💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Из столицы – в столицу

Из Москвы подполковнику Бухолцу и его небольшому отряду предстояло добраться до Тобольска – столицы Сибирской губернии, как уже отмечалось, самой обширной из восьми губерний России. Путь был неблизкий – без малого две с половиной тысячи верст, и ни тебе железных дорог, ни тебе автострад! И хотя царь не любил волокиты в делах, о чем боевому офицеру, участнику Полтавской битвы Бухолцу, конечно же, было прекрасно известно, тем не ме­нее, он пробыл в Москве почти полтора месяца. Причина все та же – бумажная волокита.

А главное, что нужно было сделать: найти офицеров, желательно боевых и опытных. Но таковые, надо думать, во время войны по домам не сидели. Но, в конце концов, с помощью военной канцелярии подполковник Бухолц нашел себе сподвижников: 1 майора, 2 капитанов, 2 поручиков и 2 прапорщиков. Конечно, семь человек маловато, но что делать! Список их не приво­дится, но по документам, касающимся экспедиции за золотом и появившимся позднее, со стопроцентной уверенностью можно утверждать, среди них были майор Вельяминов-Зернов, капитан Ступин, поручики Каландер и Трубников, прапорщик Микулин… Поручик Каландер, кстати, из пленных шведов, спе­циалист по артиллерии и строительству крепостей.

Выбран был и путь, коим двигаться в Сибирь, самый надежный – водный. По рекам Москве, Оке, Каме и Чусовой, а за Уралом по Туре и Тоболу. Однако, как показал в отчете об экспедиции перед Сенатом Бухолц, на судне дошли только до устья Чусовой, а «от Чусовой до Тобольска на подводах зимним путем». Но, чтобы отправиться, нужны были деньги.

И тут не обошлось без сибирского губернатора Гагарина, который, кста­ти, из девяти лет своего губернаторства (с 6 марта 1711 г. по 11 января 1719 г.) пять лет провел вне Сибири. Царь постоянно призывал его по каким-либо делам. В начале 1714 года он был вызван для осмотра каналов, соединяющих Балтийское море с Черным и Каспийским, и вернулся в Тобольск только к се­редине 1715 года, перед самым отплытием Бухолца из Тобольска. У Гагарина были свои дома в Санкт-Петербурге и в Москве, естественно, и в Тобольске тоже. Особенно поражали воображение современников четырехэтажные па­латы в венецианском стиле на Тверской улице. Вот что пишет о них знаток старой Москвы М.И. Пыляев: «Великолепие внешности его палат соответ­ствовало и роскошному внутреннему убранству. Разного рода дорогое дерево, мрамор, хрусталь, бронза, серебро и золото употреблены были на украшение покоев, где зеркальные потолки отражали в себе блеск люстр, канделябр, в висячих больших хрустальных сосудах плавали живые рыбы, разноцветные наборные полы представляли узорчатые ковры. Одни оклады образов в спаль­не его, осыпанные бриллиантами, стоили, по оценкам тогдашних ювелиров, более 130000 рублей». Этот дом пострадал во время пожара 1812 года, а в 1852 году был перестроен и утратил свой первоначальный вид.

Надо думать, именно в этом доме и было отпраздновано известие о столь долгожданной победе над шведами на море. Эта победа была добыта в сраже­нии у мыса Гангут 26-27 июля 1714 года. Русскими было захвачено семь ко­раблей противника, в том числе фрегат контр-адмирала Эреншельда. Вместе с адмиралом было пленено шестьсот матросов и офицеров. Господство шведов на море после этого сражения закончилось.

Но вернемся к деньгам для Бухолца. Вот что он писал позднее сам: «А на наем судна и на подъем деньги даваны из доходов Сибирской губернии. Да на подъем выдано ему по приказу губернаторскому на Москве, из Сибирско­го Приказу, да у Соли-Камской по 100 рублев, муки ржаной 50 четвертей, вина простова 100 ведер в жалованье, да на Москве и в Сибири, получал он по имянному царского величества изустному указу полковничье, офицерам и прочим жалованья дача была деньгами и провиантом по их рангам из доходов Сибирской губернии».

Годовое жалованье полковника составляло 100 рублей, майора – 46, ка­питана – 33, поручика – 26, прапорщика – 16 рублей 22 алтына. Для сравнения: лошадь в Сибири стоила 3, 5 – 4 рубля, пуд ветчины – 23 коп., ведро вина около 2 рублей, седло примерно 16 алтын…

Как бы там ни было, отправившись в августе из Москвы, они прибыли в Тобольск 13 ноября. То есть были в пути почти три месяца. Это, конечно, не значит, что все передвигались с такой скоростью. Нарочные с письмами по­крывали путь между двумя столицами за месяц, а то и еще скорее.

«И был без команды…»

Тобольск того времени, как и положено столице, был самым видным и красивым городом Сибирской губернии. Здесь был единственный на всю Сибирь белокаменный кремль с Гостиным двором и впечатляющим Софийским собором. Недалеко от собора – Архиерейский дом и рентерея, нависшая по­добием арки над верхом Прямского взвоза. Впрочем, строительство на тер­ритории тобольского кремля тогда еще продолжалось, и вел его известный архитектор и картограф Семен Ульянович Ремезов. Он тогда заканчивал воз­ведение Воскресенской церкви. Население было весьма пестрым: в основном, конечно, русские, но четверть – татары. Много было в городе пленных шведов, к которым князь Гагарин благоволил и баловал их деньгами. По свидетельству иностранца Блюгера, он раздал им до 15000 рублей. Впрочем, давал, видимо, не зря. С помощью шведов он выкопал канал, благодаря чему изменил место впадения Тобола в Иртыш и избавил город от вечной непролазной грязи.

Ознакомившись с положением дел, Бухолц приуныл: в Тобольске его не ждали, и для местного начальства он стал страшной свалившейся вдруг на голову обузой и заботой. Отсутствие Гагарина, оставшегося по делам вышневолоцкой системы шлюзов, только усугубляло положение. Уезжая в столицу 1 января 1714 года, Гагарин оставил вместо себя обер-коменданта, бывшего тарского воеводу, стольника Семена Карпова. Хотя с 1709 года до приезда Га­гарина в Тобольск обер-комендантом был бывший туринский воевода столь­ник Иван Бибиков. И уже во время пребывания Бухолца в Тобольске 1 января 1715 года Бибиков вновь назначается обер-комендантом, каковым и был до своей смерти в 1716 году. Надо полагать, что эти перестановки во время фор­мирования экспедиции были не случайны, ибо Бухолц постоянно жаловался на невнимание к своим делам. И вынужден был обратиться к губернатору: с кем же ему работать в его отсутствие? И получил от Гагарина такой ответ: «…в небытность в Сибири губернатора, велено весь отпуск готовить, до указу великого государя, тоболскому каменданту Дорофею Афанасьеву сыну Траур­нихту; и о том отправлении, о даче людей и аммуницыи и артилерии, и денег, и что надлежит его подполковничью отпуску из сенату или из двора царского величества, все велено отправлять ему, тоболскому коменданту».

Траурнихт был в Сибири фигурой довольно известной. В Сибирском летописном своде о нем говорится: «В Якутьску в 206 году столник и воевода Дорофей Афанасьев сын Траурнихт». С его именем связано освоение не толь­ко Якутского края, но и Камчатки. Тут надо сказать, что Иван Дмитриевич Бухолц был женат на дочери Траурнихта Марье Дорофеевне. Это обнаружил и впервые опубликовал в своем очерке «Иван Бухолц» в научной статье, по­священной экспедиции, омский историк-архивист Е.Н. Евсеев. Он же в ряде публикаций, на основании подлинных архивных первоисточников с автогра­фами основателя Омской крепости и сфрагистики, показал, что руководитель экспедиции за песочным золотом Иван Бухолц был из русского дворянского рода, а не из немцев, и Бухгольцем писаться не должен. Это подтверждает­ся также следующими документами, обнаруженными мною в Сибирском ле­тописном своде: «1715-го году по зиме поехал (точнее – «приехал» – П.Б.) из Санкт-Питербурха полковник господин Иван Дмитриевичь БУХАЛЦЕВ и с ним другие афицеры». Здесь же чуть ниже говорится, что в 1723 году в Сибирь приехал «генерал и маэор иноземец Вилом Иванович Геннинг да с ним другой ему товарищ иноземец Иван Иванович Берместер». Как видим, о том, что приехали иноземцы, в летописи специально подчеркнуто, а Бухолц воспринимался как русский, и даже фамилия написана на русский манер. 21 января 1715 года Дорофей Траурнихт писал коменданту Тюмени Эверлакову: «В нынешнем 715 году велено ис тобольских и с тюменских, и с туринских служилых людей и казачьих детей выбрать пятьсот человек и отдать подпол­ковнику г-ну БУХОЛЦОВУ на оставку в гарнизонех…» Уж Траурнихт-то знал, наверное, как пишется фамилия его зятя!

А вот что пишет в доношении, обращаясь в канцелярию Правительствую­щего Сената по поводу прогонных денег, другой человек, близко знавший Бу­холца, прапорщик Василий Микулин, посланный Бухолцем из Ямышевской крепости с письмами к царю: «Посылан я был из Сибирской губернии ис То­болска от господина подполковника Бухолцова с письмами до царского вели­чества…» (РГАДА, ф. 248, оп.7, кн.373, л. 72). В Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) сохрани­лось письмо Бухолца с оттиском на сургуче его печатки, на котором изображе­на птица, скорее всего, болотная выпь – «бухало». Е. Евсеев не исключает про­исхождение родового прозвища от этой птицы. Он же опубликовал в сборнике документов «Из истории Омска» (1967 г.) формулярные сведения из смотро­вого списка Сибирского гарнизона Якутского полка о службе бригадира И.Д. Бухолца. Там в графе «Из каких чинов и где вспомещены и что за ними или их отцами матерми мужска полу душ» значится: «Из шляхетства (т.е. из дворян­ства – П.Б.), испомещен в Вяземском, Смоленском, в Можайском, в Кашин­ском, в Митревском уездах, а мужеска полу имеется 500 душ)». Итак, Бухолц – дворянин, имеющий поместья в пяти уездах России. Если допустить, что у него была немецкая кровь, то он настолько обрусел, что об этом можно забыть. Ведь не считаем же мы Пушкина эфиопом, а Лермонтова шотландцем…

Однако поборники немецкого происхождения основателя Омской крепо­сти игнорируют напрочь эти факты. Для них «Бухгольц» – и все. Особенно категоричен в этом плане краевед Иван Шихатов. В своей книге «На государе­вой службе» он делает после сомнительных рассуждений вывод: «В русском языке нет основы для фамилии «Бухгольц», варианты фамилии «Бухольц» или «Бухолц» являются ошибочными и документами не подтверждаются». Хотя именно в архивных документах-первоисточниках, то есть документах, напи­санных самим основателем Омской крепости и людьми, близко знавшими его – кабинет-секретарем Макаровым, князем Матвеем Гагариным, князем Мен­шиковым, Петром I – нет ни одного варианта «Бухгольц», а только «Бухолц» с редкими искажениями типа «Бухалт» и «Буколц». И не надо искать «г» в его подписи, там ее тоже нет. Представляю читателям подлинный автограф основателя Омской крепости.

Рисунок (автограф, см. отд.)

Этот автограф был опубликован, с моей подачи, впервые в газете «Время» в середине 90-х в статье Е.Н. Евсеева, и с той поры растиражирован во многих изданиях и на город­ских рекламных щитах. Вставил его в свою книгу «Почетные омичи» и Шиха­тов. Правда, не владея информацией, подписал, что это автограф 1720-х годов. На самом же деле, этой подписью Бухолц заверил опись имущества, бывшего в отряде, в декабре 1715 года, когда находился в Ямышевской крепости. В на­шем распоряжении имеется фотокопии семи автографов Бухолца под разными документами.

В Черепановской летописи тоже только вариант «Бухолц», а написана она в 1760 году, и Черепанов мог беседовать с участниками экспедиции за золо­том. Правда, летописец многое списал из «Истории о песошном золоте…» не­мецкого историка Г.Ф. Миллера, который встречался в Селенгинске с Бухол­цем. Что дало некоторым историкам утверждать, что «Бухгольц» по-немецки пишется «Buchholz» и, мол, после перевода появился «Бухольц».

Уважаемые историки, еще раз обращаю внимание, что в архивных перво­источниках нет ни «Бухгольца», ни «Бухольца». Для начала признаем хотя бы это! Ведь не говорим же мы, что светлейший князь Александр Данилович не­мец на том основании, что его фамилию пишем «Меншиков» (а по-немецки «менш» – «человек»), а не «Меньшиков». Кстати, немец Миллер вряд ли бы забыл указать на то, что Бухолц – его соотечественник. Но он ничего не пишет о его национальности.

Из издания в издание в омской краеведческой литературе кочует якобы портрет И.Д. Бухолца, нарисованный художником В. Резниченко и реконстру­ированный им по описаниям в литературе. Но, во-первых, как можно нарисовать портрет «по описаниям»? Это ведь не фоторобот. Можно было бы реконструировать по ме­тоду Герасимова, но для этого нужно иметь череп. А мы не знаем даже место захоронения основателя Омской крепости. Ну, а во-вторых, такого описания внешности Бухолца нет в природе. Кто не согласен с данным утверждением, пусть опубликует это описание.

Неизвестно, насколько повлияло родство Бухолца с комендантом Тобольска на выбор его руководителем экспедиции и на назначение тестя начальни­ком по подготовке экспедиции, но можно предположить, что ускорению дела способствовало не очень. Ибо впоследствии Бухолц отмечал, что «приехал он, Бухолц, ноября 13 числа того же 1714 году, и был без команды генваря по 9 число 715 году», то есть почти три месяца.

«Доношу вашему пресветлому величеству…»

В январе стали приходить рекруты из окрестных деревень, не более чем по одному человеку с четырех дворов. Кому идти в рекруты, решала община, ибо в Сибири крепостного права не было. Из них еще надо было сделать солдат, что при нехватке офицеров было непростой задачей. Но людей все равно не хватало, так что приходилось брать и арестантов из тюрем. В своих доне­сениях в столицу Бухолц постоянно жаловался на неопытность солдат, на то, что они «экзерциции не знают».

Сложности были и с вооружением. Прибыв в Тобольск, Бухолц обнаружил там всего лишь две годных пушки. Пришлось отливать новые тут, в Тобольске. Поручик Каландер привлек для этого дела пленных шведских офицеров. Осо­бенным умельцем в этом деле оказался штык-юнкер Ренот. К лету было выли­то пять медных пушек: одна шестифунтовая и четыре трехфунтовых (калибр определялся весом ядра – П. Б.) и также одна пудовая мортира и четырнадцать шестифунтовых. Хотя и приказал князь Гагарин отправляться из Тобольска весной, но из-за неготовности экспедиция задерживалась.

13 мая 1715 года в Тобольске случился сильнейший пожар, который, надо полагать, также не способствовал ускорению дела. Летописи сообщают, что на нижнем посаде сгорели 4 церкви, 4 богадельни, 2 кружала, 39 амбаров, 953 двора, 25 юрт и 194 лавки.

Состояние дел в полной мере предстает из доношения подполковника И.Д. Бухолца царю Петру, написанного 9 июня 1715 года. Из него следует, что, за исключением мелочей, Бухолца больше всего волновало три момента. Во-первых, отсутствие дощаников и лодок, без которых невозможно было отправиться вообще. Во-вторых, беспокоило и то, что он не нашел ни одного человека в Тобольске, который бы точно сказал, что возле Яркенда есть золотой песок: «А подлиннова и вернава ведомца о песошном золоте близ Ерке­та господин губернатор мне не дал, а тоболские жители, которые бывали в Еркете, не единой не сведом о том золоте подлино, а привозят то золо­то в Тоболск бухарцы и продают». И, наконец, одной из главных забот было оружие. «В ружье, государь, самая мне нужда, понеже малое число годного; всего, государь, по нынешнее число у меня, из которого стреляем, восемьсот фузей, и то разных калибров.< …>

Однако уже перед самым отплытием экспедиции губернатор Гагарин сдер­жал свое слово и прислал из Москвы 2000 фузей “немецкаго добрава дела” и столько же палашей. Но 9 июня их еще не было и подполковник Бухолц пишет царю, что он готов отправиться до Ямышева озера и заложить там крепость с имеющимся оружием, чтобы в той крепости дождаться обещанных фузей. За­бегая вперед, можно сказать, хорошо, что этот вариант не осуществился, иначе результаты экспедиции могли быть весьма печальными.

Из собранных рекрутов были созданы три полка: Санкт-Петербургский, Московский и Драгунский общей численностью 2797 человек, которые были соответственно обмундированы.

«А что, государь, при мне ныне…»

Впрочем, численность полков в ходе экспедиции постоянно менялась в сторону уменьшения. По ведению, посланному канцелярией из Тобольска в Сенат, численность отряда на момент отплытия составляла 2932 человека, из них 2862 человека солдат и драгун и 70 мастеровых. Но уже 8 августа 1715 года, то есть через месяц с небольшим, Бухолц в табели, посланной из Татмыцкой слободы, указывает численность 2797 человек. Позднее, в 1719 году, на допросе в Сенате, когда началось следствие по делу князя Гагарина, он на­зывает это же число. В ведомости, посланной из Ямышевской крепости от 29 декабря 1715 года, он указывает численность 2536 человек.

Убыль отряда объясняется, прежде всего, бегством солдат, как уже указывалось, в солдаты рекрутировали даже колодников. Не случайно царь Петр 7 августа 1716 года в письме князю Гагарину особо отметил: «Он же Бухолт пишет, что много солдат у него ушло, и всегда бегут, понеже в сибирских городах их принимают, что зело противно указу чинитца, и ежели ему вред от того учинитца, то взыщется все на вас».

Архивные документы-первоисточники сохранили подробнейшие сведе­ния об имуществе, бывшем в отряде. Еще 9 июня 1715 года подполковник Бухолц жаловался царю: «В Тоболску, государь, как я прибыл, припасов воинских: лядунок, перевезей, портупеев, лапаток, заступов, кирок, мотык, ло­мов, топоров, буравов, долот, ни к пушкам ядр и никакой амуницыи, ни телег походных, ни ящиков патронных, ни людем мундиру – ничего не было, о чем о всем сведом господин губернатор, а делал все вновь и всем давал я обрасцы…» Но, в конце концов, все было сделано, и обеспечение и вооружение отряда мож­но считать хорошим. При отряде имелась даже походная церковь… < …>

Всего же по справке, присланной в Сенат за подписью ландрихтера Чепелева в 1715 и 1716 годах, на экспедицию было потрачено 115373 рубля 24 алтына 3 деньги.