История Ларса 3 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Казалось, что общего между правящим монархом и бывшим капитаном городской стражи? Все просто, ближайший друг моего отца был учителем фехтования юного принца. Когда же он заболел, то порекомендовал вместо себя Рональда Мадока. Болезнь оказалась неизлечимой, и мой отец остался обучать принца после смерти своего друга. Увы, на тот период звание капитана стражи уже было занято Мадоком, и двигать его выше по служебной лестнице принц бы не смог: все лучшие должности уже занимали другие хорошие друзья. Мой отец благоразумно согласился на некоторую прибавку к жалованию. Позже принц прекратил свои занятия, но хорошее отношение к нашему роду не было забыто. Так случайность превратила капитана стражи в друга принца.

- Рад видеть тебя, Рональд! – воскликнул принц, поднимаясь.

Мы оба склонились перед монархом, а он, в свою очередь, великодушно взмахнул рукой:

- Ах, это ненужные условности. Мы здесь одни. Я хотел обсудить с вами очень непростое дело.

Принц посмотрел так, словно сомневался, способен ли я оценить всю серьезность ситуации. Пришлось постараться всем своим видом доказать, что способен. Принц отошел в сторону, сложив руки на груди. Его выражение лица указывало на крайнюю степень тревожности.

- Этой ночью произошел неприятный…инцидент…

Я быстро посмотрел на отца. Неужели принцу известно о событиях в доках? Как?

- Мне доложили, что задержана группа работорговцев. Судя по отчетам, это были гофы.

Несколько неожиданная информация. Принца явно ввели в заблуждение. Да, от Гофийской Империи можно ожидать чего угодно, но этой ночью я видел шраванцев, наших южных соседей, и не только. С ними были дорионцы, никаких сомнений. Но перебивать принца я не посмел и слушал дальше.

- Инквизиторы и королевская гвардия уже разобрались с преступниками, - продолжал он.- Все бы хорошо, да пошел слух, будто один мальчишка, присутствующий там, обвинил в работорговле Церковь.

Принц обернулся и посмотрел так, что у меня вздох застрял в горле, превратившись в окаменевший сгусток.

- Как можно, Ваше Высочество! - пробормотал я, чувствуя, как дребезжит голос. – В Доках присутствовал некий «брат Килан», это всё, что мне известно. Именно так и записали на допросе.

Принц молчал, устремив задумчивый взгляд куда-то сквозь птичьи клетки, и мне показалось, что это удачное время внести некоторую ясность.

- Ваше Высочество, вы сказали, что в работорговле обвинили гофов?

- Но я не видел гофов. Только шраванцев и дорионцев.

Брови принца поползли вверх. Он насторожено глянул на птиц, порхающих в клетках, будто заподозрил в них подосланных вражеских шпионов.

- Дитя, что ты такое говоришь? – словно к маленькому неразумному ребенку обратился ко мне принц Эдриан. – Не хочешь же ты обвинить в этом преступлении наших союзников и, что еще хуже, наших земляков?

Досадное бессилие скрежетало на зубах. Пенье птиц больше не успокаивало, а только раздражало. Хотелось собственноручно сорвать эти клетки и выбросить в окно, лишь бы оказаться в тишине.

Я с удивлением посмотрел на отца. Он был бледен и выглядел уставшим, но смотрел решительно прямо в глаза принцу. Создатель милосердный, он действительно верит. Это не пустые слова. Он заступился за меня не перед уличным мальчишкой, а перед правителем нашего государства.

Монарх устало провел двумя руками по лицу и посмотрел в окно.

- Рональд, ты же сам понимаешь, что твой сын ошибается. Во имя Дориона, это не может быть правдой. Не должно.

Он тяжело оперся на стол, и, не поднимая головы, произнес:

- Не далее, чем вчера вечером Гофийская Империя объявила Дориону войну. Если сейчас кто-нибудь где-нибудь станет говорить о том, что шраванцы торгуют рабами прямо у нас под носом, при помощи наших же горожан, к чему это приведет? У Дориона и так не много союзников. Но я это говорю вовсе не потому, что пытаюсь убедить вас в чем-либо, а только поясняю, почему именно ошибся твой сын. Он устал, ночное дежурство выдалось тяжелым.

Я молчал. Ночное дежурство и впрямь вышло не самым легким.

- Беда в другом, - продолжил принц. – Твоему сыну, Рональд, почудилось, будто он видел брата Килана, одного из инквизиторов святой Церкви. Ты понимаешь, чем это может грозить? За такой навет и лжесвидетельство этого мальчика лишат не только должности и родового имени.

Я прекрасно знал, как обращаются с клеветниками палачи: прижигают язык. Это если повезет. Страшно подумать, как поступает с преступниками Церковь. Если я и выживу после всего, что проделают разозленные инквизиторы, то останусь калекой.

Отец покачнулся, но взял себя в руки и остался стоять, гордо держа спину ровной. У него всегда была завидная выдержка.

- Если бы не мое отношение к тебе, Рональд, мальчик не вышел бы из темницы, - напрямик сказал его высочество. – К сожалению, отпустить его я тоже не могу.

- Он может уехать. Навсегда покинуть Дорион…

- Этого мало. Не для меня. Для Церкви. Он должен покаяться. Покаяться и уповать на милость Церкви.

Мы встретились с принцем Эдрианом взглядом. Может, это самообман, но мне показалось в его глазах сожаление.

- Что мы должны делать? – спросил отец. Голос его прозвучал глухо и безжизненно.

- Прежде всего сохранять рассудок, - ответил тот. – Вам предстоит встретиться с епископом, и ждать его решения.

- Я готов на все, Ваше Высочество, - сказал я, и был как никогда искренен. Если понадобится – буду орошать слезами подол мантии Его Преосвященства, ловить мышей в его подвале – что угодно. – Когда же назначена встреча?

Мы вышли вслед за принцем. За дверью к нам ненавязчиво присоединилось два гвардейца. Их тяжелые, отчеканенные годами службы, шаги не заглушали даже ковровые дорожки, расстеленные повсюду. Вспомнилась ночь в темнице, когда от крысиного писка отвлекало только кряхтение сонно переминающегося с ноги на ногу дежурного.

Воспользовавшись тем, что монарх опередил нас на пару шагов, я повернул голову к отцу. Вслух задавать вопросы было ни к чему. Он понял без слов. Отец положил руку мне на плечо и крепко сжал. Это означало: «Не волнуйся, парень, я с тобой до конца». Поддержка сейчас мне была необходима, как воздух, которого почему-то не хватало, но еще больше я нуждался в хорошем эле. Только пока можно на это не рассчитывать.

Покаяться перед Церковью… За что? «Мне искренне жаль, то Создатель одарил меня парой ушей и способностью слышать». Проклятье, да откуда же было знать, что это имя имеет хоть какое-то значение! Не имею ни малейшего представления, кто этот «брат Килан». Даже сейчас, когда вот-вот за него с меня сдерут шкуру.

Коридор привел к широким дверям, украшенным резьбой. В завитках изысканных узоров мерещились змеиные языки… Теперь особо остро хотелось удрать куда-нибудь подальше, наплевав на гордость, родовую честь и прочие незначительные мелочи. При нашем появлении привратник услужливо открыл дверь.

Вслед за принцем мы вошли в кабинет. Плотно задернутые портьеры не пропускали солнечный свет. Горело несколько свечей, разбавляя царящий в комнате полумрак. Стены были увешаны портретами представителей династии Ностфайдеров. Мой взгляд остановился на рыжеволосом мужчине с женоподобным оплывшим лицом, крошечными глазенками под тяжелыми веками и огромным, похожим на сапог, носом. Даже льстивый художник не смог как-то украсить его. Вот он, настоящий Ларс. Тезка, так сказать.

Звук закрывшейся двери заставил меня вздрогнуть. Напротив входа у окна стоял тот, в чьих руках испуганной пичугой билась моя судьба. Он был высоким и худощавым, длинные волосы мягкими волнами лежали на плечах. Его лицо не было красивым, но присутствовала какая-то утонченность, отличающая представителей благородных семейств от простолюдинов. На груди у него висел золотой символ церкви: плоский диск с рубином в центре, символизирующим кровь Пророка.

- Ваше Преосвященство, - приветствовал принц епископа.

Голос главы Церкви был низким и сильным. Так звучит власть.

- Я привел капитана стражи, который присутствовал в доках этой ночью, - сказал принц и демонстративно отошел в сторону, будто бы давая епископу рассмотреть меня получше.

На самом же деле, полагаю, монарх несколько опасается епископа и своими действиями лишний раз подтверждает, что не собирается стоять у того на пути. Врожденное благородство и чувство благодарности не позволило ему отдать меня на растерзание инквизиторам сразу же, но сомневаюсь, что он вмешается снова.

- Вот как, – Его Преосвященство перевел равнодушный взгляд на моего отца, - господин Мадок, не думал, что с героем, заслужившим благодарность от церкви, придется встретиться при таких обстоятельствах.

Отец склонил голову, не то в поклоне, не то в согласии. Я знал, что у них с епископом довольно сложные взаимоотношения, но сейчас было бы не самое подходящее время проявлять искренние чувства.

- Что же касается вас, молодой человек, то у нас будет долгий разговор, - епископ скользнул по мне взглядом – точно острием ножа провели по коже.

- Рональд, будь добр, оставь нас, - сказал принц.

Мы с отцом быстро переглянулись. В его глазах было отражение моего собственного бессилия и страха перед неизвестностью. Но уже спустя миг за ним закрылась дверь. Почудилось, будто я уже положил голову на плаху, а мой палач только ждет сигнала с занесенным топором.

- Что ж, дитя, расскажи, что произошло этой ночью, - епископ прошел к высокому креслу и сел в него.

Я бросил быстрый взгляд на принца, и тот кивнул мне. Пришлось слово в слово повторить все то, что уже рассказывалось, кажется, сотни раз. Когда дошел черед до упоминания «брата Килана», я запнулся, но все же закончил свою историю.

Епископ какое-то время молчал, сложив руки на животе и соединив пальцы, смотрел куда-то в сторону и будто вовсе забыл обо мне. Но на такое везение глупо рассчитывать.

- Я послушал тебя, - произнес он негромко, - а теперь расскажу, как все было на самом деле. Ты всего месяц назад получил высокую должность, заняв место своего отца. Это большая честь и большая ответственность. Особенно, когда приходится соответствовать чужим ожиданиям и образу предшественника. Я знаю, о чем говорю, мальчик. Это нелегкий труд: заслужить доверие. И тут выпадает шанс: отправиться на ночное дежурство в самый… непростой район нашей славной столицы. Ты, конечно, рассчитываешь, что таким образом сумеешь внушить уважение стражникам. Своими действиями ты провоцируешь местных жителей на драку, в результате которой гибнут твои подчиненные.

Я чуть было не перебил его, но вовремя прикусил язык. Значит, Кайл и Боб мертвы? То есть, у меня нет никаких свидетелей того, что произошло на самом деле? Не знаю, хорошо это или плохо, но даже медяк бы не поставил на догадку, что эти двое могли наплести на допросе. Да будет сон их спокоен…

- Ты пугаешься, - продолжил епископ вкрадчивым голосом, от которого мурашки поднялись по ногам к затылку, - и убегаешь. Ты не можешь появиться в городе, опасаясь наказания за свое безрассудство. И решаешь поиграть в героя. Обнаружив на пирсе работорговцев, ты собираешься арестовать их и тем самым загладить свою вину. Но не рассчитал силы. Когда же появились инквизиторы, ты был почти без сознания. Видимо, тогда и прозвучало имя брата Килана. Это все объясняет, не правда ли? Только одно плохо: очнувшись, ты стал твердить, будто брат Килан причастен к работорговле. Этот лживый слух мгновенно распространился среди стражников темницы и, непременно, скоро станет основной темой для мерзких пересудов во всех кабаках. То, что ты совершил должностное преступление, проявив ненужную агрессию, еще полбеды. Но ты подрываешь авторитет Церкви, клевещешь на воина, призванного защищать веру в Создателя и Пророка, порочишь невиновного… дитя.

Он поднял на меня бесстрастные глаза. Хотелось крикнуть, что это все откровенная ложь, что я верю своим глазам и ушам, и лучше прочих знаю о произошедшем ночью в доках. Хотелось, только с языка не сорвалось ни единого слова. Можно было покорно согласиться, приняв этот унизительный вариант за правду, как и ожидали обе главы Дориона, собравшиеся, чтобы покончить с крошечным человечком. Вероятно, тогда бы наказание смягчили, ограничились бы публичными розгами, вечным позором на весь род и ссылкой в дальние каменоломни. Но разве помогает признание своей вины тем несчастным, которых сжигают на костре в назидание прочим отступникам? Я призвал всю силу воли, чтобы выдержать взгляд епископа, и спросил:

- Ваше Превосходительство, как мне исправить содеянное?

На плоские губы епископа легла прозрачная улыбка. Почему-то в мыслях возник образ дрессировщика королевских псов. Тот больше всего ценит в собаках покорность, но радуется, если попадается упрямый зверь. Искреннее удовольствие получает дрессировщик, когда ему удается сломить дух свободы и заставить собаку разглядеть в нем хозяина.

- Я ценю в людях готовность признать свою ошибку и стремление искупить ее, - прошелестел голос епископа. – Буду с тобой откровенен. Подобные поступки нельзя просто забыть. Если бы это могло остаться здесь, между нами, то, возможно, я позволил бы тебе отдать несколько лет самозабвенному служению Церкви, чтобы ты сам мог вымолить свое прощение искренним покаянием. Но речь идет о том, что твои слова – как яд, пролитый в колодец. Его уже нельзя извлечь, сделав воду вновь чистой.

С каждым его словом незримый топор рубил меня на кусочки. Да, славная ночка. Вчера единственной моей проблемой было недовольство подчиненных, а сегодня само продолжение жизни стояло под вопросом. Когда этот подлец Ивар узнает, лопнет от радости.

- Ваше Превосходительство, - обратился к нему принц, - я нисколько не уменьшаю значимость проступка, совершенного этим юношей. Хочу лишь заметить, что наказание имеет цену, когда человек способен вынести из него урок. Молодой Мадок - не безнадежный еретик, он причинил Церкви зло не по умыслу, а по глупости. Думается, стоит позволить ему искупить свою вину делами, позволяющими не только очистить имя Церкви, но и возвеличить.

Я покосился на принца. Это что он имеет в виду? Епископ, готовый возразить, почему-то передумал. Он задумчиво покрутил перстень на пальце и медленно произнес:

- Возможно, вы правы. Конечно, нет разницы, какова была причина этого злодеяния, но наказание должно нести пользу.

- Тогда юный Мадок мог бы сопровождать брата Рэми, – произнес принц, как что-то обыденное.

Епископа эти слова не порадовали, он сморщился, как грибная шляпка на жарком солнце. Я же настороженно вслушивался в каждое слово, надеясь заранее предугадать, что меня ожидает. Не имею ни одной догадки, кто такой «брат Рэми» и куда его необходимо сопроводить. Хотя какая разница? В топи, к гофам в пасть, вброд через Лютое море – разве это важно, если удастся избежать наказания? Его Превосходительство выглядел довольно мрачно. То, что предлагал принц, ему однозначно не нравилось. Интересно, а как бы он со мной поступил без постороннего вмешательства: четвертовал бы или сжег?

- Ваше Высочество, вы должны понимать, что миссия брата Рэми священна, и участие в ней – это честь, а не наказание.

- Я и не пытаюсь доказать обратное, - миролюбиво отозвался принц. – Но юный Мадок молод и силен. Если он принесет пользу, отправившись вместе с братом Рэми, то, по возвращению можно будет обсудить его дальнейшую судьбу.

Епископ молчал. Очевидно, он пытался придумать наиболее точный ответ, дающий понять, по какой именно причине злодея следует немедленно передать палачу. Ожидание казалось мучительной вечностью, разделяющей мою жизнь на «До» и «После». Что бы ни решил глава церкви, в тихое умиротворение прошлого не будет возврата. В тишине послышалось шипение. Потухла одна из свечей.

- Юноша, насколько хорошо вы владеете мечом? – спросил епископ, глядя на огонь свечи.

Это спасение! Кандидатам в покойники подобные вопросы не задают. Но прежде, чем я заставил свой непослушный язык пошевелиться, ответил принц:

- Его отец тренировал меня. Если Мадок был хотя бы вполовину так же строг со своим сыном, как со мной, мальчик великолепный фехтовальщик.

Епископ поднял глаза, и меня точно окатило ледяной болотистой водой. Он походил на человека, у которого из рук ускользает желанная добыча. При этом Его Превосходительство понимал, что предложенный принцем вариант разумнее, чем банальная казнь, иначе бы не согласился. Нелегко, наверное, ему пришлось, и мне он этого не простит.

- Что ж, в таком случае пусть перейдет в распоряжение брата Рэми, - сказал епископ нехотя. – Конечно, он лишится родового имени и всех регалий в знак смирения. Пусть сам Пророк решит его судьбу. Если святому покровителю будет угодно, чтобы мальчишка вернулся живым, тогда мы обсудим, что делать дальше.

Меня несколько насторожили эти слова. Почему вероятность возвращения живым рассматривается как что-то сомнительное?!

Принц покровительственно положил руку мне на плечо:

- Тогда, пожалуй, ему лучше немедленно направиться в Церковь и присоединиться к группе брата Рэми. Конечно, если мы закончили обсуждать его судьбу.

Разочарование пропитало каждое слово ответа:

Его высочество, вывел меня из комнаты, продолжая сжимать плечо, и какое-то время силком вел по коридору, поскольку ноги мне внезапно отказали.

- Тебе повезло, мальчик, - принц остановился и, наконец, убрал руку.

- Ваше Высочество! – надеюсь, мой низкий поклон выражал в полной мере испытываемую благодарность. Откровенно говоря, я был готов целовать его узорчатые туфли, но боюсь, что это было бы неверно истолковано.

- Ладно, ладно, - он жестом велел мне выпрямиться. – Нужно успокоить твоего отца, а ты ступай в церковь. Только не сбейся с пути, и не попади ни в какие неприятности.

Последние слова он произнес с улыбкой, но в переводе это означало следующее: «Я вытащил твою шею из петли первый и последний раз, поскольку мое хорошее отношение к твоему отцу не обязывает меня быть твоим вечным защитником».

Я еще раз поклонился, и не поднимал головы, пока принц не удалился; а затем понесся со всех ног, не замечая угрюмых взглядов неподвижных гвардейцев, перепрыгивая через ступеньки, как в детстве, к двери во внутренний двор.

Солнце светило ослепительно-яркое, как бывает только в начале осени. Я упал на колени, зарыл руки в тонкую зеленую траву и поднял лицо к небу. Я жив! Жив… Да, будущее пока туманно, но само существование этого будущего казалось чудом. Сквозь эйфорию в сознание пыталось пробиться понимание того, что отец будет вынужден отречься от меня, но лучше подумать об этом потом. Не сейчас.

Дорожка между клумб с осенними цветами вела в сторону главной Церкви. Там мне прежде не доводилось бывать. Вблизи сооружение выглядело еще внушительнее. Его стены украшала лепнина, изображающая пророка Лазериана и его деяния. Я направился к главному входу, возле которого стояли два воина в рясах с вышитой красной угловатой каплей на груди. К службе в Церкви не допускаются даже королевские гвардейцы. Эти ребята куда солиднее. Во время дежурства инквизиторы вооружались длинными двуручными мечами, которые ставили острием в землю перед собой, сложив руки на рукояти. В этой позиции они должны были отстоять целый день, демонстрируя смирение, покорность и готовность на все ради Церкви. Мне бы их силу воли…

- Куда? – спросил один из дежурных церковников, когда я приблизился.

- В самом деле? – недоверчиво переспросил другой. – Что за дело?

Их грозные лица меня не слишком впечатлили. После всего пережитого это было даже смешно.

Такой ответ должен был бы притушить все возможные расспросы, что и случилось.

Я не стал задерживаться. За дверью оказался просторный зал, из темных углов повеяло прохладой, а высокое витражное окно бросало приглушенный свет только на алтарь с блюдом для подаяния. У стен стояли подставки с множеством тонких свечей. Прямо напротив входа почти до самого потолка возвышалась статуя, изображающая святого Лазериана. Перед ней, приклонив одно колено, стояло трое инквизиторов. Я в растерянности оглянулся. У меня не было ни малейшего представления, куда идти. Но стоило сделать шаг, как откуда-то из тени вынырнул мальчишка лет пятнадцати. Он был в рясе, но без кольчуги и оружия. Вероятно, еще не прошел обучение.

- Да коснется вас благословение Пророка, ваша светлость, - обратился ко мне мальчик. – Могу ли чем-нибудь вам помочь?

«О да, - подумал я.- Принеси мне эля, в горле пересохло».

Пришлось вновь сослаться на указание принца.

Мальчик направился в нишу, которую я сперва не заметил. Причудливо отбрасываемые горящими свечами тени скрывали множество дверей от тех, кому не следовало знать лишнего. Мы прошли в одну такую дверь и очутились в узком коридоре, освещаемом факелами. Пережженный воздух застревал в ноздрях, и я едва сдержался, чтобы не поддать пинка пацану, который слишком медленно продвигался вперед.

В конце коридора оказалась дверь в просторную комнату, где практически не было мебели, если не считать деревянных скамеек под стеной. Здесь собралась немалая толпа, и голоса гудели, как пчелы над цветущим лугом. Отдельно стояло человек пятнадцать инквизиторов. Они о чем-то оживленно спорили. В стороне от них в молчании застыли шраванцы. Южане надменно смотрели по сторонам, словно не могли понять, как их сюда забросила судьба. В дальнем углу, на скамье, дремала какая-то женщина, завернувшись в плащ. Я с сомнением посмотрел на мальчика-проводника, но тот уже направился к двум людям, занимающим единственный стол. Один из них был в черной одежде работника канцелярии, но даже не форма выдавала род его занятий, а воспаленные глаза под покрасневшими веками. Перед ним лежало несколько чистых свитков и стояла чернильница, в которую писарь направил свой взгляд, прячась от нависшего над ним второго человека. Этот второй был инквизитором, да еще пижоном. Во всяком случае, бородка у него была по последней столичной моде. Я тоже хотел бы себе такую, только светловолосым подобная роскошь не к лицу.

- О, прости великодушно, Пророк, да славится имя твое, - сквозь зубы прорычал свирепый служитель церкви. – Я в десятый раз спрашиваю, по какой причине списки до сих пор не готовы? Мы выдвигаемся на рассвете безоружные и голые, потому как ни оружейная, ни кухня, ни портные не могут обеспечить нас всем необходимым без предъявления этого треклятого списка.

- Еще раз поясняю: шраванский корабль прибыл поздно ночью, я с самого рассвета нахожусь здесь, но еще никто не прислушался ко мне и не пожелал внести свое имя в список! – нервно взвизгнул писарь в ответ.

Судя по лицу инквизитора, тот был готов схватиться за оружие, а потому весьма огорчительно, что именно к нему направился мальчишка, сопровождающий меня.

- Что?! – рявкнул тот, поднимая голову. Заметив мальчика и меня, он сурово нахмурился, - в чем дело?

- К вам прибыл человек от принца Эдриана, - чуть слышно пискнул служка и поспешно смылся.

Хотелось бы поступить так же! Гневный взгляд брата Рэми теперь испепелял меня.

Писарь с облегчением вздохнул, порадовавшись передышке.

- Эйрон Мадок, ваша светлость, - ответил я, вежливо склонив голову. – Капитан городской стражи. Прибыл по приказу…

Внезапно гул утих, и воцарилась кромешная тишина. Спорящие инквизиторы теперь прислушивались к нашему разговору, забыв о своих разногласиях.

- Вот как? – вскинул брови брат Рэми. – Мне известно, кто такой Эйрон Мадок. Это мальчишка, которого я приволок в темницу ночью вместе с рабами-сармантийцами. Тот самый, который громче всех кричал, что в работорговле замешана церковь, не так ли?

Я чувствовал на себе взгляды всех собравшихся, включая шраванцев. Ну хоть они-то, надеюсь, не курсе последних городских сплетен. В комнате вдруг стало очень жарко. Во всяком случае, моя рубаха под нарядным камзолом пропиталась потом.

- Возможно... – нужно же было что-то ответить.

- То есть Его Высочество полагает, что клеветнику самое место в нашем походе? – подчеркнуто сдержанно произнес брат Рэми, всем видом демонстрируя собственное мнение на этот счет.

У него на виске вздулась вена, и длинные пальцы, точно звериные когти, впились в стол. Наверное, он ожидал услышать оправдания и мольбы о прощении, но напрасно. Нет уж, на сегодня унижений вполне достаточно. В конце концов, я ни в чем не был виноват, и ни слова не солгал. Раз уж «брат Килан» действительно представитель Церкви, то не проще ли у него выяснить, что произошло на пристани? Голос Рэми я теперь тоже узнал. Именно он окликнул работорговцев. Его появление спасло мне жизнь, или, по крайней мере, отсрочило неминуемую гибель.

- Епископ Конседин одобрил решение принца, - процедил я сквозь зубы.

Это заявление было встречено ропотом среди инквизиторов, а брат Рэми опустил глаза и какое-то время молчал. Его молчание прервалось несколько неожиданно.

- Подготовь списки, - велел он писарю. – Я сам позабочусь об организации.

- А ты, - взгляд брата Рэми был подобен башмаку, которым давят мелкую букашку, - не путайся под ногами. Запишешься последним, понял? Пока я лично не поговорю с Его Превосходительством, тебя здесь нет.

Отойдя, я встретился взглядом с пожилой женщиной, которая к тому времени уже проснулась. Она приветливо улыбнулась и похлопала скамейку рядом с собой, приглашая. В таких обстоятельствах любой бы предпочел побыть один, но отказываться от вежливого приглашения единственного человека, кто в этой комнате не смотрел враждебно, было бы не разумно.

- Тяжелый день? – спросила она, подвигаясь на скамейке, хоть места было предостаточно еще человек для шести.

Да уж, тяжелый день. Не понадобилось ничего отвечать, в ее глазах читалось понимание. Занятная старушка. Волосы совсем седые, убранные в длинную косу, лицо покрыли глубокие морщины, но взгляд остался веселым и живым, как у девчонки.

- Меня зовут Айра, - сказала она. – Что за шумиха с работорговлей? Вокруг только о том и слышно, а я все проспала.

Это не та тема, которую бы мне сейчас хотелось обсуждать, потому пришлось ограничиться пожиманием плечами. В этот момент как раз Рэми, перекрикивая шум, приказал:

- Братья, подойдите… Я знаю, что сам могу вписать ваши имена, но здесь присутствует человек, у которого целая телега свободного времени и ему наплевать на первостепенную важность подготовки к походу.

Писарь еще больше сжался и так склонился над столом, что его крючковатый нос едва не обмакнулся в чернильницу.

- Бедняжка, - сочувственно вздохнула Айра. – Брат Рэми слишком суров. Впрочем, и его можно понять: столько вложить в эти сборы!

Я решил, наконец, выяснить то, что до сих пор оставалось загадкой:

Айра удивленно хлопнула глазами. Кажется, вопрос поставил ее в тупик.

- А тебе ничего неизвестно? – недоверчиво переспросила она. – Милосердная Дева! Они даже ничего не пояснили! Как так можно?

Я предпочел сделать вид, что не услышал ее восклицания. «Милосердной Девой» называли землю староверы, те самые, которые нынче считаются еретиками. И за подобные слова присутствующие здесь инквизиторы могли запросто приговорить старушку к плетям или еще какому наказанию.

- Тогда слушай, мальчик. Надеюсь, тебе известно, что Гофийская Империя объявила нам войну?

Да, принц говорил об этом, но значимость события несколько затуманилась в связи с ночными событиями и последовавшим за этим разбирательством.

- К тому уже давно шло, - продолжила она, - и окончательное решение не такое уж неожиданное. Тем не менее, Дорион не готов. Казна истощена, армия слаба, а урожаи последние годы были скупыми. Одним нам против гофов не выстоять.

- Но у нас достаточно союзников. Шраванцы, например.

- Конечно, так и есть, - усмехнулась она. – Да только на словах, дитя. Шраванцы нет дела до нас и нашей войны. Посмотри на них. Они с самого утра так стоят. Молчат. Смотрят свысока. В Шраване своих бед хватает, там каждый день льется кровь, так зачем им умирать за чужой народ? Многие наместники подписали мирный договор с Дорионом, но только владыка Карам из поселения на побережье действительно готов оказать нам поддержку. Ты ведь слышал, что двоюродная сестра нашего принца выходит замуж за того? Но на всех наместников у нашего государя сестер не хватит.

Красноголовый народ живет в горах поблизости от нашей границы, и если гофы захватят Дорион, то, походя, сметут с лица земли и всю округу.

- Когда король Теодор почти триста лет назад загнал их в горы, отвоевав долину, он поступил не слишком по-соседски, ты так не думаешь?

Я вспомнил о лютеанах. Этот народ обитал далеко на востоке нашей земли, на полуострове, окруженном неприступными скалами. Если бы не купцы, привозящие свои самые дорогие товары, никто бы и не знал о существовании лютеан.

- С гофами они не ссорились, да и бояться им нечего. Кому нужны голые скалы?

Слишком уж все мрачно звучит, будто нет у нас ни единого шанса на победу в грядущей войне. Похоже, нас ничто не объединяло с так называемыми союзниками. Кроме одного...