Мы — христиане в теории

Величайшее чудо! Величайшее чудо в жизни — научиться любить. Научиться всему тому о чем ты слышишь в Евангелии, всему тому, что нам преподал Господь, всему тому, что мы видим в жизни святых, — научиться опытно пережить и сделать своим досто­янием. Не только теоретически (в том смысле, что просто услышать), но и хотя бы немногое применить на деле, по-настоящему, а не умозрительно, не в фан­тазиях и мечтаниях. Вот это есть великое чудо!

Люди часто считают, что чудо — это когда икона обретает способность двигаться, плакать, кровото­чить. Да, и это, разумеется, чудо. Но еще больше пора­жает (и этому веселятся небеса и радуется Бог, взирая на Свое творение!) согласованность нашей жизни с жизнью Бога. Когда Его жизнь становится нашей жизнью, когда то, что мы говорим, это не просто сло­ва — слова и теории, — но дела. Тогда мы получаем подлинную радость. Тогда мы можем сказать, что по­степенно становимся христианами. Тогда мы можем сказать, что мы и в самом деле люди Божии, что Бог вошел в наши сердца.

На меня произвел впечатление один случай. Как- то я проводил беседу и в ней обсуждал разные темы. В конце один из слушателей спросил меня:

— Все, что ты сказал, это ведь теория?

Я ответил:

— Нет! Это, конечно же, слова, но именно этому нас учит Церковь и это то, чем мы живем!

— Погоди, — остановил он меня, — ты сказал, что «этому учит» и «этим живем». То, что Церковь «этому учит», я знаю. То, что «этим живем», я не знаю. Я не видел этого. Ты мне можешь показать то, о чем ты говоришь, чтобы и я увидел, кто так живет? Я имею в виду обычную жизнь: личный опыт, поступ­ки, конкретные ситуации здесь и сейчас...

Иногда люди впадают в другую крайность: «Ну что ты! То, о чем мы говорим, вовсе не тео­рия! Вот на Святой Горе люди живут так...» Но кто эти люди на Святой Горе и сколько их? Пять чело­век? «Я на Святой Горе познакомился со старцем

Паисием!» — «Хорошо, но, простите, разве опыт жизни по Евангелию — это один старец Паисий?» — спросил меня кто-то из вас в своем письме. То есть когда я называю тебе пять имен, это и есть учение Церкви на практике? Пять человек? И несколько еще?

Мне стало стыдно. Я сказал:

— А почему ты спрашиваешь?

— Потому что хочу понять: то, чему ты учишь, это теория или реальность? Может, это всего лишь сло­ва, пускай и красивые. Но красивые слова мы слышим отовсюду. И мне важно увидеть то, о чем ты говоришь, где-нибудь на деле.

Мне не хотелось продолжать этот разговор. Мне стало стыдно. Да и веских аргументов в свою защи­ту, чтобы привести их собеседнику, у меня не было. Я с ним согласен. Мы христиане в теории. Мы не сле­дуем на деле тому, о чем говорим, — мы говорим одно, делаем другое. Много слов и мало дела.

К примеру, заканчиваю я проповедь и собираюсь уходить из церкви. Ко мне подходит нищий и просит у меня милостыню. А я говорю ему:

— Вы знаете, у меня нет с собой мелочи!

Один нищий повернулся ко мне:

— Отче, мне нужна не только мелочь. Ничего страшного. Давайте крупные, если у вас есть. (То есть для него пять евро — «крупная» купюра, ее не часто ему подают.)

Это малое ему необходимо, потому что он беден. Ты дашь ему пять евро, и они его выручат. А мы все твердим: «Нету мелочи, нету мелочи!»

И я тоже говорю это, как и ты (хотя только что на проповеди я, наверное, говорил о любви и сейчас снова произношу красивые слова). И быть может, меня слышит тот, кто испытывает нужду. И вот пред­ставь себе: звонит он мне по телефону и просит о по­мощи. А я, к сожалению, снова поступлю так же. Или, скажем, прямо сейчас ты звонишь мне по телефону и говоришь: «Отче, спасибо, как красиво ты сказал! Язвоню, чтобы ты смог исправиться, — дай мне де­нег. Мне нужна крупная сумма». И я снова молчу в ответ...

А где же заповеди Христа? Вот что было бы вели­чайшим чудом: чтобы мы жили по заповедям Христа и не тратили свое время на брюзжание, ссоры, нена­висть, злобу и что бы то ни было подобное, на все то, что отягощает нашу душу вещами, для жизни неваж­ными, второстепенными...

Кто-то, вероятно, спросит сейчас: «А какие вещи неважные?» Разве я знаю? Я не знаю, какие из них неважные. Но одно я знаю точно: часто мы ссоримся из-за вещей — ив церковном пространстве — одних, хотя главными являются другие. И именно те, другие, должны бы иметь первостепенное значение в нашей жизни. Но все происходит иначе.

Один человек попросил меня: «Приведи мне при­мер!» Евангелие ясно говорит, что тот, кто имеет два хитона, один пускай отдаст. Так сказал Господь. Мы это делаем? Нет. Есть люди, которые это делают. Но если ты попросишь меня показать их, я назову тебе двоих-троих, которых знаю. Понимаешь? А христиан ведь не двое и не трое! Мы говорим, что нас тысячи, мы говорим, что нас миллионы. И Христос обращал­ся ко всем нам. Он же не сказал, что «то, что Я гово­рю, это в виде исключения». Господь сказал: «Если тебе дадут пощечину, подставь другую свою щеку» (см. Мф. 5, 39). Кто так поступает? Никто, никто так не поступает. И потом оправдываются: «Да, но эти слова имели символическое значение. Господь имел в виду нечто иное. Это аллегория». А я говорю: «Да неужели?! Какой такой более глубокий смысл Он вло­жил в Свои слова? Ты действительно думаешь, что под “двумя хитонами” Он подразумевал нечто “более глубокое”? Вкладывал в эти слова некий иной смысл? А “подставить другую щеку” — здесь тоже есть дру­гая идея?!» Та, которая нравится тебе, та, которую ты сам находишь, когда идешь туда, куда хочешь. И тебе кажется, что ты постиг тот смысл, который вклады­вал в Свои слова Христос. Не надо ничего добавлять к совершенно ясным словам Христа! Мы так непосле­довательны! И это страшно. То, что я говорю, это пре­жде всего касается меня самого...

Существуют достойные люди, которые поступа­ют по Евангелию. Я же сам еще не научился тому, что можно назвать «альфой» христианской жизни. И что я скажу Христу? Что знаешь, Господи, я всех призывал к Тебе и учил их правильно жить, а нищему ответил, что у меня нету мелочи? А Христос сказал: «Отдай все». Разве не это Он сказал мне? Еще Он говорит: «Ты священник. Зачем тебе деньги? Зачем тебе ма­шина? Зачем тебе облачения? Зачем тебе множество крестов? Зачем тебе все это?» Что я Ему отвечу?

«Господи, сейчас я Тебе объясню, зачем мне все это. Ты знаешь, Господи, Божественная литургия изо­бражает Царство Божие, всесветлое и величественное. И поэтому я себе заказал очень красивое облачение. Оно потому такое дорогое, что я же должен изображать Тебя. Ведь в час Божественной литургии это не я, а Ты. И я ношу это облачение, чтобы изображать эсхатологи­ческое предвидение, и Свет, и Рай». И Христос ответит мне: «Это все хорошо, дитя Мое. Ну а как же тот ни­щий, которому ты сказал, что не имеешь денег подать ему? Почему тогда ты не вспомнил Мои слова о том, что в образе нищего ты видишь Меня? Что в каждом нищем Я стою перед тобою? То, что вы сотворили мень­шему брату, Мне сотворили». Получается, Евангелие мы мерим своими мерками, ты — своими, я — своими.

Я повторяю: я не осуждаю тебя и не занима­юсь твоей жизнью. Сегодня это не входит в мою компетенцию — критиковать и обличать тебя. Сегод­ня я говорю о себе. Вот величайшее чудо: чудо претво­рения в нашу жизнь воли Христовой. А не слова, слова, слова. Разумеется, легче беспрерывно проповедовать и вести радиопередачи. Это вопрос призвания — уме­ние говорить. Но что потом, после проповеди? Есть люди, которые творят дела любви и жертвенности через боль, личное участие, труд. Они жертвуют вре­менем, деньгами, едут туда, едут сюда, чтобы что-то оторвать от себя и отдать ближнему. И Бог принима­ет их благоуханную жертву — «в воню благоухания духовного». А я не иду дальше слов. Мы говорим, что хотим увидеть великое чудо! Но разве есть чудо боль­шее, чем это?