Глава двадцать вторая После похорон

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

В облачном небе над башнями замка все чаще появлялись ярко-голубые прогалины, но эти признаки приближения лета совершенно не радовали Гарри. У него ничего не получалось – ни выследить Малфоя, ни вызвать Дивангарда на доверительный разговор беседу и заставить поделиться воспоминанием, которое тот скрывал несколько десятилетий.

– Последний раз говорю, забудь о Малфое, – решительно потребовала Гермиона.

Они, пообедав, сидели во дворе и грелись на солнышке. Рон и Гермиона держали в руках министерскую брошюрку «Аппарирование: распространенные ошибки и способы их избежать» – сегодня у них был экзамен. Похоже, однако, что брюшюрка плохо действовала на нервы: стоило из-за угла появиться какой-то девочке, как Рон вздрогнул и полез прятаться за Гермионой.

– Это не Лаванда, – устало сказала Гермиона.

– Гарри Поттер? – заговорила девочка. – Меня просили передать вот это.

Гарри с упавшим сердцем взял в руки маленький пергаментный свиток. Дождавшись, когда девочка отойдет подальше, он сказал:

– Думбльдор говорил, что, пока я не добуду воспоминание, занятий больше не будет.

– Может, он хочет узнать, как твои успехи, – предположила Гермиона. Гарри развернул послание, но вместо узкого косого почерка Думбльдора увидел неровные каракули, очень неразборчивые – пергамент был сильно закапан, и чернила местами расплылись.

Арагог ночью скончался. Гарри и Рон, вы его знали и помните, какой он был необыкновенный. Гермиона, по-моему, тебе он тоже нравился. Похороны вечером, с вашей стороны будет очень любезно, если вы придете. Думаю, лучше всего на закате, это его любимое время суток. Знаю, вам нельзя поздно выходить на улицу, но вы можете взять плащ. Я бы не просил, но одному мне не выдержать.

– О, я вас умоляю! – воскликнула она, быстро пробежав письмо глазами и передав Рону. Тот, прочитав, буквально онемел от возмущения.

– Совсем сбрендил! – выкрикнул он. – Да эта его чудина отдала нас с Гарри своим сородичам на съедение! Дескать, угощайтесь, ребята! А теперь, значит, мы должны рыдать над его мерзким волосатым трупом?

– Дело не только в этом, – сказала Гермиона. – Он просит нас поздно вечером выйти из замка, хотя прекрасно знает, что меры безопасности стали в миллион раз строже и что будет, если нас поймают.

– Мы и раньше ходили к нему в гости по вечерам, – возразил Гарри.

– Да, но ради такого? – отозвалась Гермиона. – Когда Огрид действительно нуждался в помощи, мы многим рисковали, но… в конце концов… Арагог умер. Если б речь шла о его спасении…

– То я бы точно не пошел, – твердо заявил Рон. – Гермиона, ты его не видела. Поверь, смерть ему очень на пользу.

Гарри забрал у него записку и посмотрел на расплывшиеся чернильные пятна. Видно было, что слезы лились на пергамент едва ли не ручьем…

– Гарри, надеюсь, ты не собираешься идти? – спросила Гермиона. – Чтобы напороться на взыскание из-за такой глупости?

– Знаю, знаю, – сказал он. – Огрид спокойно похоронит Арагога и без нас.

– Вот именно, – с явным облегчением ответила Гермиона. – Слушай, сегодня днем на зельеделии почти никого не будет, у нас же экзамен… попробуй как-нибудь умаслить Дивангарда!

– Думаешь, на пятьдесят седьмой раз мне наконец улыбнется удача? – горько усмехнулся Гарри.

– Удача! – вдруг воскликнул Рон. – Гарри, вот оно – удача!

– Рон, точно… точно! – потрясенно вскричала Гермиона. – Конечно! Как я сама не додумалась?

– Фортуна фортунатум? Не знаю… я хотел ее поберечь…

– Что может быть важнее этого воспоминания? – поддержала Гермиона.

Гарри не ответил. Мысль о драгоценной маленькой бутылочке давно таилась в глубинах его сознания; в нем зрели смутные, неясные мечтанья: Джинни порывает с Дином, Рон почему-то радуется, что она теперь встречается с Гарри… Он сам себе не признавался в этом, разве что во сне или на границе между сном и явью…

– Гарри? Где ты витаешь? – окликнула Гермиона.

– Что?... А, да, конечно, – сказал он, приходя в себя. – Да… хорошо. Если мне сейчас не удастся разговорить Дивангарда, то вечером я приму немного фортуны и попробую еще раз.

– Решено, – бодро произнесла Гермиона, встала и исполнила грациозный пируэт. – Направление… настрой… неспешность… – пробормотала она.

– Прекрати, – взмолился Рон, – меня и так тошнит…. Ой, скорей, прячьте меня!

Во дворе появились еще две девочки, и Рон нырнул за спину к Гермионе.

– Отлично, – Рон осторожно выглянул из-за плеча Гермионы. – Черт, смотрите, они какие-то грустные.

– Это сестры Монтгомери и, естественно, они грустные, разве ты не слышал про их младшего брата? – удивилась Гермиона.

– Честно говоря, я уже не успеваю следить, что у кого происходит с родственниками, – ответил Рон.

– На него напал оборотень. Говорят, их мама отказалась помогать Упивающимся Смертью. Как бы там ни было, мальчику было всего пять и он умер в св. Лоскуте, его не смогли спасти.

– Умер? – потрясенно повторил Гарри. – Но ведь от этого не умирают, просто ты тоже превращаешься в оборотня?

– Иногда умирают, – с необычной суровостью сказал Рон. – Я слышал, такое бывает, если оборотень слишком увлекается.

– Говорят, Фенрир Уолк, – ответила Гермиона.

– Я так и знал – маньяк, который охотится за детьми, тот, о ком рассказывал Люпин! – гневно воскликнул Гарри.

Гермиона печально посмотрела на него и сказала:

– Гарри, ты должен добыть воспоминание. Чтобы остановить Вольдеморта. Ведь весь этот кошмар из-за него…

Наверху ударил колокол. Рон и Гермиона с перепуганным видом вскочили.

– Все будет хорошо, – заверил их Гарри. Они пошли к вестибюлю, где собирались те, кто сегодня сдавал аппарирование. – Удачи.

– Тебе тоже! – Гермиона многозначительно посмотрела на Гарри, который уже повернул к подземелью.

В тот день на зельеделии учеников было всего трое: Гарри, Эрни и Драко Малфой.

– Слишком юны для экзамена? – добродушно хохотнул Дивангард. – Даже семнадцати нет?

– Ну и ничего страшного, – весело продолжал Дивангард, – раз нас так мало, давайте забавляться. Пусть каждый приготовит мне что-нибудь интересненькое!

– Отличная идея, сэр, – льстиво сказал Эрни, потирая руки. Но Малфой даже не улыбнулся.

– В каком смысле «интересненькое»? – мрачно осведомился он.

– Удивите меня чем-нибудь, – легкомысленно отозвался Дивангард.

Малфой, поджав губы, открыл «Высшее зельеделие». Было яснее ясного, что он считает этот урок пустой потерей времени и жалеет, что его нельзя провести в Нужной комнате. Все понятно, думал Гарри, наблюдая за ним поверх своего учебника.

Интересно, ему кажется или Малфой похудел, как и Бомс? И уж точно побледнел; кожа по-прежнему сероватая, наверное, потому, что в последнее время он редко выходит на улицу. И в нем совсем не осталось нахальства, оживленности, высокомерия; ничего от той чванливой развязности, с которой он в «Хогварц-экспрессе» хвастался миссией, возложенной на него Вольдемортом... и тут возможно лишь одно объяснение: какова бы ни была миссия, дела Малфоя идут плохо.

Эта мысль очень взбодрила Гарри. Он полистал «Высшее зельеделие» и нашел сильно исчерканные инструкции к приготовлению эйфорического эликсира. Отлично: подобное зелье не только подходит для задания, но и может (сердце Гарри пропустило удар) привести Дивангарда в хорошее настроение. Если уговорить учителя попробовать эликсир, то не исключено, что он решится отдать воспоминание…

– Что ж, выглядит потрясающе, – всплеснув ручками и сложив вместе ладони, сказал Дивангард полтора часа спустя. Он внимательно рассматривал солнечно-желтое содержимое котла Гарри. – Эйфория, насколько я понимаю? А что за аромат? М-м-м-м…. щепотка перечной мяты, верно? Не по науке, конечно, но… мысль превосходная и очень оригинальная. Разумеется: прекрасный противовес изредка возникающим побочным эффектам вроде неуемного пения и пощипывания в носу… Прямо не знаю, где ты черпаешь вдохновение, мой мальчик…. если только это не…

Гарри ногой поглубже запихнул в рюкзак учебник Принца-полукровки.

Эрни был недоволен; рассчитывая превзойти Гарри, он весьма необдуманно занялся изобретением собственного зелья, но оно загустело и превратилось в какую-то фиолетовую клецку. Малфой с кислым лицом собирал вещи; Дивангард объявил его отрыжный отвар всего-навсего «сносным».

Прозвенел колокол. Малфой и Эрни сразу ушли.

– Сэр, – начал Гарри, но Диванград быстро посмотрел ему за спину, увидел, что кабинет опустел, и поспешил прочь.

– Профессор… профессор, не хотите попробовать мое зе…? – в отчаянье крикнул ему вслед Гарри.

Но тот уже скрылся. Расстроенный Гарри вылил эликсир, собрал свои вещи, вышел из класса и медленно побрел вверх по лестнице в общую гостиную.

– Гарри! – выкрикнула Гермиона, появляясь в отверстии за портретом. – Гарри, я сдала!

– Рон… провалился из-за полной ерунды, – шепотом сообщила Гермиона. Появился Рон, понурый и очень угрюмый. – Ужасно не повезло, такой пустяк, оставил половинку брови, а экзаменатор заметил… Как с Дивангардом?

– Порадовать нечем, – сказал Гарри. Рон подошел к ним. – Вот не повезло! Ничего, обязательно сдашь в следующий раз – вместе со мной.

– Наверное, – проворчал Рон. – Но… половинка брови! Велика важность!

– Да, да, – сочувственно закивала Гермиона, – это уж слишком…

За ужином они только и делали, что ругали жестокого экзаменатора, и в конце концов Рон чуточку повеселел. По дороге в общую гостиную они уже обсуждали неподдающегося Дивангарда и его воспоминание.

– Так что, Гарри, будешь принимать фортуну фортунатум или как? – требовательно спросил Рон.

– Пожалуй, лучше принять, – ответил Гарри. – Конечно, не целый флакон на двенадцать часов, это же не на всю ночь… приму глоточек. Двух или трех часов должно хватить.

– Ощущения потрясающие, – мечтательно произнес Рон. – Кажется, что и шагу не можешь ступить неправильно.

– О чем ты? – засмеялась Гермиона. – Ты же никогда его не принимал!

– Но думал, что принял, – сказал Рон таким тоном, словно объяснял самоочевидную вещь. – Какая разница…

Они видели, что Дивангард совсем недавно пришел в Большой зал, и знали, что он любит есть не торопясь, поэтому решили немного посидеть в общей гостиной. План их был таков: дать учителю время вернуться в свой кабинет, а уж после отправить туда Гарри. Когда солнце спустилось к верхушкам деревьев Запретного леса, они сочли, что время пришло, убедились, что Невилль, Дин и Симус находятся в гостиной, и крадучись поднялись в спальню мальчиков.

Гарри извлек со дна сундука свернутые носки и достал из них крохотную сверкающую бутылочку.

– Ладно, поехали, – сказал он, поднес бутылочку к губам и осторожно глотнул.

Гарри ответил не сразу. Вскоре, медленно, но верно, его охватила веселая убежденность в собственном всемогуществе; он чувствовал, что ему подвластно все, решительно все… а уж вытрясти из Дивангарда воспоминание – плевое дело!

Он поднялся, улыбаясь, полный уверенности в себе, и сказал:

– Отлично. Просто отлично. В общем… я пошел к Огриду.

– Что?! – в полном ужасе воскликнули Рон и Гермиона.

– Нет же, Гарри… тебе надо идти к Дивангарду, забыл?

– Ничего подобного, – без тени сомнения возразил Гарри. – Я иду к Огриду, мне кажется, это будет хорошо.

– Что хорошо? Закапывать гигантского паука? – изумленно спросил Рон.

– Да, – подтвердил Гарри, вытаскивая из рюкзака плащ-невидимку. – Я чувствую, что сегодня должен быть именно там, понимаете, что я имею в виду?

– Нет, – хором ответили Рон и Гермиона. Они явно встревожились.

– А это точно фортуна фортунатум? – забеспокоилась Гермиона, поднося бутылочку к свету. – У тебя не было другого флакона с… даже не знаю…

Гарри, надевавший плащ, рассмеялся. Рон и Гермиона встревожились еще больше.

– Доверьтесь мне, – сказал Гарри. – Я знаю, что делаю… или, во всяком случае… – он уверенно пошел к двери, – фортуна знает.

Он закрылся плащом с головой и пошел вниз. Рон и Гермиона поспешили за ним. Дверь у подножия лестницы была открыта, и Гарри проскользнул туда.

– Что это ты тут делаешь с ней? – завизжала Лаванда Браун, воззрившись сквозь Гарри на Рона и Гермиону, которые выскочили из спальни мальчиков. Рон чуть не подавился слюной. Гарри незаметно прошмыгнул мимо.

Выйти из общей гостиной оказалось просто: в портретную дыру как раз влезали Джинни и Дин; Гарри протиснулся между ними, случайно задев Джинни.

– Не надо меня подсаживать, Дин, – с легким раздражением бросила она. – Вечно ты со своей помощью, я прекрасно могу сама…

Портрет, качнувшись, закрылся, но Гарри все-таки услышал, как огрызнулся Дин… Еще больше возликовав, Гарри легко зашагал по замку. Никто не встречался ему на пути и прятаться не приходилось, но он нисколько не удивлялся: сегодня он был самым удачливым человеком в «Хогварце».

Почему обязательно надо идти к Огриду, он и понятия не имел. Казалось, зелье освещает его путь всего на несколько шагов вперед: конечного пункта не видно и когда появится Дивангард, неизвестно, зато ясно, что наградой будет воспоминание. В вестибюле Гарри увидел, что Филч забыл запереть входную дверь, и, просияв, распахнул ее. Пару мгновений он просто стоял, наслаждаясь запахами травы и вечерней свежести, а потом спустился с крыльца навстречу сгущающимся сумеркам.

На нижней ступеньке он вдруг осознал, что к Огриду приятней всего идти через огород. Это было не совсем по пути, но Гарри знал, что должен повиноваться своему капризу, и направился прямиком к грядкам, где увидел Дивангарда, беседовавшего с профессором Спаржеллой. Он обрадовался, не испытывая, впрочем, особого удивления, шмыгнул за низкую каменную ограду и, чувствуя себя в ладу со всем миром, стал слушать их разговор.

– …огромное спасибо, что потратили на меня столько времени, Помона, – церемонно благодарил Дивангард. – Большинство признанных авторитетов сходятся в том, что они наиболее действенны, если собраны в сумерках.

– Совершенно согласна, – горячо поддержала профессор Спаржелла. – Этого достаточно?

– Вполне, вполне, – покивал Дивангард. Гарри увидел у него в руках охапку каких-то стеблей. – Тут по несколько листьев на каждого третьеклассника плюс еще немного, если кто-то их перепарит… ну-с, доброго вам вечера и еще раз огромное спасибо!

Профессор Спаржелла ушла в темноту к своим теплицам, а Дивангард направил стопы туда, где стоял невидимый Гарри.

Повинуясь внезапному порыву, Гарри изящным движением сдернул с себя плащ.

– Мерлинова борода, как ты меня напугал, – сказал Диванград, застывая на месте. Он подозрительно посмотрел на Гарри. – Как ты вышел из замка?

– По-моему, Филч забыл запереть двери, – весело ответил Гарри и с радостью увидел, что Дивангард нахмурился.

– Кажется, придется на него заявить; если тебе интересно мое мнение, этого человека больше волнует мусор, чем собственно безопасность… Однако зачем ты здесь, Гарри?

– Видите ли, сэр, дело в Огриде, – Гарри совершенно точно знал, что сейчас самое правильное – говорить правду. – Он ужасно расстроен… но… вы никому не скажете, профессор? Я не хочу, чтобы у него были неприятности…

Ему удалось разбудить любопытство Дивангарда.

– Не обещаю, – пробурчал тот. – Но я знаю, что Думбльдор всецело доверяет Огриду, и уверен, что он не мог совершить ничего ужасного…

– Понимаете… у Огрида много лет был гигантский паук… он жил в Запретном лесу… умел разговаривать и все такое…

– Мне говорили, что в лесу обитают акромантулы, – тихо произнес Дивангард, оглядываясь на стену черных деревьев. – Значит, это правда?

– Да, – кивнул Гарри. – Но первый, Арагог, которого вырастил Огрид, вчера ночью умер. Огрид совершенно разбит и просил, чтобы кто-то был с ним на похоронах. Я обещал прийти.

– Как трогательно, – рассеянно проговорил Дивангард, уставив большие печальные глаза на далекие огоньки в хижине Огрида. – М-да… однако… яд акромантул чрезвычайно ценен… раз животное только что умерло, он, возможно, еще не высох… я, конечно, человек не бездушный, и если Огрид так расстроен… но если можно извлечь хоть сколько-то… что ни говори, от живой акромантулы яда не добудешь…

Казалось, Дивангард разговаривает не с Гарри, а с самим собой.

– …не собрать было бы непростительно… сотня галлеонов за пинту… у меня, откровенно говоря, не такое большое жалование…

– Знаете, – с очень убедительной нерешительностью сказал он, – если б вы захотели прийти на похороны, Огрид бы очень обрадовался… почетнее для Арагога, понимаете…

– Конечно, конечно, – в глазах Дивангарда вспыхнул энтузиазм. – Вот что, Гарри, встретимся там… я возьму бутылочку-другую… выпьем за… в смысле, помянем несчастное животное… проводим с честью… И надо сменить галстук, этот чересчур яркий для такого случая…

Он заторопился в замок, а Гарри, в полном восторге от самого себя, побежал к Огриду.

– Пришел, – прохрипел Огрид, когда открыл дверь и увидел Гарри, появившегося из-под плаща-невидимки.

– Да… а вот Рон с Гермионой не смогли, – сказал Гарри. – Они просили извиниться.

– Нева… неважно… все равно, Гарри, ему было бы очень приятно…

Огрид громко всхлипнул. Его глаза покраснели и распухли; на рукаве была надета черная повязка, сделанная, похоже, из тряпки, пропитанной гуталином. Гарри утешающе похлопал великана по локтю – выше дотянуться не удалось.

– Где мы его похороним? – спросил он. – В лесу?

– Ты что, нет! – воскликнул Огрид, промокая бесконечный поток слез подолом рубашки. –Как Арагог помер, другие пауки меня и близко не подпускают. Оказывается, они меня не ели только по его приказу! Можешь себе такое представить, Гарри?

Честным ответом было бы «да»; Гарри удивительно живо помнил страшную сцену, когда они с Роном столкнулись лицом к лицу с акромантулами и очень хорошо поняли, что Огрид жив лишь благодаря Арагогу.

– Чтоб в лесу было место, куда мне нельзя зайти! – Огрид неверяще помотал головой. – Знал бы ты, как я забирал у них Арагога… они ведь, понимаешь, своих мертвецов съедают… а я хотел схоронить честь по чести… как положено…

Бедняга разрыдался. Гарри снова похлопал его по локтю, проговорив при этом (зелье подсказывало, что делать):

– Я по дороге встретил профессора Дивангарда.

– Неприятностей-то у тебя не будет, нет? – забеспокоился Огрид. – Вам же нельзя выходить из замка в такую поздноту, это я виноват…

– Нет, нет, когда он узнал, зачем я иду, то сказал, что тоже хочет отдать Арагогу последний долг, – сказал Гарри. – Он пошел переодеться во что-нибудь подходящее… и обещал принести вина, чтобы помянуть Арагога…

– Правда? – Огрид был потрясен и одновременно тронут. – Это… это… очень любезно с его стороны, очень… и тебя не выдал, смотри-ка. Я раньше с Горацием Дивангардом особо дел не имел… придет проводить Арагога, надо же… да… старине Арагогу это понравилось бы…

Гарри подумал, что в Дивангарде старине Арагогу больше всего понравилось бы обилие мяса, но оставил свое мнение при себе и отошел к заднему окошку хижины. Оттуда открывалось весьма неприятное зрелище: огромный мертвый паук, который лежал на спине, поджав перепутавшиеся между собой лапищи.

– Я решил, прямо за тыквенной грядкой, – сдавленно ответил Огрид. – Я уж и… это… могилку выкопал…. Просто, думаю, надо ж над ним слова какие-нибудь произнести хорошие… воспомнить чего-нибудь радостное, как водится…

Его голос дрогнул; он замолчал. Тут раздался стук в дверь, и Огрид пошел открывать, попутно сморкаясь в гигантский платок из симпатичной ткани в горошек. Дивангард, в строгом черном галстуке и с охапкой бутылок в руках, торопливо переступил порог.

– Огрид, – трагическим тоном произнес он, – соболезную вашей потере.

– Благодарю, что пришли, – сказал Огрид. – Огромное спасибо. И спасибо, что не наложили взыскания на Гарри…

– Что вы, как можно! – воскликнул Дивангард. – Горестный день, горестный день… а где же несчастное создание?

– Там, на улице, – надтреснуто отозвался Огрид. – Может… уже пойдем?

Они вышли на задний двор. Над деревьями висела луна; в ее бледных лучах, смешивающихся со светом из окон хижины, был виден Арагог. Он лежал на краю огромной ямы, возле которой возвышался десятифутовый холм свежевыкопанной земли.

– Великолепно, – произнес Дивангард, подходя к пауку. Восемь молочно-белых глаз мертво смотрели в небо, а в двух громадных изогнутых жвалах неподвижно отражалась луна. Дивангард склонился, рассматривая огромную волосатую голову, и Гарри показалось, что он слышит звяканье бутылок.

– Не все понимают, какие они красивые, – сказал Огрид, обращаясь к спине Дивангарда. Слезы текли из уголков его глаз, окруженных мелкими морщинками. – Я и не знал, Гораций, что вы интересуетесь такими существами.

– Интересуюсь? Мой дорогой Огрид, я их боготворю! – воскликнул Дивангард, отступая от Арагога и пряча под мантией бутылку – Гарри видел, как блеснуло стекло. Огрид промокал глаза и ничего не заметил. – Но… не пора ли приступить к похоронам?

Огрид кивнул и шагнул вперед. Он с усилием приподнял гигантское тело и, оглушительно крякнув, перевалил его в темную яму. Снизу донесся отвратительный хруст. Огрид снова разрыдался.

– Конечно, вам, близкому человеку, труднее всего, – проговорил Дивангард. Он похлопал Огрида по локтю, до которого, как и Гарри, только и мог дотянуться. – Позвольте мне сказать несколько слов?

Должно быть, нацедил море отменного яда, подумал Гарри, глядя, с какой довольной ухмылкой Дивангард ступил на край могилы и тихо, внушительно заговорил:

– Прощай, Арагог, царь арахнидов, давний и верный друг! Те, кто знал тебя, никогда тебя не забудут! Тело твое истлеет, но душа навсегда останется жить в укромных, опутанных паутиной уголках Запретного леса, который стал тебе домом. Пусть вечно процветают твои многоглазые потомки, и пусть найдут в этом утешение люди, твои друзья, которых постигла столь невосполнимая утрата.

– Чудесная… чудесная речь! – взвыл Огрид и, отчаянно рыдая, повалился на компостную кучу.

– Ну-ну-ну, – сочувственно забормотал Дивангард, взмахивая волшебной палочкой. Гора земли поднялась в воздух, повисела мгновение и с глухим шумом упала на мертвого паука, образовав гладкую горку. – Давайте пройдем в дом и помянем покойника. Гарри, зайди-ка с другой стороны… вот так… встаем, встаем, Огрид… вот молодчина…

Они усадили Огрида в кресло за столом. Клык, который во время похорон прятался в своей корзине, подтрусил к ним на мягких лапах и, как обычно, шлепнул тяжелую голову Гарри на колени. Дивангард откупорил бутылку.

– Я проверил, яда нет, – заверил он Гарри, выливая большую часть вина в громадную кружку и передавая ее Огриду. – После случая с твоим бедным другом Рупертом я приказал домовому эльфу отпить понемногу изо всех бутылок.

Гарри представил себе выражение лица Гермионы, доведись ей услышать о подобном, и решил ничего ей не рассказывать.

– Это Гарри, – проговорил Дивангард, разливая содержимое второй бутылки по двум кружкам, – …а это мне. Ну-с, – он высоко поднял кружку, – за Арагога.

– За Арагога, – хором повторили Гарри и Огрид.

Дивангард и Огрид сразу выпили много. Но Гарри, направляемый фортуной фортунатум, знал, что не должен пить, поэтому только притворился, будто сделал глоток, и поставил кружку на стол.

– Я знал его еще яйцом, – печально вымолвил Огрид. – А когда он вылупился, был вот такусенький крошка. Не больше пекинеса.

Огрида потемнел лицом, и Гарри знал почему: в свое время из-за интриг Тома Реддля Огрида обвинили в том, что он открыл Комнату Секретов, и вышвырнули из школы. Но Дивангард, казалось, ничего не слышал; он смотрел на потолок, откуда свисали медные сковородки и длинный пук ослепительно-белых, шелковистых волос.

– А-а, да, – равнодушно бросил Огрид. – Все время ее собираю, они, понимаете, цепляются хвостами за ветки и всякое такое прочее в лесу…

– Но, мой дорогой друг, знаете ли вы, насколько это ценно?

– Я ее пускаю на бинты, перевязываю раненных зверей, – пожал плечами Огрид. – Она страсть какая целебная… очень сильное средство, понимаете.

Дивангард отпил еще из своей кружки, теперь уже очень внимательно осматривая хижину, выискивая, как понял Гарри, другие сокровища, которые можно обратить в запасы меда из дубовых бочек, ананасовые цукаты и бархатные смокинги. Он заново наполнил кружки, Огрида и свою, и принялся расспрашивать, кто еще обитает сейчас в лесу, поражаясь, как это Огрид успевает за всем следить. Тот, расслабившись от вина и лестного внимания, перестал промокать глаза и с радостью пустился в длинные рассуждения о разведении лечурок.

Тут фортуна фортунатум слегка подтолкнула Гарри, и он заметил, что запасы спиртного, принесенного Дивангардом, быстро подходят к концу. Гарри еще ни разу не накладывал доливальное заклятье невербально, но сегодня смешно было и подумать о неудаче. И действительно, Гарри лишь ухмыльнулся, когда, незаметно для Огрида и Дивангарда (они обменивались историями про нелегальные сделки с яйцами драконов), указал под столом палочкой на пустеющие бутылки, и те немедленно заново наполнились вином.

Спустя час или около того, Огрид и Дивангард начали провозглашать всякие несуразные тосты: за «Хогварц», за Думбльдора, за эльфийское вино, за…

– Гарри Поттера! – взревел Огрид, опрокидывая в рот четырнадцатую кружку и проливая часть вина на подбородок.

– Точно, точно, – невнятно выкрикнул Дивангард, – За Парри Готтера, избранного мальчика, который… или… ну… что-то в этом духе, – промямлил он и тоже осушил свою кружку.

Вслед за тем Огрид опять впал в слезливость и всучил Дивангарду хвост единорога. Тот стал запихивать его в карман с криками:

– За дружбу! За щедрость! За десять галлеонов волосок!

Еще чуть позже Огрид и Дивангард уселись рядышком, обнялись и принялись распевать длинную печальную песню о смерти колдуна Одо.

– А-а-а-а, самые лучшие умирают молодыми, – пробормотал Огрид, у которого глаза немного съехали к носу, и уронил голову на руки. Дивангард продолжал руладить. – Мой папаша, к примеру… или твои мамка с папкой, Гарри…

Крупные слезы поползли из морщинистых глаз Огрида; он схватил Гарри за руку и сильно потряс ее.

– …ужас, – в последний раз шумно вздохнул Огрид. Его большая лохматая голова скатилась набок, и он громко захрапел.

– Извиняюсь, – икнув, сказал Дивангард. – Убейте, не могу вытянуть мотив.

– Огрид говорил не о вашем пении, – тихо объяснил Гарри. – А о смерти моих родителей.

– О, – воскликнул Дивангард, подавляя сильную отрыжку. – Ой, мама… Да, это… действительно ужас. Ужас… ужас…

Он явно не знал, что еще сказать, и удовольствовался тем, что заново наполнил кружки.

– Полагаю, ты… ничего не помнишь, Гарри? – неловко поинтересовался он.

– Нет… мне же был всего год, – ответил Гарри, глядя на пламя свечей, колышущееся от храпа Огрида. – Но теперь я знаю довольно много из того, что тогда произшло. Папа умер первым, вы знали?

– Да… Вольдеморт убил его, переступил через труп и направился к маме, – поведал Гарри.

Дивангард содрогнулся, но не мог оторвать потрясенного взгляда от лица Гарри.

– Он велел ей отойти в сторону, – безжалостно продолжал Гарри. – Он мне говорил, что ей незачем было умирать. Его интересовал только я. Она могла убежать.

– Святое небо, – выдохнул Дивангард. – Она могла… ей было незачем… какой кошмар…

– Да, правда? – почти шепотом произнес Гарри. – А она даже не шелохнулась. Папа уже умер, но она не хотела, чтобы я тоже погиб. Она умоляла Вольдеморта… а он смеялся…

– Хватит! – неожиданно выкрикнул Дивангард, выставляя вперед трясущуюся руку. – Правда, мой мальчик, довольно… я старый человек… я не могу… не хочу слушать…

– Я совсем забыл, – соврал Гарри, вдохновляемый фортуной фортунатум, – ведь она вам нравилась, верно?

– Нравилась? – повторил Дивангард, и его глаза наполнились слезами. – Да я не могу представить, чтобы кто-то ее не любил… такая храбрая… такая веселая… все это такой ужас…

– А вы не хотите помочь ее сыну, – упрекнул Гарри. – Она отдала мне жизнь, а вам жалко воспоминания.

Хижину наполнил рокочущий храп Огрида. Гарри не отрываясь смотрел во влажные глаза Дивангарда. Тот, казалось, не мог отвести взгляда.

– Не говори так, – прошептал он. – Это не потому… если бы это могло помочь, конечно… но ничего не изменится…

– Изменится, – четко и ясно сказал Гарри. – Думбльдору нужна информация. Мне нужна информация.

Он говорил совершенно спокойно: фортуна фортунатум обещала, что утром Дивангард ничего не вспомнит. Глядя учителю прямо в глаза, Гарри чуть подался вперед.

– Я – Избранный. Я должен его убить. Мне нужно ваше воспоминание.

Дивангард страшно побледнел; его гладкий лоб заблестел от пота.

– Но тогда… мой дорогой мальчик… ты просишь о многом… по сути, ты просишь помочь уничтожить…

– Вы не хотите избавить мир от колдуна, убившего Лили Эванс?

Дивангард молчал; он был смертельно напуган.

Дивангард поднял пухлую ручку и прижал к губам трясущиеся пальцы; он напоминал сильно увеличенного младенца.

– Я совсем не горжусь… – сквозь пальцы прошептал он. – Напротив, стыжусь того, что… показывает воспоминание… в тот день я совершил страшное…

– Вы все исправите, если передадите воспоминание мне, – сказал Гарри. – Это будет очень смелый и благородный поступок.

Огрид вздрогнул во сне и захрапел снова. Дивангард и Гарри смотрели друг на друга поверх догорающей свечи. Молчание длилось и длилось, но фортуна фортунатум велела Гарри не прерывать его, ждать.

Наконец, Дивангард очень медленно поднес руку к карману и достал волшебную палочку. Потом сунул другую руку под мантию и вытащил маленькую пустую бутылочку. Затем, по-прежнему не сводя глаз с Гарри, коснулся кончиком палочки своего виска, вытянул длинную серебристую нить воспоминаний и опустил ее в бутылочку. Оно свернулось колечком на дне, но вскоре, клубясь, расползлось по всему сосуду. Дивангард дрожащей рукой заткнул бутылочку пробкой и передал через стол Гарри.

– Ты хороший мальчик, – сказал профессор Дивангард. Слезы катились по его тостым щекам прямо в густые усы. – И у тебя ее глаза… не думай обо мне слишком плохо, когда все увидишь…

Тут он, совсем как Огрид, уронил голову на руки, издал глубокий вздох и заснул.