Часть вторая ДОЛЖОК 4 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

— Плюнь на нее, старик, — посоветовал Юрка. Мы сидели на лавочке возле института и пили дешевое пиво.

— Ну и дурак. — Юрка приник к бутылке. Кадык заходил туда-сюда, словно именно он принимал живейшее участие в перекачке пива из бутылки в моего приятеля.

— Слушай, может, ты с ней поговоришь? — робко предложил я.

Он посмотрел на меня странно. Потом поговорил и спустя пару дней посоветовал плюнуть и растереть. А еще через неделю я застал их в пустой аудитории. Они целовались, и совсем не по-дружески. Вот тогда меня переклинило.

— Пошла вон, — очень тихо приказал я. Кажется, впервые в жизни Аленка не стала спорить.

Она вышла. Юрка глупо улыбался и лопотал что-то, повторяя через фразу: «Старик, ты пойми, вы ж уже не вместе». Я не помню, как подошел к нему. Меня трясло. Я за одну минуту потерял любовь и дружбу.

— Мы же не поссоримся из-за бабы? — спросил он. Уж не знаю, в каком кино или книжке он подцепил эту фразу, но она оказалась последней.

Я ударил. Он пытался уворачиваться, сопротивляться. Кажется, он не хотел со мной драться. А я в тот момент очень хотел его убить или хоть немного покалечить. Я не видел, что делаю, да и соображал плохо. Перед глазами стояла кровавая пелена.

В себя пришел только тогда, когда в аудитории было уже человек пятнадцать. Четверо держали меня, выкручивая руки за спиной. Двое оттаскивали плюющегося кровью Юрку. Что-то зло говорил декан, яростно размахивая руками. Рядом с ним суетливо переговаривались тетечки из преподавателей. А за плечом декана гневно полыхала глазами Аленка.

Я расслабился, давая понять, что драться больше не полезу. Хватка ослабла, меня отпустили. Декану указали на меня, он начал отчитывать теперь уже персонально. Я не слышал слов. Они потеряли смысл, текли мимо каким-то ничего не значащим гулом.

— Пошли вы все на хер, — выдал я и вышел из аудитории.

Из института меня отчислили. Юрка отделался выговором. По слухам. Ни его, ни Аленку я больше никогда не видел. А потом меня загребли в армию. Не то чтобы я решил геройски погибнуть, чтоб она узнала, кого лишилась. Или чтобы «они все поняли». Вовсе нет. Просто был призыв, а у меня не было справки из института. Да и планов на жизнь не было. Кончились.

Жизнь текла куда-то. Я не сопротивлялся. Делал то, что считал нужным, и плевал на все остальное.

Вот только с той самой драки я не заводил больше друзей и близких отношений с женщинами. Редкими знакомыми вне зависимости от пола больше пользовался, но никогда никого ни о чем не просил. Со временем научился ломать людей и морально, и физически. Научился молчать и разучился улыбаться.

Армия, тюрьма и зона не располагают к улыбкам. А потом кто-то назвал меня Угрюмым. Я не сопротивлялся. Какая разница, как тебя зовут?

Я открыл глаза. Надо мной стоял Мунлайт. Помятый с похмела, но уже при полном параде. Видать, спустился к бармену и устроил небольшой обмен, сдав вчерашний гонорар и заимев новую снарягу и оружие.

— Ты стонал во сне, — поделился Мунлайт и ядовито улыбнулся: — Горячие бабы снились?

— Ну и ну тя нах, — фыркнул он. — Собирайтесь, я на улице подожду. Задолбало меня твое гостеприимство.

Сборы были недолгими. Я все приготовил заранее, так что Хлюпика расталкивать пришлось дольше, чем собираться. До конца он так и не проснулся, спал на ходу. Интересно, что ночью делал? Или так и лежал в обиженном раздумье?

Рюкзак я ему не доверил. Во-первых, мне совсем не улыбалось в случае чего остаться без припасов и снаряжения. Во-вторых, хватит с него и «Калашникова». Помимо пистолетов и гранат, я прихватил у бармена два АК. Себе и Хлюпику, рассудив, что ему оно тоже не повредит.

Выбор оружия оказался, пожалуй, самым тяжелым. Я буквально разрывался между всевозможными вариантами автоматов, предложенными барыгой-скупщиком. В конечном счете плюнул на терзания и остановился на «калаше». Знакомый с детства автомат Калашникова казался простым, надежным и понятным, как памятник Ленину.

Теперь я глядел, как проснувшийся наконец Хлюпик бодро вышагивает с АК на плече. По моим прикидкам, бодрость эта ненадолго, очень скоро он поймет, что автомат кажется легким только первое время.

Мунлайт ждал снаружи. Между вывеской «Сто рентген» и Ареной, где он вчера выступил чуть ли не звездой сезона. Во рту торчала очередная травинка. Интересно, ему не надоело сено жевать?

— Я раньше курил, — сообщил он, хотя я ничего не спрашивал. — Потом бросил. А привычка что-то во рту мусолить осталась.

— Ну, как, — стушевался тот, — все-таки радиация и все такое.

— Тут везде радиация и все такое, — отмахнулся сталкер. — Или ты за здоровье опасаешься? Тогда я тебе открою страшную тайну: мы все сдохнем.

Мунлайт состоит жуткую рожу и потопал к блокпосту, напевая себе под нос какую-то ерунду, из которой я расслышал только: «Мы живем, чтобы завтра сдохнуть» и многократно повторяющееся «пам-пабам».

С территории «Долга» мы вышли спокойно. Нас узнали, потому пропустили сразу.

— Как жизнь? — поинтересовался вместо приветствия Мунлайт.

— Зверье достало, — посетовал второй. — Напирает последние дни. Вот собираемся шугануть как следует. Не хотите поучаствовать?

Я решил не вмешиваться. Хлюпик вмешиваться не решился.

— Теперь не раньше, чем вернемся, — покачал головой Мунлайт.

И мы, не прощаясь, прошли мимо. Я шел первым, следом Хлюпик. Мунлайт остался в арьергарде. Только оглянулся пару раз, словно проверяя, не идет ли кто следом. А ведь перестраховка лишней не бывает.

С этой мыслью я повернул в сторону Янтаря. Дорожка там мне знакомая, хоть и опасная. Народу опять же не много шастает. Так что если кто-то решит на хвост сесть, это будет заметно сразу.

Мунлайт косился на меня с подозрением. Я чувствовал, как сверлит меня взглядом, но спросить, в честь чего меня в обход потянуло, не решился. Ну и славно. Объясняться с ним мне не хотелось.

Вокруг с каждым шагом все ощутимее вступала в свои права зона. Как это? Нет, я не рискнул бы объяснять. Слов бы не хватило. Да и нету таких слов, чтобы передать ощущение. Объяснить можно, передать нельзя. Визуально ничего не менялось. Вокруг все те же пасмурные пейзажи. Разве что все меньше и меньше ощущается человеческое присутствие.

Вот оно! Может быть, именно в отсутствие человека обостряются звуки и запахи, которые теряются рядом с себе подобными. Когда рядом люди, пусть даже враждебно настроенные, все просто и понятно. Все легко, потому что знаешь, чего ждать. Когда люди остаются где-то там, далеко, а ты оказываешься один на один с зоной, тогда все меняется. Неуловимо, но меняется.

Вроде все как всегда, но ты начинаешь слышать какие-то звуки, которым нет объяснения, чувствовать какие-то запахи. Тени, на которые не обратил бы внимания, выпячиваются, становятся выпуклыми и загадочными. И ты вглядываешься в них, пытаешься высмотреть что-то. Углядеть угрозу или, наоборот, найти что-то безобидное. А в ответ…

А в ответ — тишина. Жуткая отстраненность. Не безразличие, нет. Ты чувствуешь, что за тобой приглядывают. Ты ощущаешь, как к тебе присматриваются. Ты понимаешь, что тебя впускают, делают частью чего-то большего. Но это большее загадочно и необъяснимо. Оно непредсказуемо, непонятно. Это впустившее тебя, присоединившее тебя пространство будто бы имеет свое сознание. И сознание это недосягаемо.

Ученые могут сколько угодно ковыряться в зоне, пытаться объяснить логически, описать то, что можно пощупать. Их описания и объяснения здесь скудны и наивны, как попытка трехлетнего ребенка объяснить, почему едет автобус. Колеса крутятся, водитель ведет, бензин есть — вот и едет. Если ребенок объясняет это другому ребенку, то он, может быть, и будет выглядеть убедительно. Если ребенок объясняет это инженеру, то выглядеть он будет ребенком, которым и является.

Пытаясь объяснить зону, ученые выглядят такими же детьми. Правда, рассказывают они свои байки «сверстникам», потому что нет в зоне таких «инженеров», знающих все.

Говорят, есть «хозяева зоны». Ходят байки, что есть люди, знающие и понимающие, что произошло. Знающие, как возникла зона. Причастные к ее созданию. Не знаю, верить ли этому сталкерскому фольклору. Наверное, как и любое другое народное творчество, эти легенды имеют под собой фактическую основу. Не знаю. Но даже если и так, то, кажется, в данном случае создание переросло своих создателей.

Может быть, зона и возникла из-за людей, может, даже по воле людей. Но она растет и развивается. Она самостоятельна. И пока ее создатели что-то там себе думают, она живет уже по своим законам. Никому не подчиняясь.

Объяснить зону, измерить ее линейкой, привести к формуле — невозможно. Это то же самое, что объяснить Бога. Или даже объяснить человека. Объяснений тьма, с каждым годом их все больше, они все сложнее, а до сути никто так и не докопался. И не докопается. Есть вещи, которые нельзя объяснить. Можно только почувствовать. И понимание приходит только через чувственный опыт.

Я чувствовал зону. Немного, как мне казалось, но чувствовал. А вот понять не мог. И отсутствие понимания нагоняло на меня вселенский ужас. Самое страшное для человека — непонимание. Незнание. Неведение.

Смерть сама по себе не вызывает страха. Боязнь появляется вместе с попыткой осознать, что же дальше. Жутко не умирать, а ждать, что умрешь. Потому что ожидание оставляет время на раздумье. А раздумья эти упираются в отсутствие опыта и панический ужас от того, что впереди неведомое.

Каждый раз, когда иду в зону, сталкиваюсь с этим самым неясным. Непонятным, потому пугающим. Я поежился, оглянулся украдкой. Сзади, упорно стараясь попадать след в след, вышагивал Хлюпик. Замыкающим, небрежно жуя очередную травинку, пер Мунлайт. Сталкер гляделся бодрячком, но раскрепощенные легкие движения, если приглядеться, пружинили. Бравирует Мун, передо мной выделывается или перед Хлюпиком. А может, самому себе пытается что-то доказать. Но на самом деле за легкостью и показным безрассудством видна осторожная постоянная работа над каждым движением. Правда, чтобы понять это, надо знать Мунлайта чуть ближе.

А вообще это правильно. Не знаю ни одного человека, который, приходя в зону, шел бы без оглядки и не чувствовал бы опасности. Без страха здесь ходят только дураки. Дураки долго не живут. Пожалуй, эта одна из немногих формул, которые действуют в зоне.

Ощущение, что за мной кто-то смотрит, не проходило. Странное ощущение. Будто зона раздумывала, принять меня сегодня или нет. Размышляла и не находила решения. Наверное, что-то похожее ощущала бы пешка, которую перед началом игры держат в руке, думая, поставить ее на доску или отставить в сторону, в качестве форы. Наверное, если бы могла что-то ощущать.

Я остановился и оглянулся. Никого и ничего. Зона. Да одиноко трусящая слепая собака далеко в стороне. Странно. Обычно слепые псы стаями носятся.

Мои спутники последовали моему примеру. Мунлайт посмотрел на меня настороженно.

— Чего там? — спросил с деланым равнодушием.

Я покачал головой. Не делиться же с ним своими домыслами и ощущениями.

Мунлайт оглянулся. Чуть поспешнее, чем диктовал его липовый пофигизм.

— Слепая, — отмахнулся он. Как мне показалось, с облегчением.

— Странная, — не согласился я. — Почему одна?

Мун прищурился, вглядываясь в даль. Чего бы бинокль не взять? Или у него на оптику денег не хватило? «Интересно, во сколько в конечном итоге ему обошелся вчерашний риск?» — подумал я, зная, что напрямую никогда его об этом не спрошу.

Сталкер тем временем опустил руку, которую держал козырьком у лба. Глупое занятие, учитывая, что солнца как не было, так и нет.

Я присмотрелся. На мгновение меня обдало холодом. Там, где еще недавно бежала одна собака, сейчас трусили две. Первая остановилась и повернула морду в мою сторону. Если бы она могла видеть, я предположил бы, что она смотрит на меня. Второй пес пробежал чуть вперед, почуял, что собрат остался позади, и вернулся обратно. Постояв немного, он разлегся у ног своего незрячего приятеля. Жуткие твари, как любое другое порождение зоны. Непонятные и жуткие.

— А откуда они вообще взялись? — прервал молчание Хлюпик.

О, начинается. Давненько его слышно не было. А я уж обрадовался.

— Мутировали, — объяснил Мун. — Сам же говоришь — радиация и все такое. Вот они от этой радиации… То ли от собак бездомных, то ли от волков.

— Откуда здесь волки? — вмешался я. — Припять рядом. Хоть и не Москва, но городок не маленький. Не деревня.

— Ага, — кивнул Мунлайт. — Город — не деревня. Только ты прикинь своей угрюмой башкой, сколько лет здесь ни города, ни деревни. С восемьдесят шестого зона отчуждения, а?

Я не ответил. Чего спорить, если в этом он прав. Да и вообще спор — глупое занятие. Меньше слов, больше дела. Мун повернулся к Хлюпику.

— В общем, от кого они мутировали — неизвестно, только во всем остальном мире такая дрянь не водится. И эти собаки, и кабаны — это еще самое безобидное и похожее на что-то, что ты знаешь и видел.

— А кто еще… — начал было Хлюпик. Но я не дал закончить.

— Как скажешь, товарищ командир, — небрежно хмыкнул Мунлайт.

— Иди вперед, — попросил его. — Я пока сзади. На всякий случай.

Вскоре собаки поотстали, а потом и вовсе пропали из виду. Я уже собрался обрадоваться, когда они появились снова. На этот раз их было уже три. И я готов был поклясться, что они бегут за нами.

Слепые псы держались на приличном расстоянии. Достать их сейчас можно было бы разве что из винтовки с хорошей оптикой. Вот только где тот идиот, который станет по собакам слепым из снайперки стрелять. Хотя, говорят, находятся экзоты, которые приезжают сюда поохотиться.

Барыга-бармен мне как-то даже предлагал поводить таких охотников по зоне. Дескать, сафари им приелись, острых ощущений хочется. Я отказался. Зона, безусловно, гадостное место и тем привлекательна для всяких моральных уродов, но таскаться в зону с людьми, для которых это игра… Пусть кто-нибудь другой в такие игры играет. Знаю, чем игры с зоной заканчиваются, потому все, что не серьезно хоть на сотую долю процента, без меня.

Собаки семенили за нами с завидным упорством. Расстояния не сокращали, но, пока я крутил в голове отстраненные мысли, их стало четыре. Очень не хотелось об этом думать, но все это напоминало дурной сон, преследовавший меня последние несколько дней. Интересно, может ли зона влиять на сны? Или это я сам тяну, чего не надо, из собственных ночных страхов в реальность?

Мелькнула мысль поделиться соображениями с Муном. Пронеслась и тут же исчезла. Только рот открою на эту тему, он меня на смех поднимет. На фиг.

— Так ты не ответил, — тихой сапой пристал Хлюпик к Мунлайту.

Я оглянулся, надеясь, что слепые псы отстали. Но не тут-то было. Собаки шлендрали на почтительном расстоянии, словно изображая эскорт. Внутри снова что-то дернулось. Хватит. Надо отвлечься.

— Кто тут еще мутировал, кого я себе даже представить не могу?

— Кто мутировал, понятия не имею, — отозвался Мун. — А вот в кого, другой вопрос. Ну, вот псевдоплоть, например, хрен представишь. Хотя поговаривают, что она из простых домашних хрюшек получилась. Или псевдогигант. Я его когда первый раз увидел, чуть не обгадился. Палец с перепугу в спуск вдавил и все до железки…

Мун замолчал, словно вспоминая, как это было.

— Да… Рефлексы спасли, пристрелил зверюгу. А вообще с ними лучше не сталкиваться. Увидел — беги. Я про ту историю до сих пор кому рассказываю, не верят. А вообще повезло мне тогда, конечно, как тебе с твоим контролером.

— А контролер — тоже мутант? — Хлюпик со своими вопросами уже сбил дыхание и говорил теперь с придыхом.

— Черт его знает, — отозвался Мунлайт. — Кто как говорит. Одно точно известно, контролеры — телепаты. Эта тварь каким-то образом залезает тебе в мозги, и ты начинаешь делать то, что ей захочется. Для окружающих ты вроде как ходишь, говоришь и все, как обычно. Только это уже не ты, а… Ну, как кукла на руку. За тебя ручками-ножками кукловод шевелит. Причем один такой может под контроль сразу несколько человек взять. Хлюпик подтянул лямку съезжающего автомата.

— Повезло. Может, тебя не почувствовал. Может, силенок не хватило. Они же тоже устают. Ты когда килограмм шестьдесят…

Мун осекся, оглянулся на Хлюпика и продолжил:

— …килограмм тридцать поднимешь раз-другой, ручки устают? Ну, вот и контролер так же. Наверное, они даже надорваться могут.

Пустопорожний треп раздражал. Очень хотелось обернуться и пересчитать собак. Чтобы не думать о слепых тварях, я кинул взгляд вперед.

— И потом, — Мунлайт обернулся и поглядел на Хлюпика загадочно-пугающе, — кто тебе сказал, что он вас обоих не обработал? Может, вы сейчас под контролем, а все это просто бред.

— А я — твоя галлюцинация, — ухмыльнулся Мун. Эдак он сейчас начнет идею иллюзорности бытия

Хлюпику толкать. Этот могет. Он очень любит корчить из себя быдло, но со мной этот номер не проходит. Я давно успел заметить, что он далеко не дурак. Да и грамотный, начитанный ко всему. Интересно, как его в зону занесло? Кем он был там, в обычном мире?

Я подумал, что на самом деле ничего не знаю о своих спутниках. И они обо мне — не больше. Мы все вылавливаем какие-то черточки из общения, но и только. Никто из них о себе ничего не рассказывал. Ни трепло Мунлайт, ни балабол Хлюпик. В зоне вообще как-то не принято вспоминать о жизни вне зоны. Не то чтобы это правило, нет. Просто никто никогда на такие темы не говорит. А когда вокруг принято сторониться какой-то темы, ты волей-неволей тоже не станешь ее касаться.

Если говорить обо мне, то я ненавижу, когда мне лезут в душу. Да и говорить много, не в моих правилах, так что никому ничего о себе рассказывать не стану. А раз не стану сам, то не полезу и к другим. Потом, кому это может быть интересно? Мне их сопли слушать? Не очень-то и хотелось. Им?

Я бросил взгляд вперед, на чуть ссутуленную спину и без того некрупного Хлюпика. Потом — на широкие плечи Муна. А потом…

Нет, я не увидел, скорее почувствовал. Почувствовал то, чего не уловил расслабившийся и продолжавший трепаться с Хлюпиком Мунлайт.

Мун остановился как вкопанный. Что-что, а рефлексы, которые, если верить его байкам, спасли когда-то от псевдогиганта, работали у него хорошо. Приостановившийся Хлюпик, растерянно моргая, смотрел то на меня, то на Мунлайта.

Я сделал пару шагов, остановился и кивнул вперед.

В нескольких шагах от нас с Мунлайтом подрагивал воздух. Незаметное легкое марево. Как над раскаленной за день на солнце металлической крышей. Сейчас эту зыбь было видно, практически не напрягая глаза. Создавалось впечатление, что в воздухе зависла абсолютно прозрачная сфера. С дрожащими гранями и в полтора человеческих роста размером.

— Вижу, — поведал Мун независимо, но в голосе звучали виноватые нотки.

А ведь еще пара шагов, мелькнула мысль, и из Мунлайта навертели бы фарш. Чернобыльский мясокомбинат в действии.

— Вижу, — передразнил я. — Кто из нас сейчас ведущий?

Я стиснул зубы и привычно засчитал до трех, чтоб только не двинуть кому-то в челюсть. Раз, два, три. Выдох.

— Я тебе что обещал за вопросы не по делу? — напомнил Хлюпику, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче.

Хлюпик потупился. Мунлайт, хоть и чувствовал свою вину, вступился:

— Ладно тебе. Кинь лучше гайку. Пусть посмотрит.

Мунлайт спорить не стал. Еще бы ему спорить, когда налажал, как пацан зеленый. Забрав сильно влево, сталкер обошел аномалию по широкой дуге. Хлюпик шел следом и сопел. Видно было, что его распирает любопытство, но рот открывать боится.

Ничего, потерпит. Пороки надо в узде держать, а не подкармливать. Ничего с ним не сделается, если он не узнает, что такое мясорубка. А лучше б ему никогда об этом не знать.

Лишних разговоров больше не было. Мунлайт прекрасно осознал масштабы своего промаха и шел молча. Хлюпик ничего не понял, но реакция охотно болтавшего и вдруг замкнувшегося Муна его явно впечатлила.

Мы успели пройти всего метров триста от силы, как снова пришлось остановиться. На этот раз впередиидущий сталкер среагировал как надо.

— В ружье, — тихо шепнул он, но так, чтобы услышали и Хлюпик, и я.

После чего сделал шаг вперед. Хлюпик подался следом, но я ухватил его за плечо. Ощутимо. Любопытный извернулся. Я поспешно разжал пальцы. Когда он повернулся ко мне, испепеляя обиженным взглядом и болезненно морщась, потирая плечо, я уже скинул с плеча автомат и взял на мушку ближайший бугор.

Именно к этой кочке направлялся Мун. Не доходя полпути до препятствия, он вскинул новенький, прикупленный взамен потерянного «Вал» и окликнул:

Впереди, там, где вроде бы никого, только трава росла, поднялась фигура в кожаной куртке. Наверное, именно такое эффектное появление называют «вырос, как из-под земли». У Хлюпика отвалилась челюсть. Ничего, судьба у него такая — удивляться простым вещам. Побегал бы по зоне подольше — и движение любое ловить научился бы, и внимание обращать на то, в горку идет или под горку, и еще много чего примечать.

Мужик поднял кверху руки, в одной из которых держал потрепанный жизнью МР-5, и очень медленно пошел навстречу Мунлайту.

На полдороге мужичок остановился, словно прикидывая свои шансы. Он шел по наклонной вниз, мы вверх. Свое присутствие он уже выдал и подтвердил. Нас трое, он, судя по всему, один. И он у меня на мушке. Это не считая Мунлайтова ствола и стискивающего в нерешительности автомат Хлюпика.

— Поговорим, — повторил он. — Только ты тоже… того… волыну убери.

— Перетопчешься, — отрезал Мун. — Хочешь жить — придется поверить на слово в наше миролюбие. Не хочешь, только рыпнись, и я тебе устрою увеселительную прогулку в райские кущи с билетом в один конец.

Мужик опустил руки, МР-5 зыркнул стволом в нашу сторону. Мун мгновенно вскинулся, палец его напрягся на спусковой скобе. Это увидел не только я, но и мужик. Он снова застыл, дико усмехнулся.

МР-5 выскользнул из пальцев и шлепнулся на землю. Мужик поддал ногой. Автомат с характерным звуком отлетел к Муну. Тот резво нагнулся, подхватил и распрямился.

— Все равно я пустой, — сообщил мужик. — Ни одного патрона.

Ухмылка его стала шире, а глаза заблестели безумием.

Я поглядел на Муна, тот отбросил бесполезный ствол и кивнул:

— Пустой, — подтвердил слова хохочущего в истерике мужика.

Мужик тем временем продолжал ржать. Смех его сделался совсем диким, захлебывающимся. Вырывался с хрипами. Мужик запрокидывал голову, ухал и всхлипывал.

— Он сумасшедший, — еле слышно поделился догадкой Хлюпик.

Напарник ежился. И хотя видно было, что ему не по себе от присутствия незнакомого психа, он явно расслабился. Сумасшедший без оружия его не пугал. Вон и АК уже на плече болтается.

Наивный. Псих может быть и не псих, пустой МР-5 — отвлекающий маневр. Кроме того, если я брошу автомат, это еще не значит, что я останусь без оружия. Да и безоружные в зоне опасны бывают. И за пригорком еще человек десять могут лежать. Да мало ли что может случиться? Нельзя расслабляться, никогда. Но воспитательной работой заниматься теперь не время.

Мужик прекратил смеяться так же резко, как начал. Запустил руку за пазуху. Мун мгновенно вскинул опущенный было автомат. Пришлый снова хихикнул и, выудив пачку сигарет, показал сталкеру.

Пальцы пляшущим движением вытянули из пачки цилиндрик сигареты. Мужик чиркнул зажигалкой и принялся прикуривать. Получалось это у него паршиво. Пальцы тряслись, руки ходили ходуном. Наконец он затянулся и выпустил струю дыма.

— Вы тоже к Сахарову? — спросил он, подходя ближе.

Я предпочел смолчать. Однофамильца великого академика я знал лично. Этот Сахаров в отличие от создателя водородной бомбы гением и нобелевским лауреатом не был, но свою лепту в науку вносил. Причем занимался он наукой, а не коммерцией, потому немаленький бюджет на свои ученые изыскания тратил щедро, но по делу. Таскать артефакты для Сахарова в определенном смысле было выгоднее, чем для скупердяя-бармена.

Мунлайт с Сахаровым, по всей видимости, не общался, но мужик понял его по-своему.

— Не хотите, не говорите, — хихикнул он истерично. — Что я, сам не знаю? Только овчинка выделки не стоит. В гроб с собой деньги не возьмешь.

Он глубоко затянулся и выпустил Муну в рожу струю дыма.

— Тяпыч нас с Бродягой туда тоже тащил. Сулил золотые горы. Где теперь Тяпыч? Где Бродяга?

Мужик обвел нас победным взглядом сумасшедших глазок.

— Он точно ненормальный, — шепнул мне Хлюпик.

— Нету, — пригорюнился мужик. — Убили. Мы дотуда-то добрались нормально. Тяпыч меня и Бродягу с Сахаровым этим познакомил. Гурскому представил. Обещал денег, если мы Гурскому этому поможем замеры снять.

Пришлый затянулся. Сигарета, догоревшая до фильтра, обожгла губу. Мужик чертыхнулся, уронил бычок и принялся трясущимися руками закуривать вторую.

А вот Гурский был для меня персонажем новым. Впрочем, оно и неудивительно. Это Сахаров практически вечен. Закрылся в своем бункере в лаборатории и сидит, в ус не дует. Изучает. В зону не выходит, за любыми материалами ему другие бегают. Артефакты сталкеры таскают, замеры свои помощники делают. А помощники эти — тоже ученые. Подготовки никакой. Потому и мрут, как мухи.

Интересный момент: например, гитлеровский доктор Август Хирт, известный своей жестокостью, ставил опасные для жизни опыты не только на жертвах концлагерей, но и на себе. Ради науки. В истории, однако, он запомнился как зверь и враг рода человеческого. А вот Сахаров собой не рисковал никогда. Ни ради науки, ни ради денег, ни ради чего-то еще. За него рисковали другие. Все его опыты и исследования оценивались не только финансовым вливанием, но и немалым количеством трупов. Однако, если он и добьется каких-то результатов, совершит какое-то открытие и оставит след в истории, эти трупы никто считать не будет. Их уже сейчас никто не считает. А доктор Сахаров станет очередным светилом, работавшим на благо человечества. Ну и где справедливость?

Мун терпеливо ждал, пока мужик закурит. Тот выпустил струю дыма, пахнуло плохим, но крепким табаком. Мунлайт не выдержал, поторопил:

— Ничего, — пыхнул дымом мужик. — Гурский, скотина очкастая, сам в комбинезон нарядился. Велел только прикрывать его, пока замеры снимать будет. А то, говорит, кадавры шалят. Мы вышли… А там… Какие кадавры! Зомбаки ходят, причем стаями. Как живые.

Взгляд мужика затуманился. Глаза сделались больными. Он всхлипнул.

— Как живые. Говорят даже. Один все про дочку повторял. Игрушки ей… игрушки обещал привезти… А потом как начал пулять. Бродягу сразу положил. Мы с Тяпычем давай отстреливаться. Тут они и повалили. Гурский, скотина, со своими замерами слинял куда-то. А эти прут и стреляют. И стреляют, и стреляют…

Мужик перешел на крик, потом вдруг заржал жутко и выпучился на меня.

— Вы ведь меня тоже убьете? — не то спросил, не то сообщил он.

Хлюпик вздрогнул у меня за плечом. Я посмотрел на мужика мягко, насколько мог, и покачал головой.

— Тяпычу очередью яйца срезало, — буднично сообщил мужик. — Он лежит и орет. У него кровь хлещет, а он визжит как резаный. Как будто ему яйца отстрелили.

Он снова расхохотался, вытирая слезящиеся глаза.

— Как будто отстрелили… а ему их и правда. Бывает же так, попадет, а… Вот я тогда не выдержал и… и вот… и побежал… побежал…

Мужик захлебнулся, в глазах у него полыхаю безумие. Мунлайт стоял и потирал бородку. Оружие держал дулом вниз. Я тоже опустил автомат. Такое не сыграешь. Хлюпик был прав, мужик и вправду спятил.

Рассказчик по-птичьи вытянул шею и зыркнул искоса.

— Я стрелял, — протянул он. — Я не просто… я до последнего… я стрелял… стрелял…

Голос его снова начал скатываться на истерику.

— А Гурский чего? — поспешил сменить тему Мунлайт.

— Не знаю. Я не стал искать, не стал возвращаться. Я убежал. Не надо мне их денег. Не надо мне… ничего не надо… Я жить хочу… Вы ж меня не убьете? Вы туда тоже не ходите…

— Мы не туда, — пообещал Мун. — У нас другие дела.

Мужик встрепенулся, словно почувствовал себя неловко. Как собравшийся уходить гость, утомляющий пустой болтовней спешащего по делам хозяина.

— И под танк, — мрачно пошутил Мунлайт. Пришлый поперхнулся и уронил сигарету. Бычок маленькой тлеющей точкой спикировал в траву и, будто сбитый самолет, испустил дымную струйку. Мужик попятился, взгляд его стал окончательно безумным. Глаза блестели паникой.