Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Часть четвертая 3 страница
|
|
какой-то привычный вывих, вот и обморозилась в горах.
- Так что ж, так и не допросили? - удивился Гуляев.
- Ну почему же нет! Допросили! - Голос Неймана иронически подрагивал. -
Да еще как! Десять листов с обеих сторон они с Хрипушиным на пару
исписали. Потом еще пять прибавили. Принес он их мне. Я прочел и говорю
ему: " Ну вот, теперь все это, значит, чистенько перепечатайте, сколите и
отошлите в " Огонек", чтоб там печатали с картинками. Гонорар пополам".
- И что там, так ни одного дельного слова и нет? - засмеялся Мячин.
- Ну как нет! Там пятнадцать страниц этих слов. Целый роман! Море.
Ночь. Луна. Он. Она. Памятник какой-то немыслимый, краб величины
необычайной. Они его с Зыбиным под кровать ему засунули, потом вынули, в
море отпустили. Вот такой протокольчик! А не хочешь, говорю, посылать его
в журнал, тогда тащи-ка его в сортир. Так сказать, по прямому его
назначению. Ну а что вы об ней вспомнили?
- Так вот, звонит она мне. Просит принять. - На минуту Гуляев
задумался. - Ну так что ж, может, тогда и отослать ее к Хрипушину? Или вы
с ней сами поговорите? - Он взглянул на Неймана.
- Ну нет! Пусть она идет к своей бабушке, - серьезно сказал тот, -
может, вот Аркадий Альфредович захочет ее увидеть. Вот ведь! - Он прошел к
столу, достал из него папку, из папки черный конверт с фотографиями,
выбрал одну из них и подал Мячину. - Взгляните-ка! Как?
- Да-а, - сказал Мячин, вертя фотографию в руках, и вздохнул. - Да-а, -
он протянул фото Гуляеву. - Посмотри!
- " Люблю сердечно, дарю навечно", - прочел Гуляев, - да что это она?
Такая барыня и вдруг...
- А это юмор у них такой особый, - зло ухмыльнулся Нейман. Он был
раздражен и взвинчен, хотя и старался не показать этого. - Для нас,
дураков, конечно. И он ей тоже - " Во первых строках моего письма, любезная
— Регулярная проверка качества ссылок по более чем 100 показателям и ежедневный пересчет показателей качества проекта.
— Все известные форматы ссылок: арендные ссылки, вечные ссылки, публикации (упоминания, мнения, отзывы, статьи, пресс-релизы).
— SeoHammer покажет, где рост или падение, а также запросы, на которые нужно обратить внимание.
SeoHammer еще предоставляет технологию Буст, она ускоряет продвижение в десятки раз, а первые результаты появляются уже в течение первых 7 дней. Зарегистрироваться и Начать продвижение
наша Полина, спешу вам сообщить..." или " К сему Зыбин". Остряки-самоучки,
мать их так!
- А прическа-то, прическа, - сказал Гуляев.
- А наимоднейшая! Как у звезд! У этой прически даже особое названье
есть. Путти? Мутти? Лили? Пути? Аркадий Альфредович, не слышали?
- Нет, не слышал, - сказал серьезно прокурор и отобрал у Гуляева
карточку, - у Лилиан Путти не прическа, а стрижка, и очень низкая, вроде
нашей польки. А она тут под Глорию Свенсон. Такие прически года три тому
назад были очень модными.
- В самом деле? - Гуляев взглянул на прокурора (тот все рассматривал
фото) и снял трубку. - Миля, - сказал он, - тут сейчас будет звонить опять
Потоцкая, так я у Якова Абрамовича в 350-й - ведите ее сюда. А вообще меня
нет. - Он положил трубку и прищурился. - Аркадий Альфредович, - сказал он
деловито, - вот мы в прошлом году отмечали твои именины. Это сколько же
тебе исполнилось?
- Тлидцать тли, - недовольно ответил прокурор и отдал карточку Нейману.
- Точно, точно! Тридцать три плюс пятнадцать! И ты все еще о каких-то
футти-нутти думаешь? Вот что значит отец - присяжный поверенный! А ты
взгляни на майора! Ему этих пути... на дух не нужно! А ведь не нам с
тобой, старичкам, чета, молодой, здоровый, румянец во всю щеку! А ты его
когда-нибудь с женщиной видел? Он, как это в стихах пишется? Анахорет!
- А может, я у себя оргии устраиваю, - неприятно скривился Нейман.
- Да сразу видно, что устраиваете! Вот ты, прокурор, все по этим путти,
кутти, ножки гнути стреляешь, а он знаешь чье сердце покорил? Марьи
Саввишны, товарища Кашириной! Управляющей нашими домами! Ну ты ее знаешь -
Екатерина Великая! В буклях! Ее ни одна пила не берет. Дочку развела и
мужа ее посадила. А когда она о Якове Абрамовиче говорит, у нее голос, как
у перепелочки, - то-о-ненький! " Ну чистота! Ну порядок! Взглянуть
любо-дорого! Взойдешь и не ушел бы. И воздух свежий! Все фортки настежь! И
порядок! Порядок! Как у барышни! И у каждой вещи свое место. Все сразу
отыщешь". Вот как об нашем о Якове Абрамовиче наш рабочий класс
отзывается. О нас черта с два так скажет. Что ж? Ана-хорет!
- Да, - сказал прокурор рассеянно, - это очень, очень...
- Но знаете, чем вы ее больше всего купили, Яков Абрамович, - обернулся
к Нейману Гуляев. - Своими монетками! Такая, говорит, у них красота, такая
научность! Все монетки в особой витрине, ровно часики в еврейской
мастерской. И все одна к одной! Серебряшечки к серебряшечкам, медяшечки к
— Разгрузит мастера, специалиста или компанию;
— Позволит гибко управлять расписанием и загрузкой;
— Разошлет оповещения о новых услугах или акциях;
— Позволит принять оплату на карту/кошелек/счет;
— Позволит записываться на групповые и персональные посещения;
— Поможет получить от клиента отзывы о визите к вам;
— Включает в себя сервис чаевых.
Для новых пользователей первый месяц бесплатно. Зарегистрироваться в сервисе
медяшечкам, а золотые, ну, те уж, конечно, в отдельной коробке, в сундуке.
Они не показываются, а есть, есть! Я такой красоты, говорит, даже у купцов
Юховых не видела, когда с ними по ярмаркам ездила.
Пропадал, пропадал в полковнике Гуляеве незаурядный характерный актер.
Недаром говорили, что мальчишкой он пел в архиерейском хоре. До последнего
года он даже активно участвовал в драмкружке, которым руководил
заслуженный артист республики - добродушный пухлячок, вечно подшофе, но
обязательно жаждущий самых-самых распоследних ста граммов. С ним Гуляев
дружил и провел его сначала в агентуру, а потом в заслуженные. Нейман знал
об этом, потому что после последней стопки, когда его вели уже домой,
заслуженный внезапно садился на тумбу, начинал плакать и говорил, что он
пропал, абсолютно и безусловно, потому что... И очень драматично
рассказывал почему. Но обязанности свои при этом выполнял аккуратно, был
на хорошем счету и, кажется, даже поощрялся. Эту историю Нейман держал еще
про запас.
- Постойте, - спросил Мячин ошалело, - да вы что? Нумизмат, что ли?
Он был в самом деле не только огорошен, но даже и огорчен. В их домах
собирали всякое: открытки, голыши из Ялты и Коктебеля, фарфор с Арбата,
мебель из всяких распродаж. У его предшественника в спальне над кроватью
висел даже ящик с африканскими бабочками, а в столовой, на особом столике,
блистала и переливалась голубым и розовым перламутром горка колибри (мир
праху вашего хозяина, птички!). Все это было в порядке вещей, но чтоб
какой-нибудь следователь занимался нумизматикой! Да еще такой следователь,
толстый местечковый пошлячок и ловчила, в этом для сына столичного
присяжного поверенного, старого московского интеллигента, было что-то
почти оскорбительное. Но, впрочем, если подумать, то и это норма! Мало ли
археологов и историков провалились в землю через полы тихих кабинетов
пятого этажа! А дальше все уже было проще простого: сначала " и с
конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества", затем " столько-то
килограмм белого и желтого металла по цене рубль килограмм".
- И много у вас монет? - спросил прокурор.
- А ты знаешь, что у него есть? - воскликнул Гуляев. - Рубль Александра
Македонского! На одной стороне он в профиль, а на другой конница! Нет, ты
представь себе, сам Александр Благословенный две тысячи лет тому назад
этот рубль или дубль держал в руках! Да за него любой музей мира сейчас
отвалит десять тысяч золотом!
- И давно вы их собираете? - спросил Мячин.
- Да занимался когда-то, - небрежно махнул рукой Нейман.
Рука у него была толстая, с пухлыми пальцами, перетянутая у запястья
красной ниточкой (он отлично понимал чувства прокурора, и они попросту
забавляли его).
- Я даже, если хотите знать, - продолжал он, - два года ходил на
семинар профессора Массона, - он усмехнулся. - " Дела давно минувших дней"!
- А вот мы заставим показать нам их, - жизнерадостно крикнул Гуляев. -
А правда, Яков Абрамович, а что бы вам не пригласить нас к себе? Ведь
сейчас и хозяйка у вас имеется! Прокурор, ты не знаком с племянницей Якова
Абрамовича? Ну! Сразу всех пути-кути забудешь! Вот только прячет он ее от
нас. Ну ничего, ничего, поступит к нам работать, тогда уж мы...
- Да нет, товарищи, что вы, что вы, - запротестовал Нейман, - я и сам
думаю, как бы ее ввести в наш тесный круг, да вот видите, какая беда-то,
лежит она!
- Да, а врач был? - спросил Гуляев. - Может, ее госпитализировать?
И все трое вздрогнули. Это было очень страшное слово. Почти каждый день
приходилось кого-то госпитализировать; вчера госпитализировали директора
элеватора с отбитыми легкими, позавчера свезли двух: у одного были
раздавлены пальцы, у другого случилось внутреннее кровоизлияние. Это часто
бывает от удара сапога.
- Да нет, какая там госпитализация, - поморщился Нейман, - ненавидит
она всякие больницы, совершенно безумная девка!
- Ну, ну, - улыбнулся Гуляев, - не надо на нее так! Очень славная
девочка, умница, тонкая душа! Из нее получится настоящий следователь. Это,
наверно, у вас наследственное, Яков Абрамович! Вы знаете, что она мне
сказала, когда побывала на допросе вашего Зыбина? " По-моему, у вас с
Хрипушиным ничего не получится, товарищ полковник, надо идти иным путем.
Ищите женщину! " Поняли, что она хотела сказать? Нет? А я вот сразу понял!
Надо следовательницу! А? Что скажете? Во всяком случае, какая-то
творческая мысль в этом есть. Может, попробуем?
Наступило короткое молчание.
- А вы знаете - верно! - воскликнул вдруг прокурор и ударил кулаком по
спинке кресла. - Вообще-то я не верю в этих молодых следовательниц,
двадцатипятилетних прокурорш и оперативниц. Старухи - другое дело, - он
хохотнул. - Вы знаете, что выкинул Пуришкевич в 1912 году? Какой-то
дамский журнал прислал ему анкету о женском труде, и он написал крупными
буквами поперек ее: " Их труд - когда их трут". А? Голова, сукин сын! Но
точно, работники они никудышные. Сначала крутят без толку, потом рубят,
тоже без толку. Раз его в карцер! Два его в карцер! Три его в карцер! Он
сидит, а время идет. И следствие, конечно, стоит, и получается чепуха.
Надо снимать. Их снимаешь, а они плачут. Но в данном случае я, пожалуй,
согласен. Можно бы было попробовать и следовательницу. Можно бы! Но тут у
меня возникает вот какой вопрос, с ним я и пришел к вам, - повернулся он к
Нейману. - Чего мы от него, собственно говоря, добиваемся? Три дня тому
назад я с ним говорил в присутствии зам. начальника тюрьмы, и у меня
создалось вполне определенное впечатление. Конечно, он лжет, вертится,
чего-то недоговаривает, что-то скрывает. Вообще личность грязная, болтун,
пьяница, антисоветчик, все это так. Но это и все, товарищи. А дальше
пустота. Так стоит ли мудрить? Тем более что вы сами мне сказали, Яков
Абрамович, что из-за одного десятого пункта вы бы с ним сейчас связываться
не стали. Так для чего нам тогда менять следователя? Что это может дать
конкретно? Та же болтовня, то есть десятый пункт! Правда, не через ОСО, а
через суд. Конечно, это более желательный исход, но, право же, Яков
Абрамович, стоит ли из-за одного этого...
- Нет, нет, Аркадий Альфредович, - энергично замотал головой Нейман, -
совсем не из-за одного этого. Я же все время вам повторяю: не из-за этого.
Зыбин - птица крупная. Он не болтун, он деятель, а болтает он, может, так,
для сокрытия всего остального. И деятельность свою он начал рано. Вот это
дело с изнасилованием студентки...
- Извините, как вы сказали? - встрепенулся прокурор. - Я ведь ничего не
знаю.
- Да не можем, не можем мы ему это предъявлять, - ворчливо сказал
Гуляев. Он терпеть не мог ни такие разговоры, ни бессильные потуги
навязать что-то лишнее. - Он вообще тут с боку припека: заступился за
товарища, и все. Его тогда же отпустили. Что об этом попусту говорить?! И
дела у нас этого нету, одни выписки.
- Разрешите не согласиться, товарищ полковник, - упрямо и скромно
наклонил голову Нейман, - конечно, сейчас уж ему ничего не предъявишь, это
безусловно так, но я думаю, что именно с этого началась его карьера. Было
собрание, выступил Зыбин и весьма квалифицированно сумел повести за собой
весь коллектив. В результате полетела резолюция, подготовленная райкомом
партии. Я думаю, что это все совсем не случайно. Тут работала целая
группа. Один выступал, другие поддерживали. Но дело в конце концов даже не
в этом. Дело в вопросе: что его сюда привело? Ведь Алма-Ата - край
ссыльных. Половина его товарищей очутились либо в Сибири, либо тут. Кого
же он из них тут искал? И если искал, то, конечно, и нашел, так? На этот
вопрос опять-таки ответа нет. Но вот посмотрите. - Он взял конверт и
встряхнул его над столом. Выпало несколько фотографий. Он выбрал из них
пару. - Вот одна интересная деталь. Он перед фасадом какого-то дома стоит,
прижимает к груди какую-то книгу. Фотография как фотография, но знаете,
что это за дом? Это улица Красина, номер семьдесят четыре. Госархив.
Прокурор взял снимок, мельком взглянул на него и положил.
- Ну и что? - спросил он.
- А то, что этот дом известен всему миру как дом Льва Давидовича
Троцкого. Здесь он жил во время ссылки в 1929 году, тут был его штаб, сюда
собиралась его агентура, из этого дома его и выпроводили за границу. Так
вот Зыбин стоит около бывших апартаментов врага народа и прижимает к груди
какую-то книгу. Формат ее как будто точно соответствует тому из собраний
сочинений Л.Троцкого. Я справлялся: такое выходило в 1923 году. А
посмотрите, как встал, апостол же с Евангелием!
- Любопытно, - сказал прокурор и опять покосился на Гуляева, но тот
по-прежнему смотрел в окно, курил и скучал. - Очень, очень даже здорово!
Но в облсуд такую фотографию представить нельзя, - не примет! - Он положил
снимок и снова взял карточку Потоцкой. - Не сочтет облсуд это за
вещественную улику, - продолжал он, рассматривая карточку. - Работал
человек в архиве и снялся возле. А в доме этом не один архив - я его знаю,
- там еще и Союз писателей, так что там много кто фотографировался.
- А книга? - спросил Нейман.
- А что книга? Он скажет: " Это сочинения Пушкина, том третий, а года
издания не помню", - вот и все.
- А ОСО и спрашивать ничего не будет, - решительно сказал Гуляев и
повернулся от окна, - так что посылаем в ОСО, и конец. Ну а в бумагах-то
его вы ничего не обнаружили? Там он много их что-то исписал. И письма
есть. Правда, почерк... Курица лапой водила. Так что, ничего там нет?
- Да как сказать, - пожал плечами Нейман, - чтоб явного, так опять
ничего, а любопытного много. Ну вот, например, выписки из сочинения Карла
Маркса " 18 брюмера Бонапарта". Не из самого сочинения, а из предисловия.
- Ага, - оживился Гуляев. - Чье предисловие?
- Да нет, Энгельса, - поморщился Нейман, - так что ничего мы тут... но
вот выписки интересные. Сделанные со значением. Выписано место, где
Энгельс " отказывается от революционных мер борьбы. Зачем нам идти на
баррикады, когда мы можем просто голосовать и собирать большинство? Пускай
уж тогда буржуазия идет на баррикады. В общем, идея желтых профсоюзов.
- Ну, положим, не желтых профсоюзов, - строго поглядел на него Гуляев,
- а Фридриха Энгельса, так что не мешайте божий дар с яичницей.
- Во-во-во! - фыркнул Нейман. - Он мне примерно так и отрезал.
Готовился к политзанятию и выписывал тезисы.
- Логично, очень логично, - улыбнулся Мячин.
- Еще бы не логично! Я говорю, крупная птица! И была у него какая-то
цель, а может быть, даже и задание! Определенно была! Вот вы его
спрашивали, Аркадий Альфредович, зачем он на Или поехал? Что же он вам
сказал? Ничего он вам не сказал! Но ведь ездил же! Ездил! Да и как! Вдруг
его словно кольнуло. Утром в воскресенье неожиданно собирается, берет
водки, закуски, сговаривается с девушкой и едет на товарняке. Зачем?
- Ну там, пожалуй, все ясно, - усмехнулся Гуляев, - водка, закуска,
девка, воскресенье! Нет, это понятно!
- Ну вот так он и режет. Люблю выпить по холодку. Река течет, людей
нет, девочка под боком, выпил, закусил, спрятал " железный звон свой в
мягкое, в женское", и порядок.
Все засмеялись.
- Тут даже у него и психология есть, - сказал прокурор.
- Извиняюсь, - покачал головой Нейман, - но вот психология-то его как
раз тут и подводит. Ведь если бы он хоть неделю, хоть три дня назад до
того поехал, тогда и спрашивать, конечно, было нечего. Но ведь тут что
получается? Приезжает эта самая Полина, его давнишняя любовь, он сам не
свой: ждет ее, готовится, убивается, что вот никак они не встретятся. Он и
в камере все время бредит ею. То они с ней купаются, то на гору лезут, то
под гору, то он ее на руках куда-то тащит. Хорошо. Сговариваются на вечер
воскресенья, и вот он утром в воскресенье забирает секретаршу и дует с ней
куда-то к черту на рога - на Или в колхоз " Первое мая". Зачем? Неизвестно.
- Да, - сказал прокурор задумчиво. - Да, я спрашивал, он молчит.
- Вот, он молчит! - возбужденно воскликнул Нейман. - Он и будет молчать
- не дурак! А вы знаете, что там за места? Я специально ездил! Это два
часа от города. Голая пустая степь, скалы и река. Ни одной души. И так до
самого Китая. А по берегу километров на сорок рыбацкие землянки. Ловят
маринку. И кто там рыбак, а кто просто так, ни один дьявол не знает. Ни
паспортов, ни прописки, ни участкового - ничего нет. А сведенья нам
попадают: там и раскулаченные, и беглые, и даже, может, перебежчики из
Китая, и черт знает кто еще.
- Ловили? - спросил прокурор.
- Да всякую шпану ловили, а крупная рыба, конечно, уходила сразу же.
Ведь туда незаметно не подойдешь, все пусто - степь! За десять верст
человека видно. А ночью они, конечно, свои посты расставляют. Так вот
зачем он туда сунулся? Да еще с водкой? С девкой? Узнала бы его любовь про
девку, что было бы? А?
- Да, - сказал прокурор, - действительно, тут что-то не так. А вы этой
Полине ничего не говорили? А то ведь бабья ревность в наших делах -
великая сила. Если ее умело использовать.
- Ой, - покачал головой Нейман, - разве же их проймешь? Я вот велел
Хрипушину сказать ему: " Будешь молчать, мы ее посадим! " Порядочный
человек, конечно, призадумался бы: а вдруг правда! Так эта сволочь сразу к
Хрипушину чуть не на шею: " Правильно! Посадить! Пусть сидит, меня
дожидается! А то я тут, а она там будет с кем-то гулять? Какая же это
справедливость! "
Гуляев посмотрел на прокурора, и они оба опять рассмеялись.
- Силен бродяга, - сказал прокурор с удовольствием.
- И она так же отвечает: я ей про Или и с кем его захватили, а она мне:
" Ну вот видите, товарищ следователь, я же сразу вам сказала, что у нас
были чисто товарищеские отношения и не больше. Он и там меня знакомил со
своими приятельницами". Вот и весь ее ответ.
- Да! Так когда же ваша племянница встанет? - вдруг спросил Гуляев. - С
неделю еще пролежит? Вот когда встанет, мы ей это дело и поручим, как вы
думаете, Аркадий Альфредович?
- А не получится первый блин комом? - осторожно спросил прокурор. -
Ведь хотя тут, кроме десятого пункта, пока ничего не собрали, но вот
сейчас я соглашаюсь с Яковом Абрамовичем: это дичь крупная, она требует
особого подхода. Деликатного. Выпускница может и не справиться.
- Хм, выпускница! - усмехнулся Гуляев. - Допотопное у тебя
представление о нашей молодежи, прокурор! Яков Абрамович, а ну в двух
словах расскажите нам про то краснодарское дело. За что Тамара Георгиевна
получила благодарность от начальника управления. Она ведь, прокурор, целую
отлично законспирированную антисоветскую организацию открыла. Что, неужели
не слышал? А ну, Яков Абрамович, просветите прокурора.
- Да вы, наверно, слышали, - поморщился Нейман. - Сначала задержали в
станице старуху шинкарку. Ну, конечно, самогон, там все его гонят. 68 лет
ей, ни одного зуба, кривая, косая, не слышит, ходит еле-еле, хотели уже
выгонять, да спохватились. Как так: и самогон гонит, и шинкарствует, а
живет на одном хлебе и молоке, и денег нет. Где они? Начали спрашивать -
ревет, и все. " Да сыны вы мои! Да деточки вы мои милые! Ничего у меня нет!
Где хотите, там и смотрите. Только на похороны и накопила себе малость". -
" Да где они? Покажи, мы не возьмем, только посмотрим! " - " Ой, сыночки мои,
нету их у меня, нету! Сын приезжал, отдала на сохранение". А сын
зимовщиком где-то. Далеко-далеко! " Была у меня бумажка, сколько дала, да
затеряла, видно, а то все за иконой лежала! " Ну и совсем решили уже
выгонять. И дали моей племяннице оформить окончание дела. Так она бабку
вызвала, с утра до полуночи просидела и все до точки выявила. Оказывается,
10 лет в районе под самым носом властей работала организация " Лепта
вдовицы". Не только старые станичники, но и их дети, невестки, внуки
отчисляли по пяти процентов со всех доходов, и шло это на помощь
осужденным попам и религиозникам. Работали так, что любо-дорого. Бабка эта
в агентах состояла. А был еще казначей, экспедиторы, даже счетовод.
Посылали посылки, передачи делали, вызывали родственников на свиданья и
дорогу оплачивали. Нанимали защитников, чтоб те подавали кассационные. А
самое главное - в нескольких случаях даже переквалифицировали статьи и
снижали срок до фактически отбытого. Вот какие чудеса творились у нас за
спиной. Вот тебе и наша бдительность!
- Действительно, черт знает что! - возмутился прокурор. - Ну и чем это
все кончилось?
- Очень хорошо кончилось, - гордо воскликнул Нейман, - трем по десятке,
четырем по пяти, двенадцать человек на высылку, адвокатам-голубчикам всем
по пяти Колымы. Один не доехал: урки в дороге придушили. Вот что девчонка
сделала! А мы сидели, слюни распускали!
- Да, внушительно, внушительно, - согласился прокурор. - Молодец
девчонка. А бабке что?
- Да бабку на другой день после этого допроса пришлось
госпитализировать. Нет, нет, ничего такого, просто сердце, и кажется, что
с концами: в приговоре не числится. Да и, собственно говоря, она уже была
не нужна.
- Да, что хорошо, то хорошо, ничего уж тут не скажешь, молодец,
молодец, - повторил прокурор. - Ну что ж, - обернулся он к Гуляеву, -
по-моему, давайте попробуем!
В дверь постучали.
- Ага, пришла, - встал с места Гуляев, - значит, так. Начинаю разговор
я, передаю его тебе как представителю надзора, товарищ Нейман нам
помогает.
Он собрал со стола фотографии, засунул их в конверт и крикнул:
- Войдите!
Вошла секретарша, а за ней та, чью фотографию они только что все трое
рассматривали и критиковали.
И пахнуло духами.
Однако на звезду она не походила. И прическа у нее была не такая, как у
Глории Свенсон, и ресницы не были длинными, и даже губ она не накрасила.
Так что, конечно, не Глория Свенсон, а может быть, даже героиня фильма о
советских женщинах. Она вошла и остановилась на пороге.
- Здравствуйте, - сказала она.
- Здравствуйте, здравствуйте, Полина Юрьевна, - гостеприимно и просто
ответил ей Гуляев, - проходите, пожалуйста, садитесь. Вот в это кресло.
Итак, какая нужда вас к нам занесла?
- Я пришла поговорить, - сказала она.
- Ага! Отлично! Поговорим! О чем!
- Меня вызывали по делу Зыбина!
- Ага, значит, с Яковом Абрамовичем вы знакомы. Я начальник отдела, моя
фамилия Гуляев, Петр Ильич, а это облпрокурор по спецделам. Все налицо.
Так что, если есть у вас какие вопросы и неясности... Это что у вас?
Заявление? Давайте-ка его сюда!
Он взял бумагу и погрузился в чтение. Читал он внимательно, взял
красный карандаш и что-то длинно подчеркнул в тексте.
- Так, - сказал он, - понятно! - И протянул бумагу Нейману. - Но ведь
такие справки, Полина Юрьевна, мы на руки не выдаем. Пусть нас официально
запросят - мы ответим. Вас что, кто-нибудь направил сюда?
- Нет, я сама пришла, - ответила она.
- Сама! Тогда совсем непонятно, зачем вам понадобилась такая справка?
Вы специалист, советская гражданка, читаете лекции студентам. Так что кто
у вас может потребовать? Совершенно непонятно!
Нейман прочел заявление и молча отдал его Гуляеву.
- Разрешите, я поинтересуюсь? - перехватил его руку прокурор. Он быстро
пробежал листок и засмеялся.
- Вот где сидят-то настоящие остряки-самоучки! - сказал он Нейману. -
Да шлите вы их всех, Полина Юрьевна, подальше со всяким их сомнением и
вопросами! Обыватели, и все!
- Да нет, они ни при чем, - сказала Потоцкая, - просто когда в ректорат
пришел ваш работник и стал про меня расспрашивать, то по институту
загуляли всякие слухи. Это же понятно. Когда ваши органы интересуются
человеком, все становится очень непросто.
- Когда наши органы интересуются человеком, Полина Юрьевна, - объяснил
Нейман, - то они поступают очень просто: просят его прийти для разговора в
определенное время. И тогда этому человеку лучше всего и проще всего так и
сделать и явиться в назначенный час. Вы, конечно, Полина Юрьевна, очень
интересная женщина, но, простите, следствию до этого никакого дела нет: в
данном случае мы интересовались не вами, а вашим добрым знакомым Зыбиным.
Для этого мы вас так упорно и звали. Послали две повестки. Впрочем, вы
сказали правду, при первом же разговоре выяснилось, что отлично можно было
бы вас и не беспокоить.
- Что так? - удивился Гуляев.
- Да вот не пожелала нам помочь Полина Юрьевна, никак не пожелала, -
вздохнул Нейман.
- Ну зачем же так, Полина Юрьевна, - укоризненно покачал головой
Гуляев, - следствию нужно всемерно помогать. Зачем же что-то скрывать? Чем
скорее мы выясним правду, тем всем нам будет лучше.
- Все, что я могла сказать, я сказала, - ответила посетительница.
- Ну если так, то, значит, вы многое еще не можете нам сказать, Полина
Юрьевна, - мягко и зло улыбнулся Нейман.
- Ну так что же, было что-то выяснено или нет? - нахмурился Гуляев.
- Да вот, пожалуйста, могу продемонстрировать. Все под руками. - Нейман
встал, вынул из стола папку с документами и стоя стал их перебирать. - Вот
первая встреча. Вот вторая. Прогулка - одна, вторая, третья. Разговоры о
живописи. К современному монументальному искусству он равнодушен, она -
нет. Вот они купались. Вот они в ресторане сидят втроем. Вот опять-таки
втроем они - третий какой-то отдыхающий - гуляют всю ночь со студенческой
компанией. Разжигают костры. Вот вдвоем полезли на гору, там старое
заброшенное кладбище. Ангел какой-то там неимоверный мраморный - это все
собственноручные показания. Вот послушайте - " Памятник при луне был
прекрасен. Когда пошли обратно, камни сыпались из-под ног, и если бы не
сторож с разбитым фонарем..." Страница о стороже. " Он жил в склепе" и т.д.
Спустились и пошли домой. Конец. Вот пятнадцать страниц и все они такие.
Словом, то, что могла написать любая случайная знакомая. А у него, что
верно, то верно! их было... было!..
- Да ведь я и есть случайная знакомая, - сказала она и как-то очень
хорошо улыбнулась, - я ведь тоже из этого " было... было"!
Она сидела совершенно свободно, даже руки вот положила на поручни
кресла и говорила так, как будто совсем не на площади Дзержинского, не в
кабинете 350 происходил этот разговор, а просто забежала она на минуточку
в свой деканат и там ее усадили заполнить анкету. Прокурор смотрел на нее,
не скрывая улыбки, - на таких он клевал. Гуляеву было просто скучно. Он
участвовал и не участвовал в разговоре. И вдруг Нейман почувствовал
дуновение приближающегося бешенства. В такие минуты ему становилось
горячо, предметы начинали косо прыгать перед глазами, а голос дрожал и
становился мурлыкающим. Он уважал себя за эти минуты гнева, остервенения,
ярости, потому что они - хоть они-то! - были настоящими, но сейчас все это
было ни к чему, он подавил, проглотил удушье и сказал:
- Ну зачем же так скромничать? Вы случайная курортная знакомая? Ну вы
же сами знаете, что это не так! Вспомните-ка!
- Ну, конечно же, не случайная, - ласково подтвердил прокурор и даже
|
|