Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Часть третья 1 страница
|
|
Он умер и сейчас же открыл глаза. Но
был он уже мертвец и глядел как мертвец.
Гоголь
Эти дни потом Корнилов вспоминал очень часто. Все самое непоправимое,
мутное, страшное, стыдное в его жизни началось именно отсюда.
Была суббота, он отпустил рабочих раньше времени, сбежал с косогора,
окунулся несколько раз в ледяную воду Алмаатинки, фыркая и сопя, растерся
докрасна мохнатым полотенцем, потом в одних трусах вбежал в гору и
веселый, свежий залетел в палатку, оделся, поставил чайник, сел и раскрыл
очередной номер " Интернациональной литературы". В повести, которую он
читал, жили обыкновенные, похожие на всех и очень не похожие ни на кого
люди, произносились обыкновенные слова, совершались обыденные поступки -
но все это каждодневное и будничное звучало тут совершенно необычно, и
Корнилов никак не мог ухватить, в чем же тут дело.
Так, сидя перед плиткой, он прочел одну страницу, другую и задумался. И
вдруг его ровно что-то толкнуло. Он вскинул голову и увидел Дашу. Она
стояла и глядела на него, платок у нее сбился набок.
- Вас дядя Петя зовет, - сказала она.
- А что такое? - спросил он вскакивая (уже много времени спустя он
понял, что в те дни в нем попросту жило предчувствие беды, и, увидев Дашу,
он сразу понял: вот беда и пришла).
- Не знаю, ему из города позвонили, - ответила Даша. - Он вернулся из
конторы и сказал: " Беги". А вас все время не было.
Корнилов простоял еще с секунду, соображая, как и что, потом осторожно
положил книгу на раскладушку, выключил плитку и сказал: " Ну, пошли".
Но всю дорогу не шел, а бежал. Однако как вошел к Потапову, так сразу и
успокоился. Все здесь было как всегда. Горела лампа-" молния". На
полинявшей клеенке возле орденоносного самовара стояли бутылки и стопки.
— Регулярная проверка качества ссылок по более чем 100 показателям и ежедневный пересчет показателей качества проекта.
— Все известные форматы ссылок: арендные ссылки, вечные ссылки, публикации (упоминания, мнения, отзывы, статьи, пресс-релизы).
— SeoHammer покажет, где рост или падение, а также запросы, на которые нужно обратить внимание.
SeoHammer еще предоставляет технологию Буст, она ускоряет продвижение в десятки раз, а первые результаты появляются уже в течение первых 7 дней. Зарегистрироваться и Начать продвижение
Рядом с повеселевшим хозяином сидели двое - лесник с лешачьей бородой и
завязанным горлом (угостили из кустов утиной дробью) и бравый, весь в
кудельках, усач бригадир со строительства. Все они уже выпили и глядели
орлами. " Так-таки-так" - чеканили дряхлые жестяные часики с огненным видом
Бородина, " так-таки-так" - и этот стрекот успокаивал больше всего.
- А вот и наша ученая часть подошла, - сказал хозяин с таким видом, как
будто только ученой части этой компании и не хватало, - садись, садись,
ученый, сейчас мы тебя тоже наделим. - Он поднял бутылку, поглядел на
просвет и слегка поболтал ею. - Молодая хозяйка, - крикнул он весело, -
что ж ты плохо потчуешь своих любимых-то? Видишь, на донышке только и
осталось! Она ведь за эти черепки душу отдает, - обернулся он к гостям, -
теперь нам и театров не надо: черепки посвыше. Так, Дашутка, а?
Гости что-то весело загудели, а на столе появились графин и стопки.
- Вот это уж по-нашему, - согласился Потапов. - Видишь? Тебе в графине.
- Он налил стопку всклянь и бережно, двумя бурыми заскорузлыми пальцами,
поднял и поднес ее Корнилову. - Попробуй-ка, Владимир Михайлович, - сказал
он почтительно, - она у меня особая, на лимонной корочке. Дух чуешь? Пей
на здоровьице. Целебная!
Говорил Потапов дружески, смотрел на Корнилова с легкой доброй
усмешечкой, а все-таки что-то непонятное все вздрагивало и вздрагивало в
его голосе, и Корнилов сказал, что пить ему не хочется: только что поел.
- Ну, как же ты отказываешься от моего доброго? - спокойно удивился
хозяин. - Нет, так у нас не полагается. Пожалуйста, уж не обижай. -
Корнилов посмотрел на него и выпил. - Ну вот и на здоровьице, - похвалил
Потапов. - А теперь закуси. Эх и селедочка! В роте тает! С лучком! Как в
" Метрополе"! Есть такой ресторан у вас в Москве? Есть, я знаю! Нас в
осьмнадцатом как пригнали с фронта, в нем пшенкой и селедкой кормили. Как
жрали-то! Видишь, когда еще о метро заговорили.
- Вы меня звали? - спросил Корнилов.
- Звал, звал, - добродушно ответил Потапов. - Вон Дарью спосылал. Не
знаю только, где она столько пропадала. Перво дело - ну-ка выпей еще с
селедочкой! Вот так, молодец! Перво дело - поднести хотел, а второе -
требуешься ты мне, друг милый, на пару слов. Ты что? Один, без начальства?
Они в Алма-Атах?
- Да, а что?
- Да вот находку без них сделали. Меч Ильи Муравца нашли. Дожж шел,
размыл бугор, он и вылез из глины. Расскажи-ка, - кивнул он леснику.
— Разгрузит мастера, специалиста или компанию;
— Позволит гибко управлять расписанием и загрузкой;
— Разошлет оповещения о новых услугах или акциях;
— Позволит принять оплату на карту/кошелек/счет;
— Позволит записываться на групповые и персональные посещения;
— Поможет получить от клиента отзывы о визите к вам;
— Включает в себя сервис чаевых.
Для новых пользователей первый месяц бесплатно. Зарегистрироваться в сервисе
Лешачья борода дотронулась до горла и просипела:
- Очень замечательный меч. Клинок погнулся маленько, а рукоятка вся
цела: пальмы!
- Он при вас? - спросил Корнилов.
- Не. Объездчик увез. Завтра к обеду обещал завезти. У него сын в
пединституте на историка учится. Он вот, я вам скажу, какой!.. - Он
повернулся было к Корнилову, но тут Потапов махнул на него рукой.
- Ну что ты тут будешь разобъяснять, - сказал он досадливо, - вот
возвратится его хозяин, тогда и будет разговор. - Он вынул из кармана
старинные часы с вензелем, открыл, посмотрел и сказал: - Ну, товарищи
дорогие, давайте еще по одной... и... а ты посиди-ка, - тихо приказал он
Корнилову.
Все быстро выпили и вышли в сени. Там они еще поговорили о чем-то
своем, закурили, крепко руганули кого-то, и вдруг ржанула лошадь, хлопнули
ворота - это ускакал лесник. Потапов еще постоял немного на дворе, потом
вернулся в комнату, прямо прошел к столу, сел и взглянул на Корнилова.
- Так вот, - сказал он, - арестовали Георгия Николаевича.
- Что-о? - вскочил Корнилов и вдруг понял, что вот именно этого он и
ждал.
- Тише, не ори! Сядь! Да, арестовали. Зачем-то он на Или очутился, то
ли бежать хотел, то ли что. Там его и забрали. Квартиру уж без него
опечатывали. Целый баул бумаг увезли. Вот. - Сказал и замолк.
" Зачем он мне это говорит? Провоцирует? Угрожает? Пугает?
Предупреждает? " - все это одновременно пронеслось в голове Корнилова.
- А откуда вы это?.. - спросил он.
Потапов неприятно поморщился.
- Значит, знаю, раз говорю, - ответил он неохотно. - Позвонила одна. Их
вместе на Или забрали. Ее-то в городе ссадили, а его в тюрьму провезли.
Вот такие дела.
" Угрожает? Провоцирует? " Но, взглянув на печальное и какое-то потухшее
лицо Потапова, Корнилов понял: нет, не провоцирует и не угрожает, а просто
растерян, боится и не знает, что делать.
- Господи Боже мой! - сказал он подавленно. - Вот еще беда.
И тут вдруг прежний злой, колючий огонек блеснул в глазах Потапова. Он
даже усмехнулся.
- Вот, - сказал он с каким-то болезненным удовлетворением. - Вот ты и
замолился. И все мы так начинаем молиться, когда нам узел к ж...
подступит. До этого нам, конечно, ни Бог, ни царь и ни герой - никто не
нужен. Все своею собственной рукой! А Бог, оказывается, маленько нас
поумнее. Да, побашковитее нас! Как саданет нам камешком по лбу, так мы и
лапти кверху! - Он помолчал и вздохнул. - Так вот, загремел наш хранитель,
загремел, только мы его и видели! Теперь жди, тебя скоро вызовут.
- Зачем?
- Как это зачем? - удивился Потапов. - Для допроса! Начнут спрашивать,
что, как, за что агитировал. - Он посмотрел на Корнилова и вдруг
подозрительно спросил: - Да ты что? Верно, ничего не знаешь? Тебя никуда
не вызывали, а? Стой! Вот ты одное в город ездил, сказал, что в музее
сидел, а Зыбин приезжал и говорит: " Не знаю, чтоб он в музее сидел,
наверно, по бабам, черт, блукал, не видел я его там! "
- Да неужели вы верно думаете, что я что-то знал и не рассказал бы
Георгию Николаевичу? - удивился и возмутился Корнилов.
- Ну, положим, если бы ты сказал, то знаешь где сейчас очутился бы? -
строго оборвал его Потапов. - Как это ты рассказал бы? По какому такому
полному праву ты рассказал бы? А подписка? А храни государственную тайну?
А десять лет за разглашение? Это ты брось - рассказал бы! - Он еще посидел
и решил: - Ну, раз не вызывали, значит, жди, вызовут.
- Да, - невесело кивнул головой Корнилов, - теперь-то уж точно вызовут.
Слушай, Иван Семенович, налей-ка мне еще.
- На! Только закусывай. Вот сало, режь. А если вызовут, не пугайся.
Пугаться тут нечего. Это не какая-нибудь там фашистская гестапо, а наши
советские органы! Ленинская чека! Говори правду, и ничего тебе не будет,
понимаешь: правду! Правду, и все! - И он настойчиво и еще несколько раз
повторил это слово.
- Понимаю, - вздохнул Корнилов. - Всю правду, только правду, ничего,
кроме правды, не отходя ни на шаг от правды. Ничего, кроме правды, они от
меня и не вышибут сейчас, Иван Семенович. Как бы они там ни орали, и ни
стучали, и ни сучили кулаками.
- Ты это что? - несколько ошалел Потапов. - Ты того... Нет, ты чего не
требуется, того не буровь! Как же это так - орать и стучать? Никто там на
тебя орать не может. Это же наши советские органы. Ну, конечно, если
скривишь правду...
- Нет, кривить я больше не согласен! - усмехнулся Корнилов. - Хватит.
Покривил раз!
- Это когда же? - испугался Потапов.
- Не пугайся: давно. То есть не так уж давно, но до Алма-Аты еще.
Теперь все.
Он сидел перед Потаповым тихий и решительный. Он действительно не
боялся. Просто нечем его уже было запугать.
- Ты знаешь, сколько я тогда наплел на себя? - усмехнулся он. - Страшно
вспомнить даже! Да все, что он мне подсунул, то я и подмахнул. Говорит:
" Вот что" на тебя товарищи показывают: слушай, зачитаю". И зачел,
прохвост! Все нераскрытые паскудства, что накопились за лето в нашем
районе, он все их на меня списал. Где какой пьяный ни начудил, все это я
сделал. И все не просто, а с целью агитации. И флаг я сдернул, и рога
какому-то там пририсовал, и витрину ударников разбил, все я, я, я! А он
сочувствует: " Ну, теперь видишь, что на тебя твои лучшие дружки показали.
Ведь они с головой зарыли тебя, гады. Так слушай моего доброго совета,
дурья твоя голова: разоружайся! Вставай на колени, пока не поздно, и
кайся. Пиши: Виноват во всем, но все осознал и клянусь, что больше этого
не повторится. Тогда еще свободу увидишь. Советская власть не таких
прощала. А нет - так нет, от девяти грамм свинца республика не обеднеет.
Если враг не сдается, то его уничтожают, знаешь, чьи это слова? " Вот
больше от этих слов я и подписал все.
- И ты ничего этого?.. - спросил недоуменно Потапов.
- Господи! Да я близко в тех местах не был. Меня летом вообще в Москве
не было.
- Но как же так ты все-таки поверил? Дружков своих ты знал...
- А как же я мог не поверить? - засмеялся Корнилов. - Никак я не мог не
поверить. Ведь он же следователь, а я арестант, преступник. Так как же
следователь может врать арестанту? Это арестант врет следователю, а тот
его ловит, уличает, к стенке прижимает. Вот как я думал. А если все станет
кверх ногами, тогда что будет? Тогда и от государства-то ничего не
останется! И как следователь может так бандитствовать у всех на глазах
днем, при прокуроре, при машинистках, при товарищах? Они же заходят,
уходят, все видят, все слышат. Нет, нет, никак это мне в голову прийти не
могло. Я так и думал действительно: меня оклеветали, и я пропал. Вот
единственный добрый человек - следователь. Надо его слушать. А что он на
меня кричит, это же понятно: и он мне тоже не верит, слишком уж все против
меня. - Он вздохнул. - Беда моя в том, Иван Семенович, что у меня отец был
юристом и после него осталось два шкафа книг о праве, а я их, дурак, все
перечитал. Но ничего! На этого прохвоста я не в обиде! Научил он меня на
всю жизнь. Спасибо ему.
- Да, - сказал Потапов задумчиво. - Да! Научил! А вот это: " Если враг
не сдается..." Это Максим Горький сказал?
- Горький!
- Острые слова! Когда Агафья, жена Петра, ходила к следователю, он их
первым делом высказал. И в школе Дашутку тоже на комсомольском собрании
этими словами уличали. Да, да. Горький! Ну, значит, знал, что говорит, а?
- Знал, конечно.
- Да! Да! Знал! - Потапов еще посидел, подумал и вдруг быстро встал.
- Постой, там ровно кто ходит. - И вышел на улицу. - Это ты тут? -
услышал Корнилов его голос. - Ты что тут? А вот я тебе дам курятник! Я дам
тебе несушек, посмотрю! А ну, спать!
Он еще походил, запер ворота, потоптался в сенях, вернулся и
неторопливо, солидно сел к столу. Вынул трубку, выбил о ладонь, набил и
закурил.
- Так выходит, что ты и сам запутался, и следователя своего запутал, -
сказал он строго и твердо, тоном человека, которому наконец-то открылась
истина. - За это, конечно, тебя следовало наказать по всей строгости, ты
свое и получил, но сейчас у нас не враг народа Ягода, а сталинский нарком
Николай Иванович Ежов, он безвинного в обиду никогда не даст. Так что ты
это брось!
- Да я уж бросил, - вздохнул Корнилов и встал. - Ну, я пошел, Иван
Семенович. Мне завтра рано вставать. Спасибо за угощение.
Потапов неуверенно посмотрел на него.
- Постой-ка, - сказал он хмуро. - Ну-ка сядь, сядь. Вот Дашка к вам
бегала, а у вас там кого-кого только не перебывало. Ты язык широко
распустил, а у нее и вовсе ветер в голове. Недаром ее на комсомоле
прорабатывали. Вот дядю Петю поминает, а что мы про него знали? Приехали и
взяли, а за что про что - кто ж нам объяснит, правда?
- Правда, святая правда, Иван Семенович, - подтвердил Корнилов. - Нет,
Даша ничего у нас никогда не говорила. Это и я скажу, и все подтвердят.
Ну, пока.
И уже за воротами Потапов догнал его снова.
- Тебя директор твой будет спрашивать, - сказал он, подходя, - так ты
вот что, ты до времени до поры эти наши тары-бары сегодняшние...
- Ясно, - ответил Корнилов, - понял.
- Да и вообще ты сейчас поосторожнее насчет языка...
- И это тоже понял, раз мы с тобой об этом чуть не час проговорили, то,
значит, уже оба кандидаты - вон туда! Если только, конечно, - он
усмехнулся, - один из нас, кто пошустрее, не догадается сбежать до шоссе и
остановить попутку в город.
- Все шуткуешь? - невесело усмехнулся Потапов и вздохнул.
- Шуткую, Иван Семенович. Шуткую, дорогой. Незачем уже и бежать.
Поздно!
Вернувшись, он снова попробовал читать, но только пробежал несколько
строк и отбросил журнал. Повесть только раздражала, и все. Он лег на
раскладушку, накинул одеяло и закрыл глаза. " Мне бы ваши заботы, - подумал
он зло, - показали бы вам тут Карибское море и пиратов. Вот то, что выпить
нечего, это жаль, конечно. А впрочем, почему нечего? Сколько сейчас?
Двенадцать. У Волчихи самый разгар". Он прикрутил лампу и вышел. Ночь
выдалась лунная и ясная. Все вокруг стрекотало и звенело. Каждая тварь в
эту ночь работала на каких-то своих особых волнах. Почти около самого его
лица как мягкая тряпка пронеслась летучая мышь. Он проходил мимо старого
дуба, а там постоянно пищало целое гнездо этой замшевой нечисти. Большое
окно под красной занавеской у Волчихи светилось. Он условно стукнул три
раза и вошел. Хозяйка сидела за столом и шила. Он сказал ей " здравствуйте
пожалуйста" и перекрестился на правый передний угол. В этой избе и в
десятке подобных же это всегда действовало безотказно. На столе стояла
бутылка, тщательно обернутая в газету.
- Это, случайно, не для меня? - спросил Корнилов.
Хозяйка подняла голову от шитья и улыбнулась. Была она в сарафане и с
голыми плечами и выглядела совсем-совсем молодой (ей недавно стукнуло 29).
Эдакая крепкая черноволосая украинка.
- И для вас всегда найдется, - сказала она дружелюбно и звонко
перекусила нитку, - а это вон для Андрея Эрнестовича. - И кивнула головой
на угол.
Корнилов обернулся. У стены на лавке, там, где около ведер, прикрытых
фанерками, испокон веков стояли два позеленевших самовара, сидел старик.
Высокий, худощавый, жилистый, с аккуратной бородкой клинышком. На носу у
него были золотые очки, а на плечах одеяло.
- Ой, извините, отец Андрей, - учтиво всполошился Корнилов. - Я вас не
заметил. Здравствуйте!
- Здравствуйте, - ответил отец Андрей и поднял на Корнилова голубые с
льдинкой глаза.
Отец Андрей работал в музее инвентаризатором. Но до сих пор Корнилову
говорить с ним не приходилось. Месяца за два до этого директор задумал
учесть музейные коллекции. Дело это было нелегким: неразбериха в музее
царила страшная. Экспонаты откладывались, как осадочные породы, слоями,
эдакими историческими периодами.
Первый - самый спокойный, тихий слой.
Семиреченская губернская выставка 1907 года.
Фотографии земства, старые планы города Верного, XVIII век, договоры с
ордами, написанные арабской вязью, с белыми, черными и красными печатями
на шнурочках, муляжи плодов и овощей.
Второй слой.
Губернский музей 1913 года.
Сапоги местного завода, открытки Всемирного почтового союза, " ул.
Торговая в городе Верном", образцы полезных ископаемых, набор пробирок с
нефтью.
Третий слой.
Музей Оренбургского края.
Вот это уже сама революция: перемешанный, разнородный, взрывчатый слой
- окна РОСТА " Долой Врангеля", штыки, ярчайшие плакаты с драконами,
объявления, похожие на афиши, - красная, зеленая, синяя бумага, а внизу,
вместо фамилии премьера, игривым кудрявым шрифтом - " Расстрел". Газетные
подшивки. И тут же золоченая лупящаяся мебель с лебедиными поручнями,
коллекция вееров, золотой фарфор, чучело медведя с блюдом для визитных
карточек в лапах.
Четвертый слой.
В нем сам черт ногу сломит - где что, что к чему, что зачем, - никто не
разберет. Стоит, например, на чердаке забитый досками ящик, и что в нем -
одному аллаху ведомо: не то жуки, не то иконы. На хорах в одном углу
окаменелости, в другом - старое железо, и опять-таки - что это за железо,
что за окаменелости, откуда они, никто не знает. Но это слой мирный,
относящийся к двадцатым и тридцатым годам. Он оседал незаметно - ящиками,
посылками, актами передач. Вот - четыре слоя, и пойди разберись в них во
всех. Тогда директор - человек решительный, острый и быстрый - задумал
навести порядок по-военному - одним махом. Он запросил особые
ассигнования, нанял десять работников-инвентаризаторов, прикрепил к ним
Зыбина для консультации и фотографа для документации и заставил их писать
карточки.
Так появились в соборе очень удивительные люди: инвентаризаторы.
В первые дни на них ходили смотреть все отделы. Самому молодому из них
недавно стукнуло шестьдесят, и он неделю назад отрекся от сана через
газету. К этому сословию, презираемому и осмеянному всеми агатами и
стенгазами, директор, старый профессиональный безбожник, таил какую-то
особую слабость. Общался он с батюшками уважительно, кротко, с постоянной
благожелательностью и из всех выделял вот этого отца Андрея, того самого,
что сейчас сидел в одеяле. " Вы с ним, ребята, обязательно поближе
познакомьтесь, - советовал он Корнилову и Зыбину. - Вы больше такого попа
уж никогда не увидите. Академик! Умница! Таких попов наши агитбригады вам
никогда не покажут! Где им! "
- А как вас сюда, отец Андрей, занесло? - спросил Корнилов неловко и
покосился на его плечи.
- Вы про то, что я в этой хламиде-то сижу? - засмеялся отец Андрей. -
Так вот видите, конфузия вышла какая. В темноте задел за сук, чуть весь
рукав не сорвал. Спасибо Марье Григорьевне, добрая душа, видите, пришла на
помощь.
- Я вам и все пуговицы укреплю, - сказала Волчиха, - а то они тоже на
одной живульке держатся.
- Премного буду обязан, - слегка поклонился отец Андрей. - Я тут,
товарищ Корнилов, у дочки живу. Вроде как на дачке. Она агрономом
работает. А сегодня директор послал меня с запиской к бригадиру Потапову.
Акт какой-то он должен прислать, а мне надлежало помочь его составить. Да
вот беда, что-то целый день хожу по колхозу и не могу поймать. Кто
говорит, что здесь он, кто говорит, уехал. Вы ведь на его участке,
кажется, работаете? Не видели?
- А домой к нему вы не заходили? - спросил Корнилов не отвечая.
Отец Андрей поморщился.
- Подходил я под вечер. Да, признаться, не решился зайти.
- А что...
- Гости там были.
" Значит, мог слышать и наш разговор", - подумал Корнилов и спросил:
- А Георгия Николаевича вы нигде не встречали?
- Нет. А что?
- Да куда он делся - не пойму... Поехал в город вчера, обещал сегодня к
полудню вернуться, и нет его. Правда, приехала к нему тут одна особа... -
Про особу вырвалось у Корнилова как-то само собой и противно, игриво, с
ухмылочкой, он чуть не поперхнулся от неожиданности.
- Да уж пора, пора ему, - сказал отец Андрей. - В его-то годы у меня
уже была большая семья - трое душ. Правда, тут - канон. Тогда духовенство
женилось рано.
- До принятия сана, - подсказал зачем-то Корнилов.
- Совершенно верно. До посвящения. Значит, знаете. Ну а теперь
времена-то, конечно, не те.
- Да, времена не те, не те, - тупо согласился Корнилов.
Хозяйка положила шитье на стол, вышла в сени и сейчас же вернулась с
бутылкой водки.
- Деньги сейчас платить будете? - спросила она, беря снова френч, и
осматривая обшлага.
- Зайду завтра расплачусь. За все, - ответил Корнилов.
- Только тогда не утром. Утром я в город поеду, - сказала хозяйка. -
Что-то плохо, отец Андрей, дочка о вас заботится. Вон все пуговицы на
одной нитке.
- Дочка у меня замечательная, Марья Григорьевна, - с тихим чувством
сказал отец Андрей, - работящая. С пятнадцати лет на семью зарабатывала, я
уже и тогда был не кормилец. И муж у нее великолепный. Спокойный,
выдержанный, вдумчивый. Читает много. Сейчас он зимовщиком на острове
Врангеля, так целую библиотеку с собой захватил. Вот ждем, в этом месяце
должен в отпуск приехать.
- Вот вы уж с ним тогда... - сказал Корнилов, мутно улыбаясь (словно
какой-то бес все дергал и дергал его за язык).
Отец Андрей улыбнулся тоже.
- Да уж без этого не обойдется. Но у него душа меру знает. Как выпил
свое - так все! А дочка, та даже пиво в рот не берет. Юность не та у нее
была. Не приучена.
- А вы?
- А я грешный человек - на Севере приучился. Я там в открытое море с
рыбаками выходил - так там без этого никак нельзя. Замерзнешь, промокнешь,
застынешь - тогда спирт первое дело. И растереться и вовнутрь.
- А в молодости так и совсем не пили? - посомневался Корнилов.
- Водку-то? Помилуй Бог, никогда! - очень серьезно покачал головой отец
Андрей. - Теплоту, что оставалось, верно, допивал из чаши. Теплота - это
по-нашему, поповскому, церковное вино, кагор, которым причащают. Так вот,
что в чаше оставалось, то допивал, а так - боже избави! А сейчас после
Севера грешу, ох как грешу! Достать тут негде - так вот я к Марье
Григорьевне и повадился. Спасибо, добрая душа, не гонит.
- А что, я не человек, что ли? - спросила хозяйка серьезно. - Я хорошим
людям всегда рада. Только от вас, отец Андрей, да и услышишь что стоящее.
От вас да вот их товарища. Тот тоже ко мне заходит.
" Ах, вот куда Зыбин нырял, - подумал Корнилов. - Однако надо идти
выспаться. Директор завтра вызовет обязательно. Он меня терпеть не может.
Ну что ж? Скажу - ничего не знаю, ничего не слышал, днем работал, а
вечером пил с отцом Андреем".
- Хозяюшка, - сказал он, - а что, если мы с отцом Андреем вот здесь у
вас по стопешнику и опрокинем, а?
- Я уж сказала, хорошим людям всегда рада, - опять-таки очень серьезно
ответила Волчиха, - я сейчас соленых огурчиков из кадки принесу. Вот ваша
одежда, отец Андрей, - она подошла к шкафу, вынула стопки, тарелку. Стопки
поставила на стол, а с тарелкой вышла в сени. Отец Андрей надел френч,
подошел к зеркалу и одернулся.
И оказался стройным, аккуратным, почти по-военному подтянутым стариком.
Он посмотрел на Корнилова и подмигнул ему. И вдруг с Корниловым произошло
что-то совершенно непонятное. На мгновение все ему показалось смутным, как
сон. Он даже вздрогнул. " Боже мой, - подумал он, - ведь все как в той
повести. Правда и неправда. И есть и нет. Да что это со мной? И зачем я
тут? В такой момент? С попом? С шинкаркой этой? Или я уже действительно
тронулся? "
Ему даже подумалось, что все - стол, две бутылки, одна в газете, другая
так, мордастая баба-шинкарка, поп во френче, - все это сейчас вздрогнет и
расслоится, как колода карт. Такое у него бывало в бреду, когда он болел
малярией. И вместе с тем, как это бывало у него иногда перед хорошей
встряской, выпивкой или баней, он почувствовал подъем, легкое
головокружение, состояние обморочного полета. И еще порыв какого-то чуть
не горячечного вдохновения. Он встал и подошел к зеркалу. Нет, все было
как всегда, и он был таким, как всегда, серым, будничным, неинтересным.
Ничего на земле не изменилось. И его возьмут, и тоже ничего не изменится.
По-прежнему этот поп будет жить с шинкаркой и трескать ее водку.
Он откупорил бутылку и налил себе и попу по стопке.
- Ну, батюшка, - сказал он грубовато, - за все хорошее и плохое. Ура!
- За плавающих, путешествующих и пребывающих в темницах, - серьезно и
плавно, совсем по-церковному, не то произнес, не то пропел отец Андрей. -
Марья Григорьевна, берите-ка стопку! При таком тосте сейчас все должны
пить.
Потом заговорили о жизни. Все трое были уверены, что никому из них она
не удалась, но каждый относился к этому по-разному: Корнилов раздраженно.
Волчиха безропотно, а отцу Андрею такая жизнь так даже и нравилась.
- Да, рассказывайте, рассказывайте байки, - грубо усмехнулся Корнилов.
- Так мы вам и поверили. У меня нянька была, - повернулся он к Волчихе, -
вот ее спросишь: " Нянь, а ты пирожные любишь? " " Нет, - отвечает, - няня
только черные сухари любит".
- А ведь, - отец Андрей улыбнулся, - она правильно отвечала - я тоже
черные сухари люблю больше, чем пирожные. Эх, товарищ дорогой, или как вас
там назвать, ведь вы еще не знаете, что такое черный хлеб, самая
горбушечка - ведь вкуснее ее ничего на свете нет. Этому вас еще не
научили.
- А вас давно этому научили? - прищурился Корнилов.
- Меня давненько, спаси их Господи. И по совести скажу: хорошо сделали,
что научили, спасибо им. Вот брожу по земле, встречаюсь со всякими людьми,
зарабатываю этот самый черный хлеба кус горбом, тяжко зарабатываю,
воистину в поте лица своего! - эту работу у вас я как по лотерейному
билету получил, через месяц ей конец - и радуюсь! И от всей души радуюсь!
Хорошо жить на свете! Очень хорошо! Умно установлено то, что у каждого
радость точно выкроена по его мерке. Ее ни украсть, ни присвоить: другому
она просто не подходит.
- А когда, отец, вы губернаторским духовником были, вы тоже думали так?
- Нет, тогда не так. Но тогда я еще не знал вкус черного хлеба.
- А чувствовали себя как? Хуже?
- Хуже не хуже, а, как бы сказать, обреченнее. По-поповски. Ни горя, ни
радости. Течет себе река и течет. И все по порядку. Родничок, верхнее
течение, нижнее течение - и конец: влилась в море и канула.
- Обедни каждодневно служили, наверно?
- Иногда и другим поручал, грешен.
- Грехи прощали?
- Прощал. Много что прощал. Да все прощал! И грабеж, и убийство, и
растление, и то, что мой духовный сын по толпе велел стрелять, - все, все
прощал: " Иди и больше не греши". - Он поднял на Корнилова спокойные
серьезные глаза. - А это хорошо, что вы сейчас иронизируете. Это
действительно и смеха и поруганья достойно.
- Как же так, батюшка? - удивилась Волчиха. Она уже успела украдкой
незаметно поплакать над долей (просто два раза дотронулась до глаз - сняла
|
|