Часть I. Рассвет 5 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

- Ну, что… – задумалась она. – Бабушке с дедушкой в деревню отвезем.

- Может, все-таки оставим? – осторожно спросила Неля, стоявшая все это время в дверном проеме.

- Нель, за кошкой надо ухаживать, убирать. Я этим заниматься не буду. Ты руки еще не помыла, что ли?

Неля с неохотой побрела к раковине, а я заняла ее место в дверном проеме.

- Мы с Нелей займемся! – продолжала убеждать ее я.

- Мила, не спорь, – вмешался папа. – А деньги на корма и наполнители ты ей достанешь?

- Ну, пап… – заныла Неля, вытирая руки о полотенце.

- Нет, решено, – отрезал он. – На зимние каникулы поедем к бабушке и дедушке и отвезем его тогда.

- Как будто в деревне кошек нет, – обиженно сказала я и вышла из ванны.

Вечером мы с Нелей сидели в нашей комнате. Котенок был вместе с нами. Моя сестра его все время гладила.

- А как мы назовем эту прелесть? – сюсюкая, спросила она меня.

- Да какой смысл вообще ее называть? – проворчала я. – Пусть бабушка с дедушкой и называют.

- Слушай, у нас есть целый месяц, чтобы их убедить. Еще передумают.

- Их убедишь, – я была скептически настроена. – Мне все равно, как ее называть. Вот, пусть будет Хурмой вообще.

Я говорила абсолютно несерьезно да и к тому же очень наплевательским тоном. Неля залилась громким смехом.

- Что? – с такой же интонацией переспросила я, уже забыв, о чем мы говорили раньше.

- Все, нашу кису зовут Хурма! Хурмень ты моя! – погладила я комочек. – Ах, нет, не моя – бабушки и дедушки! – перешла я снова на свой пессимистический лад.

Унылость и серость моей жизни наконец-то скрасило милое и маленькое существо. Надолго ли? Я не знала, но пока пыталась радоваться каждой минуте, проведенной с ним. Правда, уже спустя неделю мои руки покрылись цыпками, а кожа на ладонях была все время сухой. Нет, это отнюдь не из-за декабрьских морозов. Тогда из-за чего?

- Мила! Неля! Опять трогали Хурму? Идите мыть руки!

ика Кулешова никак не выходила у меня из головы. Когда ее не было рядом, ее смех звенел у меня в ушах, а в ее присутствии мне сразу становилось хорошо и весело. Как обычно, в одно прекрасное декабрьское утро мы с встретились с Верой в назначенном месте и пошли в школу. Мы поднялись на третий этаж, где у нас должен был быть урок литературы. До звонка еще оставалось пятнадцать минут. Для большинства старших классов это рано, в это время еще мало кто приходил. Однако в школьном коридоре около окна стояли Велиева и Кулешова. Я вся засияла. Естественно, мне даже не пришлось упрашивать Веру пойти к ним: со мной или без меня она бы так и сделала, так как общалась с ними (в основном с Велиевой).

- Привет! – широко улыбаясь, что выглядело даже немного наигранно, поприветствовала нас Велиева. Кулешова лишь вяло помахала нам, не отрываясь от экрана телефона своей подруги, где, видимо, был включен какой-то клип.

Я всегда поражалась их дружбе. Что их вообще связывало? Велиева по сравнению с Кулешовой выглядела просто старой бабкой. Темные волосы всегда были заделаны крабиком, неброская одежда (сегодня на ней была длинная вельветовая бежевая юбка и черная кофта), сама полноватая. Кулешова же всегда казалась просто симпатичной маленькой девочкой. Нельзя сказать, что черты ее лица были детскими, но ее худоба, маленькая грудь и легкие платьица делали ее лет на пять моложе. При этом, как мне было известно, парней она меняла как перчатки. Видимо, весь шарм был в ее хрупкости и миловидности. Это немного противоречило моим представлениям о разбивательницах сердец. Обычно я их видела такими, как Арина: серьезными, утонченными… и с большой грудью (возможно, мои представления были слишком стереотипны, но я не была виновата в том, что Арина под них идеально подходила!).

- Яна, ты мне хотела прислать какой-то стих и не прислала! – капризно, но с улыбкой заявила Кулешова.

Еще на выходных я сочинила стих, воспевающий ее саму. После поездки в секретный бункер меня просто прорвало на сочинительство. Теперь темные вечера начала зимы я проводила перед компьютером, усердно печатая.

Я просто тащилась от Ники. Мне все время хотелось с ней как-то подружиться. Мы, конечно, нормально общались, но это было просто общение и никак не дружба. Не знаю, что мешало мне с ней сблизиться. Явно, это была не Велиева: дружба с ней совсем не мешала заводить Кулешовой новые знакомства и друзей. На ее странице в Круге была куча записей от девчонок похожих на нее с фразами типа «чмафф», «лаффки» и «лю тя». Возможно, я просто не подходила по типажу в качестве ее подруги. Тогда возникал вопрос: а как же Велиева? Если уж судить по типажу, то она и Кулешова не то что подругами, они вообще должны быть заклятыми врагами.

Однако, по непонятной причине, мои приоритеты изменились на целых три дня.

Шел урок географии, на котором все сидели абы как, а не по новому плану посадки, ввиду либеральности учительницы. Я сидела с Элей на третьей парте среднего ряда. К доске вышел Рома Померанцев, который должен был рассказать свой доклад. Как только он заговорил, я сразу же выпала из реальности. Не то чтобы он говорил, как истинный оратор (на самом деле он часто запинался, начинал паясничать, и речь его была несвязной), просто я почему-то вдруг обратила на него внимание. Странно, я проучилась с этим человеком в одном классе уже девять с половиной лет и только сейчас посмотрела на него по-другому. Высокий, русые взъерошенные волосы, немного полноватый, что все-таки не бросалось в глаза… Насчет глаз, они были даже мелковаты. Вообще он не был красавцем: по десятибалльной шкале его можно было оценить, наверное, только на четыре. Что же со мной в тот момент произошло? Я расплылась в улыбке, пропуская мимо ушей информацию о промышленности Восточной Европы. Блин, а ведь по плану посадки я сидела именно с ним! Я с пренебрежением посмотрела Элю, которая, подперев голову рукой, раскрашивала карандашом клеточки на полях тетради, и подумала, что на ее месте мог быть он.

Рома закончил доклад и прошел назад мимо меня. Я сделала медленный выдох с довольным «мычанием», закончив его таким же довольным «хе-хе-хе».

Я промычала еще раз, и мы вместе начали ржать.

Целый день Рома не давал мне покоя. А про ночь я вообще молчу.

Мы шли с ним, держась за руки, по четвертому этажу в нашей школе. Зоя открыла рот шире своего собственного лица.

Вера лишь удивленно окинула нас взглядом, а Эля отвернулась, чтоб я не видела, как она смеется.

Вся школа смотрела только на нас. Я чувствовала, как под маской удивления и презрения в их жилах вскипает черная-черная зависть. Как же это было приятно. Дойдя до конца коридора, мы остановились перед лестницей. Он поцеловал меня. Все взгляды приковало к нам моментально. Странно, что я не услышала ни удивленных возгласов, ни хлопков. Наверно, это потому что мне казалось, что на свете больше никого нет, кроме меня и него.

Неожиданно я услышала с улицы громкий лай собаки, что заставило меня вернуться в реальность. А что мне сейчас оставалось делать? Только фантазировать.

Когда на следующий день мы с Верой пришли в школу, Кулешова и Велиева уже ждали нас на этаже. Велиева снова нам помахала с широкой наигранной улыбкой, а Кулешова лениво потрясла рукой.

- Яна! – рявкнула она на меня с шуточным упреком. – Где стих?

«Ну, какой тебе еще стих? – иронично подумала я. – Думаешь, мне есть дело до какого-то стиха, когда у меня есть мой Ромочка?»

- Ты мне напомни, сегодня, – нервно смеясь, продолжила я. – А то я вечно об этом забываю.

- Напомнить! Ты должна сама помнить! – назидательно сказала она.

Сегодня на уроке истории я твердо решила сесть на свое место. Но когда я пришла в кабинет, он уже сидел с Эльдаром в другой части класса. Вся надежда была на то, что учительница, увидев, как мы сели, пересадит нас обратно.

- Класс! Сидите, как сидите, но если будете болтать – пересажу! – заявила она, когда прозвенел звонок.

Я надеялась, что они будут не просто болтать, но и орать. К сожалению, в классе было не очень много человек, так как многие болели, и шум, создаваемый вечно болтающим Эльдаром, точно не мог заставить учительницу нас пересадить. Вот вечно такая лажа! Когда их не просят, они пересаживают, а когда кому-то надо…

На урок географии я пришла с очень плохим настроением и сразу же бросила сумку на парту. Доставая тетрадь и пенал на стол, я также резко и с грохотом ударяла их о деревянную поверхность стола.

- Яна, ну что у тебя случилось? – с сожалением осведомилась Тома.

- Да ничего, бесит меня все! – я с шумом уселась на стул, скрестив руки и положив ногу на ногу.

- Ой, да ладно тебе! – Тома села на корточки передо мной и положила мне руки на колени. – Успокойся, все хорошо!

- Да все плохо! – рявкнула я, хотя в этот раз в моем голосе было слышно веселые нотки.

- Яна, ты опять буянишь? – улыбаясь, спросила зашедшая в класс Соня Мелихова.

- Да, Яна опять буянит! – отозвалась я о себе в третьем лице. Несмотря ни на что я уже повеселела.

Весь оставшийся день в школе я украдкой поглядывала на Рому. «Эльдар даже не понимает своего счастья!» – в шутку думала я, наблюдая за ними на уроках.

Придя домой, я сразу включила компьютер и зашла на Круг. «Надо отослать, наконец, Кулешовой стих», – вспомнила я. Роясь в текстовых файлах на компьютере, я вдруг вспомнила, что у меня на Круге нет в друзьях Ромы! Я ввела в поиск его имя и фамилию. На экран вывелось шестеро человек, но никто из них точно не был «моим» Ромой. У Эльдара доступ к списку друзей был закрыт, у Сурена Даланяна, который также входил в их компанию – тоже. Я досконально изучила их стены, но не нашла следы хоть кого-то, кто мог быть Ромой. Я пришла к выводу, что Рома не был зарегистрирован в Круге. Сплошное «везение».

Утро. Стандартное приветствие с Кулешовой и Велиевой.

- Яяянааа, – капризно протянула первая. – Где же стих?

- Подожди, я ведь… – поняв, что, находясь в поисках текстового файла со стихом, я попросту отвлеклась на Рому и ничего ей не отправила. – Ха-ха-ха! Я опять забыла!

- Все! Сегодня точно не забуду! – пообещала я.

- Смотри мне! – Кулешова шутливо погрозила мне пальцем. Мне это даже понравилось.

На уроке литературы я продолжала поглядывать на Померанцева, понимая, что установить с ним какую-либо связь не удастся. В это время все остальные были немного напряжены, так как учительница собиралась задавать вопросы по лекционному материалу, данному на прошлом уроке. Как только отвечать вызвалась Соня Мелихова, напряжение мигом спало. Все знали – это надолго. У большинства в нашем классе была такая проблема, что они не могли давать на вопросы полные ответы. Обычно в этом случае их словарный запас ограничивался словами «да» и «нет». У Сони все было наоборот: она давала не просто полные ответы, а, скорее, «переполненные». На вопрос, на который можно было ответить одним словом, у нее находилось сто. Причем девяносто из них не имели никакого смысла.

- По сути дела, если посмотреть на это определение с авторского ракурса, явно отличающегося от ракурса, с которого на него смотрят обычные люди…

- … можно увидеть, что нигилизм, это многостороннее понятие почему, потому что…

Нигилизм – полное отрицание всего! Почему нельзя это было раньше сказать? Наконец, она закончила свою длинную речь четким определением нигилизма. Честно говоря, несмотря на то, как она отвечала, всех вполне устраивало, сколько времени она затрачивала на это, потому что у учителей после таких речей уже не оставалось времени спросить кого-то еще. Как ни странно, в жизни она говорила абсолютно нормально (хотя, если начинала спорить, все было как на уроках), и с ней было, о чем поболтать.

- Яна, ты сегодня не буйствуешь? – спросила она меня своим низковатым голосом.

- Нет, я сегодня успокоилась, – улыбнулась я.

Я пришла домой с твердым намерением отправить Кулешовой стих. Открыв текстовый файл, я решила сначала прочитать его – мало ли, вдруг какие-нибудь ошибки обнаружатся.

Прочитав последнюю строфу, я снова вспомнила тот день, когда мы ездили в секретный бункер. Ее испуганное лицо, глаза. Глаза.

Нет, Рома не смог до конца вытеснить ее из моего сердца. Она заново отвоевала свое место там. Рома – слабак. Его сделала какая-то девчонка.

о новому плану посадки я сидела с Пашей Агейкиным на второй парте ряда у окна. Он обычно заходил в класс после звонка, и, естественно, его место уже успевала занять Мила. Но когда он приходил, то начинал «бунтовать».

- Мил! – рявкнул он и снял ее сумку с крючка. Мила в последний момент вырвала ее у него из рук.

- Агейкин, сзади есть место! Все сидят как хотят!

- Мила, пошла отсюда! – произнес он со смешком.

Она прижала сумку к себе, но он переложил ее пенал на четвертую парту.

- Паша, опять ты плохо себя ведешь? – спросила вошедшая в класс учительница по истории Елена Анатольевна.

Ей было примерно пятьдесят лет, она была полноватой со светлыми крашеными волосами. Каждый урок она вызывала кого-то к доске и спрашивала домашнее задание, поэтому все историю очень боялись. Ее как учителя тоже не любили, благодаря ее способности незаслуженно ставить плохие оценки. Если человек всегда учился плохо, но вдруг отвечал на пять, она бы поставила максимум четыре.

- Да это Мила место тут мое заняла! – громко заявил он.

- Паша, ты зашел в класс после звонка, хватит тут паясничать, сядь уже куда-нибудь, – спокойно сказала она.

- Эх, Мила! – весело и громко сказал он. – Я тебе припомню!

- Паша, почему от тебя опять несет сигаретами? – начала упрекать его историчка.

- Ээээ… – задумался он, а потом, улыбаясь, заявил. – Очевидно, потому что я курил!

Мы уже все были в таком возрасте, когда такое не скрывали даже от учителей, а иногда и родителей.

- Эх, Агейкин. Сейчас отвечать пойдешь параграф.

- Что?! – обычно его голос всегда был низким, но «что» он всегда произносил октавы на четыре выше. – Какой параграф? Вы ничего не задавали!

- Паша, – повернулась к нему Вера. – Я же тебе вчера сказала, что задали.

Так как учительница ее не слышала, Паша решил воспользоваться моментом и свалить все на Веру.

- А, точно! Мне Ковальчук вчера домашку не сказала! – засмеялся он.

- Агейкин, ты что, обалдел? – Вера была уже просто вне себя.

- Агейкин, ты же был на том уроке, – вмешалась Зоя. – Ничего не делаешь и не записываешь, а потом других обвиняешь! Она не обязана была тебе ничего говорить!

- Все, Зой, успокойся, – спокойно одернула ее Вера и обреченно продолжила. – Я уже привыкла.

- Ну, что значит привыкла! Почему ты позволяешь ему так…

- Зоя, мне уже все равно. Я всем помогаю, а меня в грязь лицом, все нормально.

- Я не понимаю просто, как так можно, Агейкин! – и она раздраженно зарычала.

- Все, Паша, садись, два, – произнесла Елена Анатольевна. – Когда уже учиться начнешь?

- Оооо! – затряс он согнутыми руками около головы и сел.

Эта сцена повторялась каждый день хотя бы на одном уроке и занимала в среднем около десяти минут.

- Что это он так к этому месту прицепился? – с намеком шепнула мне Мила.

- Да перестань, ему все равно, с кем сидеть, главное – где. Если б я тоже пересела, он бы даже глазом не моргнул, – пояснила я, что Милу почему-то сразу рассмешило. – Что ты ржешь?

- Я же просто прикалываюсь, а ты тут оправдываться начинаешь.

- Просто странно, такие придурки, как он, обычно сидят где-нибудь сзади, а он прицепился к этой второй парте.

- Да он, я тебе скажу, и до пересадки поближе садился. Его ж с трудом в десятый класс взяли, вот он теперь, видимо, чтобы оправдать свое присутствие здесь, все записывает…

- А я, кстати, заметила, что последнее время он все пишет. В прошлом году вообще ведь ничего не делал.

- Вот-вот. Мила, он у меня Лешу забирает! – заныла я. – И даже не понимает своего счастья!

Следующим уроком был МХК. На ней учительница вызвала Иру Федосину рассказывать доклад. Ира была «А» класса. Она была стройная, среднего роста, темные волосы по плечи, симпатичная. На ней были зауженные синие джинсы и фиолетовая футболка. Ее подруга Маша Савелова, сидевшая на четвертой парте ряда у стены, была невысокой блондинкой, но тоже симпатичной. Обычно такие, как они, нравились мальчиками, но, тем не менее, у них не было толп поклонников, как у Арины, например. Это объяснялось легко: они не вешались на кого попало.

Как большинство делающих доклады, Ира читала с листочка:

- …Трёхнефное здание в плане представляет собой латинский крест с коротким трёхнефным трансептом и деамбулаторием…

Ире, как я поняла, нужно было исправлять полученную ранее двойку. Учительница во время ее доклада сидела и выставляла оценки в журнал какого-то другого класса, так что внимания на то, что Ира читала с листочка, она не обращала. У Федосиной были отличные шансы без особого труда, если бы не…

- А что такое трансепт? – перебила ее Тома. – И этот… деамбу… как его там?

Александра Владимировна сразу же оторвалась от выставления оценок. Ей было около тридцати, она вообще была не очень строгая учительница, но все-таки не очень любила, когда все читали с листочка и не знали определений.

Ира смотрела на Тому глазами полными ненависти.

- Что ты там, Тома, спросила? – решила узнать учительница.

Уловив злобное выражение лица Иры, та решила отмахнуться.

Александра Владимировна снова принялась за оценки, а Федосина продолжила читать. Вроде все было нормально, но тяжелая атмосфера в классе все еще ощущалась.

- По-моему, Тома это зря, – констатировала я. – Нельзя же такие вопросы задавать про значение слов в докладе…

- Да уж, учитель может по-жесткому пропалить, – согласилась Мила.

- Да дело даже не в этом, она Иру так перебила к тому же.

После урока мы, как всегда, пошли в столовую «караулить» Враницкого. Мы пришли раньше него, и у нас с Милой еще было время поговорить. Мне как раз надо было придумать что-нибудь новое для сближения с ним.

- Я тебе уже сто раз говорила, попробуй сказать что-нибудь в тему при нем или пошутить. А ты начинаешь ныть, что не можешь.

- Легко тебе говорить, – в этот момент в столовую зашел Леша. – Мила, я не могу, он такой прикольный, странный! И как он свои волосы иногда откидывает!

- Лена, – обратилась ко мне подошедшая Тома. – Про кого это ты с таким восхищением говоришь? Парень появился?

- Нет, – засмеялась я и продолжила шепотом. – Просто, есть один мальчик, он мне очень нравится, но мы с ним толком незнакомы!

- Не знаю. Мы не то чтобы незнакомы, он, скорее всего, знает, как меня зовут, но я с ним еще ни разу не общалась лично. Вот.

- Лена, ты такая непалевная, – пошутила Мила. Я засмеялась в ответ, а Тома как-то на это не обратила внимания.

- Леха, пошли подымим! – громом разнесся по столовой зов Агейкина.

Для нас с Милой это был сигнал. Я ткнула подругу в бок, и мы сразу же направились на диванчики. Через десять минут Агейкин и Враницкий вернулись и сели на диванчики рядом с другими парнями из одиннадцатого класса.

- Лена, я знаю, тебе не хочется этого признавать, – весело шепнула Мила. – Но Враницкий – точно гей! На диванчике сидят такие «секси» девочки, а он выбрал этих придурков!

- Наркоманы, что ль? – крикнул нам Агейкин. Однако нам было так смешно, что мы не обратили на него внимания.

- Блин, вот Нестерова с Шалимовой, ходят вместе, – тихо начал говорить Агейкин своим приятелям. – Одна – дылда высокая, вторая мелкая…

Мы сразу перестали смеяться и лишь неуверенно переглянулись. Но, в принципе, проучившись с Агейкиным вот уже девять с половиной лет, мы привыкли к его приколам и к тому, что он мог начать обсуждать людей даже в их присутствии. Хотя сейчас он, видимо, не хотел, чтобы мы его слышали, но с его громким голосом это было сложно. Несмотря на то что нам пришлось уйти, я была рада, что он начал обсуждать меня с Враницким.

Около лестницы я оглянулась на диванчики. Он что-то рассказывал другим парням, усердно жестикулируя. Эти зеленые диванчики. Каждую перемену я ходила сюда, чтобы увидеть его, но при этом продолжала стоять на месте. Ничего не менялось. Жизнь перестала казаться монотонной, когда я начала испытывать к Леше симпатию, но теперь дни снова становились однообразными. Я чувствовала себя в безысходном положении. Каждый день он находился от меня на расстоянии вытянутой руки, но в то же время он был так далеко.

- Когда в следующий раз будет на расстоянии вытянутой руки, не упускай шанса потрогать его! – засмеялась Мила, когда я ей об этом сказала. – За мягкие места!

ак всегда, после второго урока мы с Леной пошли в столовую. Из-за того что на уроке нас немного задержали, в буфете накопилась огромная очередь. Есть хотелось, поэтому пришлось попытаться пробраться вперед. Неожиданно я услышала, как Лена меня нервно и радостно зовет. Здесь все было и так понятно: видимо, в столовую только что зашел Враницкий. Я не стала откликаться на Ленины «позывы», чтобы не прозевать возможность протолкнуться вперед.

- Тетя Зина, мне две булочки с вишней и сок! – кричала я, размахивая десятирублевыми купюрами.

К сожалению, таких кричащих было еще человек десять, в голосах которых и потонули «мои булочки с соком». Внезапно у самого уха я услышала громкий мужской голос:

Повернувшись, я уткнулась носом чьи-то русые волосы по плечи. Он был немного ниже меня, но, несмотря на не особо высокий рост, кричал достаточно громко. Когда он немного повернулся, за этой жидкой светлой шевелюрой я разглядела Враницкого. Своим плечом он напирал прямо на меня, а я, в свою очередь, давила на впередистоящую мелкотню. Спиной я чувствовала на себе злобный и завистливый взгляд Лены, отчего становилось как-то не по себе. Отвлекшись на эти мысли, я и не заметила, как Враницкий пролез вперед меня! Злобные голодные детишки напирали с двух сторон, и я поняла, что пробиться вперед до конца перемены будет невозможно. Смирившись с тем, что за то, что я сейчас собиралась сделать, Лена меня убьет, я ткнула Враницкого пальцем.

- Эй, купи мне, пожалуйста, две булки с вишней и сок! – и всунула ему тридцать пять рублей, прежде чем он сумел отказаться.

Через две минуты все уже было у меня на руках, и я села за стол к Лене.

- Мила, я тебя убью! – пыталась изобразить злость моя подруга, но из-за смеха, пробиравшего ее, у нее ничего не получалось. – Я тебя просто ненавижу!

- Я знаю! – улыбнулась я. – Но посмотри на это с другой стороны: можно сказать, Враницкий лично купил тебе булочку!

- В том-то и дело, что булочки он купил тебе! – рыча, пожаловалась она. – Блин, Мила, ты стояла к нему так близко…

- Мало того, я даже прижималась к нему, – довольно призналась я.

- Все, я молчу! Но, если бы я к нему не прижималась, у тебя не было бы сейчас булок!

- Мои булки всегда при мне! – сказала Лена и похлопала себя по ляжкам.

- Лена, ты жжешь! – никак не могла остановиться я.

Отдышавшись, мы принялись есть. Враницкий уже встал и направился к Агейкину, сидевшему на другом конце нашего стола.

- Сейчас, доем котлету, – невнятно произнес Агейкин, жуя аппетитный кусок.

- Какую, в жопу, котлету?! Сейчас перемена кончится!

От фразы Враницкого про котлету Лена чуть не упала под стол.

- Лен, хватит ржать, мы же не успеем на диванчики!

Из столовой мы сразу же пошли в класс. У нас был урок физики, на котором были только девочки, так как мальчики в это время были на физкультуре. На следующем уроке мы должны были поменяться местами. Пока еще шла перемена, мы заняли свою вторую парту, которая была на ряду у окна.

- А как там твоя Хурма? Когда вы ее в деревню повезете? – спросила меня Лена.

- Что за «хурма»? – хихикнула Тома с первой парты среднего ряда.

- Правда? – очень эмоционально удивилась Дорохова. – Здорово! И вы назвали ее Хурмой?!

- Да, – ответила я и сменила тон на негативный. – Только родители стали негодовать и сказали, что увезут ее в деревню.

- Я ей поражаюсь, – вставила свое слово Лена. – Так просто подобрать котенка с улицы.

- Ну, не знаю. А вдруг он больной или блохастый, – брезгливо выделяя последние слова, сказала Лена.

- Ты прямо как моя мама! – пожаловалась я и плюхнулась на стул, скрестив руки и надув губы.

Вечером, когда мы с Нелей сидели за уроками, до нас начал доноситься мамин голос со странной интонацией. Мы с сестрой переглянулись и сразу же вышли в коридор. Чем ближе мы подходили к кухне, тем отчетливее слышался мамин голос:

- Иди сюда, киса, – ласково произнесла она. – Кушай, кушай…

На мое лицо наползла широкая улыбка. Мы осторожно выглянули из-за угла и увидели, что мама сидит на корточках около чавкающей Хурмы и гладит ее. Мы с Нелей тихо отправились назад в комнату. Закрыв дверь, мы сразу же разразились радостным смехом.

- В деревню они ее увезут! – саркастично сказала моя сестра. – Ага, конечно! Я же говорила, что мы еще сможем родителей уговорить!

Неля запрыгала на месте и захлопала в ладоши.

- Ты не радуйся раньше времени, – предупредила я ее. – Это сейчас она ее гладит, а придет время отвозить – отвезет даже глазом не моргнув.

- Что ты такая пессимистка? Поверь, не отвезут они ее уже.

- Посмотрим. Папа к Хурме пока относится только как к пациенту ветеринарной клиники, – пожала я плечами.

Сначала я не поняла, что Неля имеет в виду. Но когда до меня дошло, я рассмеялась.

Вечером мы всей семьей ужинали на кухне. Наш небольшой стол был придвинут к стене, так что за ним могло усесться четыре человека. Папа сидел ближе всех к двери. Одной рукой он наворачивал спагетти, а другая просто свисала вниз. Вбежавшая на кухню Хурма просто не могла упустить шанса поиграть с ней.

- Ай! Кусается-то как! – дернулся папа и продолжил есть, одновременно с этим играя с кошкой. Пару раз он резко отдергивал руку, когда она сильно царапалась, но потом возвращал ее на место. Мы с Нелей начали хитро переглядываться и улыбаться. Через пять минут улыбки просто стянули наши лица. Мы не выдержали и засмеялись.

- Рустем, ну перестань играть с кошкой за едой! – начала упрекать папу мама. – Никак поесть нормально не можем.

Она встала, взяла Хурму на руки и понесла ее в комнату. Честно говоря, что-то очень долго она ее туда относила. Когда мама вернулась, Неля сразу же спросила:

- А когда мы Хурму к бабушке и дедушке повезем?

- Ну… – неуверенно начала она. – На каникулах, я же говорила уже.

В ее голосе была такая доля сомнения, что я была уже почти уверена, что Хурма останется у нас.

У нас была двухкомнатная квартира. В большой комнате спали мама и папа, а в маленькой мы с Нелей на одном раскладывающемся диване. Ночью мы с ней никак не могли уснуть.

- Мила, круто! Хурма останется у нас! – радовалась моя сестра.

- Надеюсь! Но они уже вряд ли передумают, слишком сильно привязались к ней.