попробую тебе помочь, Кирюша. – прошептал он в светлые волосы и быстро вышел из комнаты.

Уже за пределами покоев спальни Саша впервые набрал цифры номера, куда бы ни позвонил никогда. Никогда – это в той жизни, там, где торжествовали цинизм и гордость, а сейчас для него важно было только одно – спасти жизнь родного человека, который медленно умирал в соседней комнате.

Гудок, ещё один – да возьми же трубку, Малиновский!

- Да…- безразличный голос на другом конце мобильной связи.

- Малиновский! Это я.

Молчание. Не узнаёт!

- Слушаю, Саш.

Парадокс прошёл незамеченным, и снова сквозное безразличие.... да что же с ними обоими происходит???

- Рома… - мужчина осёкся – в первый раз в жизни он назвал его по имени – границы условностей и характеров смывались в отражениях жизненных трагедий. – Она уезжает завтра. Ты должен приехать и остановить её.

- Я никому ничего не должен.

Твёрдо, но голос дрожит. Саша даже не разозлился, сейчас он был на его стороне.

- Ты потеряешь её.

- А разве уже не потерял?

- Возможно.

- Саш, она должна была мне поверить, поверить в то, что я люблю её…

- Да как поверить после всего, что она услышала??? – вся напряжённость последнего дня вдруг хлынула наружу. – Как??? После того, что выложил твой дружок, ответь мне, Рома?!

Оба замолчали. Один – успокаивая прилившую вдруг ярость, другой – обречённо глядя в пустоту.

- Саш, она должна сама всё понять. – после паузы тихо сказал Рома. - Не ты ли мне это сказал?

- Я. – Воропаев кивнул невидимому собеседнику.

- Ну, вот и всё. А если не поймёт – значит не судьба.

Дурацкие фразы, дурацкие шаблоны, и кто только придумал все эти судьбы? Кто рисует их, строит, управляет? Всё происходит так, как хочет сам человек - каждый творец собственной жизни и собственной дороги!

Воропаев отключил вызов и дорогой телефон полетел на пол.

…

Коридор, комната, кровать. Рома пусто обвёл взглядом комнату. Если открыть шкаф, на него вывалятся её вещи - их всегда было так много, что они не умещались даже там, откуда он убрал все свои модные джинсы и пиджаки.

Но он всё же подошёл. Открыл шкаф и утонул в запахе её вещей. Блузка, юбка, бельё - он судорожно вцепился в тонкую материю – её аромат! Его не спутать никогда, он всегда у него в памяти, в сердце – как одна из многочисленных формул жизни – формула её запаха.

Обессилено опустился на пол и перевёл взгляд на столик у кровати. И здесь её духи - нежные, красивые - она сама была такой. А ещё крема, маски, блески для губ, глаз, к чёрту всё!! Он дотянулся и резким движением смахнул всё на пол. Прочь, прочь Кира Воропаева, теперь тебя нет в моей жизни!

Флаконы звонко разбились об пол, разлетаясь осколками по просторной спальне.

Кира!!!

Я люблю тебя.

Он закрыл лицо руками и упал на кровать.

…

Париж. Аэропорт. Дверь, гостиничный номер. Кира устало опустилась на кровать, обвела взглядом комнату. Телевизор, маленький комод - опять этот минимализм, чтоб ему!

И что дальше? Трудно ли будет? Больно ли?...

Сейчас она не знает, сейчас уже нет боли и вообще ничего нет, только странное ощущение того, что она вообще не в этом мире. Где-то далеко, там, где совсем нет чувств, нет ощущений. Там, где нет ЕГО.

Утро, день, ночь – они медленно сливаются в одну картину - бесцветную, беззвучную, пустую. А где-то сигналят машины? А где-то смеются люди? А где-то продолжается жизнь? Где-то, где нет и уже никогда не будет её.

Она закрыла лицо руками и упала на кровать.