Действие четвертое

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Действие четвертое

Комната в квартире Марка. Стены заняты стеллажами с книгами. Марк и Маша сидят посередине комнаты за небольшим столом. Марк берет полупустую бутылку с водкой, тянется к Машиной рюмке.

Хватит, Марк. Если я напьюсь, мы с тобой ни до чего не договоримся.

А я выпью с удовольствием. С тобой как-то замечательно хорошо пьется. По-московски. Будь!

Выпивает, подходит к Маше, берет ее сзади за плечи, декламирует.

Вошла ты, резкая, как «нате!», муча перчатки замш, сказала: «Знаете — я выхожу замуж!»

Машка, прошу тебя об одном — сваливайся на меня впредь так же неожиданно, как сегодня.

Лучшему в своей жизни я обязан книгам. Кто сказал? Правильно. Горький.

Марусь, ну что ты так расстраиваешься? Это слишком прозрачно, чтоб ломать голову.

Марк, ну это же пиздец! Влюбиться в мужика, чтобы потом сечь его?! Я ебаться с ним хочу! Я его хуй до сих пор не видела!

Ну расскажи, хоть что это? Он что, действительно мазохист?

Он мазохист не по психотипу, а по идеологии. У послевоенных немцев это часто.

Очень просто. Двойственность межличностных инверсий, приводящая к асимметричному выравниванию гиперэмоциональных установок за счет механизма психосоматического отождествления.

Во-первых, не хочет плодить зло, то есть — продолжать телесность своего отца. Во-вторых, мстит отцу, отождествляясь с жертвой. Еврейская женщина сечет сына фон Небельдорфа. Интерес к еврейской культуре — тоже месть.

Еб твою мать! Но это же просто… власть мертвеца?! Новый роман Стивена Кинга!

Скорее — это Хичкок. «Психо». С той разницей, что история «Психо» — капля в море патологически здоровой Америки. А случай Гюнтера в Германии — сплошь и рядом.

Правда? А я думала — наоборот, немцы здоровее всех! Пиво, сосиски? А потом попеть — «Майн либер Августин».

Это — до войны, Маша. Сейчас все совсем по-другому. Современная Германия напоминает мне человека, впервые пережившего состояние аффекта.

Почти. Эпилептик просто падает и бьется. Аффектированный человек совершает странные и страшные вещи, а потом ничего не помнит. Так вот. Жил такой культурный, добропорядочный господин, ходил по будням в свою контору, по воскресеньям — в кирху. Ходил-ходил, а потом вдруг в один прекрасный день выскочил на улицу, стал бить витрины, собак, людей. Поджег чего-нибудь. Кричал. А потом насрал себе в штаны и заснул. А когда проснулся, ему подробно рассказали, что он делал. Дали каких-то пилюль, прописали водные процедуры. И вроде все прошло. Но. Стал он с тех пор всего бояться: витрин, людей, собак. У него закурить спросят, а он спичку зажечь не может — ему поджог мерещится. Но с Германией-то обошлись круче, нежели с этим господином. Ей не пилюли прописали, а плеть. И высекли всем миром. Да так, как никого никогда не секли.

Нет. С какой стати еврею жалеть немцев? Мне немецкую культуру жалко. Литературу, философию. Кино.

Да потому что — убожество. Боятся они спичку зажечь. А по-моему, коль ты огня боишься, лучше вообще бросить курить.

Машенька, я этому не придаю значения. Писал я в стол в Москве, пишу в стол здесь. Какая разница? Жена зарабатывает, крыша над головой есть. Я об одном жалею.

Что я не состоялся в Германии как психиатр. Маша, какой здесь материал! После русских шизоидов, которыми я объелся, которыми я сыт по горло, — немецкие невротики! Это… как устрицы после борща! Здесь все пропитано неврозом — политика, искусство, спорт. Это разлито в воздухе, на площадях, в университетах, в пивных… кстати о пивных. Вот тебе наглядный пример. Первый год эмиграции. Берлин Кройцберг. В какую-то жуткую пивную потащил меня Мишка. Сидим, пьем пиво. Народ вокруг крутой, громкий. И один здоровый рыжий детина все время на меня посматривает. Пьет пиво и посматривает.

Я тоже сперва решил. Но потом присмотрелся — непохож. Да и какой из меня любовник! Нет, вижу — там что-то другое. Неуютно мне как-то стало, и пошел я пописать в сортир. Пописал, застегиваюсь, поворачиваюсь — а передо мной этот детина. И в сортире, как бывает в таких случаях, — ни души. Ну, думаю, пиздец тебе, Марк. А детина, между тем, меня спрашивает: вы еврей? Собрал я свою маленькую волю и отвечаю: да, я еврей. А немец опускается передо мной на колени и говорит: от имени немцев, которые принесли столько страданий вашему народу, я прошу у вас прощения.

Я не вру. Мне тогда так стало неловко. Я вылетел пробкой из этой пивной. Ну? Где, в какой стране такое возможно?

Пиздец! Да… В России никто перед евреем в сортире на колени не опустится. Ой, Марк! У меня от всего этого голова кругом идет. Давай выпьем.

Незнание — сила. Это верно. Но ты ко мне сама приехала.

Господи, ну почему так много обломов? Мечтаешь-мечтаешь. Едешь-едешь в какой-нибудь Париж. А там негры и квартира без горячей воды.

Вот ты всегда умел довольствоваться малым. Хотя обломов у тебя в жизни было больше, чем у меня!

Все просто, Машенька. Помнишь романс «Мне все равно — страдать иль наслаждаться»?

Ну. Мне все равно. Страдать иль наслаждаться. Я хомо советикус. Организм, приспособленный для выживания в любых условиях. Без горячей воды. Без холодной. Без сортира. Без воздуха.

Значит, тебе все равно, где жить? На Западе или в России?

Слушай, курочка, что ты мне зубы заговариваешь? Ты для чего ко мне в час ночи прилетела? Про Запад и Россию рассусоливать?

Как вспомню Гюнтера… ой, блядь, забыть бы это все.

Иди баиньки и забудь. Теперь это не твоя забота. Официально заявляю тебе: я за это дело берусь.

Скажи, у него осталось что-нибудь от отца? Дневники, фотографии, бумаги?

Тот самый. Стальной. На котором отец вешал партизан. Он его привез домой, как трофей. А Гюнтер только это и сохранил. Весело, не правда ли?

Свет гаснет, и в призрачном освещении появляются Фабиан фон Небельдорф и Софья Гальперина. Они в соответствующих униформах, с пистолетами в руках.

Фон Небельдорф (убирает пистолет в кобуру)

Фон Небельдорф (с усталым вздохом расстегивает ворот)

Интересно, когда я наконец нормально высплюсь?

Гальперина (с усталым вздохом расстегивает ворот)

Интересно, когда я наконец нормально высплюсь?