Глава двадцатая Просьба лорда Вольдеморта

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

В понедельник утром Гарри и Рона выписали из больницы. Благодаря стараниям мадам Помфри они полностью поправились и теперь могли беспрепятственно наслаждаться всеми привилегиями пострадавших. Самым же приятным было то, что Гермиона помирилась с Роном и даже пришла проводить его и Гарри на завтрак. Она принесла с собой новость: оказывается, Джинни поругалась с Дином. Чудище, дремавшее в груди Гарри, вздернуло голову и с надеждой понюхало воздух.е больше раздражалась, когда они неизменно давали худший результат, чем указания Принца.

о было бы подозритена, ни Гермиону это совсем не радовало. Хотя Гарри предлагал им пользоваться книгой вместе,

– А из-за чего? – спросил Гарри насколько мог безразлично. Они как раз свернули в коридор седьмого этажа, совершенно пустой, если не считать одной очень маленькой девочки, которая разглядывала гобелен с троллями в балетных юбочках. При виде приближающихся шестиклассников она так испугалась, что выронила из рук тяжелые медные весы.

– Ничего страшного! – ласково успокоила ее Гермиона, бросаясь на помощь. – Держи… – Она постучала по разбитым весам волшебной палочкой и сказала: – Репаро.

Девочка даже не сказала спасибо. Она словно вросла в землю и не отрываясь смотрела им вслед. Рон обернулся.

– С каждым годом они становятся меньше и меньше, – проговорил он.

– Ну и ладно, – с легким нетерпением отозвался Гарри. – Гермиона, так почему Джинни поругалась с Дином?

– Дин смеялся, когда Маклагген попал в тебя Нападалой, – ответила Гермиона.

– Наверное, это и вправду было смешно, – резонно заметил Рон.

– Ни чуточки! – жарко возразила Гермиона. – Это было ужасно! Если бы Пикс и Проустак не подхватили Гарри, он бы страшно расшибся!

– Конечно, но Джинни и Дину незачем из-за этого ссориться, – сказал Гарри, по-прежнему изображая незаинтересованность. – Или они не расставались?

– Нет – но почему это тебя так интересует? – Гермиона пристально посмотрела на Гарри.

– Просто не хочу, чтобы в команде все опять пошло кувырком! – поспешил объяснить он, но Гермиона не сводила с него подозрительного взгляда, и Гарри страшно обрадовался, когда его окликнули сзади, дав тем самым предлог повернуться к Гермионе спиной.

– Я ходила к вам в больницу, – сообщила Луна, роясь в своем рюкзаке. – Но там сказали, что вас уже выписали…

Она сунула в руки Рону нечто, напоминающее зеленую луковицу, большой мухомор и что-то вроде горстки кошачьего помета, а потом наконец извлекла потрепанный пергаментный свиток и протянула его Гарри.

Гарри понял, что это приглашение на индивидуальное занятие к Думбльдору, развернул его и тут же объявил Рону и Гермионе:

– А ты очень здорово комментировала! – похвалил Рон Луну, когда та стала забирать у него луковицу, мухомор и кошачий помет. Луна неопределенно улыбнулась.

– Издеваешься, да? Все говорят, это было ужасно.

– Нет, я серьезно! – заверил Рон. – Давно не получал такого удовольствия! Кстати, что это? – поинтересовался он, поднимая вверх луковицу.

– О, это корнеплох, – сказала Луна, запихивая кошачий помет с мухомором обратно в рюкзак. – Хочешь, оставь себе. У меня их навалом. Отлично отгоняют зажиручих загланцев.

Она ушла. Рон, давясь от смеха, стоял с корнеплохом в руках. Затем они зашагали дальше, в направлении Большого зала.

– Знаете, а она мне все больше нравится, эта Луна, – изрек Рон. – Она, конечно, чокнутая, но в хорошем…

Он внезапно осекся. У подножия мраморной лестницы с грозным видом стояла Лаванда Браун.

– Смываемся, – пробормотал Гарри, обращаясь к Гермионе, и они прошмыгнули мимо, но все равно услышали слова Лаванды: – Почему ты не сказал, что тебя сегодня выписывают? И с какой это стати она с тобой?

Рон появился за столом через полчаса с надутым, раздраженным видом. Он сел с Лавандой, но, насколько мог видеть Гарри, за весь завтрак не обменялся с ней ни единым словом. Гермиона вела себя так, будто ее это совершенно не касается, но раз или два Гарри ловил на ее лице необъяснимо довольную улыбку. В тот день она вообще пребывала в приподнятом настроении, а вечером даже снизошла до того, чтобы проверить (иначе говоря, дописать) сочинение Гарри по гербологии – а ведь раньше решительно отказывалась это делать, зная, что Гарри дает списывать Рону.

– Спасибо тебе большое, – поблагодарил Гарри, легонько хлопнув Гермиону по спине. Он взглянул на часы и понял, что уже почти восемь. – Слушай, мне пора, а то опоздаю к Думбльдору…

Она не ответила, только с утомленным видом вычеркнула из его текста еще несколько неудачных предложений. Гарри, улыбаясь, вылез через дыру за портретом и побежал к кабинету директора. При упоминании о шоколадных эклерах горгулья отскочила в сторону. Гарри, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по винтовой лестнице и постучал в дверь ровно в ту минуту, когда часы за ней пробили восемь.

– Войдите, – раздался голос Думбльдора, но, стоило Гарри протянуть руку к двери, как кто-то рывком открыл ее изнутри. Это оказалась профессор Трелани.

– Ага! – закричала она, театрально указывая на Гарри перстом, и уставилась на него сквозь огромные очки, часто моргая. – Вот из-за кого меня беспардонно вышвырнули из кабинета!

– Моя дорогая Сибилла, – с легким раздражением ответил Думбльлор, – никто вас ниоткуда не вышвыривает, тем более беспардонно. Просто Гарри назначено, а мы, кажется, уже все обсудили…

– Великолепно, – оскорбленно изрекла она. – Вы не желаете убрать эту жалкую клячу, этого узурпатора! Пусть… может быть, в другой школе мои таланты оценят по достоинству…

Профессор Трелани стремительно прошла мимо Гарри и скрылась из виду на винтовой лестнице; было слышно, как она споткнулась, очевидно, наступив на одну из волочившихся по полу шалей.

– Пожалуйста, закрой дверь и садись, Гарри, – устало сказал Думбльдор.

Гарри выполнил просьбу и занял свое обычное место у письменного стола, где уже стоял дубльдум и две крошечные хрустальные бутылочки с клубящимися воспоминаниями.

– Профессор Трелани так и не смирилась с Фиренце? – спросил Гарри.

– Нет, – ответил Думбльдор. – Прорицание доставляет куда больше хлопот, чем я мог предвидеть; мне ведь не довелось изучать этот предмет. Просить Фиренце вернуться в лес нельзя, он там считается отщепенцем; просить уйти Сибиллу Трелани также недопустимо. Между нами говоря, она не имеет ни малейшего представления, какие опасности подстерегают ее за пределами замка. Видишь ли, Сибилла не знает – и было бы крайне неблагоразумно ее просвещать, – что пророчество о тебе и Вольдеморте сделано ею.

Думбльдор глубоко вздохнул, а потом произнес:

– Однако не забивай себе голову моими служебными неурядицами. Нам предстоит обсудить куда более важные вопросы. Во-первых – удалось ли тебе выполнить то, о чем я попросил тебя в конце прошлого занятия?

– Ой, – вырвалось у Гарри. Из-за курсов аппарирования, квидиша, отравления Рона, собственного треснутого черепа и попыток выяснить, что затевает Малфой, он почти забыл о задании Думбльдора… – Понимаете, сэр, я спрашивал у профессора Дивангарда после урока зельеделия, но он не захотел ничего рассказывать…

– Ясно, – чуть погодя промолвил Думбльдор. Он вгляделся в Гарри поверх очков-полумесяцев, вызвав у того знакомое ощущение, будто его просвечивают рентгеновскими лучами. – И теперь ты считаешь, что сделал все возможное? Употребил все свои недюжинные способности? Испробовал все мыслимые хитрости?

– Понимаете, – Гарри замялся, не зная, что и сказать. Единственная попытка раздобыть воспоминание неожиданно показалась постыдно жалкой. – Когда Рон по ошибке проглотил любовное зелье, я повел его к профессору Дивангарду. Я думал, что, может, если он будет в хорошем настроении…

– …и тебе, естественно, стало не до воспоминания. Действительно, твой лучший друг был в опасности; ничего другого я и не ожидал. Но когда выяснилось, что мистер Уэсли поправится, я рассчитывал, что ты вернешься к выполнению задания. Мне казалось, я доходчиво объяснил, насколько это важно; сделал все, что в моих силах, чтобы ты понял: это воспоминание – самое важное, без него мы лишь напрасно потеряем время.

Жгучий стыд пополз от макушки Гарри вниз по всему телу. Думбльдор не повышал голоса, в его словах не слышалось гнева, но лучше бы он кричал; трудно было представить что-то хуже этого холодного разочарования.

– Сэр, – с отчаяньем проговорил он, – это не потому, что я не старался, просто у меня были другие… другие…

– Вещи на уме, – закончил за него Думбльдор. – Понимаю.

Снова повисло молчание; такое неловкое, какого еще не бывало между ним и Думбльдором; оно длилось и длилось, нарушаемое только тихим посапыванием Армандо Диппета, портрет которого висел над головой Думбльдора. Гарри казалось, что с момента прихода он как-то странно уменьшился, сел, точно свитер.

Он почувствовал, что уже не в силах этого переносить, и сказал:

– Профессор Думбльдор, мне очень, очень жаль. Мне следовало сделать больше… понять, что вы бы не просили, если б это не было настолько важно.

– Спасибо, что ты так говоришь, Гарри, – тихо ответил Думбльдор. – Стало быть, я могу надеяться, что с сегодняшнего дня это дело станет для тебя главным? Без воспоминания Дивангарда наши уроки становятся бессмысленными.

– Я обещаю, сэр, что добуду их, – серьезно пообещал Гарри.

– Тогда забудем пока об этом, – смягчаясь, произнес Думбльдор, – и вернемся к нашей истории. Ты помнишь, на чем мы остановились?

– Да, сэр, – не раздумывая, ответил Гарри. – Вольдеморт убил отца и бабушку с дедушкой и подставил своего дядю Морфина. Потом вернулся в «Хогварц» и стал узнавать… у профессора Дивангарда об окаянтах, – со смущенным видом промямлил он.

– Очень хорошо, – похвалил Думбльдор. – Надеюсь, ты помнишь, как я сказал в самом начале наших занятий, что в какой-то момент нам предстоит пуститься в дебри самых смелых догадок?

– Думаю, ты согласишься, что до сих пор мы видели вполне достоверные подтверждения моих умозаключений о жизни Вольдеморта до семнадцати лет?

– Отныне же, Гарри, – продолжал Думбльдор, – все становится намного туманнее. Если найти свидетельства о мальчике Реддле было трудно, то разыскать людей, готовых делиться воспоминаниями о взрослом Вольдеморте, оказалось почти невозможно. Сомневаюсь, что есть хоть одна живая душа, кроме него самого, кому доподлинно известны подробности его жизни после «Хогварца». Но у меня есть еще два последних воспоминания, которые мне бы хотелось с тобой обсудить. – Думбльдор показал на маленькие хрустальные бутылочки, которые, посверкивая, стояли рядом с дубльдумом. – С радостью выслушаю твое мнение о том, насколько верными кажутся тебе мои выводы.

Думбльдор так высоко ценит его мнение? Гарри еще больше устыдился, что не сумел раздобыть воспоминание об окаянтах, и виновато заерзал на месте. Думбльдор тем временем изучал на свет содержимое первой бутылочки.

– Надеюсь, тебе еще не надоело окунаться в чужие воспоминания? То, что содержится здесь, довольно-таки занятно, – сказал он, – и принадлежит старухе Подпеве, служанке-эльфу. Но, прежде чем приступить к просмотру, я должен коротко рассказать о жизни лорда Вольдеморта после «Хогварца».

– Седьмой класс он, как ты догадываешься, закончил с отличными оценками по всем предметам. Все его соученики думали о том, чем займутся после школы. От Тома Реддля, старосты, лучшего ученика, обладателя специальной награды за заслуги перед школой, ждали чего-то особенного. Кое-кто из учителей, в том числе профессор Дивангард, предлагали ему пойти в министерство магии, договориться о собеседовании, познакомить с нужными людьми. Он от всего отказался. Вскоре стало известно, что Вольдеморт поступил к «Борджину и Д’Авилло».

– «Борджину и Д’Авилло»? – поразился Гарри.

– Именно, – спокойно подтвердил Думбльдор. – Думаю, когда мы попадем в воспоминания Подпевы, ты поймешь, чем его так привлекло это место. Но вначале Вольдеморт выбрал другое. Почти никто не знал – я был одним из немногих, кому директор доверился – что он встречался с профессором Диппетом и просил разрешения остаться в «Хогварце» учителем.

– Он хотел остаться в школе? Зачем? – еще больше изумился Гарри.

– Полагаю, на то было несколько причин, ни одну из которых он не раскрыл профессору Диппету, – сказал Думбльдор. – Во-первых, что самое важное, Вольдеморт привязался к школе больше, чем к какому-либо человеку в своей жизни. В «Хогварце» он был счастлив; этог первое и единственное место, где он чувствовал себя дома.

Гарри сделалось не по себе: он и сам относился к «Хогварцу» так же.

– Во-вторых, наш замок – цитадель древней магии. Несомненно, Вольдеморт разгадал великое множество секретов, неведомых большинству тех, кто сюда попадает, но он наверняка понимал, что многое остается не раскрытым, что из этого кладезя еще черпать и черпать.

– Наконец, в-третьих, став преподавателем, он получил бы большую власть над умами юных колдунов и ведьм. Думаю, Вольдеморт понял это, тесно общаясь с профессором Дивангардом; его пример наглядно показывал, как велика роль учителя. Я ни на секунду не верю, что Вольдеморт собирался на всю жизнь остаться в «Хогварце», но, по-видимому, расценивал школу как призывной пункт, место вербовки своей будущей гвардии.

– Нет, не получил. Профессор Диппет сказал, что ему только восемнадцать и он еще слишком молод, и пригласил прийти через несколько лет, если не передумает.

– А как вы к этому отнеслись, сэр? – неуверенно спросил Гарри.

– С большим подозрением, – ответил Думбльдор. – Я предостерег Армандо Диппета от подобного назначения – не объясняя причин, как объясняю тебе, ибо профессор Диппет обожал Вольдеморта и не сомневался в его искренности. Мне очень не хотелось, чтобы лорд Вольдеморт возвращался в «Хогварц» и тем более обретал такой статус.

– А на какую должность он претендовал, сэр? Чему хотел учить?

В сущности, он уже знал ответ, когда услышал его от Думбльдора:

– Защите от сил зла. В то время ее преподавала пожилая дама по имени Галатея Потешанс; она проработала в «Хогварце» почти пятьдесят лет.

– Итак, Вольдеморт устроился к «Борджину и Д’Авилло», и все учителя «Хогварца», которые так восхищались им, начали сокрушаться, что такой способный молодой колдун попусту растрачивает свои таланты за прилавком. Однако Вольдеморт не был простым приказчиком. Вежливый, красивый, умный, он вскоре стал выполнять особые поручения своих хозяев, которые, как тебе известно, специализируются на вещах весьма своеобразных, обладающих сильными и опасными свойствами. Вольдеморта посылали уговаривать клиентов расстаться со своими сокровищами, и он делал это на редкость изобретательно во всех смыслах слова.

– Представляю себе, – не сдержав эмоций, сказал Гарри.

– Вот именно, – с легкой улыбкой ответил Думбльдор, – А теперь пора выслушать Подпеву, служанку очень старой и очень богатой ведьмы по имени Хепзиба Смит.

Думбльдор постучал волшебной палочкой по хрустальному фиалу и, как только вылетела пробка, вылил клубящееся воспоминание в дубльдум со словами:

Гарри встал и привычно склонился над каменной чашей. Его лицо коснулось серебристой зыбкой поверхности; он провалился сквозь черную темноту и очутился в незнакомой гостиной перед невероятно толстой старухой в причудливом рыжем парике и ядовито-розовом колышущемся одеянии, которое делало ее похожей на подтаивший торт-мороженое. Старуха смотрелась в маленькое, оправленное бриллиантами зеркальце и большой пуховкой румянила и без того алые щеки, в то время как самый крошечный и самый старый домовый эльф, каких только доводилось видеть Гарри, втискивал мясистые ступни хозяйки в тесные атласные туфельки.

– Поторопись, Подпева, – царственно вымолвила Хепзиба. – Он обещал прийти в четыре, при этом он никогда не опаздывает, а ведь осталась всего пара минут!

Подпева распрямилась, а Хепзиба спрятала пуховку. Служанка едва доставала макушкой до сиденья кресла, а ее пергаментная кожа висела совсем как накрахмаленная льняная простынка, в которую она была завернута на манер тоги.

– Как я выгляжу? – спросила Хепзиба, вертя головой и любуясь своим отражением под разными углами.

– Очаровательно, мадам, – пискнула Подпева.

Гарри решил, что, видимо, в контракте Подпевы оговорено обязательство нагло лгать при ответе на этот вопрос – по его мнению, в Хепзибе Смит не было ничего очаровательного.

Тренькнул дверной звонок; госпожа и служанка вздрогнули.

– Скорей, скорей, Подпева, он здесь! – закричала Хепзиба, и эльф выскочил из комнаты, настолько заставленной, что оставалось лишь гадать, как здесь можно передвигаться, не свалив при этом с десяток вещей. Тут были и шкафы с лакированными шкатулочками, и стеллажи с роскошными книгами, и полки с хрустальными шарами и глобусами звездного неба, а еще множество пышных растений в медных кашпо: по сути, комната напоминала помесь колдовского антикварного магазина с оранжереей.

Подпева вернулась через несколько минут. Следом за ней шел молодой человек, в котором Гарри без труда узнал Вольдеморта. Он был одет в простой черный костюм; волосы отросли чуть больше, щеки слегка ввалились, но все это шло ему: он стал еще красивее, чем прежде. Уверенно лавируя между мебелью – было видно, что обстановка ему хорошо знакома – он пробрался к Хепзибе, склонился над ее маленькой пухлой ручкой и легонько мазнул по ней губами.

– Я принес вам цветы, – спокойно сказал он, извлекая неизвестно откуда букет роз.

– Безобразник, зачем это! – взвизгнула старая дама, но Гарри заметил, что на столике возле нее специально поставлена пустая ваза. – Вы совершенно избалуете старуху, Том… садитесь, садитесь… где же Подпева… ах…

Служанка вбежала в комнату с подносом крошечных пирожных и поставила его у локтя хозяйки.

– Угощайтесь, мой мальчик, – предложила Хепзиба. – Я же знаю, вы обожаете мои пирожные. Рассказывайте, как ваши дела? Вы что-то бледный. Вас нещадно эксплуатируют в этом вашем магазине, я сто раз это говорила…

Вольдеморт механически улыбнулся. Хепзиба затрепетала ресницами и, жеманясь, спросила:

– Ну-с, какой же у вас сегодня повод для визита?

– Мистер Д’Авилло хочет сделать вам более заманчивое предложение относительно гоблинских доспехов, – ответил Вольдеморт. – Пятьсот галлеонов. По его мнению, это более чем выгодно…

– Тише, тише, не так быстро, а то я подумаю, что вы здесь только ради моих безделушек! – надула губки Хепзиба.

– Я здесь действительно из-за них, по распоряжению начальства, – тихо проговорил Вольдеморт. – Я всего лишь бедный приказчик, мадам, и должен делать, что велено. Мистер Д’Авилло просил меня поинтересоваться у вас…

– О-о-о, мистер Д’Авилло, пфуй! – махнула ручкой Хепзиба. – Я покажу вам кое-что, Том, чего никогда не показывала ему! Вы умеете хранить секреты? Обещаете не рассказывать мистеру Д’Авилло о моем сокровище? Он мне покоя не даст, если узнает об этом, а ведь я не намерена ничего продавать! Но вы, Том, вы оцените историю этой вещи, а не то, сколько галлеонов можно за нее выручить…

– Я с удовольствием посмотрю все, что покажет мисс Хепзиба, – невозмутимо отозвался Вольдеморт. Хепзиба по-девичьи хихикнула.

– Я попрошу принести… Подпева, куда ты делась? Я хочу показать мистеру Реддлю наше самое дорогое сокровище… а вообще-то, неси оба, раз уж ты…

– Пожалуйста, мадам, – пропищала Подпева, и Гарри увидел, как две кожаные шкатулки, поставленные одна на другую, сами собой движутся по комнате. Разумеется, он понимал, что это крохотный домовый эльф несет их на голове, с трудом пробираясь между столиками, пуфиками и скамеечками для ног.

– Итак, – радостно сказала Хепзиба, взяв шкатулки, поставив их к себе на колени и приготовившись открыть верхнюю, – надеюсь, вам понравится, Том… О, если б моя семья знала, что я вам показываю… они так давно мечтают наложить на это свои руки!

Она открыла крышку. Гарри переместился вперед, чтобы заглянуть внутрь, и увидел маленькую золотую чашу с двумя изящно изогнутыми ручками.

– Интересно, Том, знаете ли вы, что это? Возьмите, рассмотрите как следует! – прошептала Хепзиба. Вольдеморт протянул длиннопалую ладонь и за одну ручку вынул чашу из уютного шелкового гнезда. Гарри показалось, что в его темных глазах блеснул красный отблеск. На лице Хепзибы играло то же алчное выражение, только ее крохотные глазки были прикованы к красивому лицу Вольдеморта.

– Барсук, – пробормотал Вольдеморт, рассматривая гравировку на чаше. – Так это…?

– Принадлежало Хельге Хуффльпуфф, как вы сами догадались, умненький мой мальчик! – воскликнула Хепзиба, наклонилась вперед, громко скрипя корсетом, и ущипнула гостя за впалую щеку. – Разве я не говорила, что происхожу от нее? Эта вещь передается в моей семье из поколения в поколение. Очаровательно, не правда ли? Причем все магические свойства, как положено, я, правда, толком не проверяла, просто храню в надежном месте…

Она сняла чашу с длинного указательного пальца Вольдеморта и стала убирать в шкатулку, настолько сосредоточенно, что не заметила сумрачной тени, скользнувшей по лицу Вольдеморта при расставании с чашей.

– Ну-с, – счастливо произнесла Хепзиба, – где же Подпева? А… вот и ты… на-ка… отнеси на место…

Подпева послушно забрала шкатулку с чашей, и Хепзиба переключилась на гораздо более плоскую коробку.

– Это понравится вам еще больше, Том, – зашептала она. – Наклонитесь ближе, дорогой мальчик, посмотрите… Д’Авилло, разумеется, знает – куплено у него… думаю, не ошибусь, если скажу, что он мечтает это вернуть, когда меня не станет…

Она расстегнула изящный, филигранной работы замочек и откинула крышку коробки. Внутри на ровном малиновом бархате лежал тяжелый золотой медальон.

На сей раз Вольдеморт протянул руку, не дожидаясь приглашения, и поднял медальон к свету. Он не отрывал глаз от старинной вещи и тихо проговорил:

– Знак Слизерина, – любуясь игрой света на витой змееподобной «S».

– Совершенно верно! – вскричала Хепзиба; полное оцепенение Вольдеморта вызвало у нее безмерное ликование. – Я заплатила целое состояние, но подобную вещь нельзя упускать, что вы, такое сокровище, и не в моей коллекции. Д’Авилло, кажется, купил его у какой-то нищенки, а та наверняка украла, не понимая истинной ценности…

Ошибки быть не могло: глаза Вольдеморта сверкнули красным, костяшки пальцев на руке, в которой он сжимал цепь медальона, побелели.

– Надо полагать, Д’Авилло заплатил ей гроши, но… как видите… прелесть, правда? И опять же, все волшебные свойства, хотя я просто храню его у себя и…

Она потянулась за медальоном. Гарри на миг показалось, что Вольдеморт не отдаст его, но потом медальон выскользнул из его пальцев и вернулся на бархатное красное ложе.

Она поглядела ему прямо в лицо, и ее глупая улыбка впервые за все время немного угасла.

– О да, – еле слышно ответил Вольдеморт, – очень хорошо…

– Мне показалось… обман зрения, полагаю… – немного испуганно сказала Хепзиба, и Гарри догадался, что она тоже видела красную вспышку в глазах Вольдеморта. – Подпева, забери и спрячь под замок… со всеми обычными заклинаниями…

– Гарри, нам пора, – тихо проговорил голос Думбльдора. Коробка, подпрыгивая на голове домового эльфа, поплыла прочь, а Думбльдор взял Гарри за руку чуть выше локтя, они вместе взмыли вверх и, пролетев через пустоту, вернулись в кабинет.

– Хепзиба Смит умерла через два дня после этой чудесной встречи, – сообщил Думбльдор, садясь за стол и жестом указывая Гарри сделать то же самое. – Подпеву обвинили в том, что она случайно всыпала яд в вечерний какао хозяйки.

– Вижу, что тут наши мнения совпадают, – сказал Думбльдор. – Между обстоятельствами смерти Хепзибы и гибелью Реддлей подозрительно много общего. В обоих случаях вина падала на третьих лиц, которые, между тем, ясно помнили, что убили…

– Она помнила, как положила что-то в какао хозяйки – и это оказался не сахар, а малоизвестный смертельный яд, – ответил Думбльдор. – Вердикт суда гласил, что она сделала это ненамеренно, а по старческой глупости…

– Вольдеморт изменил ее память, как у Морфина!

– Да, я тоже пришел к такому выводу, – кивнул Думбльдор. – И, как в случае с Морфином, министерство отнеслось к Подпеве предвзято…

– …потому что она домовый эльф, – перебил Гарри, проникаясь исключительной симпатией к П.У.К.Н.И., обществу защиты эльфов, основанному Гермионой.

– Именно, – сказал Думбльдор. – Она была очень стара, призналась, что всыпала какое-то вещество в напиток хозяйки, никому в министерстве и в голову не пришло продолжить расследование. Потом я разыскал бедняжку и добыл ее воспоминание, но она, подобно несчастному Морфину, была уже на краю могилы – к тому же, воспоминание доказывает только то, что Вольдеморт знал о существовании чаши и медальона.

– Ко времени, когда Подпеву осудили, семья Хепзибы обнаружила пропажу двух самых ценных сокровищ покойной. Они не сразу в это поверили; ведь у Хепзибы, ревностно охранявшей свои богатства, было множество тайников. У них еще оставались сомнения в исчезновении чаши и медальона, а молодой приказчик из «Борджина и Д’Авилло», который так часто навещал Хепзибу и так сильно ее пленил, оставил работу и скрылся. Его хозяева удивлялись не меньше остальных и решительно не представляли, куда он мог деться. Очень долгое время о Томе Реддле не было ни слуху ни духу.

– А сейчас, – продолжал Думбльдор, – если ты, Гарри, не против, я хочу привлечь твое внимание к некоторым обстоятельствам нашей истории. Вольдеморт совершил очередное убийство; первое после Реддлей или нет, не знаю; думаю, что да. Как ты сам видел, в этот раз он убил не из мести, а ради выгоды, чтобы присвоить две знаменитых вещи, которые показала ему несчастная, очарованная им женщина. Когда-то он ограбил детей из своего приюта, потом украл кольцо Морфина, а теперь точно так же сбежал с чашей и медальоном Хепзибы.

– Но, – нахмурился Гарри, – это какое-то безумие… рисковать всем, работой, ради каких-то…

– Для тебя, возможно, и безумие, но для Вольдеморта – нет, – качнул головой Думбльдор. – Надеюсь, ты со временем поймешь, что значили для него эти драгоценности, но и сейчас ты не можешь не признать, что он имел некоторое право считать медальон своим.

– Медальон, может быть, – согласился Гарри, – но чашу?

– Она принадлежала одной из основательниц «Хогварца», – сказал Думбльдор. – Думаю, его тогда так сильно тянуло в школу, что он не смог противостоять искушению присвоить предмет, тесно связанный с историей «Хогварца». Но, полагаю, были и другие причины… надеюсь, что в свое время все тебе покажу...

– А теперь перейдем к самому последнему воспоминанию, во всяком случае, на сегодняшний день – пока ты не разберешься с профессором Дивангардом. Итак, со смерти Хепзибы прошло десять лет, и нам остается лишь догадываться, чем занимался все это время лорд Вольдеморт…

Думбльдор вылил содержимое оставшейся бутылочки в дубльдум. Гарри встал.

– Мое, – ответил Думбльдор. Гарри нырнул вслед за ним в клубящуюся серебристую субстанцию и очутился в том же кабинете. Янгус тихо дремал на шесте, а за столом сидел Думбльдор, очень похожий на того, что стоял возле Гарри, только лицо было чуть менее морщинистым, а обе руки здоровы. Кабинеты, прошлый и нынешний, отличались лишь погодой за окном: в воспоминании шел снег; в темноте за стеклом проплывали голубоватые снежинки, постепенно заметая подоконник.

Думбльдор помоложе, казалось, чего-то ждал; действительно, вскоре раздался стук в дверь, и он сказал:

Гарри, не удержавшись, охнул и сразу подавил вскрик. В комнату вошел Вольдеморт. Его лицо еще не было таким, которое почти два года назад появилось на глазах у Гарри из большого каменного котла; оно не обрело истинного змееподобия и не так походило на маску, а глаза не настолько светились красным, и все же от красавца Тома не осталось практически ничего. Его черты словно обгорели и одновременно расплылись; они были странно искажены и казались восковыми, в белках глаз появились кровавые прожилки, правда, зрачки еще не превратились в щелки, как это случилось позже. Он появился в длинном черном плаще, лицо поражало бледностью. На плечах посверкивал снег.

Думбльдор за столом не выказал ни малейшего удивления. Похоже, визит не был неожиданным.

– Добрый вечер, Том, – сказал Думбльдор. – Не желаешь присесть?

– Благодарю вас, – промолвил Вольдеморт, садясь на указанный стул – очевидно, тот самый, с которого в настоящем только что встал Гарри. – Я узнал, что вас назначили директором, – продолжил он. Его голос звучал выше и холоднее, чем раньше. – Достойный выбор.

– Рад, что ты одобряешь, – улыбнулся Думбльдор. – Позволь предложить тебе что-нибудь выпить.

Думбльдор встал и быстро прошел к шкафчику, где сейчас хранился дубльдум, но тогда стояло множество бутылок. Думбльдор протянул Вольдеморту кубок с вином, налил себе и вернулся на свое место.

Вольдеморт не ответил сразу; он сидел, потягивая вино.

– Я больше не Том, – сказал он чуть погодя. – Сейчас я известен как…

– Мне известно твое нынешнее имя, – с любезной улыбкой ответил Думбльдор. – Но боюсь, для меня ты навсегда останешься Томом Реддлем. Одно из неприятных качеств старых учителей – они никогда не забывают, как начинали их подопечные.

Он поднял бокал, словно предлагая тост в честь Вольдеморта. Лицо последнего осталось невозмутимо. Тем не менее, Гарри почувствовал, что атмосфера в комнате неуловимо переменилась: отказавшись называть гостя новым именем, Думбльдор не позволил ему диктовать условия встречи, и Гарри видел, что Вольдеморт это прекрасно понимает.

– Странно, вы здесь так долго, – помолчав, произнес Вольдеморт. – Я всегда удивлялся, почему такой колдун, как вы, не хочет уйти из школы куда-то еще.

– Видишь ли, – по-прежнему улыбаясь, откликнулся Думбльдор, – для такого колдуна, как я, нет ничего важнее, чем передавать древние колдовские навыки юным поколениям. И, если не ошибаюсь, когда-то преподавательская деятельность привлекала и тебя.

– До сих пор привлекает, – сказал Вольдеморт. – Но я все равно не понимаю, почему вы – человек, с которым часто советуется министерство, которому, кажется, дважды предлагали занять пост министра…

– По последним подсчетам, трижды, – уточнил Думбльдор. – Но карьера в министерстве никогда меня не привлекала. И это, опять же, то, что, по-моему, нас объединяет.

Вольдеморт серьезно кивнул и отпил еще немного вина. Возникло молчание. Думбльдор сидел с приятным видом и ждал, пока заговорит Вольдеморт.

– Я пришел, – наконец начал тот, – возможно, немного позднее, чем рассчитывал профессор Диппет… но все же пришел вновь попросить о том, для чего, по его словам, раньше был слишком молод. Я прошу разрешить мне вернуться сюда преподавателем. Полагаю, вы знаете, что после окончания школы я многим занимался и многое повидал. Я могу научить такому, чего нельзя узнать ни от кого другого.

Думбльдор долго, внимательно смотрел на Вольдеморта поверх своего кубка, а после тихо сказал:

– Безусловно, я знаю, что ты многим занимался и многое повидал. Слухи о твоей деятельности, Том, дошли до твоей старой школы. И я был бы крайне огорчен, если хотя бы половина оказалась правдой.

– Величие порождает зависть, зависть возбуждает злобу, злоба плодит ложь. Вам, Думбльдор, это должно быть известно.

– Ты называешь это «величием», то, чем ты занимался? – деликатно осведомился Думбльдор.

– Безусловно, – подтвердил Вольдеморт, и его глаза загорелись красным. – Я проводил эксперименты, я раздвинул границы магии шире, чем кто-либо до меня…

– Границы некоторых видов магии, – спокойно поправил Думбльдор. – Только некоторых. В других ты остаешься… прости меня… полным профаном.

Вольдеморт впервые за все время улыбнулся, но его натянутый, злобный оскал был страшнее открытой ярость.

– Старая песня, – вкрадчиво проговорил он. – Только ничто из увиденного мной в этом мире, Думбльдор, не подтверждает ваших знаменитых заявлений о том, что любовь сильнее всякого колдовства.

– Можеть быть, ты не там смотрел, – предположил Думбльдор.

– Тогда где же и начинать новые изыскания, как не в «Хогварце»? – спросил Вольдеморт. – Вы позволите мне вернуться? Передать мои знания школьникам? Я сам и мои таланты полностью в вашем распоряжении. Командуйте мною.

– А как же те, кем командуешь ты? Те, кто – по слухам – именуют себя Упивающимися Смертью?

Гарри видел: Вольдеморт не ожидал, что Думбльдору известно это название; глаза бывшего Тома Реддля снова полыхнули красным, узкие прорези ноздрей раздулись.

– Уверен, мои друзья, – после минутного размышления процедил он, – превосходно проживут без меня.

– Рад слышать, что ты считаешь их друзьями, – сказал Думбльдор. – У меня создалось впечатление, что они, скорее, слуги.

– Вы ошиблись, – коротко ответил Вольдеморт.

– Значит, если сегодня вечером я окажусь в «Башке борова», то найду там компанию – Нотта, Розье, Мульчибера, Долохова – дожидающуюся твоего возвращения? И правда, только истинные друзья способны пропутешествовать за компанию в столь снежную ночь, затем только, чтобы пожелать удачи приятелю, добивающемуся места преподавателя.

Подобная осведомленность Думбльдора явно ошеломила Вольдеморта; тем не менее, он почти сразу взял себя в руки.

– О нет, всего лишь дружен с местным барменом, – легко отозвался Думбльдор. – А теперь, Том…

Думбльдор отставил пустой бокал и прямее сел в кресле, характерным жестом сомкнув кончики пальцев.

– …будем говорить откровенно. Зачем ты появился здесь со своей свитой, зачем просишь работу, которой, как мы оба знаем, не интересуешся?

– Не интересуюсь? Напротив, Думбльдор, очень интересуюсь.

– Без сомнения, ты хочешь вернуться в «Хогварц», но только не преподавать. Это увлекает тебя не больше, чем в восемнадцать лет. Каковы твои истинные цели, Том? Почему бы тебе не рассказать прямо?

– Разумеется, не хочу, – сказал Думбльдор. – И ни на секунду не верю, что ты на это рассчитывал. Тем не менее, ты явился просить; на это должна быть причина.

Вольдеморт встал. Он никогда еще не был так мало похож на Тома Реддля; он весь пылал от ярости.

– Тогда нам больше нечего сказать друг другу.

– Нечего, – подтвердил Думбльдор, и его лицо наполнилось великой печалью. – Времена, когда я мог напугать тебя горящим шкафом и заставить исправить содеянное, давно прошли. А жаль, Том… очень жаль…

Гарри чуть было не выкрикнул бессмысленное предостережение: он точно видел, что рука Вольдеморта потянулась к карману с волшебной палочкой, однако очень скоро Вольдеморт отвернулся, дверь закрылась, и он ушел.

Пальцы Думбльдора охватили локоть Гарри. Пару секунд спустя они вместе перенеслись в то же самое место, только на подоконнике не было снега, а рука Думбльдора снова стала черной и безжизненной.

– Зачем? – сразу спросил Гарри, поднимая глаза. – Зачем он вернулся? Вам удалось узнать?

– У меня есть кое-какие соображения, – сказал Думбльдор, – но не более того.

– Расскажу, когда ты добудешь воспоминание профессора Дивангарда, – пообещал Думбльдор. – С этим последним кусочком головоломка, надеюсь, сложится… для нас обоих.

Гарри жгло любопытство, и он, несмотря на то, что Думбльдор прошел к двери и открыл ее, сначала даже не пошевелился.

– Он опять добивался места преподавателя защиты от сил зла, сэр? Он не сказал…

– О, конечно же, он хотел преподавать защиту от сил зла, – ответил Думбльдор. – И последствия нашей встречи это доказывают. Видишь ли, с тех пор, как я отказал лорду Вольдеморту, никому не удалось продержаться на этом месте более года.