Существительные существительные

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Мужской род Женский род Мужской род Женский род

Рассмотрим подробнее типичные детские ошибки в связи с родом существительных. Остановимся сначала на существительных, обозначающих людей (одушевленных личных). В этой области соотнесенность к одному из двух возможных родов (мужскому или женскому) мотивируется реальным полом лица, о котором идет речь. Как только ребенок оказывается в состоянии усвоить реальные различия между полами живых существ (для этого нужно известное время), образуется необходимая когнитивная база для овладения данным грамматическим противопоставлением применительно к этим существительным. Об ошибочном отнесении к роду свидетельствует неверный выбор формы прилагательного или глагола в прошедшем времени, а также неверная замена местоимением.

Приведем некоторые примеры верного употребления рода из Речи Саши С:

«Где Нюра?» — «ПАПАЛЯ» (пропала) (1 г. 11 мес.). Правда, в этот период выбор может быть еще и не осмысленным. Более показательна фраза, сказанная в 2 г. 13 дн.: «СЯСЯ КОЛЁСИЙ, МАМА КОЛЁСИЯ» (Саша хороший, мама хорошая). Использование одного и того же прилагательного в двух разных формах подтвержает факт сформированности данного противопоставления.

Для ряда существительных можно констатировать конфликт так называемого «морфологического» рода, выявляемого в системе надежных окончаний, и «синтаксического» рода, обнаруживаемого в согласовании и местоименной субституции. Речь идет о словах на -А типа дядя, дедушка, юноша и т. п. Дети, которые, как мы видели, стремятся навести порядок в нашей «неправильной» грамматике, устраняют это противоречие. Совсем маленькие дети могут устранять его в пользу рода «морфологического». Так, Поля С. в 1 г. 11 мес. задала вопрос: «Где моя ПАПА?» Такое возможно, однако, только на самом раннем этапе развития, когда ребенок еще не имеет представления о половом различии живых существ. Трех-четы-рехлетние дети устраняют конфликт в пользу реального пола: «С ДЕДУШКОМ своим пошел?», «ЮНОША знакомого встретил», «Папа — ты МУЖЧИН?». При этом «морфологический» род изменяется: существительное, приобретая другую систему окончаний, перемещается из первого склонения во второе.

Мы иногда не задумываемся о том, что существительные мужского рода могут употребляться нами безотносительно к полу, т. е. в значении лица вообще. Когда слышим врач, архитектор, инженер, мы не знаем, о мужчине или женщине идет речь (Он прекрасный инженер. — Она прекрасный инженер). Если в языке возникает соотносительное образование со значением женского пола, например учитель — учительница, то второе из них последовательно употребляется применительно только к женщинам, а первое может сохранять свое «внеполовое» употребление. В таких случаях у нас как бы имеется ситуация выбора (если говорим о женщине). Мы можем сказать: Она прекрасный учитель и Она прекрасная учительница. Дети, как показывают наблюдения, такого положения не принимают вообще. В этом можно видеть проявление характерной для ребенка тенденции к преодолению так называемой асимметрии языкового знака, разрушающей однозначное соотношение между означающим и означаемым. Эта тенденция выявляется как при понимании, восприятии речи, так и при говорении, продуцировании ее. При этом в сфере категории рода обнаруживаются два достаточно характерных явления.

Во-первых, дети зачастую отказываются употреблять противоречащие, по их мнению, здравому смыслу существительные мужского рода применительно к женщинам. Мать говорит пятилетней., дочери, указывая на женщину-дворника, сгребающую лопатой снег: «Смотри, дворник снег убирает». И тут же слышит возмущенное: «Какой же это дворник? Это же ТЕТЯ!» Мальчика шести лет спросили, не знает ли он, кто воспитатель в соседней группе. Он отвечает: «У них не воспитатель, у них ВОСПИТАТЕЛЬНИЦА».

Во-вторых, при необходимости обозначить лицо женского пола лети образуют с помощью суффиксов так называемые родовые кор-репяты, руководствуясь при этом правилами системы русского языка: ВОДИТЕЛЬНИЦА ТРАМВАЯ, ДИРИЖЕРКА, ПАРИКАМАХЕР-ЦИЦА ^и ^т- ^п- Таким образом они устраняют одну из языковых аномалий, добиваясь строгой симметрии.

Не меньшую аномалию представляют собой так называемые существительные общего рода типа неряха, умница, грязнуля, недотрога. И здесь нарушено правило «одно звучание» — «одно значение», поскольку существительные, обладая всеми признаками «морфологического» женского рода, оказываются способными менять свой род на мужской, подобно оборотням. Это выявляется в согласовании и местоименной субституции (Миша — большой умница, Маша — большая умница). Для детской «правильной» грамматики это не подходит. Аномалия устраняется двумя способами. Чаще всего имеющееся в языке существительное осознается ребенком как относящееся исключительно к женскому роду. В таком случае возникает потребность в образовании родового коррелята со значением мужского рода, что и осуществляется чаще без прибавления каких бы то ни было суффиксов, путем изменения системы окончаний: «Таня — слуга, а ты, Вова, СЛУГ», «Бедный мой зайчонок\ Тебя ПЬЯНИЦ сбил», «Ты МАЛЫШЕК или дядя?». Иногда (это бывает в редких случаях) «морфологические» приметы рода берут верх над реальным отношением к полу, и тогда меняется согласование: «Этот Петя — такая ПЛАКСА». При виде неодобрительной реакции взрослых ребенок «исправляется»: «А как же сказать? Такой ПЛАКС?»

Рассмотрим ошибки в использовании неодушевленных существительных. Распределение по трем родам неодушевленных существительных не связано с каким бы то ни было смысловым принципом, а держится исключительно на традиции, закрепленной в системе падежных окончаний. Почему, в самом деле, стол -он, парта — она, а окно — оно? Поскольку внешнее выражение отнесенности к роду такое же, как в области одушевленных существительных, где налицо смысловая мотивированность, это иногда сбивает ребенка с толку — он стремится найти мотивированность там, где ее нет. Например, К.И.Чуковским зафиксирован факт, когда мальчик отказывался применить к себе «женское» слово царапина: «Это у Муси если — царапина, а у меня ЦАРАП, я мальчик!» Характерны следующие рассуждения ребенка, стремящегося осмыслить различия по роду между неодушевленными существительными на основе уже освоенного им Различия по полу в сфере одушевленных существительных: «КРОВАТКА - ЖЕНЩИНА, А ДИВАН СХОДИТ НА МУЖЧИНУ». (Так рассуждает Женя А. в 4 г.) Эти факты свидетельствуют

о чрезвычайно рано развивающихся так называемых металингвистических способностях ребенка в сфере грамматики.

Многочисленные детские ошибки в изменении рода существительного, которые свойственны ребенку после трех лет, относятся почти исключительно к сфере неодушевленных существительных, т. е. к таким словам, в которых отсутствует семантическая мотивированность выбора одного из возможных родов.

Главная причина того, что до определенного времени дети как будто не замечают существования среднего рода, заключается в следующем. Дети сначала усваивают родовую оппозицию в сфере одушевленных существительных, перенося ее затем на неодушевленные, а в сфере одушевленных средний род отсутствует. Характерен эпизод, приведенный в одном из опубликованных дневников- «МАМА, ЛОЖКА - ДЕВОЧКА, А НОЖ - МАЛЬЧИК?» - «Да, -отвечает мама. — А окно?» Дочь думала, думала, потом расплакалась: «ЭТО НЕ МАЛЬЧИК И НЕ ДЕВОЧКА1» Это уже так называемая металингвистическая рефлексия на языковые факты, но она отражает объективно существующую последовательность в усвоении языковых явлений. Существительные среднего рода первоначально переводятся ребенком либо в женский («Л где другая УХА?» «Что я с этой ЗЕРКАЛОЙ делать буду?»), либо в мужской род. («Ом, какой КОЛЕСИКмаленький!» «Положи один ПОЛЕН в печку»}.

Существительные мужского рода могут переводиться в женский и наоборот. Характерно, что здесь не наблюдается какой бы то ни было отчетливой тенденции: случаев того и другого вида примерно равное число. При этом происходит смена флексий, т. е. изменение типа склонения существительного. При замене мужского рода женским существительное из второго склонения переходит в первое: «Одну ОРЕШКУ только съем!», «Не копай моей СОВКОЙ1». При замене женского рода мужским существительное может переводиться из третьего склонения во второе: «ПЕЧсам топится?», «У меня на пальчике ЗАНОЗ». «От БАТАРЕЯ тепло идет». Особенно часто изменяется род существительных, употребляющихся преимущественно в форме множественного числа: ОДИН ШПОР, ВАША ШЛЕПАНЦА, ПАПИНА ПОГОНА и т.п.

Рассмотрим теперь одушевленные неличные существительные, т.е. так называемые зоонимы. Они в языке по категории рода занимают промежуточное положение между личными одушевленными (обозначающими людей) и неодушевленными. Дело в том, что их мотивированность связью с полом проводится в языке крайне непоследовательно. В тех случаях, когда пол живого существа представляется несущественным, в языке имеется только одно слово для наименования данного животного (насекомого, птицы), причем форма является немотивированной и определяется исключитель-

_но традицией — совершенно аналогично тому, как это происходит в сфере неодушевленных: дятел, леопард, комар, олень и синица, пантера, муха, змея. Поэтому возможны ошибки в определении родовой принадлежности слова: «Меня такой большой МУХ укусил», «Маугли помогал черный ПАНТЕР». Если возникает потребность в том, чтобы подчеркнуть пол живого существа, который не совпадает с родом имеющегося в языке существительного, ребенок образует родовые корреляты: «Синица — тетенька, а дяденька -СИНИЦ». «Ну, ты и СОБАК\» — говорится мальчику. «Это у вас ПЕС или ПСИНА?» — интересуется семилетняя девочка, разглядывая пуделя. Она полагает, что псина — наименование самки.

Остановимся на механизме образования родовых коррелятов -пар существительных, различающихся указанием на пол лица или животного. В ряде случаев родовые корреляты женского (в зоони-мах — иногда и мужского рода) в нашем языке отсутствуют, тогда детская окказиональная форма представляет собой заполнение пустой клетки, абсолютной лакуны: «Яне к парикмахеру, а к ПАРИК-МАХЕРНИЦЕхотела!» — капризничает девочка, не хочет, чтобы ее стриг мужчина. В нормативном языке парикмахер — слово, употребляющееся применительно к лицам как мужского, так и женского пола. «Обезьяна с большим ОБЕЗЬЯНОМ», — замечание около клетки в зоопарке. Во взрослом языке слово обезьяна употребляется безотносительно к реальному полу. Дети, которые стремятся к «правильной» грамматике, исключающей подобные двусмысленности, создают четкие родовые корреляты.

В других, более многочисленных случаях соответствующий коррелят в языке имеется, но создан иным способом (ребенок заполняет не абсолютную, а относительную лакуну). Тогда детская форма оказывается вариантом нормативной формы. Как организованы родовые корреляты в нашем взрослом языке? Все они разграничены системой окончаний (существительные мужского рода относятся ко второму, существительные женского рода — к первому склонению), а в подавляющем большинстве случаев — еще и суффиксами. Пар, различающихся только окончаниями, очень мало: супруг — супруга, маркиз — маркиза, кум — кума (в последнем случае существенно также и различное место ударения). Огромное число родовых пар различаются суффиксами, при этом женский коррелят производится от мужского: медведь — медведица, пионер — пионерка, купец — купчиха.

Что касается родовых пар, образуемых детьми, то в них абсолютно преобладают корреляты, разграниченные только флексиями. В одних случаях при этом ребенок отталкивается от существительного мужского рода: биолог — БИОЛОГА («Уменя папа — математик, а мама — БИОЛОГА»), дурак — ДУРАКА (перебранка пятилетних детей: « Ты дурак !» — « Сама ДУРАКА I»), монах — МО -НАХА; в других — от существительных женского рода: подруга - ПОДРУГ, черепаха ~ ^ЧЕРЕПАХ, корова - КОРОВ и даже невеста — НЕВЕСТ (что означает жених). Примеры такого типа многочисленны: «Почему Леша, мой ПОДРУГ, плачет?» — спрашивает трехлетняя девочка. Слово подруг изобретали очень многие дети независимо друг от друга. «Смотри: коза с КОЗОМсвоим», — замечание пятилетнего мальчика.

Во взрослом языке этот самый простой и экономный способ создания родовых коррелятов используется крайне редко. Попробуйте привести еще примеры, кроме тех, которые были названы выше. Разве что вспомните инфанта и инфанту. Нельзя считать, чтобы дети могли в своей словотворческой деятельности равняться на эти конкретные малоупотребительные пары слов. Разумнее предположить другое: бессуффиксальные пары больше удовлетворяют принципу системности языка, к которой так чувствительны дети. С точки зрения языковой системы использование суффикса избыточно, раз окончание и так указывает на род.

Не любят дети супплетивных оппозиций: петух — курица и ПЕТУХ - ПЕТУХИНЯ, ПЕТУШКА, бык - корова и БЫК - БЫЧКА, БЫЧИЦА, БЫЧИХА, или КОРОВ - КОРОВА. Детские пары слов проще и логичнее. «Женские» суффиксы используются детьми очень широко, чаще всего суффиксы -ИЦ и -ИХ (ЗАЙЧИЦА, КО-РОЛИЦА, КОТИКА). Хорошо знаком ребенку и «женский» суффикс К. В О РКА, ФРАНЦУЗКА.

С не меньшей последовательностью дети не замечают и уникальных суффиксов. Суффикс -ЕВ употребляется только в слове королева. Он не связан с какой бы то ни было словообразовательной моделью. Поэтому королева в речи ребенка довольно часто превращается в КОРОЛИЦУ. Дети «исправляют» и другие модели: «ВОННЕГРИТЯНКА СНЕГРИТЯНИНОМ» (пара негр - негритянка тоже крайне необычна, куда проще НЕГРИТЯНИН ~ НЕГРИТЯНКА, как, например, англичанин — англичанка).

Что раньше появляется в речи ребенка: существительные, прилагательные или глаголы? Или, точнее сказать, — слова, обозначающие предметы, действия предметов или признаки предметов?

Если проанализировать состав лексикона ребенка полутора-двух лет, то окажется, Нем преобладают существительные, на втором месте глаголы, а прилагательных ничтожно мало. Это и понятно: ребенку важнее выделять предметы и обозначать действия, с ними связанные, чем указывать на качества этих предметов. Качество ведь есть нечто второстепенное по отношению к предмету. В первичной картине мира, которую отражает речь ребенка, присутствуют в первую очередь предметы и действия, что и создает предпосылки для формирования в дальнейшем категорий существительного и глагола. Все прочие части речи (прилагательные, наречия, числительные и т. п.) формируются на базе указанных категорий и в тесной связи с ними.

К тому же высказывания ребенка на втором году жизни еще элементарны и не могут вмещать более одного-двух синтаксических отношений. Среди начальных структур находим предмет и его принадлежность лицу и предмет и его качественный признак. Обратимся сначала ко второй структуре, которая является базовой для образования основного разряда прилагательных — прилагательных качественных.

При анализе диалогов взрослых с детьми раннего возраста обнаруживается, что взрослые с удивительным единодушием обращают внимание ребенка на две основные характеристики предмета: его общую оценку (положительную или отрицательную) и его размер. Положительная оценка часто поощряет действия ребенка с тем или иным предметом, а отрицательная призвана предостерегать от контактов с ним. Следует отметить необычайно выразительную интонационную окраску высказываний взрослых, благодаря чему ребенок легче воспринимает смысл речи, даже если отдельные детали не до конца ясны.

Соответственно и в детском лексиконе появляются слова, служащие для выражения общей положительной или отрицательной оценки — во многих семьях это слова, которые мы выше назвали словами языка нянь: БЯКА (или КАКА) ~ для отрицательной оценки обычно неодушевленных предметов и ПАЙ — для выражения одобрения, положительной оценки человека и его поведения. Эти оценки чрезвычайно существенны для ребенка, так как формируют его этические и эстетические эталоны, помогают классифицировать предметы и события в соответствии с принятыми в обществе установками.

Так, Оле М. запрещалось брать в рот семечки, в то время как взрослые на ее глазах их усердно щелкали. Когда ребенок тянул семечки в рот, он каждый раз слышал предостерегающее: «Бяка!» Поскольку это слово оказалось закрепленным именно за данной ситуацией, девочке не хватало понятий его другого применения. Когда она слышала слово бяка. то смотрела туда, где обычно лежали семечки. Разделение ситуации на элементы произошло позже, когда речевой опыт ребенка (в данном случае мы имеем в виду опыт не продуцирования, а восприятия чужой речи) позволил ему разделить предмет и его признак. Для этого необходимо было произвести некоторый анализ высказываний типа «Нельзя трогать семечки» или «Папа за семечками пошел», а также «Собачка мои тапки опять утащила. Собачка — бяка» и т.п. Слово бяка, являясь временным подспорьем в языке ребенка, не | может, разумеется, считаться настоящим прилагательным как из-за отсутствия необходимых морфологических примет (прежде всего — возможности склоняться и благодаря этому согласовываться с существительным), так и из-за ограниченности своих синтаксических функций (обычные прилагательные могут быть в предложении как сказуемыми, так и определениями, а данное слово, как и ему подобные из языка нянь, в роли определения употреблены быть не могут).

На ранней стадии возникают и первые определения — маленький и большой (отвлекаемся в данном случае от особенностей их звукового оформления). Указание на большой размер предмета вначале происходит с помощью жеста: ребенок показывает размер предмета руками, часто сопровождая это вокализациями с очень характерной интонацией. Заметим, что и в речи взрослых, обращенной к ребенку, большой произносится низким тоном, а маленький — высоким. То же характерно для вокализаций, а затем и слов ребенка, передающих этот смысл.

В раннем возрасте в лексикон большинства детей входит слово горячий, употребляемое чаще всего в расширительном смысле, как знак чего-то опасного, с чем не дозволяется иметь дело. Так, ма- '. ленькая Оля С. называла ГАЯГА (горячий) не только горячий чайник, но и острый ножик. Аня П. произнесла это слово, нечаянно дотронувшись до кактуса.

На втором году в речи некоторых детей встречаются случаи не вполне осознанного употребления прилагательных в сочетаниях с существительными, при этом можно видеть, что подобные сочетания составляют единый комплекс и в сознании ребенка не расчленяются на элементы. «Замороженными», однако, могут быть не только формы слов, но и словосочетания, и даже целые предложения. Оля К. (1 г. 4 мес.) после посещения зоопарка стала говорить БЕЯМИСЯ (белый мишка), при этом слово белый ни с каким другим существительным не употреблялось. Несомненно, сочетание выступало в роли своего рода цельной номинации явления, тем более что семантика цветовых прилагательных в этом возрасте ребенку еще не может быть доступной. Более осознанным было употребление братом Оли Сашей К. сочетаний КАЯ БИБИ (о легковой машине) и ГАЯ БИБИ (о грузовике), зарегистрированное в 1 г. 5 мес. Здесь уже можно видеть раздельную номинацию предмета и его признака, т. е. КАЯ и ГАЯ уже несколько ближе к прилагательному, чем употребляемое Олей БЕЯ. Однако и такое употребление можно определить как контекстно связанное. Раннее появление этих слов в лексиконе ребенка обусловлено тем, что они имели высокую прагматическую ценность, потребность как-то выразить важный для ребенка смысл была достаточно сильна.Первые прилагательные, сознательно употребляемые детьми, это слова, обозначающие размер, вкус, цвет, вес, температуру, разного рода оценки. О том, что они уже являются самостоятельными лексическими единицами, свидетельствует тот факт, что они могут употребляться не с каким-то одним, а с разными существительными.Вот начальный «адъективный словарь» Ани С., ребенка, речь которого фиксировалась матерью с особой тщательностью. В списке представлены прилагательные, употребляемые ребенком от 1 г. 9 мес. до 2 лет 2 мес. Они приводятся все в форме мужского рода, хотя Аня первоначально предпочитала форму женского рода, независимо от рода существительного, т. е. техника согласования прилагательных с существительными не была еще ею освоена. Правильное согласование зафиксировано лишь к концу указанного периода.

Словарь прилагательных Ани С.: большой, красивый, плохой, хороший, грязный, голодный, мокрый, горячий, длинный, липкий. Самые частотные — три первых слова, четыре последних зарегистрированы всего по одному разу. Все прилагательные принадлежат к разряду качественных. В репертуаре Жени Гвоздева в возрасте 2 лет 3 мес. насчитывалось 23 прилагательных.

Многие из прилагательных появляются сразу в составе антонимических пар (большой — маленький, горячий — холодный и т.д.). Зачастую ребенок усваивает общие компоненты значения, объединяющие антонимы или члены одной тематической группы, например цветовой, но при этом не может выбрать нужный член пары

или член тематической группы. Так, Юля Ж., воспитывающаяся в доме ребенка, путает большой и маленький и иногда употребляет их параллельно:

Ребенком, как правило, сначала усваивается принадлежность слова к определенной тематической области (например, цвет, размер и т. п.) и уже позднее — место, занимаемое данным словом в составе тематической группы. Другими словами, родовые семантические компоненты значения осваиваются раньше, чем дифференциальные. Замечено, что очень многие дети в течение определенного периода понимают, что то или иное слово обозначает цвет, но различий между цветовыми обозначениями постигнуть еще не могут при том, что воспринимают различия и сходство в цвете очень рано. Как показывают экспериментальные исследования, уже полугодовалые дети способны реагировать на изменение цвета предмета, а с полутора-двух лет многие дети, не умея еще ответить на вопрос, какого цвета тот или иной предмет, могут тем не менее сортировать их по цвету. Как и в других случаях, восприятие речи в данной сфере значительно опережает продуцирование.

В 2 г. 4 мес. 15 дн. Женя Гвоздев употребляет впервые слово черный: «ПАПА, ОТРЕСМНЕХЛЕПА. ЧЕРНЫШ. Черный тут надо трактовать как часть устойчивого сочетания черный хлеб, а цветового значения, в сущности, нет. В то же самое время зафиксировано появление других цветовых прилагательных, но, как свидетельствует сам А.Н.Гвоздев, без понимания смысла. Держа в руках черный чулок, Женя говорил: «ЗОЛТЫЙ, КРАСНЫЙЦЕЛОК» (желтый, красный чулок).

Хорошо известен следующий феномен: у каждого ребенка в определенном периоде его когнитивного развития одно цветовое прилагательное как бы становится заместителем всех остальных. Так, Сеня Р. всем другим цветовым прилагательным предпочитал слово СИНИЙ, Наташа М. - КРАСНЫЙ, Ваня П. - ЗЕЛЕНЫЙ. Есть случаи своего рода синестезий, когда сенсорные эталоны как бы смещаются из одной области в другую. Так, Миша Т. характеризовал словом СИНИЙ все понравившиеся ему предметы безотносительно к их цвету. Оля С. характеризовала через слово ГАЯГА (горячий) все предметы, представляющие в каком-нибудь смысле опасность (не только горячие, но и колющие, режущие и т. п.). В этом можно видеть проявление своего рода лексико-семантической сверхгенерализации.

высоту и т. п., ребенок понимает в первую очередь собственно количественные компоненты значения, а уже во вторую очередь — самый параметр, по которому производится оценка. Отсюда — многочисленные случаи отсутствия параметра. Тогда слова большой — маленький употребляются вместо всех других параметрических прилагательных как некие их универсальные заменители: БОЛЬШОЙ ДЯДЯ (о толстяке), МАЛЕНЬКАЯ РЕЧКА (о неширокой реке). В других случаях происходит смешение параметров: КРЕПКИЙ ДОЖДЬ (о ливне), ТОЛСТЫЙ ЧЕМОДАН (и тяжелом, но вовсе не широком чемодане).

Известно, что в нормативном языке не образуется форма компаратива от большей части цветовых прилагательных. Несмотря на это, в речи детей нам приходилось слышать не только ЗЕЛЕНЕЕ и ЖЕЛТЕЕ, но и КОРИЧНЕВЕЕ, ОРАНЖЕВЕЕ. Еще одно явление детской речи — предпринимаемые детьми попытки образовать формы компаратива от существительных. В современном литературном языке такие формы отсутствуют. Известно, впрочем, что они существуют в некоторых русских народных говорах, однако нельзя предположить, чтобы ребенок, их употребивший, заимствовал их из диалектной речи взрослых. Скорее всего здесь реализуется чрезвычайно глубокая потенция языка, кото-Рая осталась нереализованной в языковой норме. Остается удивляться тому, каким образом ребенок оказывается в состоянии

ощутить эти глубинные языковые потенции и следовать им, не опираясь ни на какие конкретные образцы. Знаменательно, что такой модификации может подвергнуться отнюдь не любое существительное, а лишь такое, в котором ребенок чувствует качественное значение: «5 поле ВЕТРЕЕ, чем здесь»; «Ой, мама, ты даже ДЫЛДЕЕ нашего папы»; «ЯПРИНЦЕСЕЕ, чем ты». Нам встретились также формы ЗВЕЗДЕЕ (о ночном небе), ДЫ-МЕЕ (о печке), ЧУШНЕЕ (о прочитанной книжке) и даже 1ЮРТ-НЕЕ, что было сравнительной степенью к портниха. «Уменя бабушка — портниха!» — «А моя еще ПОРТНЕЕ!» Характерно, что подобные формы встречаются в шутливой разговорной речи взрослых.Когда запрет на образование сравнительной степени абсолютно немотивированный, он снимается в речи детей с большой легкостью. Почему, например, отсутствует возможность образования суффиксальным способом сравнительной степени прилагательных гордый или упругий? Их качественная семантика такую возможность предполагает. Подобные нелогичности легко устраняются в речи детей: « Она еще ГОРДЕЕ стала, когда ее Мария Ефимовна похвалила»; «Этот мячик УПРУГЕЕ, УПРУЖЕЕ, а как правильно сказать?» В последнем случае ребенок, смутно ощущая ненормативность формы УПРУГЕЕ, ищет верную форму, но не находит ее, не подозревая, как это часто бывает, о том, что во взрослом языке имеется абсолютная лакуна, которая не может быть заполнена никаким норма-; тивным образованием.Выше мы рассмотрели случаи заполнения абсолютных лакун. Ребенок каждый раз попадал впросак из-за того, что требуемая форма из-за ряда причин (а иногда и без всяких причин, как в случае с упругий и гордый) отсутствовала.Еще чаще встречаются случаи, когда дети своим словообразованием заполняют относительные лакуны — во взрослом языке ком-! паратив есть, но образован иначе. Вспомним способы образования компаратива в нормативном варианте: чаще всего с помощью суффикса -ЕЕ/-ЕЙ, при этом происходит чередование последнего согласного основы с парным ему мягким согласным: сильный — сильнее, веселый — веселее. При этом ударение перемещается на суффикс, но есть, однако, случаи сохранения ударения: красивый - красивее. Второй способ — использование суффикса -Е; при этом происходит чередование конечных согласных: Г/Ж, К/Ч, СТ/Щ> Т/Ч, Д/Ж: молодой — моложе. Этот способ в современном языке непродуктивен. С помощью суффикса -Е образуются компаративы от прилагательных с основами на заднеязычный, на Д и Т. Суффикс -Е всегда безударен, при образовании компаратива ударение не перемещается: крепкий — крепче. Третий способ — использова-

ние суффикса -ШЕ — применяется лишь по отношению к нескольким прилагательным: старый — старше, тонкий — тоньше, далекий — дальше, долгий — дольше. В одних случаях при этом -К выпадает, в других — остается в составе основы. Ряд прилагательных образуют форму компаратива еще более сложным способом.

Анализ детских инноваций позволил выявить следующее. Детьми используется почти исключительно (в 99% случаев) формообразовательный суффикс -ЕЕ/-ЕЙ. Детские окказиональные формы часто отличаются от нормативных эквивалентов только этим аффиксом: «Почищее будут руки?» (почище), «Скоро буду ТОНЬ-ШЕЙ Мариночки» (тоньше), а также местом ударения. Детская форма может отличаться от нормативной не только формообразующим аффиксом, но в большей или меньшей степени — основой. В ней, как правило, отсутствуют чередования: « Сталь ТВЕРДЕЕ, чем железо» (тверже — с чередованием Д/Ж).