Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
Джордж Гордон Байрон 10 страница
|
|
Но вот они пришли в покой пустынный,
Дивясь его роскошной пестроте.
Казалось, ткани, вазы и картины
Соперничали в редкой красоте;
Все, чем искусство тешит господина,
Покорное причуде и мечте,
Все было здесь - самой природы сила
Здесь ремесла искусству уступила.
Здесь было все, что смертному дано:
Диваны драгоценные такие,
Что сесть на них, казалось бы, грешно;
Ковры необычайно дорогие,
Сверкавшие, как сказочное дно,
Где ярко блещут рыбки золотые;
Чтоб чудную их ткань не повредить,
По ним бы надо плыть, а не ходить.
Сапог ступать не смел и не хотел
На эти звезды, луны и растенья,
Но равнодушный евнух не глядел
На роскошь, причинявшую волненье
Моим друзьям. Он молча повертел
Какой - то ключик в темном углубленье
И, дверцу потянув что было сил,
Глубокий шкаф пред ними отворил.
И в глубине явилось их очам
Роскошное скопленье одеяний,
Какие, сообразно должностям
И положенью, носят мусульмане.
Отличный гардероб, скажу я вам, -
Великолепный выбор пестрых тканей:
Но негр вопрос заранее решил
И перед бриттом платье положил.
Тот мог и облачиться и обуться:
Он получил роскошные штаны,
Которые не лопнут, не протрутся
Из-за своей восточной ширины,
И туфли, в коих трудно не споткнуться;
Кафтан, кинжал значительной цены -
Все прелести надменного эфенди,
Турецкого изысканного денди!
Пока он эти вещи надевал,
Его приятель новый, негр Баба,
Обоим намекал и пояснял,
Что в Турцию их привела судьба;
Что тот, кто упираться бы не стал,
Мог избежать бы участи раба,
Себе открыв дорогу к процветанью
При помощи обряда обрезанья!
Он намекнул, что был бы очень рад
Их видеть правоверными. Понятно,
Их не заставят совершить обряд;
Но прозелиты, очень вероятно,
Высоких удостоятся наград.
В ответ британец молвил деликатно,
Что чтит он сам, как все мы чтить должны,
Обычаи столь праведной страны.
" Подобное решенье, - он сказал, -
Серьезно, и его обдумать надо.
Я, впрочем, никогда не порицал
Столь древнего почтенного обряда,
И, может быть..." Но тут его прервал
Жуан, метавший пламенные взгляды;
" Нет, нет! Уж за себя я постою!
Скорей отрежут голову мою!
Я сам отрежу тысячи голов..."
" Позвольте мне, - заметил англичанин, -
Хотя бы досказать десяток слов:
Сэр, добрый ваш совет немного странен,
Однако я принять его готов...
Но в данный миг мой разум затуманен;
Поужинав, я обещаю вам,
Что свой ответ немедля передам! "
Затем спокойно негр неторопливый
Перед Жуаном платье положил,
Достойное принцессы, но строптивый
Жуан не склонен к маскараду был.
Ногою христианской, горделивой
Он сей наряд с презреньем отстранил.
Когда же негр велел поторопиться,
Он отвечал: " Старик! Я не девица! "
" Что ты такое - мне заботы нет! -
Сказал Баба. - Ты делай, что велю я! "
" Но наконец, - Жуан ему в ответ, -
Зачем ломать комедию пустую? "
" Вопросы задавать тебе не след, -
Заметил негр, - однако намекну я:
Все постепенно разъяснится, но
Мне попусту болтать запрещено".
" Нет! - возразил Жуан. - Для пустяка
Одеждою не посрамлю я пола!
Я докажу, сильна моя рука! "
" Эх, - молвил негр, - вот нрав какой тяжелый!
Ну, не дури, послушай старика!
А то конец ведь будет невеселый:
Таких я кликну молодцов сюда,
Что станешь ты бесполым навсегда.
Тебе костюм я лучший предложил;
Конечно, женский, но тому причина
Особая, как я и объяснил".
" Но, - возразил Жуан, - ведь я мужчина,
И отроду я юбок не носил!
Куда мне к черту эта паутина! "
(Он молвил эти дерзкие слова
Про лучшие на свете кружева.)
Он все же взял, ругаясь я вздыхая,
Предметы, незнакомые для нас:
Шальвары, шали - я всего не знаю;
Ну, словом, - всякий бархат и атлас.
Но с непривычки, юбку надевая,
Запутался или, точней, увяз.
(Для рифмы я поставил слово это;
Она тиранит каждого поэта!)
Увяз он, несомненно, потому,
Что с юбками имел он дела мало,
И это обстоятельство ему
Поспешно одеваться помешало.
Но негр помог герою моему:
Поправил шаль, одернул покрывало,
Потом, шагов на десять отступив,
Решил, что сей наряд весьма красив!
Еще одно возникло затрудненье -
Что волосы Жуана не длинны;
Но негр ему принес в одно мгновенье
На выбор косы разной толщины,
Затем ему велел для соблюденья
Ансамбля расчесать их, как должны
То делать девы, ниткою жемчужной
Их перевить и умастить, как нужно.
И, облаченный в женственный наряд,
При помощи подстрижки и подкраски
Он стал почти что девушкой на взгляд.
" Да это превращенье словно в сказке! -
Вскричал Баба. - Отличный маскарад!
Теперь я проведу вас без опаски! "
В ладони он ударил, и пришли
Четыре негра как из-под земли.
" Отныне, сэр, извольте удалиться;
Поужинать вам слуги подадут,
А эта христианская девица
Последует за мною. Как, и тут
Упрямство? Сэр, чего она боится?
Не на съеденье львам ее ведут;
Мы во дворце, где правоверных око
Провидит кущи райские пророка!
Они тебе не станут делать зла!.."
Жуан ответил: " Радуюсь за них!
Моя рука довольно тяжела,
Хотя на вид, быть может, я и тих.
Куда бы нас игра ни завела,
Я не боюсь обидчиков моих,
А тех, кто оскорбит мое обличье,
Я научу и чести и приличью! "
" Молчи, тупица! - негр ему сказал. -
Иди за мной скорее, бога ради! "
С улыбкой англичанин созерцал
Красавицу в причудливом наряде.
" Счастливый путь! Я, кажется, попал
В магический дворец к Шехеразаде
Сей черный повелитель тайных сил
Нас в девушку и турка обратил! "
" Как следует покушать вам желаю, -
Сказал Жуан, - и весело пожить! "
" Мне жаль, - британец молвил, - не скрываю,
Вас потерять из виду. Может быть,
Мы встретимся! Прощайте, дорогая;
Желаю вам невинность сохранить! "
" Ну, ну, - баском ответила красавица, -
Со мною сам султан - и тот не справится! "
Итак, они расстались. Мой герой
Пошел за негром. Эхо трепетало
На мраморных полах в тиши ночной,
На темных сводах золото блистало;
И вот вдали причудливой стеной
Возникла тень гигантского портала,
И фимиама сладостный туман
Повеял им навстречу, как дурман.
Литые двери бронзы золоченой
Являли взору множество картин:
Там разгорался бой ожесточенный
Меж конниками яростных дружин,
Там преклонял колена побежденный,
Как в дни, когда великий Константин
К себе пересадивший славу Рима,
Еще держал бразды неоспоримо.
Могучее величье пирамид
Напоминали взору двери эти,
А по бокам - ужасные на вид,
Уродливей всего, что есть на свете, -
Два карлика сидели. Как гранит,
Над ними двери высились. Заметьте,
Величье выражается во всем -
В гвоздях и петлях; гвоздь вопроса в том!
Лишь только подойдя вплотную, вы
Испуганно отшатывались. Боже!
Какие губы мертвой синевы!
Какой оттенок черно - серой кожи!
Какая форма страшной головы!
Какие злые, мерзостные рожи!
Чудовища чудовищной цены;
Они владыке каждому нужны!
Они еще к тому же были немы,
Но совершали грозные дела:
Хранить и отворять врата гарема
Их страшная обязанность была.
Они же разрешали все проблемы
Искорененья дерзостного зла -
В их длинных пальцах быстрая веревка
Виновных успокаивала ловко.
Им евнух подал знак без лишних слов,
И дверь тяжелую они открыли,
Но иглы их безжалостных зрачков
И негра и Жуана просверлили,
И хоть герой наш был из смельчаков,
Но чувства в нем от ужаса застыли,
Когда холодный, скользкий, злобный взгляд
В него впивался, как змеиный яд.
Баба его успел предостеречь:
" Сдержи себя, своей же пользы ради.
Иди за мной, не расправляя плеч,
И не держись, как будто на параде
Остерегайся взоры их привлечь,
Умей держаться в девичьем наряде -
Иди ленивее, гляди нежней,
А главное - веди себя скромней!
Глаза у них опаснее, чем шило;
Не приведи их боже твой наряд
Насквозь увидеть; никакие силы
Тебя - да и меня! - не защитят!
Босфор весьма надежная могила,
И до рассвета нас с тобой казнят -
Зашьют в мешок, и, с волнами не споря,
Отправимся мы в Мраморное море! "
Жуана эти бодрые слова
Смирили - и покорно, в самом деле,
Вошел он в зал, где у него едва
От роскоши глаза не заболели:
Разбросанные всюду как трава,
Несметные сокровища блестели
В таком обилье пышной пестроты,
Что затмевали сказки и мечты!
Богатства блеск и вкуса недостаток
Обычны для Востока, но - увы! -
Я западных дворцов видал с десяток,
И все они, признаться, таковы!
На всем какой-то фальши отпечаток:
Картины плохи, статуи мертвы
Но грубую дешевую работу
Обильно искупает позолота.
В подушках утопая, как в цветах,
Под пологом раскинувшись лениво,
С улыбкой самовластья на устах
Лежала дама. Евнух торопливо,
Не поднимая глаз, повергся в прах
И потянул Жуана; терпеливо
Ему повиновался мой герой,
Забавной озадаченный игрой.
Красавица с подушек поднялась,
Как из пушистой пены Афродита.
Перед огнем ее пафосских глаз
Тускнели и сапфир и хризолиты.
Поцеловав руки ее атлас
И край ее одежды, деловито
Ей что-то евнух на ухо сказал
И жестом на Жуана указал.
Ее движений, голоса и стана,
Подобных совершенству божества,
Подробно я описывать не стану -
Бессильны тут сравненья и слова;
Притом у вас из зависти к султану
Могла бы закружиться голова,
Когда бы описанье вышло живо...
А посему молчу красноречиво!
Ей было лет, пожалуй, двадцать семь
Преклонный возраст для ее народа!
Но есть краса, которую совсем
Не искажают годы и природа.
Мария Стюарт, как известно всем,
Блистала красотой такого рода,
Нинон Ланкло уже седой была,
А подурнеть до смерти не смогла!
Девицы в одинаковых нарядах
(Так евнух нарядил и Дон Жуана)
Ловили волю царственного взгляда,
Как нимфы, окружавшие Диану.
(Сие сравненье углублять не надо.
И я его отстаивать не стану.)
Как я уже сказал, Гюльбея, встав,
Им знак дала, на двери указав.
Прелестный рой покорно удалился.
Жуан стоял, дыханье затая,
И приключенью странному дивился.
В какие - то волшебные края,
Ему казалось, он переселился,
Где чудеса реальны... (Лично я
Никак не вижу смысла в скромном даре
Известного нам всем " nil admirari" *).
{* " Ничему не удивляться" (лат.)}
" Не удивляться ничему на свете -
Наука благоденствия для всех! "
(Увы, я знаю, Мерри, речи эти;
А в текстах Крича сомневаться грех.)
Гораций эту истину отметил,
А Поп - пересказал ее для всех.
Но если б удивляться мы не стали,
Ни Попа б мы, ни древних не читали.
Баба велел Жуану не зевать,
Приблизиться, и преклонить колено,
И ножку госпожи поцеловать;
Но гордый мой герой вскипел мгновенно,
Ужасно заупрямился опять
И негру заявил весьма надменно:
" Я туфель не целую никому -
Пожалуй, только папе одному! "
Баба сказал: " Напрасно я учу
Тебя добру - с тобою сладу нету
Послушай! Я с тобою не шучу! "
" Да я самой невесте Магомета
Поцеловать туфли не захочу! "
(Пойми, читатель, силу этикета:
Король и мещанин, мудрец и плут
Его законы знают и блюдут!)
Он, как Атлант, был тверд и несгибаем,
Не слушая потока гневных слов;
В его груди бурлила, закипая,
Кастильских предков пламенная кровь,
И, гордо честь отцов оберегая,
Он жизнью был пожертвовать готов.
" Ну, - молвил негр, - с тобою просто мука!
Не хочешь ногу - поцелуй хоть руку! "
На этот благородный компромисс
Жуан уже не мог не согласиться.
Любые дипломаты бы сдались,
Признав, что дольше спорить не годится.
Итак, мой несговорчивый Парис
Решил совету негра подчиниться, -
Тем более что признавал он сам
Обычай ручки целовать у дам!
Он подошел к руке ее атласной
И неохотно губы приложил
К душистой коже, тонкой и прекрасной.
Он был сердит, рассеян и уныл -
И потому тревоги сладострастной
От этого ничуть не ощутил,
Хотя такой руки прикосновенье
Все прошлые стирает увлеченья.
Красавица взглянула на него
И удалиться евнуху велела
Небрежным жестом в сторону его.
Баба Жуану, как бы между делом,
Успел шепнуть: " Не бойся ничего! " -
И вышел бодро, весело и смело,
Как будто он во славу высших сил
Благое дело честно совершил!
Едва Баба исчез - преобразилось
Ее доселе гордое чело:
Оно тревогой страсти озарилось
И трепетным румянцем расцвело.
Так в небе - только солнце закатилось -
Заря сияет пышно и светло.
В ней спорили в немом соревнованье
Полутомленье, полуприказанье.
В ней было все, чем страшен слабый пол,
Все дьявольские чары сатаны,
С какими он однажды подошел
Смутить покой Адамовой жены.
Никто бы в ней изъяна не нашел:
В ней был и солнца блеск, и свет луны,
Ей только кротости недоставало -
Она и полюбив повелевала.
Властительно в ней выражалась власть:
Она как будто сковывала цепью;
Как иго вы испытывали страсть,
Взирая на ее великолепье.
Конечно, плоть всегда готова пасть
Во прах, но, как орел над вольной степью,
Душа у нас свободна и горда
И не приемлет плена никогда.
В ее улыбке нежной и надменной,
В самом ее привете был приказ,
И своеволье ножки совершенной
Ступало не случайно и не раз
По шеям и сердцам толпы плененной.
За поясом ее, смущая глаз,
Блистал кинжал, что подобает сану
Избранницы великого султана.
" Внемли и повинуйся! " - вот закон,
Который бессловесные творенья,
Покорно окружающие трон,
Усвоили от самого рожденья:
Ее капризам не было препон,
И не было узды ее " хотенью".
А будь она крещеной - спору нет,
Она б и больше натворила бед!
Когда чего-нибудь хотелось ей, -
Желаемое сразу приносили,
За исполненье всех ее затей
Любые суммы золотом платили.
Но даже деспотичностью своей
Она была мила; ее любили
И женщины и все прощали ей -
Все, кроме красоты, сказать точней.
Жуан - ее последняя причуда -
Замечен ею из окна; тотчас
Искать его по городу повсюду,
Купить его немедля - был приказ.
Баба его нашел (скрывать не буду -
Он потакал красавице не раз)
И, действуя по тщательному плану,
Переодел рабынею Жуана.
Но как она, султанова жена,
Решилась на такое приключенье?
Почем я знаю! Не моя вина,
Что не имеют жены уваженья
К мужьям венчанным; всем одна цена!
Обманывают всех без исключенья
Супругов - и монархов и князьков:
Уж такова традиция веков.
Но ближе к теме! Видя по всему,
Что дело приближается к развязке,
Она в лицо герою моему
Взглянула без особенной опаски
Он был " приобретен", а посему
Она его спросила - не без ласки,
Но несколько надменно, может быть:
" Умеешь ли ты, юноша, любить? "
В другое время моего Жуана
Такой вопрос легко б воспламенил,
Но в нем была свежа живая рана:
Свою Гайдэ еще он не забыл,
И сей вопрос любимицы султана
В нем только боль утраты разбудил;
И он залился горькими слезами,
Что очень глупо, согласитесь сами.
Гюльбея удивилась - не слезам:
Их женщины охотно проливают,
Но юноши прекрасного глазам
Их влажный блеск никак не подобает!
Лишь тот, кто пытку слез изведал сам,
Тот знает - слезы женщин быстро тают,
А наши, как расплавленный свинец,
Впиваются в расщелины сердец!
Она б его утешить постаралась,
Но не могла понять, с чего начать.
Ведь ей ни разу в жизни не случалось
Себе подобных в горе утешать!
К ней горе никогда не приближалось,
И очень трудно было ей понять,
Что кто-нибудь, глаза ее встречая,
Способен плакать, их не замечая.
Но женщины природа такова,
Что зрелище смятенья и страданья
Диктует ей участия слова
В любой стране, при всяком воспитанье.
В ней жалость изначальная жива,
Она - самаритянка по призванью.
Глаза Гюльбеи, бог весть отчего,
Слезой блеснули, глядя на него.
Но слезы, как и все на этом свете,
Иссякли, - а Жуан не мог забыть,
Что он еще султанше не ответил,
Умеет ли он подлинно любить.
Она была красива, он заметил;
Но он не мог досаду подавить:
Он был пред этой женщиной надменной
В смешном наряде - и к тому же пленный!
Гюльбея озадачена была
(Впервые, может быть, за двадцать лет!);
Она сама ведь всем пренебрегла
И дерзостно нарушила запрет,
Когда герою нашему дала
Столь милый и приятный tete-a-tete*.
Меж тем уже минут минуло двадцать,
А он не помышлял повиноваться.
{* Свидание наедине (франц.).}
О джентльмены! Я хотел сказать,
Что в случаях подобных промедленье
Под солнцем юга принято считать
За самое плохое поведенье.
Красавицу заставить ожидать -
Да это даже хуже преступленья;
Здесь несколько мгновений, может быть,
Способны репутацию сгубить.
Жуан был смел и мог бы быть смелее,
Но старая любовь проснулась в нем.
Напрасно благородная Гюльбея
С ним говорила властно, как с рабом, -
Невежливо он обошелся с нею,
А все - таки, признаться, поделом!
Красавица краснела и бледнела
И на него внимательно глядела.
Она Жуана за руку взяла
С улыбкой благосклонной и усталой,
Но искра гнева взор ее зажгла:
Любви его лицо не выражало.
Она вздохнула, встала, отошла
И наконец - последнее, пожалуй,
Чем можно гордой женщине рискнуть, -
Жуану просто бросилась на грудь.
Опасный миг! Но гордость, боль и горе
Как сталь его хранили: он вздохнул
И с царственной надменностью во взоре
Божественные руки разомкнул.
В ее глаза, лазурные как море,
Он холодно и пристально взглянул.
" Красавица! - воскликнул он. - В неволе
Не брачутся орлы, - а я тем боле!
Спросила ты - умею ль я любить?
Умею, но, прости меня, - другую!
Мне стыдно платье женское носить!
Под крышею твоей едва дышу я!
Любовь - удел свободных! Подчинить
Султанской власти чувство не могу я!
Сгибаются колени, взоры льстят,
И руки служат, - но сердца молчат".
Для европейца это очень ясно,
Она ж привыкла искренне считать,
Что прихоти владыки все подвластно,
Что даже эта прихоть - благодать!
Рабы невозмутимы и безгласны,
Не могут и не смеют возражать -
Вот бытия простое пониманье
В наивном императорском сознанье.
К тому ж (как я успел упомянуть)
Она была красива несомненно,
Ей стоило на смертного взглянуть -
И он терял свободу совершенно.
Итак, двойное право посягнуть
На полное господство над вселенной
Давали ей и красота и сан;
И вдруг - не покорился Дон-Жуан!
Скажите вы, которые хранили
В невинности свои младые лета,
Как вас напрасно вдовушки ловили
И как вас ненавидели за это.
Припомните досаду их усилий,
Стесненную кольчугой этикета, -
Тогда поймете вы всего верней
Ужасный гнев красавицы моей.
Трагедию мы знаем не одну.
Поэты их изображали щедро.
Припомните Пентефрия жену,
И леди Буби, и царицу Федру:
Похожи на морскую глубину
Их гневных душ бушующие недра -
И это вам поможет, может быть,
Моей Гюльбеи лик вообразить!
Прекрасный гнев тигрицы разъяренной
И львицы, у которой взяли львят, -
Сравню ли с гневом женщины влюбленной,
Когда ее утешить не хотят!
И это гнев, по-моему, законный:
Не все ль равно - что потерять ребят,
Что потерять желанное мгновенье,
Когда возможно их возникновенье.
Любовь к потомству всех страстей сильней,
Извечный сей инстинкт непобедим,
Тигрица, утка, заяц, воробей
Не подпускают к отпрыскам своим.
Мы сами за вознею малышей
То с гордостью, то с нежностью следим.
Коль результат могуч, всесилен даже, -
То мощь первопричины какова же?
Не пламенем зажглись глаза Гюльбеи
Они горели пламенем всегда -
Ее румянец сделался живее,
А ласковость исчезла без следа.
Впервые в жизни совладала с нею
Упрямой воли дерзкая узда!
А взнузданная женщина - о боже! -
На что она способна и похожа!
Одно мгновенье гнев ее пылал
(Не то она погибла бы от жара!),
Так ад перед поэтом возникал
В жестокой буре дымного пожара;
Так разбивались у могучих скал
Прибоя озверелые удары!
В ней было все - движенья и глаза -
Как бурная, мятежная гроза!
Да что гроза! Свирепый ураган,
Сметающий убогие преграды,
Неистово ревущий океан,
Стремительная сила водопада,
Песчаный смерч, пронзительный буран -
Вот гнев ее! Она была бы рада
Весь этот непокорный гадкий мир
" Убить, убить, убить! " - как старый Лир!
Но эта буря, как любые грозы,
Промчалась, и за нею, как всегда,
Явился ливень - яростные слезы,
Плотину прососавшая вода!
Ей сердце жгли бессильные угрозы
Раскаянья, досады и стыда;
Но людям в столь высоком положенье
Порой небесполезно униженье.
Оно их учит - пусть любой ценой, -
Что люди все в известной мере братья,
И что из глины сделано одной
Все - и горшки и вазы - без изъятья,
Что от страданий в жизни сей земной
Не защищает никакое платье, -
И это все способно, может быть,
В них наконец раздумье заронять.
Она Жуана думала лишить
Сначала головы, потом - вниманья,
Потом его хотела пристыдить,
Потом - его склонить на состраданье,
Хотела негра - евнуха избить,
Хотела заколоться в назиданье, -
А разрешилась эта тьма угроз,
Как водится, ручьями горьких слез.
Как я уже сказал, она хотела
Немедля заколоться, но кинжал
Был тут же, под рукой - и злому делу
Такой " удобный случай" помешал!
Жуана заколоть она жалела -
Он сердце ей по-прежнему смущал;
Притом она отлично понимала,
Что этим ничего не достигала.
Жуан смутился; он уж был готов
К жестокой пытке колеса и дыбы,
Ему уж представлялся дым костров,
И когти льва, и зубы хищной рыбы;
Ни плаха, ни смола, ни пасти псов
Сломить его упорство не могли бы:
Он умер бы - и больше ничего;
Но просто слезы - тронули его.
Как смелость Боба Эйкра в страшный час,
Жуана целомудрие мелело:
Он упрекал себя за свой отказ
И думал, как поправить это дело, -
Так мучится раскаяньем не раз
Отшельника мятущееся тело,
Так милая вдова во цвете лет
Клянет напрасной верности обет.
Он лепетать уж начал объясненья,
Смущенно повторяя наугад
Все лучшие признанья и сравненья,
Которые поэты нам твердят.
(Так Каслрей в минуты вдохновенья
Красноречиво врет - и все молчат!)
Жуан уж был не прочь и от объятий,
Но тут вошел Баба - весьма некстати!
" Подруга солнца и сестра луны! -
Сказал он. - Повелительница света!
Твоим очам миры подчинены,
Твоя улыбка радует планеты!
Как первый луч живительной весны,
Тебе я возвещаю час рассвета!
Внемли, и возликуй, и будь горда:
За мною Солнце следует сюда".
" Ах, боже мой! - воскликнула Гюльбея. -
Оно могло бы утром заглянуть!
Ко мне, комета старая! Скорее
Бели звездам составить Млечный Путь
Да прикажи держаться поскромнее!
Ты, христианка, спрячься как-нибудь! "
Но тут ее слова прервали клики:
" Султан идет! Султан идет великий! "
Сперва явился дев прелестный рой,
Затем султана евнухи цветные;
Как на параде, замыкали строй
Их пышные кафтаны расписные.
Он обставлял торжественно порой
Такие посещения ночные:
Гордился он четвертою женой
И угождать старался ей одной.
Он был мужчина видный и суровый:
Чалма до носа, борода до глаз;
Он ловко спасся из тюрьмы дворцовой
И брата удавил в удобный час.
Он был монарх не слишком образцовый,
Но плоховаты все они у нас:
Один лишь Солиман - могучий воин -
Быть славой рода своего достоин.
Ходил он честно, как велел алла,
|
|