Глава XXII 3 страница

мужчина испытывает страх в таких случаях, сэр? В чем суть дела, сэр?

Стыдиться нечего, все основано на взаимном соглашении, и ничего больше. С

одной стороны муж, с другой - жена. Таков мой взгляд на это дело, мистер

Пиквик.

- Взгляд философический, - заметил мистер Пиквик. - Но завтрак уже

готов, мистер Магнус. Идемте!

Они уселись за завтрак, но, несмотря на похвальбу мистера Питера

Магнуса, было очевидно, что он находится в крайне нервическом состоянии,

коего главными симптомами служили: потеря аппетита, наклонность опрокидывать

чайную посуду, неловкие попытки шутить и неодолимая потребность смотреть

каждую секунду на часы.

- Хи-хи-хи! - хихикнул мистер Магнус, напуская на себя веселость и

задыхаясь от волнения. - Осталось только две минуты, мистер Пиквик. Я

бледен, сэр?

- Не очень, - ответил мистер Пиквик.

Наступила Короткая пауза.

- Прошу простить, мистер Пиквик, но в былое время вы когда-нибудь

предпринимали что-нибудь подобное? - спросил мистер Магнус.

- Вы разумеете, делал ли я предложение? - спросил мистер Пиквик.

- Да.

- Никогда! - ответил мистер Пиквик с великой энергией. - Никогда!

- Значит, вы не имеете понятия о том, как получше приступить к делу?

- Этого сказать нельзя, - отвечал мистер Пиквик. Кое-какое понятие об

этом предмете у меня есть, но так как я никогда не проверял его на опыте,

мне бы не хотелось, чтобы вы им руководились в своих поступках.

- Я был бы крайне признателен вам, сэр, за любой совет, - сказал мистер

Магнус, еще раз бросая взгляд на часы, стрелка которых приближалась к пяти

минутам двенадцатого.

- Хорошо, сэр, - согласился мистер Пиквик с глубокой торжественностью,

благодаря которой сей великий муж придавал, когда ему было угодно, особую

выразительность своим замечаниям. - Я бы начал, сэр, с восхваления красоты

леди и ее исключительных качеств; засим, сэр, я перешел бы к тому, сколь я

недостоин...

- Очень хорошо, - вставил мистер Магнус.

- Недостоин, но только ее одной, заметьте, сэр, пояснил мистер Пиквик,

- но, дабы показать, что я не совсем недостоин, я сделал бы краткий обзор

своей прежней жизни и своего настоящего положения. Путем сравнения я бы ей

доказал, что для всякой другой женщины я был бы очень желательным объектом.

Затем я бы распространился о своей горячей любви и глубокой преданности.

Быть может, в этот момент я попытался бы взять ее за руку.

- Понимаю! Это очень важный пункт, - подхватил мистер Магнус.

- Затем, сэр, - продолжал мистер Пиквик, воспламеняясь по мере того,

как вся картина представлялась ему в более ослепительных красках, - затем,

сэр, я бы подошел к простому и ясному вопросу: " Хотите быть моей? " Мне

кажется, я не ошибусь, если предположу, что после этого она отвернется.

- Вы думаете, что это случится? - спросил мистер Магнус. - Если она

этого не сделает в нужный момент, это может сбить меня.

- Мне кажется, сделает, - сказал мистер Пиквик. - После сего, сэр, я бы

сжал ее руку, и думаю, думаю, мистер Магнус, поступи я так, - предположим,

что отказа не последовало, - я бы нежно отвел в сторону носовой платок,

который, как подсказывают мне мои скромные познания человеческой натуры,

леди должна в этот момент прикладывать к глазам, и запечатлел бы

почтительный поцелуй. Мне кажется, я бы поцеловал ее, мистер Магнус; и я

решительно утверждаю, что в этот самый момент, если леди будет склонна

принять мое предложение, она стыдливо прошепчет мне на ухо о своем согласии.

Мистер Магнус вздрогнул, несколько мгновений молча смотрел на

одухотворенное лицо мистера Пиквика, а затем (часы показывали десять минут

двенадцатого) горячо пожал ему руку и бросился с решимостью отчаяния вон из

комнаты.

Мистер Пиквик несколько раз прошелся взад и вперед по комнате;

маленькая стрелка часов, подражая ему и постепенно двигаясь вперед,

приблизилась к месту, обозначающему на циферблате полчаса, когда дверь

внезапно распахнулась. Он обернулся, чтобы приветствовать мистера Питера

Магнуса, но вместо него увидел перед собою радостное лицо мистера Танмена,

безмятежную физиономию мистера Уинкля и одухотворенные черты мистера

Снодграсса.

Пока мистер Пиквик здоровался с ними, в комнату влетел мистер Питер

Магнус.

- Мои друзья - мистер Магнус, джентльмен, о котором я говорил, -

представил мистер Пиквик.

- Ваш покорный слуга, джентльмены, - сказал мистер Магнус,

находившийся, видимо, в крайнем возбуждении. - Мистер Пиквик, разрешите мне

отвлечь вас на один момент, сэр, только на момент.

Говоря это, мистер Магнус запряг указательный палец в петлю фрака

мистера Пиквика и, оттащив его в оконную пишу, сказал:

- Поздравьте меня, мистер Пиквик! Я следовал вашему совету буква в

букву.

- И все сошло удачно? - осведомился мистер Пиквик.

- Все. Лучше и быть не могло, - ответил мистер Магнус. - Мистер Пиквик,

она - моя!

- Поздравляю вас от всего сердца, - промолвил мистер Пиквик, горячо

пожимая руку своему новому другу.

- Вы должны познакомиться с нею, - сказал мистер Магнус. - Пойдемте со

мной, прошу вас. Мы вернемся через секунду. Прошу прощенья, джентльмены.

И мистер Магнус поспешно увлек мистера Пиквика из комнаты. Он

остановился у двери соседней комнаты и почтительно постучал.

- Войдите, - послышался женский голос. - И они вошли.

- Мисс Уитерфилд, - произнес мистер Магнус, - разрешите мне познакомить

вас с близким моим другом, мистером Пиквиком. Мистер Пиквик, позвольте вас

представить мисс Уитерфилд.

Леди находилась в другом конце комнаты. Раскланиваясь, мистер Пиквик

извлек очки из жилетного кармана и надел их... но едва он это сделал, как

вскрикнул от удивления и попятился, а леди, слегка взвизгнув, закрыла лицо

руками и опустилась в кресло; мистер Питер Магнус остолбенел, переводя

взгляд с одного на другого в крайнем удивлении и ужасе.

Все это казалось совершенно необъяснимым, но дело в том, что, едва

мистер Пиквик надел очки, он тотчас же признал в будущей миссис Магнус ту

самую леди, в комнату которой он этой ночью вторгся незваным гостем, и едва

очки были водружены на носу мистера Пиквика. как леди тотчас же узнала

физиономию, которая живо напомнила ей обо всех ужасах, связанных со

злосчастным ночным колпаком. Леди взвизгнула, а мистер Пиквик вздрогнул.

- Мистер Пиквик! - воскликнул мистер Магнус, растерявшись от удивления.

- Что это значит, сэр? Что это значит, сэр? - грозно повторил мистер Магнус,

повышая голос.

- Сэр, - сказал мистер Пиквик, приходя в возмущение от внезапного

перехода мистера Питера Магнуса к повелительному тону. - Я отказываюсь

отвечать на этот вопрос.

- Вы отказываетесь, сэр? - спросил мистер Магнус.

- Отказываюсь, сэр, - ответил мистер Пиквик, - без согласия и

разрешения леди я считаю невозможным упоминать о том, что может

компрометировать ее или пробудить в ней неприятные воспоминания.

- Мисс Уитерфилд, вы знаете этого человека? - сказал мистер Питер

Магнус.

- Знаю ли я его? - нерешительно переспросила леди средних лет.

- Да, знаете ли вы его, сударыня? Я спросил, знаете ли вы его? -

свирепо повторил мистер Магнус.

- Я его видела, - ответила леди средних лет.

- Где? - спросил мистер Магнус. - Где?

- Этого... - повторила леди средних лет, вставая с кресла и

отворачиваясь. - Этого я не открою ни за что на свете.

- Я понимаю вас, сударыня, - сказал мистер Пиквик, - и уважаю вашу

деликатность. Можете на меня положиться, я никогда этого не открою,

положитесь на меня.

- Принимая во внимание положение, в которое я поставлен по отношению к

вам, вы подходите к этому вопросу с удивительным спокойствием, сударыня,

сказал мистер Магнус.

- Жестокий мистер Магнус! - воскликнула леди средних лет, после чего

залилась слезами.

- Обращайтесь со своими замечаниями ко мне, сэр, - прервал мистер

Пиквик. - Если кто и виноват, то один я.

- О, вы один виноваты, не так ли, сэр? - сказал мистер Магнус. - Я...

я... отлично понимаю. Вижу все насквозь, сэр. Теперь вы раскаиваетесь в

своем решении, сэр, не так ли?

- В моем решении! - воскликнул мистер Пиквик.

- Да, в вашем решении, сэр! О! Не смотрите на меня, сэр, - сказал

мистер Магнус. - Я помню ваши слова, сказанные вчера вечером, сэр. Вы

явились сюда, сэр, с целью разоблачить предательство и обман одной особы,

чьей правдивости и честности вы слепо доверяли, не так ли?

Тут мистер Питер Магнус позволил себе изобразить на лице саркастическую

улыбку и, сняв зеленые очки, которые в припадке ревности, по-видимому, счел

излишними, начал вращать маленькими глазками так, что страшно было смотреть.

- Не так ли? - сказал мистер Магнус, и улыбка его сделалась еще более

саркастической. - Но вы поплатитесь за это, сэр!

- Поплачусь? За что? - спросил мистер Пиквик.

- Помалкивайте, сэр, - ответил мистер Магнус, шагая по комнате.

Помалкивайте!

Есть что-то всеобъемлющее в этом выражении " помалкивайте", ибо мы не

можем вспомнить ни одной ссоры, коей мы были свидетелями, на улице, в

театре, в общественном месте или где бы то ни было, которая не

сопровождалась бы этим стандартным ответом на все воинственные вопросы. " Вы

себя называете джентльменом, сэр? " - " Помалкивайте, сэр". - " Разве я позволю

себе сказать что-нибудь обидное молодой женщине, сэр? " - " Помалкивайте,

сэр". - " Вы что, хотите, чтобы я разбил вам голову об эту стенку, сэр? "

" Помалкивайте, сэр". Замечательно, что в этом универсальном " помалкивайте,

сэр", как будто скрывается какая-то едкая насмешка, пробуждающая в груди

того, кому оно адресовано, больше негодования, чем может вызвать самая

грубая брань.

Мы не будем утверждать, что эта реплика по адресу мистера Пиквика

вызвала такое же негодование в душе мистера Пиквика, каковое безусловно

вскипело бы в груди какой-нибудь вульгарной натуры. Мы только отмечаем факт,

что мистер Пиквик открыл дверь и отрывисто крикнул:

- Тапмен, подите сюда!

Мистер Тапмен немедленно явился с выражением крайнего удивления на

физиономии.

- Тапмен, - сказал мистер Пиквик, - тайна несколько деликатного

свойства, касающаяся этой леди, послужила причиной столкновения между этим

джентльменом и мною. Если я заверяю его, в вашем присутствии, что эта тайна

не имеет никакого отношения к нему и не касается его личных дел, едва ли мне

нужно просить вас иметь в виду, что если он и дальше будет настаивать на

своем, тем самым он выразит сомнение в моей правдивости, и мне остается

только рассматривать это как оскорбление.

И мистер Пиквик смерил взглядом мистера Питера Магнуса с ног до головы.

Почтенная и полная достоинства осанка мистера Пиквика вместе с

отличавшими его силою и энергией выражений убедили бы всякого нормального

человека, но, к несчастью, именно в этот момент рассудок мистера Питера

Магнуса был в каком угодно состоянии, только не в нормальном. Вместо того

чтобы удовлетвориться, как подобало бы ему, объяснениями мистера Пиквика, он

немедленно начал раздувать в себе докрасна раскаленную, испепеляющую,

всепожирающую злобу и говорить о своих чувствах и тому подобных вещах; он

старался придать особую выразительность своей декларации тем, что шагал по

комнате и ерошил волосы, - развлечение, которое он время от времени

разнообразил, потрясая кулаком перед добродушным лицом мистера Пиквика.

В свою очередь мистер Пиквик, в сознании собственной невинности и

правоты, а также раздраженный тем, что столь некстати поставил леди средних

лет в неприятное положение, находился не в обычном для него мирном состоянии

духа. В результате громкие слова произносились еще более громким голосом,

пока, наконец, мистер Магнус не заявил мистеру Пиквику, что тот еще услышит

о нем, на каковое заявление мистер Пиквик с похвальной вежливостью ответил,

что чем скорее он о нем услышит, тем лучше; вслед за сим леди средних лет в

ужасе бросилась вон из комнаты, мистер Тапмен увлек мистера Пиквика, а

мистер Питер Магнус был предоставлен самому себе и своим размышлениям.

Если бы леди средних лет больше общалась с деловым миром или была

знакома с нравами и обычаями тех, кто составляет законы и устанавливает

моды, она бы знала, что такого рода ожесточение - самая безобидная вещь в

природе; но так как она почти всегда жила в провинции и никогда не читала

отчетов о парламентских прениях, то была весьма мало осведомлена в подобных

тонкостях цивилизованной жизни. Поэтому, когда она добралась до своей

комнаты, заперлась и начала размышлять о сцене, которая сейчас произошла, в

ее воображении возникли самые страшные картины кровопролития и

смертоубийства; среди этих картин далеко не самой страшной был портрет в

натуральную величину мистера Питера Магнуса с ружейным зарядом в груди,

несомого домой четырьмя носильщиками. Чем больше размышляла леди средних

лет, тем больше приходила в ужас; в конце концов она решила отправиться к

главному городскому судье с просьбой безотлагательно задержать мистера

Пиквика и мистера Тапмена.

К этому решению леди средних лет была приведена рядом соображений, из

коих главным было то, что она тем самым даст неопровержимое доказательство

своей преданности мистеру Питеру Магнусу и своих забот о его безопасности.

Она слишком хорошо знала его ревнивый характер, чтобы отважиться хотя бы

слегка намекнуть на истинную причину своего волнения при встрече с мистером

Пиквиком, и она верила в силу своего влияния и в способность маленького

человека поддаться ее убеждениям и умерить свою неистовую ревность, если

мистер Пиквик будет удален и исчезнет повод к новой ссоре. Погруженная в

такие мысли, леди средних лет облачилась в капор и шаль и направилась к дому

мэра.

Джордж Напкинс, эсквайр, упоминаемый выше главный судья, был самой

величественной особой, какую мог бы встретить самый быстрый ходок в

промежуток времени от восхода до заката солнца в день двадцать первого июня,

каковой день, согласно календарю, является самым длинным днем в году, что,

естественно, обеспечивает ходоку наиболее продолжительный срок для поисков.

В это именно утро мистер Панкине пребывал в состоянии край него возбуждения

и раздражения, ибо в городе вспыхнул мятеж: приходящие воспитанники самой

большой школы составили заговор с целью разбить стекла у ненавистного

торговца яблоками, освистали бидла и забросали камнями констебля - пожилого

джентльмена в сапогах с отворотами, вызванного для подавления мятежа,

джентльмена, бывшего с юных лет и в течение полувека блюстителем порядка.

Мистер Напкинс восседал в своем удобном кресле, величественно хмурясь и

кипя яростью, когда доложили о леди, пришедшей по срочному, приватному и

важному делу. Мистер Напкинс принял ледяной и грозный вид и приказал

впустить леди, каковое приказание, подобно всем распоряжениям монархов,

судей и прочих могущественных земных владык, было немедленно исполнено, и

мисс Уитерфилд, взволнованная и кокетливая, была введена.

- Мазль! - сказал судья.

Мазль был низкорослый слуга с длинным туловищем и короткими ногами.

- Мазль!

- Слушаю, ваша честь.

- Подайте кресло и удалитесь.

- Слушаю, ваша честь.

- Итак, сударыня, потрудитесь изложить ваше дело, - сказал судья.

- Это очень тягостное дело, сэр, - проговорила мисс Уитерфилд.

- Очень возможно, сударыня, - отозвался судья. Успокойтесь, сударыня!

Мистер Напкинс принял милостивый вид. - И расскажите, по какому делу,

подлежащему вниманию закона, вы сюда явились, сударыня.

Тут судья восторжествовал над человеком, и мистер Напкинс снова принял

суровый вид.

- Мне очень неприятно, сэр, являться к вам с таким сообщением, -

сказала мисс Уитерфилд, - но я боюсь, что здесь состоится дуэль.

- У нас, сударыня?! - воскликнул судья. - Где, сударыня?

- В Ипсуиче.

- В Ипсуиче, сударыня?.. Дуэль в Ипсуиче?! - снова вскричал судья,

пришедший в ужас при этом сообщении. Невероятно, сударыня! Я уверен, что в

нашем городе этого быть не может. Боже мой, сударыня, известна ли вам

энергия наших местных властей? Может быть, вам случалось слышать, сударыня,

как четвертого мая я ворвался на ринг в сопровождении только шестидесяти

констеблей, с риском пасть жертвой разъяренной толпы. Я прекратил кулачное

состязание между мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом. Дуэль в

Ипсуиче, сударыня! Я не верю... не верю, - продолжал судья, рассуждая сам с

собой, - чтобы двое людей взяли на себя смелость замыслить такое нарушение

мира в этом городе.

- К несчастью, то, что я сообщила, слишком верно, сказала леди средних

лет. - Я была свидетельницей ссоры.

- Это дело в высшей степени необычайное, - сказал пораженный судья.

Мазль!

- Слушаю, ваша честь.

- Пошлите сюда мистера Джинкса! Немедленно!

- Слушаю, ваша честь.

Мазль исчез, и бледный, остроносый, полуголодный, оборванный клерк

средних лет вошел в комнату.

- Мистер Джинкс! - обратился к нему судья. - Мистер Джинкс!

- Сэр? - отозвался мистер Джинкс.

- Эта леди, мистер Джинкс, явилась сюда с сообщением о замышляемой у

нас в городе дуэли.

Мистер Джинкс, не зная в точности, как ему поступить, раболепно

улыбнулся.

- Над чем вы смеетесь, мистер Джинкс? - спросил судья.

Мистер Джинкс мгновенно принял серьезный вид.

- Мистер Джинкс, - сказал судья, - вы - болван!

Мистер Джинкс смиренно взглянул на великого мужа и закусил кончик пера.

- Вы можете, сэр, видеть в этом сообщении нечто смешное, но я должен

сказать, мистер Джинкс, что смеяться тут нечего, - сказал судья.

Полуголодный Джинкс вздохнул, словно действительно удостоверился, что

поводов для смеха у него было очень мало, и, получив приказание записать

сообщение леди, потащился к столу и начал записывать.

- Этот Пиквик, как я понял, - дуэлянт? - спросил судья, когда заявление

было записано.

- Вот именно, - сказала леди средних дет.

- А другой скандалист.... Как его имя, мистер Джинкс?

- Тапмен, сэр.

- Тапмен - секундант?

- Да.

- Второй дуэлянт, вы сказали, сударыня, скрылся?

- Да, - ответила мисс Уитерфилд, покашливая.

- Прекрасно! - заявил судья. - Эти два лондонских головореза, явившись

сюда для истребления подданных его величества, воображают, что на таком

расстоянии от столицы рука правосудия слаба и парализована. Они получат

урок! Приготовьте ордера на арест, мистер Джинкс. Мазль!

- Слушаю, ваша честь.

- Граммер внизу?

- Да, ваша честь.

- Пошлите его сюда.

Раболепный Мазль исчез и скоро вернулся в сопровождении пожилого

джентльмена в сапогах с отворотами, главными приметами которого были:

распухший нос, хриплый голос, сюртук табачного цвета и блуждающий взор.

- Граммер! - обратился к нему судья.

- Ваш-шесть?

- В городе спокойно?

- Благополучно, ваш-шесть, - ответил Граммер. Народное волнение немного

улеглось - мальчишки ушли играть в крикет.

- В такие времена, Граммер, нужны энергические меры, - решительно

сказал судья. - Если ни во что не ставят авторитет королевских чиновников,

надо прочесть во всеуслышание закон о мятеже *. Если гражданские власти не в

состоянии защитить эти окна, Граммер, войска могут защитить и гражданскую

власть и окна. Мне кажется, это - основное положение конституции, мистер

Джинкс?

- Разумеется, сэр, - сказал Джинкс.

- Прекрасно, - продолжал судья, подписывая ордера. - Граммер, вы

приведете этих людей ко мне сегодня же. Вы найдете их в " Большом Белом

Коне". Вы помните историю с мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом,

Граммер?

Мистер Граммер покивал головой, давая понять, что никогда он этого не

забудет. Впрочем, он и не мог забыть, поскольку об этом упоминалось

ежедневно.

- А это еще более противоконституционный поступок, - продолжал судья,

еще большее нарушение мира и спокойствия и грубое нарушение прерогатив его

величества. Дуэль - одна из самых бесспорных прерогатив его величества, если

я не ошибаюсь, не правда ли, мистер Джинкс?

- Особо оговоренная в Великой хартии *, сэр, - ответил мистер Джинкс.

- Один из самых блестящих перлов британской короны, отторгнутый у его

величества баронами, если я не ошибаюсь, не так ли, мистер Джинкс? - сказал

судья.

- Совершенно верно, сэр, - ответил мистер Джинкс.

- Прекрасно! - сказал судья, горделиво приосанившись. - Прерогатива не

должна быть попрана в этой части владений короля. Граммер, возьмите

подкрепление я приведите эти приказы в исполнение как можно скорей. Мазль!

- Слушаю, ваша честь.

- Проводите леди.

Мисс Уитерфилд ушла, глубоко потрясенная учеными справками судьи;

мистер Напкинс ушел завтракать; мистер Джинкс ушел в самого себя, ибо это

было единственное место, куда он мог уйти, за исключением дивана, служившего

ему постелью в маленькой общей комнате, которая днем была занята семьей его

квартирной хозяйки; мистер Граммер ушел, дабы исполнением нового поручения

смыть оскорбление, нанесенное ему и другому представителю его величества,

бидлу, утром этого дня.

В то время как подготовлялись эти твердые и решительные меры к

охранению " королевского мира", мистер Пиквик со своими друзьями, ничего не

подозревая о надвигающихся великих событиях, мирно уселись за обед; все были

разговорчивы и общительны. Мистер Пиквик только что начал рассказывать о

своих ночных приключениях, к великому удовольствию учеников, а в особенности

мистера Тапмена, как вдруг дверь открылась и какая-то противная физиономия

просунулась в комнату. Глаза этой противной физиономии в течение нескольких

секунд внимательно осматривали мистера Пиквика и, по всем признакам,

остались вполне удовлетворены своим исследованием, ибо фигура, коей

принадлежала противная физиономия, медленно втиснулась в комнату и предстала

в образе пожилого субъекта в сапогах с отворотами. Чтобы не держать читателя

и далее в неизвестности, скажем коротко: это были блуждающие глаза мистера

Граммера, а фигура была фигурой этого же джентльмена.

Поведение мистера Граммера было профессиональным, но своеобразным.

Первым его актом было запереть изнутри дверь на задвижку, вторым - тщательно

вытереть голову и лицо бумажным носовым платком, третьим - положить шляпу, с

бумажным носовым платком внутри, на ближайший стул, и четвертым - вытащить

из внутреннего кармана сюртука короткий жезл, увенчанный медной короной,

которым он, как мрачное привидение, поманил мистера Пиквика.

Мистер Снодграсс первый нарушил молчание, вызванное общим недоумением.

Сначала он пристально посмотрел на мистера Граммера, а затем выразительно

сказал:

- Это частное помещение, сэр... частное помещение.

Мистер Граммер покачал головой и ответил:

- Для его величества не существует частных помещений, раз мы

переступили порог дома, таков закон. Воображают, будто дом англичанина - его

крепость. Вздор!

Удивленные пиквикисты переглянулись.

- Кто из вас мистер Танмен? - спросил мистер Граммер.

Интуитивно он представлял себе мистера Пиквика; его он узнал с первого

взгляда.

- Мое имя Тапмен, - отозвался этот джентльмен.

- Мое имя - закон! - сказал мистер Граммер.

- Как? - задал вопрос мистер Тапмен.

- Закон! - ответил мистер Граммер. - Закон, власть гражданская и

исполнительная - это мои титулы, а вот мое полномочие: " Пробел - Тапмен,

пробел Пиквик... против мира державного нашего государя короля...и

предусматривая". Все в надлежащем порядке. Вы арестованы, Пиквик и Тапмен...

вышеназванные.

- Что значит эта наглость? - сказал мистер Тапмен, вскакивая с места.

Потрудитесь выйти отсюда!

- Ах, так! - крикнул мистер Граммер, быстро ретируясь к двери и

приоткрывая ее на дюйм или на два, - Дабли!

- Здесь! - послышался густой низкий голос из коридора.

- Сюда, Дабли! - сказал мистер Граммер.

В ответ на команду грязнолицый мужчина ростом выше шести футов и

соответственного сложения протиснулся в полуоткрытую дверь (сильно покраснев

во время этой операции) и очутился в комнате.

- Другие специальные констебли за дверью, Дабли? - осведомился мистер

Граммер.

Мистер Дабли, человек немногословный, утвердительно кивнул головой.

- Введите свой отряд, Дабли, - сказал мистер Граммер.

Мистер Дабли исполнил приказание, и в комнату ввалились человек шесть,

снабженные дубинками с медной короной. Мистер Граммер засунул свой жезл в

карман и посмотрел на мистера Дабли, мистер Дабли засунул свой жезл в карман

и посмотрел на отряд; констебли засунули свои жезлы в карман и посмотрели на

мистеров Тапмена и Пиквика.

Мистер Пиквик и его ученики встали как один человек.

- Что означает это грубое вторжение в помещение, которое я занимаю?

сказал мистер Пиквик.

- Кто смеет меня арестовать? - сказал мистер Тапмен.

- Что вам здесь нужно, канальи? - сказал мистер Снодграсс.

Мистер Уинкль не сказал ничего, но уставился на Граммера и пожаловал

его таким взглядом, который пронзил бы насквозь его мозг, если бы Граммер

был способен что-нибудь почувствовать. Но при существующем положении вещей

сколько-нибудь заметного воздействия этот взгляд не оказал.

Когда представители исполнительной власти заметили, что мистер Пиквик и

его друзья склонны оказать сопротивление закону, они крайне выразительно

засучили рукава, словно сшибить сперва с ног, а затем подобрать - акт чисто

профессиональный; нужно было только решиться, а уж там все произойдет само

собою. Эта демонстрация не ускользнула от внимания мистера Пиквика.

Пошептавшись несколько секунд с мистером Тапменом, он выразил готовность

отправиться в резиденцию мэра, но попросил всех прибывших и прибывающих

иметь в виду его твердое намерение немедленно по освобождении протестовать

против такого чудовищного нарушения его привилегий англичанина; в ответ на

это все прибывшие и прибывающие очень весело расхохотались, за исключением

одного мистера Граммера, который, по-видимому, считал, что малейшее сомнение

в божественном праве судей есть недопустимое кощунство.

Но когда мистер Пиквик выразил готовность склониться пред законами

своей страны и когда лакеи, конюхи, горничные, форейторы, которые

предвкушали приятную суматоху, вытекавшую из его угрожающего упрямства,

начали расходиться, разочарованные в своих ожиданиях, возникло одно

непредвиденное затруднение. Несмотря на все свое почтение к законным

властям, мистер Пиквик решительно возражал против появления на людных улицах

в окружении и под охраной служителей правосудия, подобно простому

преступнику. Мистер Граммер, принимая во внимание смятенные чувства

населения (ибо день был полупраздничный и мальчишки еще не разошлись по

домам), столь же решительно возражал против того, чтобы идти по другой

стороне улицы, и отказывался поверить на слово мистеру Пиквику, что тот

отправится прямо к судье, а мистер Пиквик и мистер Тапмен не менее

энергически протестовали против расходов по найму кареты, являющейся

единственным респектабельным экипажем, какой можно было получить. Спор

разгорался, а дилемма оставалась неразрешимой; но как раз в тот момент,

когда исполнительная власть собиралась преодолеть нежелание мистера Пиквика

отправиться к судье избитым способом, заключавшимся в том, чтобы отнести его

туда, кто-то вспомнил, что во дворе гостиницы стоит старый портшез *,

который, будучи первоначально сооружен для подагрического джентльмена

солидных размеров, выдержит мистера Пиквика не хуже, чем современный легкий