Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть 1 5 страница






Наконец позвонил папа и сказал, что из-за снегопада самолет задерживается и прибудет очень поздно. Я слышал только то, что говорила мама.

«Но это ужин в честь Чарли... Мне не важно, собираешься ли ты... он что, опоздал на самолет? Я просто спросила... Я не говорю, что ты виноват...нет...Не могу все время подогревать, пересушится... что … но это его любимое … И чем мне прикажешь их кормить … конечно, они хотят есть... ты уже на час опаздываешь... мог бы и позвонить».

Не знаю, как долго мама разговаривала, потому что мне надоело сидеть за столом и слушать. Я пошел к себе и взял книгу. Кушать больше не хотелось. Я просто хотел оказаться где-нибудь в тихом месте. Вскоре ко мне зашла мама. Она сказала, что папа перезвонил и что они должны приехать через полчаса. Она спросила, что не так, и я знал, что она не имела в виду сестру или свою ссору с папой по телефону; такое происходит время от времени. Она просто сказала, что я сегодня какой-то грустный и что это не из-за отъезда моих друзей, потому что вчера, когда я вернулся с горки, все было хорошо.

«Это из-за тети Хелен?»

Она всегда так спрашивала, если замечала за мной что-то неладное.

«Пожалуйста, Чарли, не бери весь груз на себя».

Но я уже сделал это. Как делаю это каждый год на свой день рожденья.

«Прости».

Но мама не позволила мне об этом говорить. Она знает, что я не слушаю и в какой-то момент начинаю быстро и часто дышать. Она накрыла мне глаза ладонью и поцеловала меня, и я успокоился, и спустился в столовую. И был спокоен и даже рад, когда брат приехал. А когда мы ужинали, еда была не такой уж и пересушенной. А потом мы пошли на улицу устанавливать иллюминацию. Это когда мы и все соседи выстраиваем вместе вдоль улицы бумажные пакеты с песком, а потом в каждый пакет втыкаем свечи, и когда они горят, улица превращается в посадочную полосу для Санта Клауса. Мне нравится устанавливать пакеты со свечами, потому что это красивая традиция, а еще это хорошо отвлекает меня от дня рожденья.

Мне подарили очень классные подарки. Сестра хоть и злится на меня, но купила последнюю запись «Смитс». Брат подарил постер с автографами всей своей футбольной команды. Папа купил мне музыку, которую ему порекомендовала сестра. А мама подарила книги, которые ей нравились с детства. И одна из них - «Над пропастью во ржи».

Я начал читать «мамину» книгу с того места, на котором я остановился в книге Билла. И это помогло мне не думать о дне рожденья. Я думал только о предстоящем экзамене на вождение. Об этом было приятно думать. И потом я вспоминал уроки по вождению в уже прошлом семестре.

Нашим учителем был мистер Смит, коротышка, от него пахло как-то смешно. Он не разрешал включать радио, когда мы были за рулем. Со мной были еще двое, на класс старше, парень с девушкой. Они незаметно гладили друг другу ноги на заднем сиденье, когда была моя очередь вести машину. Жаль, что мне особо нечего рассказать об этих уроках. Ну, еще нам показывали фильмы про смерть на дорогах. И, конечно, к нам приходили с лекциями полицейские. И было весело получать ученическое разрешение на вождение, но мама с папой сказали, что не хотят, чтобы я водил, только в случае крайней необходимости, потому что страховка очень дорогая. А я так и не решился попросить Сэм одолжить пикап для тренировки. Просто не мог.

Все это позволило мне спокойно поспать после дня рождения.

Рождество наутро началось прекрасно. Папе очень понравился мой подарок, и я был так счастлив, особенно когда он рассказал свою версию событий о том вечере, когда мы все смотрели последний эпизод «МЭШ». Он умолчал о том, что плакал, но подмигнул мне, так что я знаю, что он помнит об этом.

Даже двухчасовая дорога до Огайо первые полчаса была ничего, хотя мне и пришлось сидеть на одной полупопице, скрючившись на заднем сиденье, потому что папа был за рулем и все время разговаривал с братом о колледже. Брат теперь встречается с одной девушкой-чирлидером, ее подбрасывают вверх, и она делает сальто. Зовут ее Келли. Папе было очень интересно все разузнать. Сестра было вякнула, что чирлидинг — тупое занятие для озабоченных, но брат велел ей заткнуться. Келли специализируется на философии. Я спросил: «А Келли нестандартно красивая?»

«Нет, брат, Келли сексуально красивая».

Тут сестра принялась разглагольствовать о том, что внешность в женщине не самое главное. Я-то согласился, а вот брат назвал сестру «стервозной лесбиянкой». Тут уж мама приказала брату не использовать подобные выражения в моем присутствии, что странно, учитывая тот факт, что я, вероятно, единственный в семье, у кого есть друг-гей. Может, я вовсе в этом не одинок, но я хотя бы признаю это. Впрочем, я не уверен. Несмотря на все это, папа спросил, как брат и Келли встретились.

Брат и Келли встретились в университетском ресторанчике под названием «Таверна «Старый Колледж» или что-то в этом роде. Там еще, наверно, подают знаменитый неприличный десерт. Короче, Келли была со своими подругами по женскому клубу, и когда они уже уходили, Келли выронила книжку, прямо рядом с братом, и пошла себе дальше. Брат сказал — он уверен, что Келли сделала это нарочно, хотя она все и отрицает. Он догнал ее уже у зала с видеоиграми. Там они задержались и поиграли во всякие старые видеоигры и погрустили об ушедшем детстве, и я подумал, что это так грустно и так мило. Я спросил у брата, пьет ли Келли какао.

«Ты что, обдолбанный?»

И снова мама попросила брата не использовать подобные выражения в моем присутствии, что опять же странно, потому что я наверняка единственный в семье, кто хоть раз в жизни, да был «обдолбанным». Может, брат тоже, но я не уверен. Точно не сестра. Хотя, может быть, все в моей семье хоть раз, да и доходили до такого состояния. Просто мы друг с другом таким не делимся.

Следующие десять минут солировала сестра: она обвиняла всю систему женских и мужских клубов в колледжах, рассказывала, как непопулярных студентов «гнобили», а потом их находили мертвыми. А еще она слышала, что в одном женском клубе новеньких заставляли стоять в одном нижнем белье, а члены клуба обводили их «жирные места» красным маркером. Тут она уже брата реально достала.

«Херня все это!»

Я все еще ушам не верю: брат выматерился, а папа с мамой промолчали. Наверно, это и правильно, он же теперь в колледже. А сестре было наплевать. Она не умолкала.

«А вот и не херня, я сама слышала».

«Так, девочка, следи за тем, что говоришь», - пригрозил папа.

«Да неужели? И где же ты это слышала?» - спросил брат.

«По Национальному радио передавали», - ответила сестра.

«Господи!» рассмеялся брат.

«Да, слышала».

Мама и папа все это время будто теннис смотрели через лобовое стекло: они все время головами туда-сюда вертели. Но промолчали. И даже не оглядывались на нас. Хотя, надо признаться, папа стал медленно делать радио с рождественскими песенками все громче и громче, пока мы едва не оглохли.

«Да откуда в тебе все это дерьмо? Откуда тебе знать? Ты и в колледже не была ни разу. У Келли ничего подобного не было».

«Так она тебе и сказала».

«Она бы сказала. У нас нет секретов друг от друга».

«Ах, какой же ты у нас чувствительный и высокодуховный!»

Я снова начал расстраиваться и не хотел, чтобы они поссорились, поэтому спросил у брата:

«А вы говорите о книгах или журналах?»

«Спасибо, Чарли, что спросил. Как раз говорим. И любимая книга Келли — это «Уолден» Генри Дэвида Торо. И Келли как-то сказала, что трансцендентальное движение близко по духу сегодняшнему времени».

«О-о-о-о, какие громкие слова», и сестра закатила глаза, как только она это умеет.

«Прости, а с тобой вообще кто-то разговаривает? Я вообще-то своему младшему брату рассказываю о своей девушке. Так вот, а еще Келли надеется, что какой-нибудь хороший кандидат от демократов бросит вызов Джорджу Бушу. А еще Келли надеется, что, если это случится, то может быть принята поправка о равных правах. Вот так. Та самая поправка, о которой ты все время кудахчешь. Даже чирлидерши могут думать про это. А в перерывах развлекаться!»

Сестра сложила руки на груди и стала насвистывать какую-то мелодию. Однако брата было уже не остановить. Тут я заметил, как папина шея прямо-таки наливается кровью.

«Но между Келли и тобой есть разница. Келли верит в права женщин так сильно, что никогда не позволит парню ударить себя. Не думаю, что то же относится к тебе».

Клянусь Господом, мы чуть не померли. Отец так врезал по тормозам, что брат чуть не перелетел через сиденье. Когда дым от покрышек слегка рассеялся, отец глубоко вздохнул и повернулся к нам. Сначала к брату. Не говоря ни слова, он просто на него смотрел.

Брат смотрел на отца, словно олень, которого подстрелили мои кузены. Спустя долгие две секунды брат сам повернулся к сестре. Думаю, ему тоже стало не по себе от этих его слов.

«Прости меня. Хорошо. Я правда прошу прощения. Ну же. Хватит плакать».

Сестра так рыдала, просто ужасно. Папа повернулся и к ней. Он молча пощелкал пальцами, пытаясь привлечь ее внимание. Она взглянула на него. И была обескуражена тем, что папа смотрел на нее довольно жестко. А потом она опустила взгляд, пожала плечами и повернулась к брату.

«Извини за всё, что я тут наговорила про Келли. Кажется, она хорошая».

Потом папа посмотрел на маму. И мама к нам повернулась.

«Мы с вашим отцом не желаем, чтоб вы ссорились. И уж тем более при родственниках. Вам ясно?»

Иногда мама и папа действуют сообща, как настоящая команда. За этим классно наблюдать. Брат с сестрой оба кивнули и опустили глаза. Потом папа повернулся ко мне.

«Чарли?»

«Да, сэр?»

Очень важно говорить «сэр» в такие моменты. А вот когда тебя называют по имени-фамилии, тут уж добра не жди. Я это точно знаю.

«Чарли, было бы здорово, если бы ты довез нас до дома своей бабушки».

Все в машине точно знали, что это, возможно, была худшая папина идея за всю его жизнь. Но никто не стал спорить. Прямо посреди дороги папа пересел к брату и сестре, а я залез на место водителя, завел двигатель со второго раза и потом пристегнулся. Я вел машину всю оставшуюся дорогу. Давно я так не потел, а на улице было холодно.

Папина семья совсем как мамина. Брат однажды сказал, что это те же кузены, только с другими именами. Но вот бабуля — это совсем другое дело. Я бабушку люблю. Все ее любят. Она ждала нас на подъезде к дому, как всегда. Всегда знает, когда кто-то подъезжает.

«А что, уже и Чарли за рулем?»

«Ему вчера шестнадцать исполнилось».

«Надо же».

Бабуля очень старенькая, и многого не помнит, но зато она печет самое вкусное печенье. Когда я был совсем маленьким, еще была жива мамина мама, и у нее всегда были конфеты в вазе, а у папиной мамы всегда было печенье. Мама рассказывала, что в то время я называл их «Конфетная Бабушка» и «Печенюшкина Бабушка». А еще я называл корочку у пиццы «косточками». Не знаю, зачем я все это рассказываю.

Наверно, это мое самое первое воспоминание - когда я осознал, что я живой. Мама и тетя Хелен повели меня в зоопарк. Кажется, мне было три года. Не помню точно. В-общем, мы стояли и смотрели на двух коров. Большую маму-корову и теленка. Особенно гулять им было негде. И теленок стоял прямо возле своей мамы, как будто бы гулял, а мама-корова подталкивала его головой. Я подумал, что это самое смешное, что я видел в своей жизни, и смеялся три часа кряду. Сначала мама и тетя Хелен тоже смеялись, потому что они были счастливы оттого, что я смеялся. Кажется, я едва ли умел разговаривать в том возрасте и всегда, когда я выглядел нормальным ребенком, они были счастливы. Но когда они поняли, что я смеюсь как-то уж очень долго, то попытались меня остановить, но еще больше меня насмешили. Не думаю, что я и правда смеялся три часа, но все равно очень долго. Иногда я об этом вспоминаю. Очень многообещающее начало.

После объятий и рукопожатий мы зашли в дом, где все папины родственники были уже в сборе. Мой двоюродный дедушка Фил (у него вставная челюсть) и тетя Ребекка, папина сестра. Мама нам сказала, что тетя Ребекка только что развелась, так что мы должны об этом помалкивать. Я-то думал только о бабушкином печенье, но в этом году бабуля ничего не испекла из-за больного бедра.

Вместо этого мы сидели и смотрели телевизор, а брат болтал с кузенами о футболе. Дедушка Фил напивался. А мы ели ужин. И мне пришлось сидеть за столом для малышни, потому что по папиной линии у меня больше кузин и кузенов. Маленькие дети говорят об очень странных вещах. Правда.

После ужина мы смотрели «Эта прекрасная жизнь», и я становился все печальнее. Когда я шел в старую папину спальню и смотрел на старые фотографии, я как раз подумал, что было время, когда эти старые фотографии еще не были воспоминаниями. Что кто-то действительно снял их всех на камеру, а люди на фотографии только что пообедали или что еще.

Первый муж бабули погиб в Корее. Папа и тетя Ребекка тогда еще были совсем маленькими. И бабуля переехала жить к своему брату, двоюродному дедушке Филу. Через несколько лет она совсем затосковала: на руках двое детей, и она ужасно устала работать официанткой. И вот однажды в столовой, где она работала, один водитель грузовика пригласил ее на свидание. На старых фотографиях бабуля по-старомодному красивая. Они встречались какое-то время и наконец поженились. Он оказался ужасным человеком. Все время бил моего папу. И тетю Ребекку тоже бил. И сильно бил бабулю. Все время. А бабушке, наверно, некуда было деваться, потому что это продолжалось семь лет.

Все закончилось, когда дедушка Фил увидел синяки у тети Ребекки и заставил бабушку рассказать всю правду. Потом он позвал ребят с завода. Они нашли бабулиного второго мужа в баре. И избили его очень-очень сильно. Дедушка Фил любит рассказывать эту историю, когда бабули нет рядом. История все время меняется, но главное остается неизменным. Папин отчим умер в больнице спустя четыре дня.

Я так и не узнал, как дедушке Филу удалось избежать тюрьмы за то, что он сотворил. Я спросил у папы, и он ответил, что их соседи в то время понимали, что полицию сюда вмешивать не стоит. Он сказал, что тогда на это смотрели по-другому: кто-то дотронулся до твоей сестры или матери, и этот кто-то поплатился. И поделом.

Плохо то, что это продолжалось семь лет, потому что тетя Ребекка выходила замуж за таких же мерзавцев. У тети Ребекки, правда, сложилось по-другому, потому что соседи уже становятся не те. Да и дедушка Фил состарился, а папа уехал из родного города. И ей приходилось получать приказы из полиции, запрещающие ее бывшим всякое общение с ней и детьми.

И я думаю, какими вырастут дети тети Ребекки. Моя двоюродная сестра и два двоюродных брата. Мне грустно, потом что девочка может пойти тем же путем, что и тетя Ребекка, а один из мальчиков закончит свой путь, как и его отец. Может, другому удастся стать похожим на моего папу, потому что он занимается спортом, и у него был другой отец, в отличие от брата с сестрой. Мой папа с ним много беседует и учит бросать и принимать бейсбольный мяч. Когда я был маленьким, я ревновал отца, но теперь больше не ревную. Потому что мой брат сказал, что мой кузен — единственный в семье, у кого есть шанс пробиться. И ему нужен наш папа. Теперь я это понимаю.

Папина старая комната почти такая же с тех пор, как он уехал, разве что все как-то выцвело. На письменном столе — глобус, крученный-перекрученный тысячи раз. И старые плакаты с бейсболистами на стенах. И еще старые вырезки из газет о том, как папа выиграл ту большую игру, когда учился в старшей школе. Не знаю почему, но я и правда понимаю причины, из-за которых мой папа уехал из этого дома. Это когда он понял, что бабуля устала доверять и не будет снова пытаться наладить судьбу, потому что просто не знает как. И когда он увидел, что его сестра встречается с такими же мерзавцами, как его отчим, разве что помоложе. Он просто не мог остаться.

Я лежал на его старой кровати и смотрел в окно на дерево, которое было намного ниже, когда мой папа на него смотрел. И я чувствовал то же, что и он в ту ночь, когда осознал, что, если не уедет, то это будет не его жизнь. Это будет их жизнь. По крайней мере, он так сказал. Может, поэтому все папины родственники смотрят один и тот же фильм каждый год. Тогда все понятно. Еще нужно сказать, что папа в конце фильма никогда не плачет.

Не знаю, простит ли когда-нибудь папу бабуля или тетя Ребекка за то, что он оставил их. Только мой двоюродный дедушка Фил понимает его. И всегда так странно видеть, что папа совсем другой со своей мамой и сестрой. Ему всегда не по себе, и они с тетей Ребеккой всегда гуляют одни. Однажды я смотрел в окно и увидел, как папа дает тете Ребекке деньги.

Интересно, что тетя Ребекка говорит в машине по пути домой. Интересно, что думают ее дети. Интересно, говорят ли они о нас. Интересно, думают ли они про то, у кого из нашей семьи есть шанс пробиться. Держу пари, что думают.

 

С любовью,

Чарли

 

* «Эта замечательная жизнь» - рецензия на этот аналог американской «Иронии судьбы»

 

 

26-ое декабря 1991

 

Дорогой друг!

 

Сижу в своей спальне после того, как мы вернулись домой. Брат с сестрой вели себя прилично, так что мне не пришлось вести машину.

Обычно по дороге домой мы заезжаем на кладбище к тете Хелен. Это уже как традиция. Брат с сестрой и папа обычно не горят желанием туда ехать, но им нечего возразить из-за меня и мамы. Сестра сохраняет нейтралитет, но вообще-то к такого рода делам она чувствительна.

Каждый раз, когда мы приезжаем к тете Хелен, мы с мамой вспоминаем о ней что-то действительно примечательное. Много лет мы вспоминаем то, как она позволяла нам, детям, не ложиться спать и смотреть «Прямой эфир в субботу вечером». И мама улыбается, потому что если бы она была ребенком, ей бы тоже хотелось не ложиться долго-долго и посмотреть шоу.

Обычно мы приносим цветы и иногда открытку. Мы хотим, чтобы она знала: мы о ней скучаем, думаем о ней. Она была особенная. При жизни она мало видела знаков внимания, говорит мама. А я думаю, что мама, как и папа, чувствует вину из-за этого. Такую большую вину, что вместо денег она разделила с ней свой дом.

Я хочу, чтобы ты узнал, почему мама чувствует вину. Возможно, мне и следует рассказать, но я не знаю, нужно ли на самом деле. Мне просто нужно с кем-то поговорить. В семье об этом не говорят. Я говорю о том плохом, что случилось с тетей Хелен, а они мне не рассказывали, когда я был еще маленьким.

Каждый год в Рождество я только об этом и могу думать... где-то внутри себя. Только из-за этого мне становится очень-очень грустно.

Не скажу кто. Не скажу когда. Просто скажу, что тетю Хелен совратили. Ненавижу это слово. Это сделал кто-то очень близкий ей. Но не ее отец. Потому что она призналась отцу. Он не поверил ей, потому что это был друг их семьи. Это все усугубляло. Бабуля тоже ничего не говорила. И тот мужчина приходил в гости по-прежнему.

Тетя Хелен много пила. И увлекалась наркотой. У нее были проблемы с парнями, а потом с мужчинами. Большую часть своей жизни она была очень несчастной. Все время лежала в больницах. В разных больницах. Наконец, в одной больнице ей помогли вернуться к нормальному образу жизни, и она переехала к нам в дом. Она ходила на занятия для взрослых, чтобы устроиться на хорошую работу. Сказала своему последнему ухажеру оставить ее в покое. Она даже начала худеть безо всяких диет. Еще она о нас заботилась, так что родители могли пойти развлечься, выпить и поиграть в настольные игры. Она позволяла нам не спать допоздна. Она единственная из семьи покупала мне два подарка. Один на день рождения. Другой на Рождество. Даже когда она переехала к нам, и у нее не было денег. Она всегда покупала два подарка. И это были лучшие подарки.

24-го декабря 1983 года к нам пришел полицейский. Тетя Хелен попала в ужасную автокатастрофу. Шел сильный снег. Полицейский сказал маме, что тетя Хелен погибла. Он был очень хорошим человеком, потому что когда мама заплакала, он сказал, что авария была тяжелой, и тетя Хелен наверняка умерла мгновенно. Другими словами, без боли. Больше не было боли.

Полицейский попросил маму поехать опознать тело. Папа еще был на работе. Мы вышли из комнаты — я и брат с сестрой. Это был мой седьмой день рождения. На нас были праздничные колпаки. Мама заставила брата с сестрой их надеть. Сестра увидела, что мама плачет, и спросила, что случилось. Мама не смогла ей ответить. Тогда полицейский опустился перед нами на одно колено и рассказал обо всем. Брат с сестрой заплакали, а я нет. Я знал, что полицейский ошибался.

Мама попросила брата и сестру присмотреть за мной и уехала с полицейским. Наверно, мы смотрели телевизор. Не думаю, что я помню все в подробностях. Папа вернулся, когда мамы еще не было.

«Что за кислые лица?»

Мы ему рассказали. Но он не заплакал. Он спросил, все ли с нами в порядке. Брат с сестрой сказали — нет. А я сказал — в порядке. Полицейский просто ошибался. Был снегопад. Возможно, он просто не разглядел. Вернулась мама. Она плакала. Посмотрела на папу и кивнула. Папа ее обнял. Тогда-то я и понял, что полицейский не ошибался.

Я не помню, что было дальше, да и не спрашивал никогда. Помню, как меня везли в больницу. Помню, как сидел в комнате с яркими огнями. Помню, как доктор задавал вопросы. Помню, как отвечал ему, что тетя Хелен единственная в семье меня обнимала. Помню, как видел, что родители с братом и сестрой в Рождество сидят в приемной. Помню, что мне запретили поехать на похороны. Помню, что я так и не попрощался с тетей Хелен.

Не знаю, сколько времени я ходил к тому доктору. Не помню, сколько времени мне не разрешали вернуться в школу. Долго. Все, что я помню, это день, когда я стал поправляться, потому что тогда я вспомнил последние слова тети Хелен на прощание, перед тем как она уехала в снегопад.

Она поплотнее закуталась в пальто. Я дал ей ключи от машины, потому что только я мог их отыскать. Спросил тетю Хелен, куда она едет. Она ответила, что это секрет. Но я от нее не отставал. Она любила, когда я ее забрасывал вопросами. Наконец она покачала головой, улыбнулась и прошептала мне на ухо:

«Я еду покупать тебе подарок на день рожденья».

Я видел ее в последний раз. Мне нравится думать, что у тети Хелен сейчас хорошая работа, на которую она училась. Мне нравится думать, что она встретила хорошего человека. Еще мне нравится думать, что она похудела без всяких диет, как и хотела.

Несмотря на все, что сказали мне мама, папа и доктор о чувстве вины, я не могу не думать о том, что я знаю. А я знаю, что тетя Хелен была бы жива, если бы купила мне один подарок, как и все остальные. Она была бы жива, если бы я родился в день, когда не идет снег. Я сделал бы все, что угодно, лишь бы этого не случилось. Я очень скучаю без нее. Придется остановиться — мне очень грустно.

 

С любовью,

Чарли

 

30-е декабря 1991

 

Дорогой друг!

На следующий день после моего последнего письма тебе я закончил читать «Над пропастью во ржи». Я эту книгу уже три раза прочитал. Просто не знал, что делать. Сэм и Патрик приезжают сегодня вечером, но я с ними не увижусь. Патрик встречается с Брэдом. Сэм — с Крэйгом. Завтра я увижу их в «Биг-Бое», а потом у Боба на новогодней вечеринке.

Самое классное, что я завтра поеду в «Биг-Бой» сам. Папа не разрешал мне водить, пока не прояснится, вот вчера немного и прояснилось. Я записал кассету с разными песнями по этому случаю. Называется «Как я первый раз водил машину». Наверно, я такой сентиментальный, но мне нравится думать, что когда я состарюсь, я буду смотреть на эти кассеты и вспоминать все те поездки.

В первый раз, когда я сел за руль один, я поехал навестить тетю Хелен. В первый раз я был у нее без мамы и вообще кого бы то ни было. Я сделал все не как обычно. Купил цветы. Даже записал ей кассету и оставил на могиле. Надеюсь, ты не думаешь, что я с приветом.

Я все рассказал тете Хелен про свою жизнь. Про Сэм и Патрика. Про их друзей. Про свою первую новогоднюю вечеринку завтра. Рассказал, что брат на Новый год будет играть последний матч сезона. Рассказал, как уехал брат, а мама плакала. Рассказал о прочитанных книгах. И про песню «Asleep». Рассказал, как мы втроем чувствовали бесконечность. Рассказал, как получил водительское удостоверение. Как нас туда везла мама. И как обратно вез уже я. И как полицейский, что принимал экзамен, даже не выглядел странно, и у него было вполне обычное имя, и я почувствовал себя обманутым.

Помню, когда я уже хотел попрощаться с тетей Хелен, я заплакал. Но так, как обычно плачут. А не так, как я рыдаю, когда у меня приступ и все такое. И я пообещал тете Хелен плакать только из-за важных событий, потому что я не хочу даже думать о том, что все мои слезы перевешивают те моменты, когда я плачу о тете Хелен. Потом я попрощался и уехал домой.

Тем вечером я снова читал «Над пропастью во ржи», потому что если бы я не читал, я снова бы расплакался. Как в приступе. Я читал, пока совсем не выбился из сил и не стал засыпать. Утром я дочитал до конца и начал читать заново. Все, что угодно, лишь бы не плакать. Потому что я пообещал тете Хелен. И потому что не хочу даже начинать думать. Не так, как на прошлой неделе. Не могу думать. Больше не могу.

Не знаю, чувствовал ли ты что-то подобное. Что ты хочешь уснуть на тысячу лет. Или просто не существовать. Или не осознавать, что ты существуешь. Что-то в этом роде. Я знаю, что это болезненное желание, но когда мне становится так плохо, то я очень этого хочу. Поэтому я стараюсь не думать. Хочу, чтобы это вращение остановилось. Если мне станет хуже, возможно, придется снова ехать к доктору. А мне становится хуже.

 

С любовью,

Чарли

 


1-ое января 1992

 

Дорогой друг!

 

Сейчас четыре утра, что вообще-то означает новый год, но пока все люди спят, еще не закончилось 31-ое декабря. Я не могу спать. Все или спят, или занимаются сексом. Я смотрел кабельное телевидение и лопал желе. И смотрел, как движется все вокруг. Я хотел рассказать тебе про Сэм, Патрика, Крэйга, Брэда, Боба и вообще про всех, но что-то ничего не помню.

За окном так тихо. Это я знаю точно. Я приехал в «Биг-Бой» пораньше. И увидел Сэм и Патрика. И с ними уже были Брэд и Крэйг. И мне стало грустно, потому что я хотел быть только с Сэм и Патриком. Такого еще раньше не было.

Час назад все было хуже, и я смотрел на дерево, а видел дракона, а потом снова дерево, и я вспомнил день с хорошей погодой, когда я был частью воздуха. И я вспомнил, как в тот день стриг лужайку за карманные деньги, как сейчас я чищу дорожку перед гаражом тоже за деньги. Так что я стал чистить дорожку у Боба, а это вообще-то странное занятие на новогодней вечеринке.

Мои щеки раскраснелись от холода, совсем как у мистера Z лицо от выпивки и его черные ботинки и голос, который говорит, как гусеница становится куколкой и страдает и что жевательная резинка переваривается семь лет. А потом из ниоткуда появился Марк, который меня кое-чем угостил на вечеринке, посмотрел на небо и мне сказал посмотреть на звезды. Я задрал голову, и мы оказались под гигантским куполом, похожим на стеклянный шар со снегом внутри, и Марк сказал, что те красивые белые звезды — на самом деле просто дырки в черном стекле купола, а когда ты попадаешь на небо, стекло бьется, и там нет ничего, кроме белого звездного света, и хоть он самый яркий, но от него не болят глаза. Я стоял на этом открытом бесконечном тихом пространстве и чувствовал себя таким маленьким.

Иногда я смотрю в окно и думаю, что этот снег уже многие видели. Так же как и многие люди уже читали эти книжки. И слушали эти песни.

Интересно, что эти люди чувствуют сегодня.

Не знаю, что я тут говорю. Возможно, мне не следовало писать тебе это, потому что все вокруг еще движется. Я хочу, чтобы они больше не двигались, но это не получится еще несколько часов. Так сказал Боб перед тем, как свалил в свою спальню с Джилл, я ее не знаю.

Все, что я говорю, кажется таким знакомым. Но я с этим не знакомился. Я просто знаю, что кто-то другой уже через это проходил. В этот раз за окном тихо, и ты видишь, как все движется, а ты этого не хочешь, и все спят. И все книги, которые ты прочитал, другие люди тоже прочитали. И все песни, которые ты полюбил, другие люди уже слышали. И ту девушку, которую ты считаешь красивой, другие тоже считают красивой. И ты знаешь, что если подумать про это, когда ты счастлив, ты почувствуешь себя всесильным, потому что это описание «единства».

Это как когда тебе нравится девушка, и ты видишь, как парень с девушкой держатся за руки, и ты прямо счастлив от этого. А бывают времена, когда та же парочка тебя просто бесит. А тебе хочется ощущать при их виде счастье, потому что в этом случае ты и сам будешь счастлив.

Я как раз вспомнил, почему я об этом всем думаю. Я собираюсь об этом написать, потому что тогда, может быть, я не буду думать. И не буду расстраиваться. Все дело в том, что я слышу, как Сэм и Крэйг занимаются сексом, и в первый раз в своей жизни я понимаю смысл последних строк того стихотворения. А я их не хотел понимать. Уж поверь мне.

 

С любовью,

Чарли

 

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.