Правильное произношение и вспыльчивость

Когда я сортирую электронные письма, я проверяю имя отправителя и тему до того, как его открыть. Открывать письма, не просмотрев исходные данные, – это как открывать дверь, не глядя в глазок… это просто может быть опасно. В этот день несколько лет назад одно имя в списке отправителей заставило меня вздрогнуть, хотя в самый первый момент я не поняла почему.

Я сто раз прочитала имя и стала перебирать варианты, пытаясь вспомнить, откуда я знаю отправителя: университет, церковь, школа, соседи, выступления? Ничего. Я отъехала на кресле немного назад и прочитала имя вслух. Когда до меня наконец дошло, я пришла в ужас, вздохнула и закатила глаза.

Электронное письмо было от женщины, которую мы назовем Памелой. В этом имени такое же количество слогов, как и в ее настоящем имени. Она сама произнесла свое имя по слогам, как двухлетний ребенок, делая акцент на правильном произношении.

Я встретила Памелу несколькими неделями ранее после выступления на мероприятии по сбору средств с последующим обедом. Впервые я увидела ее, когда сразу после выступления стояла в очереди к шведскому столу. У меня есть довольно четкие границы для трапез на мероприятиях. До выступления я не ем на публике. Я могу поесть дома, а до своего выступления буду просто пить воду. Я слишком нервничаю, чтобы есть, и не очень удобно выковыривать остатки пищи из зубов, сидя за столом в окружении сотен людей, наблюдающих за вами.

Я также не люблю есть после мероприятий, потому что я очень интровертный человек. Люди, которые меня видят в первый раз, всегда думают, что я экстраверт, тот же, кто хорошо меня знает, считает мою интровертность одной из моих отличительных особенностей. Выступление на сцене не причиняет мне никаких неудобств, потому что это моя работа, но на коктейльной вечеринке я буду стоять с застывшей улыбкой, жалея, что не могу свернуться калачиком под столом в позе эмбриона. В этот день я хотела пообедать с небольшой группой студентов. Для меня это было нормально: я люблю говорить со студентами – с ними я чувствую себя в своей тарелке.

Я заметила Памелу сразу, когда встала в очередь к шведскому столу. Я не знаю, что она говорила людям, которые были между нами, но видела, как она пробиралась все ближе ко мне. Наконец, когда между нами осталось только два человека, я услышала, как она сказала женщине позади меня:

– Извините, мне нужно поговорить с доктором Браун о мероприятии.

Когда я наконец обернулась, она была буквально в ладони от меня. Она неудобно протянула руку для знакомства. Я не могла ее пожать, потому что места между нами не было, отступила на шаг и сказала:

– Здравствуйте, я Брене. Приятно познакомиться.

К этому времени в очереди перед нами оставалось всего три человека. Я повернулась, чтобы мы обе смотрели вперед, и заговорила с ней через плечо:

– Итак, вы из организаторской команды мероприятия? Все прошло очень хорошо.

– О нет, – ответила она. – Я представляю большую организацию и хотела обсудить с вами возможность вашего участия в некоторых наших мероприятиях. Я хожу на мероприятия в поисках талантливых лекторов.

Я начала немного раздражаться, но мне удалось сохранить мирный настрой. За три минуты, которые прошли, пока я брала куриный салат и банку содовой, я узнала о Памеле три вещи:

Она ненавидит свою работу, потому что ее начальники всегда говорят ей, что ее должность в случае сокращения штата будет закрыта первой.

У нее нет образования в области психического здоровья, но она видела так много презентаций на эту тему, что могла бы получше специалистов рассказывать об этом.

Ее мечта заключается в том, чтобы прекратить заниматься поиском лекторов и стать лектором самой.

Когда мы отходили от столиков с едой с тарелками и напитками в руках, я повернулась к ней и сказала: «Ладно, было приятно встретиться с вами», – и продолжила движение. Я села за стол, который был зарезервирован для нашей группы. Там было пусто, только сумки и программки лежали на стульях, чтобы обозначить занятые места. Я нарочно села на свободное место между двумя занятыми, чтобы отдать свое внимание студентам. Памела решительно шла за мной, она поставила свою тарелку рядом с моей и переложила со стула чью-то куртку, чтобы освободить себе место.

Я еще ничего не успела произнести, а она уже плюхнулась на стул рядом со мной. Я буквально рот раскрыла от удивления.

– Начальство отправило меня найти хороших лекторов. Я бы могла выступать лучше, чем большинство из них. Конечно, я не могу сказать им об этом. Они хотят аккредитованных людей. Как будто буквы вашего имени делают из вас хорошего оратора. Но я не могу ничего им ответить, ведь я же «девочка на побегушках». Я иногда очень хочу сказать им, что не могу найти достойных ораторов и готова предложить свои услуги. Но они слишком глупы и помешаны на деньгах, чтобы признать талант, который прямо перед ними.

Студенты стали возвращаться за стол. Студент, чьи вещи были передвинуты, смутился на секунду, а затем сел. Памела практически вскочила со своего места, когда они подошли. Она почти визжала:

– Смотрите! Смотрите! Нам повезло пообедать с лектором! Разве это не сказка? Она просто прелесть!

Слушая ее, я чувствовала горечь и страх в ее словах. Она пыталась притвориться взволнованной, а мне было интересно, сколько она сможет сдерживать гнев и возмущение. Я не понимала, почему она так сердится, но было ясно, что она очень зла. Я с полчаса пообщалась со студентами и собралась уходить. Студенты смотрели на меня с пониманием и немного нервничали из-за перспективы остаться с этой женщиной. Памела смотрела на меня с едва скрытым презрением. Было бы так легко ей сказать: «Спасибо за то, что испортили мне обед», – но это было бы дурным тоном. Я просто сказала: «Пожалуйста, извините меня, мне пора собирать вещи».

Воспоминания о встрече с Памелой было достаточно, чтобы я подождала, прежде чем открывать ее письмо. Я прочитала несколько других писем, сделала себе чашку кофе, вернулась за компьютер и наконец открыла письмо Памелы.

Доктор Браун!

Я настоятельно рекомендовала вас своему боссу Шерил, исходя из того, что большинству участников конференции, казалось, понравилась ваша презентация. Вероятно, она свяжется с вами в ближайшие пару недель.

И небольшой дружеский совет: если вы позиционируете себя в качестве эксперта и ученого в своей области, то, я думаю, вам стоит правильно произносить имена ваших коллег. Когда вы процитировали Пему Чодрон, вы сказали: «Пима ЧУдрон». Правильное произношение – Пема ЧодрУн.

С уважением, Памела.

Я уставилась на слова на мониторе в полном шоке, в голове начали крутиться мысли и стал подниматься страх. Я выставила себя дурой? Она четко попала в цель по моим эмоциям и вызвала во мне стыд. Несколько секунд я перечитывала фразу «…Если вы позиционируете себя в качестве эксперта и ученого…» и понимала, что она имеет в виду: «Перестаньте делать вид, что вы эксперт и ученый». Я чувствовала себя испуганной школьницей.

Это был именно «тот момент», который я сама описывала десяткам тысяч людей. Я написала книгу про этот момент, когда стыд обрушивается на вас с такой силой, что вы тут же переходите в режим «сделай или умри».

Как ни странно, я всегда прошу людей, и особенно специалистов в области психического здоровья, не соблазняться мыслью о том, что они якобы могут управлять этими моментами, потому, дескать, что знают, как это работает… Но стыд – коварная эмоция!

Если бы я могла сама шептать себе на ухо, то, глядя на это письмо и чувствуя себя едва ли не самозванкой, я бы сказала: «Это именно тот самый момент. Ничего не делай. Не говори ничего. Просто дыши и иди вперед. Не прячься. Не трусь. Не давай отпора. Не говори, не печатай и не общайся ни с кем, пока не встанешь на ноги. Ты будешь в порядке».

Но, к сожалению, я не могла прошептать себе эти слова. Неправильное произношение имени Пемы Чодрон вызвало стыд на общую тему: «Я недостаточно хорошая, умная, правильная…» Вместо того чтобы выглядеть как ученый, я представляла себе, что говорю голосом героя популярного мультфильма с утрированными интонациями: «Э-ге-гей! А это наш маленький буддистский друг Пима ЧУдрон!» (Здесь уместно еще и побренчать на банджо.)

Сердце забилось очень быстро, я была охвачена яростью и чувствовала, что вся дрожу. Я замерла в кресле. Глаза горели. Я не могла усидеть на месте и наконец стукнула кулаком по столу. «Ах ты, пассивно-агрессивная идиотка!» Я резко вдохнула через нос и выдохнула через рот. Еще раз… Еще… Ко мне постепенно стало возвращаться спокойствие. Не то доброе, разумное спокойствие, которому я учу людей, а спокойствие, под которым скрывается злость.

Я закрыла почтовую программу и открыла Microsoft Word. Я хотела написать идеальный ответ, чтобы там не было опечаток или грамматических ошибок. Будет очень плохо, если я ошибусь и напишу «эффект» вместо «аффект» или «ихний» вместо «их».

Я открыла новый документ и, как поет Чарли Дэниелс в своей балладе The Devil Went Down to Georgia («Дьявол объявился в Джорджии»), «искры полетели» из-под моих пальцев:

Дьявол открыл футляр

И сказал: «Я начну».

Искры полетели у него из-под пальцев,

Когда он взял смычок.

И он повел смычком по струнам,

Ядовито хмыкнув,

И банда демонов подхватила,

И звучало все как-то так…

С каждым ударом по клавишам я чувствовала себя лучше. Я писала и редактировала, опять писала и снова редактировала. Закончив, скопировала письмо и вставила его в сообщение электронной почты на имя Памелы. На одну долю секунды, прежде чем нажать «Отправить», я запаниковала. Меня накрыла неопределенность. Трудно бороться без прикрытия. Мне нужна была поддержка и крошечная капелька одобрения перед отправкой своего выстраданного опуса.

Надо сказать, что, кроме всего прочего, я эксперт в социологических опросах, а поэтому, обзвонив нескольких друзей, объяснила им ситуацию и попросила совета. После пяти звонков я получила единодушный ответ: 1) она действительно пассивно-агрессивная идиотка; 2) я не должна отправлять это письмо. Двое моих друзей думали, что это поставит под угрозу мои шансы выступить перед крупной национальной организацией, еще одна знакомая сказала, что сама избегает конфликта любой ценой и советует мне делать то же самое, а еще двое друзей считали, что мне не стоит тратить на это время и энергию.

Я по-прежнему не была полностью уверена, ведь ответ был великолепен. Очень не хотелось выбросить в мусорную корзину такое произведение искусства. Кроме того, это была возможность сделать больно тому, кто причинил мне боль, – такой шанс дается не каждый день. Наконец я распечатала письмо Памелы и свой ответ, чтобы взять их с собой на встречу с Дианой на следующий день. Она поможет мне решить.

Я плюхнулась на диван Дианы, вытащила письма и сказала: «Мне нужна твоя помощь. Я схожу с ума». Мы обе хмыкнули от такого моего заявления, но я пояснила: «Произошло нечто, что на самом деле сводит меня с ума».

Я представила всю историю на суд Дианы: рассказала, как Памела «пересекла черту», рассказала про обед и про все остальное и затем прочитала письмо Памелы вслух. Диана поморщилась. Я увидела, что она нахмурилась, и спросила:

– Довольно паршиво, верно?

Диана сказала:

– Да. Довольно паршиво.

Я сказала, что считаю Памелу пассивно-агрессивной идиоткой и что все мои друзья тоже так думают. Диана одарила меня взглядом, который явно говорил, что ее не интересуют результаты моего опроса. Диане никогда не нравилось, что я пытаюсь строить свою жизнь на опросах.

– Хорошо, в любом случае… Ты готова услышать, что я ей приготовила в ответ?

Диана кивнула.

Я развернула свой ответ и стала читать:

Уважаемая Памела, я получила ваше письмо, касающееся возможности сотрудничества. Я отсылаю копию Шерил, вашей руководительнице, поскольку мой ответ касается вас обеих.

У меня есть некоторые серьезные опасения относительно работы с организацией, в штате которой вы состоите. Во время нашей встречи в Майами вы сказали мне, что ваши начальники «глупые и думают только о деньгах». Я не знаю, является ли это высказывание точным описанием вашей работы или это было просто неуместное выражение разочарования. В любом случае я считаю эти комментарии крайне непрофессиональными, особенно в устах человека, который публично представляет такую уважаемую организацию.

Кроме того, я понимаю ваше желание стать лектором; однако меня встревожили ваши слова о желании сообщить начальству, что вы так и не смогли найти подходящего оратора, в надежде, что они пригласят выступить вас. Хотя я согласна с вашим утверждением, что аттестаты не являются обязательным условием для успешных выступлений, надеюсь, вы понимаете необходимость обучения и профессиональной подготовки для того, чтобы стать специалистом. Независимо от ваших талантов, ваше позиционирование себя в качестве профессионала в области психического здоровья будет иметь серьезные этические последствия для вашей организации.

Безусловно, я ценю искренность характеристики, которую вы дали Шерил, однако, прежде чем я соглашусь участвовать в мероприятии вашей организации, мне необходимы некоторые разъяснения относительно опасений, изложенных в этом письме.

С наилучшими пожеланиями,

Брене Браун, доктор наук,

специалист в области социологии.

Я была счастлива, как удав, только что проглотивший кролика. Я чувствовала, что раздуваюсь от гордости за свой ответ, как третьеклассница, получившая от учителя благодарственную грамоту.

Диана сказала:

– Ничего себе. Ты поставила в копию отправки адрес ее начальницы. Чтобы наверняка ее уничтожить, да?

Я ухмыльнулась:

– Как говорит мой папа, не играй с огнем!

Диана помолчала еще мгновение, затем произнесла:

– Так. Скажи мне… когда ты представляешь, как Памела читает это письмо, что, по-твоему, она чувствует? Что ты хочешь, чтобы она чувствовала, зная, что в копии отправки стоит фамилия ее руководительницы?

Складывая распечатки, я думала, с чего начать. Я уверена, что на подсознательном уровне знала, какие чувства хотела вызвать, – знала, что именно это и двигало мной. Я думала примерно с минуту, потом ответила:

– Я хочу, чтобы она почувствовала себя маленькой. Хочу, чтобы она чувствовала себя разоблаченной. Хочу, чтобы ей было страшно, как будто ее загнали в ловушку. Хочу ее задеть… Хочу…

Жаркая волна поднялась у меня в груди, лицо запылало. На этот раз это был не огонь ярости, а медленный ожог истины. Страшная тишина повисла в воздухе, и я почувствовала то, что всегда ощущаю, когда болезненное прозрение нисходит на меня, – мне стало невыносимо душно. Я чувствовала себя невыносимо маленькой.

Диана сделала такое лицо, которое я вижу всегда, когда ей надо посидеть в тишине и посмотреть, как правда накрывает меня. Она прищурила глаза, немного поджала губы и смотрела на меня, как мать на ребенка, на которого снизошло озарение. Я знала этот взгляд: как мать, преподаватель и социальный работник, я сама использовала его множество раз.

Лицо Дианы ясно выражало: «Мне это тоже не нравится, но именно поэтому мы здесь. Просто держись. Я не могу прекратить боль, но я здесь, чтобы помочь тебе пройти через нее».

Я отложила свои распечатки, скинула туфли, залезла с ногами на диван, прижала колени к груди, обняла их и зарылась в них лицом. Я сидела неподвижно.

– О боже! Я не могу в это поверить. Это ужасно! – Я медленно повторила то, что только что сказала: – «Я хочу, чтобы она почувствовала себя маленькой. Хочу, чтобы она чувствовала себя разоблаченной… Хочу, чтобы ей было страшно, как будто ее загнали в ловушку»…

Диана по-прежнему не проронила ни звука. Это было спокойное молчание, без упреков и осуждения. Таким образом она помогала мне поверить в свою адекватность. Диана хорошо понимает, что у каждого бывает такое состояние на грани безумия и его опасность в том, что зачастую не понимаешь, что делаешь и зачем. Мне никогда не было стыдно от этого при Диане… вообще никогда.

Не поднимая головы, я сказала:

– До меня дошло, но это так ужасно.

Диана всегда точно знает, когда нужно молчать.

Мой лоб по-прежнему был уткнут в колени, и я поняла, что должна сказать это вслух. Десять лет изучения чувства стыда научили меня делать то, что кажется страшным и неприятным: вслух говорить о своем стыде. Я должна была сказать вслух: «Мне очень стыдно за неправильное произношение. Я чувствую себя глупой и маленькой, как будто меня застукали на месте преступления. Мне стыдно и страшно, как будто меня разоблачили, показав, что я только притворялась умной».

Мы долго сидели в тишине. Конечно, я хотела, чтобы Памела чувствовала себя разоблаченной, потому что именно так я чувствовала себя в настоящий момент. Я никогда не напишу достаточное количество книг и не заслужу столько званий, чтобы ко мне было применимо понятие «умная» по стандарту The New Yorker или Лиги плюща. Никакие регалии и должности не способны изменить того факта, что я потомок выходцев из Техаса в пятом поколении, с несовершенной грамматикой, тенденцией ругаться, когда устала, и постоянной борьбой с гласными и произношением.

Пока я сидела в неловком молчании, мне вспомнилась тяжелая сцена из нашумевшего кинофильма «Молчание ягнят», когда сумасшедший психиатр Ганнибал Лектер (его блестяще играет Энтони Хопкинс) разоблачает героиню – агента ФБР Клариссу Старлинг (актриса Джоди Фостер): «Вы настолько честолюбивы? Знаете, на кого вы похожи с этой дорогой сумочкой и в дешевых туфельках? На деревенщину. На отмытую суетливую селянку с дурным вкусом. Правильное питание удлинило ваши кости… но вы недалеко ушли от белых голодранцев, агент Старлинг. Акцент, который вы тщетно пытаетесь скрыть… это Западная Вирджиния? Ваш отец шахтер? Он воняет керосином?..»

Я хотела, чтобы Диана хоть что-нибудь сказала и облегчила мое состояние. Я хотела, чтобы она задушила Ганнибала Лектера в моей голове и всех моих гремлинов, заставив их уйти. Но она никогда не вмешивается в такой крайне важный процесс, как осмысление. В том и заключался смысл нашей с ней работы, чтобы я могла впустить в свое сердце то, что творится у меня голове, а для этого необходимо некое пространство. Диана всегда умела предоставить мне это пространство, чтобы я чувствовала, ругалась, металась и ненавидела людей, чтобы я могла позволить себе быть несовершенной и злой.

Наконец я опустила ноги на пол, подняла глаза и сказала:

– Это больно. Это хуже, больнее и тяжелее злости.

Диана сказала:

– Да. Это тяжелее злости.

Потом мы еще немного посидели в тишине.

Наконец я посмотрела на нее и спросила:

– Получается, что гневное письмо – неплохой инструмент? Если понимаешь, какие чувства хочешь вызвать у человека, то можно понять, что чувствуешь сама?

К этому моменту Диана хорошо знала о моей любви к формулам и инструментам. Она ответила:

– Каждая ситуация самобытна, но я думаю, да, это может быть подходящим способом, чтобы разобраться, когда ты в режиме «Не играй с огнем!».