Hot Ride», The Prodigy

— Всем включить тактические фонари! — скомандовал я.

Тут надо заметить вот что. Я не люблю командовать и не получаю от этого никакого удовольствия. Может быть, поэтому судьба заставляет меня делать это так часто?

С другой стороны, а варианты? Филиппов молчит. Рыбин — в отключке. Тополь — тот темноту любит, как я заметил.

А остальные вообще как овощи на прилавке разлеглись. Будто не на ЧАЭС мы находимся, а где-нибудь в Болгарии, на каком-нибудь там блаженном Сланчевом Бреге. Чайки кричат, вылизывает ноги прибой, солнце клонится к закату, а впереди только тихое счастье: ужин по системе «все включено» и сон под шум абрикосовых деревьев.

— У меня есть предложение, Костя, — сказал я своему напарнику.

— Что за предложение?

— Выпить кофе.

— И кто же нам его сварит? Может, какой-нибудь, Пушок, брат Снежка и Шарика? — ядовито осведомился Костя.

— Его нам сварит автомат. Вон он, видишь, мерцает красным и зеленым возле электрощита.

— Можно подумать, у меня деньги на твой автомат есть.

— Можно подумать, деньги тут нужны. Слышал, что тебе умный дядя говорил? Здесь работают над созданием коммунизма! А коммунизм — это когда все бесплатно, то есть даром! Я сейчас выстрелю пару раз в монетоприемник, и наступит у нас коммунизм. Капучино «Ленинским курсом». Латте «Третий Интернационал». И американо имени Двадцать Второго Съезда КПСС.

— Ну, попробуй, — без энтузиазма откликнулся Тополь, даже не улыбнувшись моим старомодным шуткам. Но все же за мной поплелся. Я давно заметил, энтузиазм у него безразмерен, только когда речь идет о его собственных дурацких идеях.

Однако мой дерзкий план удался.

Уже через минуту мы с напарником наслаждались едва теплым, насквозь химическим (зато не генно-модифицированным, потому что там наверняка никогда не было ничего живого) капучино, вяло глядя на то, как сбиваются в снулую стаю спецназовцы Рыбина.

Все они двигались медленно, зато много и безадресно ругались матом. Но наконец-то пришедший в себя Рыбин вмиг гальванизировал своих бойцов.

— Взвод, слушай приказ! — гаркнул он. — Первое отделение — оцепить реактор! Второе отделение — установить наружное наблюдение за окрестностями Пятого энергоблока! Третье отделение — приступить к прочесыванию помещений согласно заранее разработанному плану! Лейтенант Марков, возьмите двух бойцов и немедленно найдите аварийный источник электричества. У нас тут еще масса дел. Фонариков нам будет мало.

«Масса дел, — мысленно перекривлял я Рыбина. — Сейчас будут грабить награбленное. Снимать инфоносители, винты, ноутбуки, выгребать всю документацию, ломать сейфы, брать отпечатки пальцев… Короче, хорошо, что есть кофейный автомат. Потому что ждать, пока они тут все подметут и будут готовы уходить, придется минимум часа два. Это, правда, в случае, если мы решим их ждать…»

Тем временем наш дорогой товарищ майор, как говорится, вошел в ситуацию. И обратился к Рыбину:

— Вы меня, конечно, извините… Не знаю вашего звания и должности…

— Знать их совсем не обязательно. Зовите меня просто Рыбин, — отвечал тот.

— Товарищ Рыбин, — продолжил Филиппов смущенно, — мы всецело ваши союзники, но хотел бы довести до вашего сведения, что нам нужно уходить… Меня ждет вверенное мне подразделение.

— Не имею возражений. Поступайте как знаете. Хотя лучше бы вам дождаться рассвета под нашей защитой.

Филиппов вопросительно посмотрел на меня.

Оно и в самом деле было бы лучше, подумал я. Но это тот случай, когда мне проще пройти по Зоне восемьсот метров, доверившись гарантиям троицы темных сталкеров, чем остаться в одном помещении с этим долбаным генным процессором еще хоть на четверть часа.

Я хребтом чувствовал исходящую отовсюду угрозу.

Угрозой лучился каждый килограмм реактора РБМК-1000. Ее источали стены, ею бликовали поляризованные стекла «аппаратных», ею был облицован потолок и пропитан цементный пол.

В общем, я отрицательно замотал головой.

Филиппов понял меня правильно.

— Спасибо за предложение, товарищ Рыбин. Но если мы сейчас удостоверимся в том, что мой боец ефрейтор Шестопалов в состоянии перемещаться самостоятельно, мы все же выступим.

— Что же, в добрый час! — неожиданно легко согласился Рыбин.

Почему-то я был уверен, что он будет удерживать нас под всеми мыслимыми предлогами.

Однако судьба распорядилась по-своему.

Спустя пару минут толковый лейтенант Марков, поковырявшись в электрощите, включил аварийное освещение.

Все зажмурились — свет наотмашь резанул по сетчатке, и сразу же стало ясно, насколько сильно все мы измотаны.

Почти одновременно с этим майор Филиппов, отправившийся на поиски Шестопалова, столкнулся с живым и невредимым ефрейтором, который тоже, не будь дураком, страстно стремился приобщиться к капучино из дарового автомата.

Шестопалов оделся в желтый резиновый балахон биологической защиты, который он явно позаимствовал из какой-то попутной подсобки. Обулся ефрейтор в поношенные кроссовки, скорее всего с ноги альбиноса Бена или кого-то из его подручных — у всякого злодея, как мы знаем из книг и фильмов, должны быть подручные!

Лицо Шестопалова было плаксивым, недовольным — впрочем, сутками раньше оно имело такое же точно выражение.

— Ну как, Шестопалов, пережил приобщение к мировой науке?

— Нормуль. Только че-то почки болят слегонца. Как бы не простудить!

— Идти можешь? До насосной станции дойдешь?

— А варианты?

— Можешь с ними вот остаться. — Филиппов кивком показал на головорезов Рыбина.

— Здесь, что ли? — Вся фигура Шестопалова выражала нутряное отвращение. — Да тут уже, по ходу, батареи текут! Вон, посмотрите, лужа целая скопилась…

Мы посмотрели.

Под генным процессором и впрямь стояла лужа флюоресцирующей густой жидкости, отдаленно напоминающей ведьмин студень. По поверхности лужи бежали концентрические круги — это с процессора сорвалась густая капля.

Мы молча наблюдали эту картину с полминуты, не зная как ее квалифицировать.

Мне показалось, что капли падают все чаще и чаще.

— Подумаешь, трещина какая-то, — беспечно махнул рукой Тополь. — На наш век ресурса этой байды хватит, а там…

И ровно в ту же самую секунду, на словах «а там», в уши ударил звон громче тысячи колоколов — это на бетонный пол зала упал всей своей многотонной тушей громадный узел реактора, отвалившийся с его правого (по отношению к нам) края.

Похоже, вывалилась разом вся подсистема перемещения графитовых стержней (вот уж не знаю, какие функции она выполняла в генном процессоре).

Мы не успели прийти в себя от акустического удара, а через весь зал уже неслись потоки густой маслянистой жидкости подозрительного медового цвета. При этом и идиоту было ясно, что у этой жидкости мало сходства с пчелиным медом — скорее она походила на какую-то концентрированную кислоту запредельной едкости, азотную или серную.

Довершая сходство с азотной кислотой, дьявольская жидкость курилась густым оранжевым дымом.

Аналогию с этой ужасно токсичной гадостью уловили одновременно и Филиппов, и Рыбин.

— Химическая тревога! — выкрикнул Рыбин, поспешно натягивая на лицо противогаз, закрывая голову прорезиненным капюшоном и отчаянно матерясь в микрофон.

Двух спецназовцев новая напасть съела заживо в ближайшие несколько секунд.

После визита второго Тау с его политэкономическими лекциями все мы охотно пребывали в состоянии сонного покоя, так что поначалу никто не хотел верить, что опасность реальна.

Но после того, как погибли те двое, у всех мигом прочистились мозги. И у меня тоже.

Мы с майором раскачали и уронили кофейный автомат, а затем немедля вскочили на его тушу ногами.

За нами последовали и Тополь с Шестопаловым — как видно, тоже дорожили своими конечностями.

К счастью, загадочная медовая кислота очень быстро переходила из жидкой фазы в газообразную — что твой гелий. Да вдобавок было куда сливаться ее излишкам — в ту самую потерну, из которой появились в этом зале мы.

Так что можно было надеяться, что мы не будем отрезаны этим токсичным наводнением на своем железном островке слишком уж долго.

Однако я уже давно заметил: когда ведешь бой со злом прямо в его логове, беда никогда не приходит одна. Корпус реактора РБМК-1000 скрывал еще много мерзопакостных сюрпризов! Когда разом лопнули двести перегруженных болтов каждый толщиной с ногу тяжелоатлета и брызнула шрапнелью главная крышка радиационной защиты, эти сюрпризы посыпались на нас, как улов траулера, ловившего рыбу в логове Ктулху…

Оказалось, что генный процессор содержал множество емкостей с водой. В воде этой находились твари. И не просто какие-то там твари. А используемые в качестве источников базовых биологических стройматериалов для сверхчеловеческих исканий альбиноса Тау.

Каких «стройматериалов»? Ну там, протеинов, полисахаридов, ДНК.

И твари эти, в отличие от нас, совершенно не растерялись. Не заплакали в голос «Где наш папочка? Почему он бросил нас одних?!» Но принялись распространяться по залу, шустро орудуя щупальцами, клешнями, хвостами, плавниками.

Больше всего они походили на увеличенных морских звезд, скрещенных с кальмарами. А двигались так быстро, будто в задницу каждой вкатили тридцать кубиков стероидов. Можете себе представить эту красоту и величие.

Вот тут наконец-то Рыбин со товарищи и показали класс.

Заработали все их смертоносные машинки разом, изрытая на головоногих потоки свинца, оперенных карбид-вольфрамовых стрелок и напалма.

Протеины и полисахариды полетели на все триста шестьдесят градусов!

— Больше никогда не буду заказывать в ресторане морской салат, — задумчиво сказал по этому поводу Тополь.

Меж тем биомасса перла и перла. А когда несущий корпус реактора с поистине тектоническим размахом раскололся надвое и рухнул, размолов в песок две бетонные тумбы, стал очевиден и источник мутантных морских гадов.

Оказалось, что бетонные постаменты генного процессора скрывают трубы метрового диаметра, соединенные… тут меня осенило… блин, да они были соединены прямиком с фундаментом Шестого энергоблока, по которому мы приплыли на своем «Зодиаке»! Вот откуда была засветка на экране моего ПДА! Вот что там водилось, в южной части этого богом проклятого бассейна!

Вы не поверите, сколько на самом деле жадный Комбат готов заплатить денег, чтобы не видеть всего того, что он в тот день увидел!

— Слышь, Комбат, — Тополь ткнул меня в плечо, — похоже, меньше этих уродов плавучих не станет! Самое время линять.

— Но как линять, Костя? Я с этой автоматической кофеварки даже спуститься боюсь! — Я топнул ногой по жестяному боку автомата, тот ответил мне скорбным гулом. — Поблизости — ни одного выхода. А тот, возле которого Рыбин репетирует Сталинград, отрезан от нас десятками метров глубоководного ада. Предлагаю ждать, пока ситуация не переменится.

— Когда у Рыбина и его пацанов патроны кончатся — вот тогда начнутся настоящие перемены, — мрачно сказал Тополь. — А до того все будет так, как сейчас.

Как ни странно, здравую идею подал майор Филиппов, который до этого пребывал в ступоре глубоко шокированного увиденным человека. Его узкое худое лицо все, от бровей и до подбородка, было как высокобюджетный триллер.

— А давайте эти ваши штуки используем? — бескровными губами, тихо произнес Филиппов.

— «Раумшлаги»? — уточнил я.

— Да.

— Радиуса поражения даже его гранаты не хватит, чтобы очистить заметную часть зала от этих гадов, — вздохнул я.

— Я не об этом говорю! Пробейте «Раумшлагом» дыру в стене энергоблока. И через дыру уйдем.

— Майор дело говорит, — поддержал Филиппова Тополь. — Стреляй, Вова.

Я бросил прощальный взгляд в сторону Рыбина, но ни бравого спецслужбиста, ни его подчиненных видно уже не было. Такой непроницаемой стала рыжая пелена от испарившейся кислоты!

Хорошо, что на Шестопалове был противогаз, да и вообще вся эта желтая резина. Не будь он таким везучим и, кстати, вороватым, не было бы уже с нами никакого ефрейтора. Банально отравился бы.

— Ну, с богом! — выдохнул я и мой «Раумшлаг» изрыгнул вторую за этот бесконечно длинный день реактивную гранату с глубоковакуумной боевой частью.

Последовавший вслед за этим риманов катаклизм уже не мог сравниться по яркости спецэффектов с разрушением генного процессора. Есть события — и… события. Так вот это было из вторых.

Однако дыру «Раумшлаг» пробурил — мое почтение.

За открывшимся в бетоне проломом синела рваным бархатом чернобыльская ночь и двусмысленно серебрилась лунная дорожка на черной воде канала.

От мыслей о воде меня передернуло. Я был уверен: сейчас она кишмя кишит теми же тварями, которых ребята Рыбина так талантливо шинковали в рыбный фарш.

— Ну что же… Айда в пролом!

Чувствуя себя самую малость дезертирами, мы оставили за спиной коллапсирующий Пятый энергоблок.

Крепчал ветер. Перед нами играл жирной радиоактивной зыбью канал. Напомню, что мы находились сейчас на берегу противоположном тому, где располагалась вторая насосная станция. И чтобы воссоединиться с нашими, нам до зарезу требовалось транспортное средство!

А связи, как обычно, не было. Никакой. Даже мессаги Синоптику не отходили.

— Ну что, братва, плот строить будем! Как Робинзон Крузо, или как его там… Гулливер? — После злоключений в реакторном зале ефрейтор Шестопалов пребывал в нездоровом оживлении и грубо нарушал субординацию.

Но всем нам было не до субординации.

— Может, ты это… шапку тети Лиды как-нибудь… задействуешь? — проявил сообразительность Тополь.

Несколько секунд я переваривал эту мысль. И, переварив, признал неплохой. Вот только… Но слава богу, шапка была на месте — на дне моего бездонного рюкзака.

Я надел шлем-шапку на голову и выкрутил инвертор до упора. Я понимал: единственное, что может нас сейчас спасти — это помощь «Монолита». Никаких способов попросить о ней — кроме сеанса связи через ноосферу — я не знал.

Когда я почувствовал, что канал открылся, я заорал:

— Темные, вы меня слышите?! Это Комбат! Вова! Прошу помощи! Для себя и своих друзей!

Некоторое время мне никто не отвечал. Но потом я услышал спокойный, тихий голос — голос темного, которого я про себя называл «китайцем»:

— Мы чувствуем, ты сделал то, о чем мы тебя просили. Поэтому мы поможем тебе.

— Нам нужна лодка! — По моим щекам, кажется, текли благодарные слезы.

— Лодка вам не поможет. На ней вы не сможете пересечь канал. Там сейчас слишком много… — китаец запнулся, — …жизни.

— Тогда что нам делать?! Нам нужно к насосной станции! Там нас ждет наша группа! — Я говорил все быстрее и быстрее, практически тараторил.

— Ты и твои спутники умеете ездить верхом? — неожиданно спросил китаец. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Ждите лошадку.

— Ну, что они сказали? — вцепились в меня трое моих товарищей, когда я снял шапку и отер обильный пот со лба. Все-таки разговаривать с призраками это вам не биг-маки с колой лопать.

— Сказали «ждите лошадку», — устало произнес я.

— Чего-о?

— Чего слышал. Может, железную лошадку. Может, мясную. В смысле мутанта какого-то вроде Снежка. Дяденьки из «Монолита» не уточнили.

— Что они там курят, эти темные? — с тоской спросил Тополь, отворачиваясь от меня.

Мы сели на траву и принялись ожидать. Не то чтобы мы так уж верили в «лошадку». Просто ничего другого нам не лезло в голову.

Лошадка устроила такую ломлю в посадке по правую руку от нас, что мы были просто вынуждены встретить ее огнем из автоматических пистолетов.

Уже не помню, кто из нас троих сообразил, что это и есть обещанный темными спаситель. Может, это был и ефрейтор Шестопалов — в подтверждение евангельского принципа «блаженны нищие духом».

В общем, мы прекратили стрелять и дали существу подойти ближе.

— В рот мне ноги, — ахнул майор Филиппов.

Я бы разделил его экстаз, если бы не встречался с существом раньше.

Перед нами стоял полевой робот-искатель Авель собственной персоной. Могучий механический кентавр!

Приземистый, обтекаемый корпус на четырех суставчатых конечностях.

В передней части корпуса — призматическая башня высотой под два метра. Это был, так сказать, торс кентавра.

Торс венчали два черных яйцевидных объекта, отполированных до зеркальной гладкости. Эти положенные на бок черные яйца крепились к башнеподобному торсу при помощи гофрированных рукавов.

Конечно же, гофрированный рукав-шея мог удлиняться до нескольких метров. Позволяя голове заглядывать за угол, например. Или в какую-нибудь дыру. Очень мультяшная такая шея!

А по бокам башни крепились конечности-манипуляторы — руки кентавра. Они имели огромное число степеней свободы: могли выгибаться назад, вперед, вправо, влево, вращаться, втягиваться, удлиняться.

Имелись у Авеля и различные смертоносные вооружения: гатлинги, лазеры, огнеметы. Но они были до поры до времени упрятаны в транспортный отсек, а также специальные наплывы по бокам корпуса.

— Авторизуйтесь или будете проигнорированы, — сказал нам робот вместо «здрасьте».

— Здорово, Авель! — бодро выкрикнул Тополь. — Сто лет не виделись!

— Авторизуйтесь или будете проигнорированы.

— Смотрю, за эти годы умнее ты не стал, — печально констатировал Тополь. Но тут же добавил: — Но ценим мы тебя не за ум!

Как и Тополь, я был рад видеть чокнутого робота-кентавра — ведь его мощь и ходовые качества были мне знакомы отнюдь не по ютубовским роликам. Одного я не мог уразуметь — как это темным удалось взять полевого искателя в оборот? Не иначе как специально перепаивали что-то у него в башке!

В общем, пора было авторизоваться.

— Я сталкер Владимир Пушкарев по прозвищу Комбат.

— Вы опознаны, — механическим голосом сказал Авель. — Следующий.

— Я сталкер Константин Уткин…

В общем, мы представились.

— И что? — спросил Тополь. — Будем ехать верхом, как раньше?

— Да. Только Шестопалова я бы спрятал в транспортный отсек. Не уверен, что он удержится сверху — после генетических экспериментов доктора Тау.

— А можно и меня тоже в транспортный? — с робкой надеждой спросил майор Филиппов. — Сил нет уже. Психика отказывает.

Я кивнул. Если бы это была моя первая экспедиция в Зону — как у майора, — моя психика уже давно отказала бы. Больно я нежный.

Недаром мы так спешили к бойцам, оставленным под командованием лейтенанта Чепракова. Ох, недаром!

Когда яркие фары на левой башке Авеля осветили подступы к второй насосной станции, мы увидели тревожные признаки близкой беды.

Десятки, сотни растерзанных пулями и осколками мелких мутантов ковром устилали землю.

Мой наметанный глаз легко опознал пятнистые тушки так называемых тушканов, а также многочисленные черные скопления вредоносных крыс-рогачей.

И что особенно настораживало, ни бдительного часового, сжимающего свой раскаленный от стрельбы АК-74, ни хотя бы отблеска от стеклянного зрака прибора ночного видения! Не успели мы с Тополем обсудить увиденное, как до слуха донеслась скупая автоматная очередь и истошный визг раненого тушкана.

— Я же тебе говорил, что эти тут сами долго не продержатся, — сказал Тополь пессимистично.

— Говорил, не говорил… Откуда ты знаешь — может, это они уже последнего засранца сейчас дострелили?

В любом случае действовать следовало быстро.

Мы с Тополем погнали Авеля галопом — благо интерфейс у робота, после его перепрошивки «монолитовцами», оказался более чем дружественным.

Также мы уговорили нашего стального кентавра расчехлить свои самые большие пушки. «Ожидаются площадные цели!» — пугали мы его.

В итоге Авель ощетинился в общей сложностью шестнадцатью стволами. Здесь нет опечатки, друзья. Шестнадцатью! А шестнадцать — это трижды пять плюс один. Огневая мощь почти как у штурмового вертолета.

— Предлагаю Авеля так и называть — четвероногий штурмовой вертолет! — веселился Тополь, наблюдая за тем, как сервоприводы с воем раскручивают блоки пятиствольных пулеметов и клацают защелки казенников, принимающие рукава подачи 12, 7-мм патронов.

Мы с Тополем, чтобы не ощущать себя безучастными зрителями, достали каждый по автоматическому пистолету. Альтернатив у нас не было — не из «Раумшлага» же по распоясавшимся грызунам стрелять!

Конечно, пробовали связаться. Конечно, не получилось. Впрочем, это был тот случай, когда проще было один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Уже через несколько секунд наш стальной кентавр, на скаку убрав головы, чтобы не размозжить их о низкую стальную балку, ворвался внутрь насосной станции.

— Мы — свои! Мужики, свои! — что было дури заорал я, включив наружный динамик переговорной системы гермокостюма. Еще не хватало схлопотать дурную пулю!

В свете фар, к которому тут же добавилось ослепительное стаккато фальшфейерного пламени многоствольных пулеметов, открылась леденящая кровь картина.

Движущийся океан спин, загривков, лап, хвостов, боков. Короткое тявканье вожака — и вот уже завывающая серая волна накатывает на нижние ступени той самой лестницы, которая вела на гигантские, сваренные из железных решеток «антресоли», откуда Юсов корректировал огонь «Краснополей» и где ваш покорный слуга провел немало времени до нашей экспедиции на «Пятерку».

Но вместо того, чтобы встретить обнаглевших тварей шквалом огня, измученные, израненные бойцы только и могли, что удерживать их на расстоянии короткими, скупыми очередями.

— Смотрю, народ достреливает последние патроны! — прокричал Тополь, стараясь перекрыть рев бортового вооружения Авеля.

— Да вижу, вижу! Но теперь это уже не страшно! Главное, чтобы у Авеля патроны не кончались!

У Авеля с этим все было супер. А потому бой завершился, по сути, не успев начаться.

Робот-искатель, проявляя чисто кибернетический методизм, квадрат за квадратом вычистил площадку перед лестницей, а затем подступы к ней. И даже не скажешь «а остальные, почуяв опасность, разбежались». Потому что «разбежаться» робот-кентавр никому не дал.

— Ваше задание выполнено, — голосом механического пай-мальчика отчитался Авель и остановился как вкопанный перед лестницей.

— Спасибо, дорогой. — Я ласково похлопал Авеля по железному боку ладонью, как будто он был всамделишным доброезжим конем, успешно и в срок преодолевшим трудную дистанцию с осыпающимися рвами, высокими барьерами, колючими кустами.

— Каковы дальнейшие указания, господин Пушкарев? — галантно осведомился Авель.

— Дальнейшее указание — ждать дальнейших указаний, — сказал я, спрыгивая на землю.

Потом мы с Тополем открыли люк транспортного отсека, где прятались ефрейтор Шестопалов и майор Филиппов.

Втайне мы ожидали найти их потными и несчастными, покрытыми синяками и ссадинами — от механической тряски. И, конечно, ожесточенно ругающимися с употреблением непарламентских выражений. Однако оба наших товарища… спали! И очень неохотно проснулись, понукаемые нашими боевитыми возгласами.

— Хороша у Авеля амортизация транспортного отсека, — шепотом сказал Тополь. — Никогда бы не подумал, что в брюхе у него можно задремать. Скачет ведь как горный козел, почуявший незамужнюю горную козлицу!

Пошатываясь, словно самогонщики после рабочей ночки, к нам спустились бойцы лейтенанта Чепракова. Их было шестеро.

Сам лейтенант шел последним, опираясь на импровизированный костыль и тяжело волоча за собой раненую правую ногу.

— А мы уж и не чаяли, — прочистив горло, сказал помкомвзвода старший сержант Пастушенко. — Как видите, устроили нам тут мутанты Брестскую крепость… Даже не пойму, что именно их к нам так привлекло.

— Да жрать просто хотели. Вот и привлекло, — пробурчал майор Филиппов.

Мы с Тополем переглянулись — глядишь, и майор опыта набрался в отношении повадок местной живности, стал прямо охотником-натуралистом. Хоть передачу веди на семейном канале «Прогулки по Зоне с майором Филипповым».

Тут из-за спин бойцов протиснулся лейтенант Чепраков.

Он подобрал больную ногу, подавил гримасу боли, вытянулся по стойке «смирно», отдал честь и доложил Филиппову:

— Товарищ майор! Лейтенант Чепраков готов доложить обстановку!

— Вольно, лейтенант, — махнул рукой майор, не пряча усталой улыбки. — Давай без официоза и кратко.

— Если кратко, отражали многочисленные атаки мелких мутантов с разных направлений. В бою расстреляли практически весь боезапас. Имеются серьезные потери матчасти — в частности, безвозвратно утрачены все приборы комплекса «Малахит», телевизионный терминал комплекса Х-25, аппаратура связи «Черномор». Также крысами полностью приведена в негодность надувная лодка «Зодиак» и весь запас провианта.

— Чувствую, наш заместитель комполка по хозчасти мне плешь теперь проест. Еще и шутки шутить станет — мол, вон идет Филиппов, у которого крысы съели комплекс «Малахит»!

Я не понял, шутит он или всерьез жалуется. Но на всякий случай улыбнулся. Песню «Крысы съели дембельский альбом — остаюсь на повторную слу-у-жбу!» — я помнил со школы.

— Что потери? Есть?

— Трое ранены, безвозвратных потерь нет, — отвечал лейтенант. Было видно, что последним обстоятельством он нешутейно гордится.

Я как раз собирался сказать, какие они молодцы, когда над ночным побоищем раздался звонкий собачий, точнее, щенячий лай. По остывающим трупам крыс и тушканов, высоко задирая лапки, к нам бежал наш Капсюль! (Перед рейдом на «Пятерку» мы оставили нашего спасеныша на попечение Чепракова.)

Мордка у него была улыбающейся, бодро полуоскаленной, ушки азартно торчали, а хвостик приветственно вилял. Щен бежал к нам. Мне до ужаса хотелось думать, что он узнал нас с Тополем — своих хозяев и спасителей!

— Вроде как подрос за эти сутки. Или мне кажется, — пробормотал я, оглядывая псинку придирчивым отцовским взглядом.

— И даже как будто округлился, — подпел мне друг Тополь.

— Еще бы! Он одних крыс штук пять съел! И тушканов задушил немерено! Мировой пес у вас растет! — улыбнулся рядовой Белка.

— А ему плохо от этих крыс не будет? — встревоженно поинтересовался Тополь.

— Он как-то очень мало похож на пса, которому плохо, — хохотнул ефрейтор Тихвинский.

Я заметил, что не только мы с Тополем, но и все остальные участники этой трогательной сцены улыбаются, глядя на кружащего у ног Капсюля. И я, честно говоря, впервые за всю нашу экспедицию почувствовал, что мы — и я, и Тополь, и майор Филиппов, и его бойцы — одна семья, с общей целью, с общей историей и даже с одной общей улыбкой. Кто сказал, что в Зоне не улыбаются? Глупости все это.