Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Все приведенные до сих пор примеры представляли собой случаи модификации ребенком основы глагола. Детские иннова-







оказывались вариантами нормативных образований, причем различие между теми и другими заключалось в глагольной основе. Однако возможны и случаи неверного выбора формообразова­тельного аффикса. Флексии первого спряжения могут употреб­ляться вместо флексий второго и наоборот. Особенно часто модифицируются глаголы спать и гнать с их производными: «Вот волк придет, а мы его ПРОГНЕМ!»; «Пусть дети пока ЦОСПЛЮТ». Это объясняется, очевидно, тем, что эти глаголы представляют аномалию: оканчиваясь на -АТЬ, они изменяются по второму, а не по первому спряжению.

Часто бывает, что деформация глагольной формы связана с воз­действием аналогичной формы, употребленной в предшествующем контексте. Две девочки укладывают кукол спать. Одна из них при этом издает звуки, напоминающие жужжание пчелы. «Гак не кла­дут», — говорит одна другой. Та в отместку отвечает: «Такие ЖУЖ-ЖУТ». Несомненно, что выбор флексии -УТдля глагола жужжать вызван воздействием формы кладут.

Встречаются случаи употребления флексий второго спряжения вместо флексий первого спряжения: «Зайки морковку ГРЫЗЯТ?»; «Ты куда это мячик КЛАДИШЬ?»

Многочисленны формообразовательные инновации, связанные с образованием форм повелительного наклонения. Для образова­ния императива, как известно, есть два способа:

использование ударного аффикса -И;

использование безударногоили нулевого аффикса.
Дети довольно часто пользуются нулевым аффиксом вместо

ударного -И. Всем приходилось слышать формы ЩЕКОЧЬ, ХЛО-ПОЧЬ, ПРИВЯЖЬ, РАЗДАВЬ, РАСКОЛЬ и т. п. «РАСКОЛЬ мне этот орех!»; «ПОДТОЧЬ мне, пожалуйста, карандашик»; «Выпо­роть тебе молнию?» «НЕ ПОРЬ, НЕ ПОРЫ» Чрезвычайно час­то вместо нулевого суффикса оказывается ударное -И: СТОЙ, НЕ БОИСЬ, КЛЮЙ, ПОИ и т.п. «Мама, ПОИ громче!»; «Птички, зер­нышки КЛЮЙТЕ»; «НЕ СМЕИСЬ».

Все рассмотренные выше примеры представляли собой случаи заполнения относительных лакун. Любой детской форме можно было поставить в соответствие эквивалентную по смыслу форму нормативного языка. Однако в данной области возможно и запол­нение абсолютных лакун. Известно, что у ряда глаголов на -ИТЬ отсутствует форма 1-го лица единственного числа. В речи детей, не ведающих о данных запретах, они легко образуются: «Я сразу дома ОЧУТЮСЬ». Когда складывается чувство нормы (чутье языка), ре­бенок начинает смутно осознавать неудобство некоторых форм, со­мневаться в возможности их образования.


 





УСВОЕНИЕ ГЛАГОЛЬНОГО ВИДА

Существование в русском языке категории глагольного вида -серьезная трудность для того, кто его осваивает. Очень многие дей­ствия представлены не одним глаголом, как в других языках, а так называемой видовой парой: подписать — подписывать, разбить — разбивать, штрафовать — оштрафовать, отрубить — отру, бать и т. п., в которой один из глаголов (глагол совершенного вида) обозначает действие, достигшее некоторого предела в своем разви­тии и потому характеризующееся целостностью (подписать, раз­бить, оштрафовать, отрубить), а второй (глагол несовершен­ного вида) — действие, лишь направленное к достижению предела (подписывать, разбивать, штрафовать, отрубать) или вовсе не предполагающее никакого предела (стоять, висеть, наблюдать и др.). Три последних глагола относятся к разряду так называемых непредельных, они не имеют парных глаголов совершенного вида.

Каждый из двух видов реализуется в речи в одном из частных видовых значений (в какой-либо из семантических функций). У глаголов совершенного вида имется конкретно-фактическая (Япод­писал письмо), наглядно-примерная (Татьяна то вздохнет, то охнет) и ряд других функций, у глагола несовершенного вида ос­новными функциями являются: конкретно-процессная (Смот­ри: он подписывает письмо), неограниченно-кратная (Я всегда подписываю такие документы), обобщенно-фактическая (Ты подписывал это письмо? — Нет, не подписывал). В последнем случае внимание сосредоточено на результате действия, а не на осо­бенностях его протекания.

Выбрать верно вид глагола — фактически означает уметь ориен­тироваться в системе его частных значений, семантических функ­ций. Практически ориентироваться в системе частных значений в состоянии даже дети.

Не все видовые функции усваиваются ребенком с одинаковой легкостью. Как показывают наблюдения, не представляет особого труда усвоение основных функций, а именно конкретно-процесс­ной для несовершенного вида и конкретно-фактической для со­вершенного.

Первыми появляются в речи малыша глаголы, обозначающие конкретное наблюдаемое ребенком действие (мы не касаемся здесь вида в формах императива). Они употребляются в формах настоя­щего времени (настоящего актуального). Это гармонирует с тем, что в работах психологов С. Л. Рубинштейна, А. М. Леушиной по­лучило название ситуативности речи ребенка на начальных ее эта­пах — ребенок говорит о том, что происходит здесь, сейчас и сви-


петелем чего он сам является. Приведем примеры из речи Саши С. в \ г. 9 мес. — 1 г. 10 мес.

Вот он смотрит, как мать с полотенцем в руках выходит из ван-ной, и констатирует: «МАМА ТОЗИ УТЬКИ ТИЯИТ» (Мама тоже ручки вытирает, до этого вытирали руки ему). За окном залаяла собака: «СИСИСЬ, БАБАТЬКА АИТ» (Слышишь, собачка лает). На сковороду налили масло: «АДА ПИПИТ» (Сковорода шипит).

Один из важных параметров, характеризующих уровень разви­тия речи, это способность оторваться от речевой ситуации, развес­ти речевую и денотативную ситуацию, т. е. ситуацию, являющуюся предметом описания, и говорить о том, что было или будет, что про­исходит в другом месте и с другими людьми.

Почти одновременно с глаголами несовершенного вида появля­ются и глаголы совершенного вида, обозначающие действие, совер­шившееся к моменту речи, результаты которого наблюдаются в мо­мент речи (хотя это уже не настояще'е, а прошедшее время, однако ситуативность и здесь налицо). Вот тот же Саша разбил крышку от банки и сам себя осуждает: «АБИВ КИСЬКУБАБИ, КАКОЙ АХОЙ АСИК!» (Разбил крышку бабину, какой плохой мальчик!). Влез на окно и констатирует: «АБАСЯ СЯСЯАКОФКА» (Забрался Саша на окошко). Мать широко распахнула окно, и Саша замечает: « ОТ А, ОГА, ОГА АКОФКА МАМА АКИА!» (Много, много, много окошка мама открыла). Жалуется после прогулки: «ОСЬКИ УТАИ, УТЬ­КИ УТАИ» (Ножки устали, ручки устали).

Необходимость передать повторяющуюся ситуацию встречает­ся сравнительно редко. В речи детей до двух лет таких случаев прак­тически нет, в речи двухлетних уже можно отметить некоторые высказывания обобщенного характера, при этом ситуативность речи продолжает четко ощущаться. Она заключается в том, что повто­ряющееся действие выступает как характеристика какого-либо предмета, с которым ребенок имеет дело в настоящий момент. Ти­пичный случай: Аня С. (2 г. 4 мес. 10 дн.), открыв тумбочку, в кото­рой хранятся ее вещи, замечает: «ЭТА СЁ МАЯ АДЕЗДЯ, АНЬКА В НЕМ ГУЛЯИТ» (Это все моя одежда, Анька в нем гуляет).

Когда у более старших детей возникает необходимость передать ряд повторяющихся действий, они, в отличие от взрослых, предпо­читают использовать для ее передачи глаголы совершенного вида.

Ошибки, заключающиеся в неверном выборе вида, регистриру­ются лишь в тех контекстах, где передаются обобщенные факты, когда внимание сосредоточено на самом факте, а не на особенностях про­текания действия. Взрослый в состоянии отвлечься от особенностей протекания действия и использует поэтому глагол несовершенного вида, ребенок не хочет или не может от них отвлечься (при этом он


опирается на весь свой предшествующий языковой опыт, говорящий ему, что именно эти особенности протекания действия и важны), g нормативном языке здесь наблюдается некоторое противоречие 1 глагол несовершенного вида используется для передачи целостного действия (Ты открыл дверь? — Нет, не открывал). Дети более строго, чем взрослые, придерживаются разделения функций: целост­ное действие — глаголы совершенного вида, нецелостное действие — глаголы несовершенного вида. Отсюда — случаи замены вида в детс­ких высказываниях. Особенно часто они встречаются в предложе­ниях, содержащих отрицание: «НЕ УЙДИ, мамочка!»; «Не надо ПРИ­БИТЬ»; «Не надо эту куклу ВЗЯТЬ». Во многих случаях выбор со­вершенного вида вместо несовершенного оказывается спровоцированным формой, употребленной взрослым в предшеству­ющем контексте: «Запереть тебя?» — «Не надо меня ЗАПЕРЕТЬ».

Распространены случаи не соответствующего норме выбора со­вершенного вида вместо несовершенного в сложных формах буду­щего времени: «Я буду НАРИСОВАТЬ куклу»; «Тебе бабушка будет суп СВАРИТЬ». Возможно, здесь как бы происходит контаминация, объединение будущего простого и будущего сложного. В соответ­ствии со смыслом высказывания требуется подчеркнуть целостный характер действия (что и выражается в выборе глагола совершен­ного вида), тогда как соотнесенность к плану будущего подчерки­вается вспомогательным глаголом быть.

И все же ограниченность области, в которой встречаются детс­кие ошибки, в целом свидельствует об усвоении семантики видо­вого противопоставления детьми.

Однако, правильно осуществляя в большинстве случаев выбор формы вида, дети зачастую неверно ее конструируют. Видимо, в самом языке есть нечто, обусловливающее такого рода трудности. Механизм образования видовых пар в современном языке устроен весьма непросто. Некоторые видовые пары образованы в результа­те прибавления приставки к бесприставочному глаголу несовершен­ного вида: штрафовать — оштрафовать, строить — постро­ить и т. п. При этом нельзя назвать приставки, которая служила бы только для образования вида, в то же время у любой приставки среди всех ее значений есть одно, которое можно считать чисто ви­довым. Другие видовые пары образуются с помощью суффиксов, которые прибавляются к основе глагола совершенного вида, в резуль­тате чего возникает парный глагол несовершеного вида. Суффиксов, служащих для видообразования, немного. Это -ИВА/-ЫВА, -А/-Я, прибавляемые к основам на согласные, -А/-Я, прибавляемое к ос­новам на гласный. Казалось бы, здесь уже легче разобраться, но сложность заключается в том, что по исходному глаголу совершен­ного вида нельзя предсказать, какой суффикс будет употреблен Дл#


создания видовой пары. Сравним, например, такие похожие (и к тому лее однокоренные) глаголы, как обрушить и разрушить. Несмотря на их большую близость, форма несовершенного вида образуется у них по-разному: разрушить разрушать, но обрушить — обру­шивать. Бывают, наконец, случаи, когда члены видовой пары об­разуются от разных основ (супплетивизм, о котором мы уже не­однократно говорили). Кроме того, многие глаголы по неизвестным причинам не имеют видовых пар.

Легко ли ребенку ориентироваться в этой обстановке? Меха­низм видообразования труден для него не своей сложностью (дети зачастую с помощью присущей им языковой интуиции справля­ются и с более сложными системами), а тем, что предлагается мно­жество решений.

Обычно в нашем языке традиционно осуществляется выбор од­ного из возможных вариантов создания видовой пары. Видовая пара образуется либо приставочным, либо суффиксальным образом. В первом случае глагол совершенного вида является производным от глагола несовершенного вида (писать — написать), во втором -наоборот, глагол несвершенного вида образуется от глагола совер­шенного вида(иодимса/иь подписывать).

Рассмотрим сначала случаи не соответствующего норме обра­зования парного глагола совершенного вида. Создание парного гла­гола совершенного вида может осуществляться с помощью иной, чем в нормативном языке, приставки. Чаще всего, как показывают наблюдения, для образования парного глагола совершенного вида дети используют приставку С-. Самой вытесняемой приставкой при этом оказывается приставка У-, отражается, видимо, тот факт, что она обременена большим количеством других значений. Многие дети говорят СКРАСТЬ вместо украсть: «Кто СКРАЛ мои каран­даши?» Возможно, что в этом случае действует и фактор аналогии с синонимической парой воровать — своровать. Приставка С- в функции видовой вытесняет и другие приставки: «Уже СМЕСИЛА тесто?» (вместо замесила); «Уже все скушали и СПИЛИ» (вместо выпили здесь ощутимо воздействие глагола скушать).

В других, достаточно многочисленных случаях ребенок образует путем суффиксации видовую пару, в то время как в нормативном языке есть пара, образованная приставочным способом. Эта тенден­ция особенно заметна тогда, когда ребенок стремится подчеркнуть значение достигнутого результата действия: «Коробочка ломается, а я ее все время ПОЧИНИВАЮ!» (чинить починить). Наше выс­казывание «Л я все время чиню» в некотором отношении двусмыс­ленно: неясно, доводится ли каждый раз дело до конца, достигается ли желаемый результат. Еще примеры аналогичного типа: «Как ин­тересно спать! Все время что-нибудь ПРИСНИВАЕТСЯиПРИСНИ-


ВАЕТСЯ!» (снится); «Зачем ты лопатку уронил?» «Я НЕ УРо~ НЯЛ» (не ронял).

Можно встретить как случаи использования суффикса -ИВА/ -ЫВА вместо суффикса -А/-Я, так и случаи обратного рода. На­блюдается некоторая тенденция к семантической специализации суффиксов (эта специализация в русском языке когда-то была, но к настоящему времени уже утрачена). Суффиксы -ИВА/-ЫВА дети предпочитают употреблять при передаче обычных, повторяющих­ся действий, а суффикс -А/-Я — при передаче конкретных процес­сов (в актуально-длительном значении): «Ты всегда мой мячик под кровать ЗАГАНИВАЕШЫ»; «Листья осенью ОПАДЫВАЮТ»; «Смотри, как я ленточку ВЫРОВНЯЮ!»; Ты же мне елку ЗАГОРО-ЖАЕШЫ». Иногда встречаются знаменательные случаи параллель­ного использования суффиксов -ИВА/ '-ЫВА и -А/-Я при необхо­димости разграничить конкретно-процессное и повторяющееся зна­чения: «Зачему ты Оленьку РАЗБУЖАЕШЬ? Всегда-то ты ее РАЗБУЖИВАЕШЬ».

В современном языке действует правило, в соответствии с кото­рым прибавление приставки к бесприставочному глаголу несовершен­ного вида превращает его в глагол совершенного вида. Как бы чув­ствуя это правило, дети иногда используют его «обратный ход» — от­брасывая приставку у глагола совершенного вида, создают парный глагол несовершенного вида: «Засучить тебе рукава?» — «Не надо сучить». «Разрешите вас похитить!» — «Не надо меня ХИТИТЫ» Встречается также ЩЕМИТЬ в значении прищемлять, ЗДРАВИТЬ в значении поздравлять, КУПОРИТЬСЯ в значении закупоривать­ся и т. п. Знаменательно следующее обстоятельство: в большинстве случаев полученный таким образом глагол несовершенного вида ис­пользуется в общефактическом значении, при этом вопрос о дости­жении или недостижении результата как бы снимается. В целом мож­но сделать вывод о теденции к семантической специализации пар­ных глаголов несовершенного вида в речи детей: бесприставочный глагол используется в общефактическом значении, суффиксальный с суффиксом -ИВА/-ЫВА в неограниченно-кратном, а суффик­сальный с суффиксом -А/-Я— в конкретно-процессном. Эта специ­ализация когда-то существовала в нашем языке, но давно уже утра­чена в силу действия тенденции к языковой экономии.

УСВОЕНИЕ ВОЗВРАТНЫХ ГЛАГОЛОВ

Частица -СЯ служит в русском языке для образования одних гла­голов от других, а также для создания формы пассивного залога. Механизм образования возвратных глаголов и прост, и сложен од-


новременно. Простота заключается в том, что постфикс -СЯвслед­ствие своего финального положения в слове легко вычленяется в любой глагольной словоформе, а граница между ним и окончанием обычно очень четкая: умывала-сь, встретили-сь. Легкая вычле-няемость постфикса приводит к тому, что он рано может осозна­ваться ребенком в качестве отдельного «строительного» элемента. Сложность, однако, состоит в том, что его вычленяемость может и не опираться на смысловую основу, поскольку постфикс присут­ствует и легко обнаруживается и в тех словах, которые потеряли уже связи со своими производящими и являются в современном языке непроизводными (например, смеяться, улыбаться, плес­тись в значении «медленно идти» и др.).

Ребенок рано начинает пользоваться постфиксом -СЯкак сло­вообразующим элементом, однако из-за того, что в ряде случаев этот элемент оказывается десемантизированным и ощущается в каче­стве некой необязательной добавки, дети зачастую его отбрасыва­ют, деформируя слова нормативного языка.

Постфикс -СЯ служит в качестве словообразовательного фор­манта в разных словообразовательных моделях, иногда чрезвычай­но далеких в смысловом плане. Возвратные глаголы распадаются на ряд словообразовательных разрядов. Собственно возвратные гла­голы указывают, что субъект деятельности одновременно и его объект (действие переходит на себя), например умываться равно­ценно умывать себя, причесываться — причесывать себя. Впро­чем, то, что -СЯ всегда обозначает себя, весьма распространенная иллюзия. На этот факт натолкнулся медвежонок Винни-Пух, ко­торый склонен к размышлениям по поводу языка, то есть к тому, что мы называем метаязыковой рефлексией. Одной из «загадок», над которой он ломал голову, был вопрос о том, почему же собака, которая кусается, «себя не кусает однако». В самом деле, -СЯне всегда тождественно себя. Даже наоборот, таких случаев в языке очень мало (число собственно возвратных глаголов невелико). Это в основном глаголы, обозначающие некоторые физические дей­ствия: купаться, одеваться, причесываться, застрелиться и не­которые другие — их в языке не более десятка.

Совсем немного в современном языке и глаголов так называе­мого взаимно-возвратного значения. Суть их в обозначении дей­ствия, при котором субъект, его производящий, сам подвергается тому же действию со стороны другого субъекта: обниматься зна­чит обнимать друг друга.

Больше всего с помощью -СЯобразуются так называемые декау-зативные глаголы, имеющие общее значение: подвергаться действию, Названному производящим глаголом, например ломаться (Яломаю


 




карандаш. ~ Карандаш ломается), открываться (Яоткрываю дверь. — Дверь открывается). Распространены глаголы, обозна­чающие действие, направленное на многие (любые) объекты: со­бака кусается (кусает всех, любого), крапива жжется и т. п.

Нужно упомянуть и о глаголах пассивно-качественных. Они пе­редают свойства предметов, заключающиеся в том, что эти предме­ты подвергаются каким-либо действиям: чашки бьются, т. е. их можно разбить. В некотором смысле эти глаголы противоположны глаголам предшествующего типа. В одном случае подлежащее пред­ставляет собой объект направленного на него действия, а в другом м это субъект, а объектом действия может стать любое лицо или лю­бой предмет. Приведенный перечень семантических разрядов воз­вратных глаголов, образованных с помощью постфикса -СЯ, не яв­ляется исчерпывающим — перечислены лишь основные типы.

Каждая из названных словообразовательных моделей может быть использована ребенком и в прямом, и в обратном направле­нии, т. е. возможно образование новых глаголов как прибавлением, так и отбрасыванием -СЯ.

Вот собственно-возвратные глаголы, где -СЯинтерпретировано как себя: «НУ, ПОСОСИСЬ, ПОСОСИСЬ», — говорит пятилетняя девоч­ка щенку, который сосет ушибленную лапу. «Вот возьму в себя СТРЕЛЬНУ И УБЬЮСЫ» — угроза, обращенная к обидевшим ре­бенка взрослым. «После гибели Констанции он хотел УБИТЬСЯ» • изложение содержания фильма «Три мушкетера». «Чутья сегодня не ПОГУБИЛСЯ», — рассказ мальчика о том, как он устроил аварию (подставил свой велосипед под велосипед другого мальчика). «Ты что, моей щеткой ЧИСТИЛАСЬ?» — вопрос, обращенный к матери по по­воду зубной щетки. Пятилетняя девочка берет лист бумаги и заявля­ет: «Буду РИСОВАТЬСЯ», т. е. буду рисовать свой портрет.

Число подобных зафиксированных примеров достаточно вели­ко при учете того, что фактов аналогичного типа в языке взрослых немного. Это лишний раз свидетельствует о том, что ребенку не­обязательно иметь в своем распоряжении большой материал, что­бы сделать необходимое обобщение — гораздо важнее ясность и ло­гичность семантических и формальных отношений между языко­выми единицами.

Взаимно-возвратных глаголов в речи детей немного, поскольку невелико и число обозначенных ими ситуаций, однако при необхо­димости обозначить такую ситуацию ребенок, не задумываясь, об­разует нужный ему постфиксальный глагол. Пятилетний мальчик на улице, к удивлению бабушки, вежливо поздоровался с незнако­мой ей женщиной и спустя некоторое время объяснил: «Мы с этой тетей еще ПОМНИМСЯ» (помним друг друга). Оказалось, что два


года назад она была воспитательницей в детском саду, куда он хо­дил. Отец, вернувшийся из командировки, слышит от сына: «Я тебя мак давно не видел! Давай ПОСМОТРИМСЯ!» ~ т. е. посмотрим друг на друга. По поводу непонятного поведения соседей выска­зывается следующее недоуменное замечание: «Вчера еще ОРА­ЛИСЬ, а сегодня уже смеются!» Такая же модель используется и наоборот — путем отбрасывания постфикса: «Меня Лариска ДЕ­РЕТ», т. е. бьет. Любопытно, что при этом восстанавливается утра­ченное глаголом значение («драть как Сидорову козу»).

Наиболее часто дети образуют глаголы декаузативной семанти­ки с общим значением «подвергнуться действию, которое обозна­чено производящим глаголом». Производящий глагол без -СЯи об­разованный от него постфиксальный глагол составляют так назы­ваемую каузативную оппозицию: ломать — ломаться. Наряду с оппозициями, созданными с помощью -СЯ, существуют и другие, супплетивные (разнокоренные): жечь гореть, кормить — есть, релятивные: смешить — смеяться, поить — пить. Последние оп­позиции представляют собой пары слов, которые исторически были однокоренными, но в настоящее время характеризуются нестандар­тными фонетическими различиями*.

В речи детей наблюдается строгая закономерность: все оппози­ции ребенок сводит к одной, создаваемой с помощью постфикса -СЯ (в указанной монографии она именуется деривационной): < < Не сме­ши меня, все равно не РАССМЕШУСЫ» (рассмешить —рассмеять­ся коррелятивная оппозиция); «Ой, ложка УРОНИЛАСЫ» (уро­нить упасть — супплетивная оппозиция); «Все кричали, и я РАЗ-БУДИЛСЯ» (разбудить — проснуться супплетивная оппозиция); «Тут пулемет как ЗААВТОМАТИТ, и все фашисты УБИЛИСЬ» (убить погибнуть супплетивная оппозиция). Особенно часто встречаются глаголы РАЗБУДИТЬСЯ, ПОГАСИТЬСЯ (вместо по­гаснуть), ВЫСУШИТЬСЯ (вместо высохнуть).

Образованный ребенком глагол оказывается вариантом суще­ствующего в нашем взрослом языке слова. Однако часто бывает и так, что глагола нужной семантики в нашем языке вообще нет, тог­да детское словотворчество оказывается в некотором роде вынуж­денное: «У меня рукав нечаянно ОБЛИЛСЯ1» В этих случаях запол­няются абсолютные лакуны.

На ту же модель дети ориентируются и в многочисленных слу­чаях обратного словообразования, когда они отбрасывают -СЯ от существующего в нормативном языке глагола, реконструируя ис-

* Мы опираемся на теоретическую концепцию каузативности, изложенную в мо-Нографии «Типология каузативных конструкций» (1969).


 




ходный невозвратный глагол: «Кто это меня ПРОСНУЛ?» На воп­рос взрослого: «Зачем ты тутуселасъ?» — следует ответ: «Это папа меня У СЕЛ». Еще примеры того же рода: «Куда ты ЗАПРОПАСТЦ-ЛА мои фломастеры?»; «Такой сон только Оле-Лукойе может ПРЦ~ СНИТЬ». Во время детсадовской прогулки один из мальчиков жалу­ется воспитательнице на своего товарища, за руку которого держит­ся: «Он сам еле плетется и меня ПЛЕТЕТ». В нормативном языке налицо либо супплетивная оппозиция (разбудить — проснуться), либо коррелятивная (усадить — усесться), либо же действие мыс­лится как «некаузирумое» (запропаститься, присниться, плес­тись), и соответствующий глагол поэтому отсутствует вообще.

Часто дети образуют с помощью -СЯтак называемые активно-безобъектные глаголы по модели кусать — кусаться. Особенно они нужны ребенку в ситуации, когда он хочет на кого-то пожало­ваться: «Л Саша опять БЬЕТСЯ!»; «Папа больно в лоб ЩЕЛКАЕТ­СЯ!»; «Ну что же ты опять ШЛЕПАЕШЬСЯ?»; «Вы не знаете, этот воробышек не КЛЮВАЕТСЯ?» Глаголы подобной семантики редко используются взрослыми, что нисколько не сказывается на продук­тивности детских образований.

С помощью -СЯв речи детей могут быть образованы глаголы не только от переходных (все случаи, рассмотренные выше), но и от непереходных глаголов. Примеры разнообразны, и объяснение для каждого случая индивидуально. Чаще семантического различия между производящим и производным глаголом нет, и -СЯ высту­пает в качестве пустого добавления: « Чай уже ОСТЫЛСЯ?» (ос­тыл), «Лед на реке ТРЕСНУЛСЯ» (треснул).

УСВОЕНИЕ КАУЗАТИВНЫХ ОТНОШЕНИЙ

«Кто лопнул мой шарик?», «Его ушли с работы», «Погуляй ребенка» — выражения, которые иногда доводится услышать в речи взрослых. Правилами речи они не разрешаются, поэтому мы и вос­принимаем их как шутку, проявление своего рода языковой игры. Дети говорят так очень часто. Это явление зарегистрировано ис­следователями детской речи во многих языках (английском, финс­ком, венгерском, китайском). Может быть, оно есть и в других язы­ках, просто еще не попало в поле зрения специалистов. Одна малень­кая девочка прославилась на весь мир своей фразой: «Don't eat the baby: it is dirty», буквально — «Не ешь ребенка: он грязный». Разго­вор, однако, происходил не в семействе людоедов. Фраза эта при­надлежит дочери известного исследователя детской речи Мелиссы Бауерман. Девочка чуть-чуть перепутала слова и вместо/ееа1 кор­мить употребила eat — есть. Чем различаются глаголы кормить


л есть? Кормить — значит делать так, чтобы кто-то ел, или, как говорят лингвисты, каузировать данное действие. Именно в кауза­тивном смысле и употреблены приведенные в начале главы шут­ливые высказывания. В этом проявляется своего рода экономия языковых средств. Вместо «сделай так, чтобы что-то произош­ло» они прямо называют требуемое действие.

У английского ребенка такие фразы более объяснимы, ведь дос­таточно большое число английских глаголов допускает одновремен­но два значения: самого действия и каузации данного действия: drown — утопить и утонуть, burst — взорвать и взорваться, boil — кипятить и кипеть.

Когда у русского ребенка слышишь фразы: «Ты меня чуть не УТО­НУЛА», «Зачем вы ЛОПНУЛИ мой шарик?» или «Будем КИПЕТЬ воду в этой кастрюле», — создается впечатление, что он говорит не по-русски, а как бы переводя с английского. На самом же деле просто реализуются чрезвычайно глубинные потенции языка, которые ощу­щаются его носителями — и взрослыми, и детьми. Мы имеем здесь дело с одним из самых драгоценных свойств детской речи, делаю­щих этот материал чрезвычайно значимым для лингвистов,со спо­собностью демонстрировать внутренние ресурсы языковой системы.

В ненормированной русской речи подобные способы выраже­ния используются с давних времен, причем всегда они осознава­лись как ошибки, как нарушения языковой нормы. Так, Ф. И. Бус­лаев отмечает случаи такого употребления у В. А. Жуковского, в частности при переводе «Одиссеи»: «Растаявши сало, начали ма­зать им лук женихи». Растаять употреблено в не соответствую­щем норме значении «сделать так, чтобы растаяло», т. е.растопить. Английский глагол melt как раз и употребляется в двух указанных значениях.

В чем причина распространенности этих явлений в детской речи? Уже в раннем возрасте дети начинают употреблять инфинитив с по­велительной интонацией для побуждения взрослых к тому или ино­му действию, причем происходит своего рода нейтрализация кауза­тивного и декаузативного значений: дать, читать, налить, т. е. дай, читай, налей и пить, спать, кушать, т. е. сделай так, чтобы могло осуществиться действие. Эти примеры позволяют увидеть разную семантическую сложность ситуаций: ситуация каузации действия сложнее на один компонент, чем ситуация самого действия.

В дальнейшем, когда речь становится грамматически структу­рированной, в ней фиксируются многочисленные случаи исполь­зования глаголов в ненормативном каузативном значении. Особен­но частотны глаголы со значением перемещения в пространстве: «Мама, ВЫЛЕЗИ меня из стула\» (мальчик двух с половиной лет


хочет, чтобы ему помогли выбраться из высокого детского стуль­чика); «СЛЕЗЬ меня отсюда!» — говорит трехлетняя девочка; «Мама, меня ВСТАНЬ», — двухлетний мальчик хочет, чтобы ему помогли выбраться из кроватки.

Так ребенок требует от взрослого помощи, когда не может или не хочет что-то сделать самостоятельно. Равнозначной заменой мог­ли бы быть просьбы: помоги слезть, помоги встать и т. п.

Очень часто ситуации не могут быть выражены каузативными гла­голами нормативного языка, так как языковому сознанию взрослого представляются некаузируемыми, следовательно, потребность в со­здании соответствующего глагола отсутствует. Приведем примеры: «Ты что там застряла?» — «Это меня папа ЗАСТРЯЛ!»; «Смотри, я мячик ПОСКАКАЛА!»; «Зачем ты ДРОГНУЛА БУТЫЛКУ?».

Многое, очевидно, определяется тем, что ребенок зависит от взрослого, и каузируемыми кажутся ему многие ситуации, не яв­ляющиеся таковыми в обыденной действительности: «Л почему ты меня на самолете НЕ ЛЕТАЕШЬ?», т. е. «почему не делаешь так, чтобы я мог летать».

Встречаются глаголы, обозначающие каузацию физических со­стояний: «Андрюшка меня ЗАБОЛЕЛ. Снегу за шиворот насыпал!»

Были приведены примеры, когда лингвокреативная деятель­ность ребенка оказывалась вынужденной, обусловленной тем, что в нормативном языке имеется абсолютная лакуна. В других случа­ях эквивалентный по смыслу глагол в нормативном языке есть, и тогда детское словотворчество является окказиональным вариан­том существующего в нормативном языке глагола, т. е. заполняет­ся так называемая относительная лакуна. Каузативная оппозиция, имеющаяся в нормативном языке, может относиться к разряду кор­релятивных, когда представлена однокоренными, но не составляю­щими словообразовательной пары глаголами: сушить — сохнуть, тушить — тухнуть, мочить — мокнуть и т. п. Однако ребенок не пользуется нормативным глаголом со значением каузации, а пред­почитает декаузативный глагол в значении каузативного: «А как шапку СОХНУТЬ? На батарее?» (сушить); «Папа сушку МОКНЕТ в чае» (мочит); «Мы сегодня опыты делали: ТУХЛИ лучинку, а по­том вставляли ее в банку с кислородом, и она опять загоралась»; «Смотри, как Я ТАЮ мороженое}»; «Зима бросает снег, а весна его ТАЕТ!» В английском языке dry и сохнуть, и сушить, melt — и таять, плавиться, и растапливать, плавить. Stick означает и при­липнуть, и приклеить, grow — и расти, и растить, выращивать. В речи русских детей: «Надо СТРЕЛЬНУТЬ, а ПРИЛИПНУТЬ - это каждый может». (Мать в игре с дочерью пыталась прилепить стре­лу к мишени вместо того, чтобы выстрелить из игрушечного писто-


лета.) Пятилетняя девочка рисует травку и приговаривает: «Это вот я ее РАСТУ». Hang по-английски означает и вешать, и висеть. В русской речи ребенка: «Я сейчас руку ПОВИСНУ».

Есть примеры несколько иного рода: «ЯЗАГОРАЮ ноги». (Так и взрослые иногда говорят, однако вряд ли ребенок позаимство­вал это у взрослого.) «ПОИГРАЙменя!», т. е. поиграй со мной. Пос­ледний случай можно трактовать и как изменение глагольного уп­равления — использование винительного падежа вместо твори­тельного с предлогом.

При всей распространенности данного явления совершенно нет случаев обратного рода — употребления каузативного глагола в зна­чении декаузативного. Это обстоятельство подтверждает, что здесь следует видеть проявление принципа языковой экономии: семан­тическая структура каузативного глагола сложнее семантической структуры декаузативного глагола: кипятить делать так, чтобы кипело (каузировать кипение}. Дети опускают значение «делать так, чтобы» из-за очевидности самой ситуации. Тот же фактор оказы­вается действенным и в разговорной речи взрослых.

О «ЛЕПЫХ НЕЛЕПИЦАХ»

Наличие в речи детей большого числа инноваций, т. е. самостоя­тельно созданных ими языковых единиц или модифицированных еди­ниц взрослого языка, — факт совершенно неоспоримый и привлекаю­щий внимание родителей, психологов, педагогов и, разумеется, линг­вистов. Общепризнано, что ведущим механизмом такого рода образования является аналогия. Об этом писали еще младограммати­ки, в первую очередь известный немецкий лингвист Г. Пауль. Демон­стрируя роль аналогии в слово- и формообразовании, он специально останавливается на фактах детской речи, отмечая, что в своих ново­образованиях дети, как правило, употребляют продуктивные моде­ли: «...Самые резкие отклонения от узуса наблюдаются в речи детей. Чем менее полно и менее прочно запечатлелись те или иные слова и формы, тем меньше препятствий встречает новообразование, тем бо­лее у него простора. Например, все дети склонны употреблять регу­лярные и обычные типы слово- и формообразования вместо нерегу­лярных и более редких, которые еще не закрепились в памяти».

Не прошел мимо детских инноваций и Ф. де Соссюр, основопо­ложник современной структурной лингвистики. Детские иннова­ции интересовали его также в связи с анализом явления аналогии. Распространенность образований по аналогии в речи детей он °оъяснял тем, что дети «еще недостаточно освоились с обычаем и Не порабощены им окончательно» (Ф.де Соссюр, 1977, с. 203).


Большое внимание творческим аспектам речевой деятельности ребенка уделяли представители казанской лингвистической шко­лы Н. В. Крушевский, В. А. Богородицкий и И. А. Бодуэн де Курте-нэ. И. А. Бодуэн де Куртенэ, замечательный лингвист, идеи которого во многом определили состояние современной лингвистической на­уки, не только настаивал на необходимости изучать разнообразные факты детской речи, но и оставил для потомства блестящие образцы такого анализа. В течение многих лет он записывал речь своих детей снабжая эти записи подробным лингвистическим комментарием. Бо­дуэн полагал, что по детским иновациям можно предсказать будущее состояние языка. Работы Бодуэна вдохновили молодого К. И. Чуков­ского на изучение детской речи. Цитируя высказывание Бодуэна о предсказательной функции детских инноваций, К. И. Чуковский восклицал: «Если это хоть в тысячной доле справедливо, то с каким благоговением мы должны изучать этот всеми осмеянный и прези­раемый детский язык» (Чуковский, 1911, с. 103).

Академик Л.В.Щерба, ученик И.А.Бодуэна де Куртенэ, подо­шел к детским речевым инновациям как к специфической разновидности так называемого отрицательного языкового мате­риала. Интерес к детской речи в целом и к речевым инновациям в частности был обусловлен всей направленностью лингвистичес­кой концепции Л.В.Щербы — ее принципиальной ориентацией на анализ живых, а не «мертвых» языковых явлений, на рассмотрение творческого аспекта речевой деятельности, на внимание к тем процессам, которые при производстве речи и ее восприятии происходят в головах индивидов. Он утверждал, что деятельность человека, усваивающего язык на основании определенного языко­вого материала, сродни деятельности ученого-лингвиста, выводя­щего из такого же материала представление о языке как таковом. Отстаивая существенное для его концепции понимание граммати­ки как «сборника правил речевого поведения», он основывался на фактах детской речи, точнее, именно на детских новообразовани­ях. «Когда ребенок говорит: «У меня нет картов», то он, конечно, творит фразы по своей еще несовершенной грамматике, т. е. еще не адекватной грамматике взрослых, а не повторяет слышанное, ибо такой формы он наверное не слышал от окружения. Если бы наш лингвистический опыт не был упорядочен у нас в виде какой-то системы, которую мы и называем грамматикой, то мы были бы просто понимающими попугаями, которые могут повторять и понимать только слышанное» (Щерба, 1974, с.48). Это можно рассматривать как хорошо аргументированное возражение сто­ронникам так называемой теории имитации, которые утверждают, что ребенок постигает грамматику взрослых, повторяя услышан-


ные слова и словоформы, следуя при этом исключительно путем «проб и ошибок». Л. В. Щерба, как И. А. Бодуэн де Куртенэ, считал возможным привлекать факты детской речи для констатации тех или иных тенденций изменения языковой системы. Например, он сделал заключение о наблюдающемся в современном языке разрушении категории притяжательных прилагательных на осно­вании наблюдения, что ребенок чаще скажет папиная дочка, чем папина дочка (Щерба, 1974, с.86).

Хотя К. И. Чуковский не относил себя к лингвистам-профес­сионалам, в его книге поставлены и по-новому решены интерес­нейшие языковедческие проблемы, связанные преимущественно с детскими новообразованиями. Обсуждая вопрос о соотношении подражания и творчества при усвоении языка, он блестяще проде­монстрировал, как нерасторжимо слиты одно и другое, показал, «эк велика речевая одаренность ребенка, способного на основании ана­лиза речи взрослых усваивать языковые модели и правила. «Она (т. е. речевая одаренность. — СЦ) проявляется не только в класси­фикации окончаний, приставок и суффиксов, которую он незамет­но для себя самого производит в своем двухлетнем уме, но и в той угадке, с которой он при создании слова выбирает для подражания необходимый ему образец. Само подражание является здесь твор­ческим актом» (Чуковский, 1911, с.21).

В книге К. И. Чуковского проводится парадоксальная на пер­вый взгляд мысль о том, что «детские речения порою даже правиль­нее наших». Утверждая это, он имел в виду, в первую очередь, слу­чаи не соответствующего норме слово- и формообразования. Гово­ря о правильности детских речевых неправильностей (он придумал для них замечательное и пародоксальное название, словно заим­ствованное у самих детей, — «лепые нелепицы»), К. И. Чуковский, по сути дела, предвосхитил одно из важных лингвистических от­крытий последнего времени — обнаружение факта, что язык имеет сложное, по крайней мере двухступенчатое строение, расчленяясь на так называемую систему и норму.

Называя правильными детские слово- и формообразовательные инновации, К. И. Чуковский, в сущности, имел в виду их соответ­ствие глубинному уровню языка — так называемой языковой сис­теме, при том, что они противоречат норме, т.е. общепринятому Употреблению, традиции. Основываясь исключительно на матери­але детских новообразований, К. И. Чуковский пришел к заключе­нию, что «в грамматике не соблюдается строгая логика» (речь фак­тически идет о грамматике на уровне языковой нормы), что детс­кие речения «вернее грамматики и поправляют ее». Не используя специальной лингвистической терминологии, он сумел обосновать

6 С. Н. Цейтлин 161







© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.