Идентификация с интроектами и идеалами — чувство вины

Эдипов комплекс красной нитью пронизывает про­цесс формирования Суперэго. Как мы видим, важный вклад вносится и предэдиповыми детерминантами, но Эдипов комплекс служит целям реорганизации приобре­тенных ранее интроектов и идеалов так, что Суперэго как система начинает функционировать более согласо­ванно. Как указывал Вельдер (1936), существует значи­тельное различие между виной (мы бы сказали, угрызе­ниями совести), переживаемой в присутствии грозного внешнего объекта, и таковой, ощущаемой в результате вмешательства внутренней инстанции — Суперэго.

Достигнув инфантильной генитальной фазы психо­сексуального развития и успешно идентифицировавшись с родителем одноименного пола в качестве ролевой, ре­бенок обыкновенно вступает в полосу фантазий жела­ния, характерных для Эдипова комплекса, с типичными для нее крайними проявлениями любви и ненависти, садизма и мазохистского самопожертвования. Предшествовавшая этому боязнь потерять объект или любовь принимает новое измерение — характер триадных объек­тных отношений, когда в Эдиповых фантазиях ребенка начинают фигурировать оба родителя. Также возрастает нарциссическая уязвимость, так как неосуществленные Эдиповы желания часто переживаются как унижение и ненужность.

В дополнение к этому, в развитие Суперэго вносит свой вклад боязнь ответной враждебности со стороны эдипового соперника. Часто на этом этапе развития страх возмездия воображается в виде ущерба телу. Так как сек­суальное возбуждение связано теперь с гениталиями, то дети (в особенности мальчики) представляют себе, что за Эдиповы желания последует наказание в форме теле­сного ущерба. Этот страх основан на примитивной кон­цепции «закона талиона» (т.е. на возмездии по принци­пу «око за око»; Freud, 1913), значимой для ребенка дан­ного возраста и данной стадии умственного развития.

– 288 –

Поэтому поскольку центром его сексуального возбужде­ния теперь является пенис, а нарциссический вклад в пенис — центром его идеального представления о му­жественности, мальчик воображает, что наказанием за Эдиповы желания будет кастрация.

Ущерба гениталиям (как следствия мастурбации), может бояться и девочка, хотя с более общей точки зрения она боится телесных повреждений любого типа, являющихся магическим результатом ответных попыток матери атаковать ее внешность и сделать ее менее при­влекательной в качестве сексуального объекта для отца. Например, с одной шестилетней девочкой случился ис­терический припадок после укуса пчелы, которую, по ее мнению, магически наслала на нее ведьма. На рас­спросы девочка отвечает: «У меня такие длинные рес­ницы, что люди называют меня хорошенькой, а ведьма ревнует!»

Эти страхи являются преувеличенными из-за нар­циссического вклада в тело, природы детской фантазии и влияния мышления первичных процессов; тем не ме­нее они основаны на относящемся к раннему детству опыту многократных травмирующих телесных воздействии и боли. В эти страхи вносят свою лепту беспомощность и уязвимость перед лицом превосходящих по силе взрос­лых, например, при заигрывании с ребенком, щекота­нии его, физическом наказании, сексуальном или пси­хическом насилии, медицинских вмешательствах.

Боязнь телесного ущерба способствует дальнейше­му структурированию Суперэго. Ребенок стремится избе­жать не только ущерба телу, но и потери идеализирован­ной связи с родителем, тоже идеализированным. Таким образом, ребенок подталкивается к отказу от инцестуоз­ных желаний и приверженности к родительским и внут­ренним стандартам тройной угрозой: телесного ущерба, ущемлением его нарциссизма, страхом потери любви, равно как и ранними реактивными образованиями и страхом потери объектной любви, помогавшей справить­ся с конфликтами, порождавшимися анальными импуль-

– 289 –

сами. Соответственно, Эдиповы конфликты служат мощ­ной, хотя и не единственной, мотивирующей силой, спо­собствующей формированию Суперэго, о чем в свое вре­мя и писал Фрейд (1924а).

Эдипов комплекс содержит в себе также потенци­ал следующей стадии формирования Суперэго — иден­тификации с интроектами и идеалами. Ребенок со все­возрастающей отчетливостью осознает, что родители не только провозглашают определенные поведенческие стан­дарты, но и сами живут по некоему моральному и нрав­ственному кодексу. Ребенок в своей идеализации родите­лей приходит к необходимости идеализировать и этот кодекс (Hartmann и сотр., 1946) и выстраивает собствен­ную мораль, идентифицируясь со вполне конкретно иде­ализированными моральными стандартами родителей.

С увеличением степени интернализации конфлик­та ребенок начинает бояться потерять любовь собствен­ного Суперэго больше, чем любовь родительскую; нака­зание, исходящее от Суперэго, переживается одновре­менно, но в разном соотношении, как потеря чувства собственного достоинства и как болезненное чувство вины. Это чувство вины может быть сознательным, или же может проявляться сознательными последствиями ак­тивного бессознательного защитного процесса (Pulver, 1974), например, в форме самонаказания, добавочного чувства неполноценности или чувства утраты собствен­ного достоинства. Поскольку Суперэго становится дей­ствующим внутренним источником наказаний, то бо­язнь внутреннего неодобрения за неспособность соот­ветствовать интернализованным стандартам столь же сильно мотивирует приверженность поведенческим стан­дартам, как и предшествовавшая этому боязнь потери объекта, потери любви, унижения, кастрации или ино­го телесного ущерба.

Чтобы избежать этого чувства вины, ребенок обыч­но идет на дальнейшие внутренние компромиссы. Ища искупления вины, любви и одобрения со стороны Супе­рэго, он стремится идентифицироваться с воплощаемы-

– 290 –

ми в нем требованиями и идеалами. Тогда он, обеспечи­вая соответствие внутренним поведенческим стандартам и обретая достаточное чувство собственного достоинства, становится менее зависимым от внешних источников.

Разрешение Эдипова конфликта ускоряется и об­легчается процессом окончательной и зависящей от об­стоятельств (хотя всегда неполной) идентификации ре­бенка со своим собственным внутренним моральным кодексом. Хотя свидетельства идентификации с опреде­ленными идеалами и интроектами очевидны и до его вхождения в Эдипову фазу (в реактивных образованиях трехлетнего возраста, например), ребенок совершает сле­дующий шаг в своем развитии, когда эти идентифика­ции становятся тверже. По мере этого процесса конф­ликты ослабевают, так как стандарты идеала и требова­ния интроекта становятся желаниями и характеристикой представлений о своем «Я». Путем идентификации с иде­алом ребенок приходит к росту чувства собственного достоинства, что косвенно компенсирует отказ от пря­мой реализации влечений. Такая идентификация также помогает ребенку почувствовать себя защищенным от опасности реализации влечения и последующих нарцис­сических разочарований, которые несет с собой Эдипов комплекс. Более того, как только чувство вины прини­мает на себя сигнальную функцию, ребенок становится более чувствительным, избегая тех ситуаций, которые могут привести к интенсивному ощущению виновности. Когда регрессии или значительного внутрисистемного конфликта нет, поведение все в большей мере становит­ся автоматическим (или «второй натурой»), в соответ­ствии с интернализованным моральным кодексом и тре­бованиями интроектов.

Эти решающие идентификации означают, что воз­никающее Суперэго, будучи пока еще неустойчивым и подверженным экстернализации, можно рассматривать как согласованно действующую умственную единицу. Те­перь имеется возможность для инфантильного невроза, так как первоистоки конфликта, наказания, так же как

– 291 –

и источники чувства собственного достоинства, — все становится внутренним.

Когда нет непреодолимого конфликта или пагуб­ного внешнего влияния, ребенок постепенно отказывает­ся от своих инцестуозных Эдиповых желаний, а связан­ные с ними конфликты находят определенное разреше­ние, благодаря наличию внутренней наказывающей ин­станции, строгость которой соответствует интенсивности сексуальных, либо агрессивных импульсов. Чувство собственного достоинства уязвимо до той степени, в кото­рой функции наказания и самоосуждения оперативны в действиях против несоблюдения требований интроекта или неспособности достичь идеальных стандартов, хотя по сравнению с бессознательными импульсами эти внут­ренние средства контроля и управления остаются слабы­ми. До некоторой степени такая непоследовательность в функционировании остается характеристикой Суперэго, ибо его функционирование никогда не является ни еди­нообразным, ни полностью надежным. Поэтому и впредь будет сохраняться потребность в любви родителей или определенной форме нарциссической подпитки, дабы уравновешивать исходящую изнутри критику. Однако, постепенно самоодобрение, источником которого явля­ется приверженность внутренним идеалам и моральным требованиям, начинает перевешивать предполагаемую ценность желаемого удовольствия и удовлетворения от внешних источников, так как пришла пора инфантильного невроза, и голос совести ощущается как часть от­четливо самостоятельной внутренней инстанции.