Разбираемся с неудачей

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Фраза, которая все время крутилась в голове у Эндрю, – «Я неудачник». «Неудача» – скользкое слово, потому что мы используем его для описания широкого спектра опыта: от рискованных усилий, которые не оправдались, и идей, которые никогда не были реализованы, до болезненных моментов, изменяющих жизнь. Независимо от того, о каком опыте идет речь, неудача ощущается как упущенная возможность, как то, что не может быть переделано или повернуто вспять. Независимо от контекста и масштаба, неудача приносит с собой ощущение, как будто мы потеряли часть своей личной силы.

У многих из нас отрицательная реакция на слово «сила» чуть ли не на физическом уровне. Я думаю, это потому, что мы путаем понятия силы и власти над чем-то или кем-то. Но я говорю о той силе, определение которой дал Мартин Лютер Кинг: «Сила – это способность достигать своих целей и добиваться изменений».

Неудача зачастую заставляет почувствовать бессилие лишь потому, что мы не достигли своей цели и/или не добились желаемых изменений. Связь между неудачей и бессилием очень важна – годы исследований убедили меня, что мы, когда чувствуем собственное бессилие, становимся наиболее опасны как для себя, так и для окружающих. Бессилие приводит к страху и отчаянию. Подумайте о насилии, издевательстве, терроризме и проследите в нем безумную попытку убежать от бессилия.

Чувство беспомощности, появляющееся после неудачи, начинается для каждого из нас со знакомых мыслей о том, что «могло бы быть» или «должно было бы быть», и страх увеличивается вместе с уверенностью в том, что возможность навсегда потеряна. Укрепляющееся чувство бессилия в конечном итоге приводит к отчаянию. Мое любимое определение отчаяния дал пастор Роб Белл: «Отчаяние – это духовное состояние. Это уверенность в том, что завтра будет таким же, как сегодня». Мое сердце остановилось, когда я услышала, как он сказал это. Мне знакомо это ощущение нахождения «под скалой» с мыслями о том, что нет никакого выхода и завтра будет то же, что было вчера. Для меня это чувство абсолютного духовного кризиса.

В ходе своей работы я выяснила, что для того, чтобы избавиться от бессилия и отчаяния, нужна надежда. Надежда – это не эмоция: это когнитивный, то есть мыслительный процесс из трех составляющих: цель, стремление, организованность, как их обозначил исследователь С.Р. Снайдер.

Надежда приходит, когда мы можем ставить цели, обладаем упорством и настойчивостью, чтобы преследовать эти цели, верим в свою способность действовать. Снайдер также обнаружил, что надежде можно научить. Когда есть необходимые условия, границы и поддержка, дети учатся у родителей. Но даже если мы в детском возрасте не научились надеяться, у нас все еще есть возможность сделать это уже взрослыми. Просто чем человек становится старше, тем ему тяжелее, потому что у взрослого за спиной большой опыт и груз накопленных привычек, от которых придется отказаться.

Надежда сопровождает борьбу. Если мы никогда не падали или не сталкивались с трудностями в детском возрасте, то лишены возможности развивать упорство и чувство организованности, чтобы надеяться. Один из величайших даров, которые мне передали родители, – это надежда. Когда я падала или терпела неудачу, они не бежали меня спасать. Они поддерживали меня, но при этом всегда давали мне возможность выбираться самой. Они придавали большое значение выдержке и смелости, и это сослужило мне затем хорошую службу, особенно в моей карьере писателя.

Я написала свою первую книгу в 2002 г. и назвала ее Hairy Toes and Sexy Rice: Women, Shame, and the Media («Волосатые пальцы ног и сексуальный рис. Женщины, стыд и средства массовой информации»). Название было основано на двух историях из моей собственной жизни во временном диапазоне двадцать пять лет. История про волосатые пальцы касалась моего первого опыта со стыдом и образом тела. Когда мне было восемь лет, я обнаружила пушок на большом пальце ноги и провела несколько месяцев, упорно разглядывая глянцевые журналы типа «Мне семнадцать» или «Проблемы юной леди» в поисках информации, нормально это или нет. Ничего. На любых крупных планах ног моделей их пальцы были абсолютно гладкими, без каких-либо признаков волос. Я была убеждена в том, что я единственная в мире девочка с волосатыми пальцами. Этот опыт привел меня к тому, что я стала покупать вещи из рекламы в журналах, вроде блеска для губ Noxzema и Bonne Bell, и прятала свои пальцы. Так у меня начался роман с самой собой.

Сексуальный рис – это про популярную телевизионную рекламу 1999–2000 гг. Однажды после долгого дня преподавания я вернулась домой еще до возвращения Стива с нашей маленькой дочкой. После завершения ритуала «бюстгальтер-волосы-телевизор» я опустилась на диван перед телевизором с мыслью, что бы такое придумать на ужин, когда мое внимание привлекла реклама. Красивая женщина в шелковом белье и великолепный мускулистый парень щупали друг друга и сползали на пол перед холодильником. Через пару секунд любовники остановились, чтобы покормить друг друга с ложки. «Ммм, это похоже на рис», – подумала я. Наконец в самом последнем эпизоде камера показала миску риса и знакомый логотип. Я закатила глаза и подумала, что это было очень глупо.

Затем я начала размышлять: «Неужели они думают, что люди на самом деле это делают? Думаю, мужчинам понравилось бы прийти домой, съесть ужин с ложки и лишь затем заняться сексом перед холодильником». Потом, как и предполагали рекламщики, мне стало немного грустно от своих мирских планов на ужин и от дурацкого свитера, в который я была одета… и возможно, на ужин у нас будут одни лишь сэндвичи… и половина разговоров придется на то время, когда мы с мужем будем заниматься с нашей малюткой Эллен… и лишний вес, который я не могу сбросить после беременности… и я неизбежно усну перед телевизором во время новостей.

Таким образом, я использовала эти переживания в названии своей первой книги о своих исследованиях на тему женского стыда. Я потратила полгода на поиск агента и получила море безличных писем-отказов. Моей последней надеждой стала конференция писателей в Остине, где плата за вход давала возможность десятиминутной беседы с реальным живым редактором из Нью-Йорка. Мне было страшно, я испытывала возбуждение и надежду. Я встречалась с редактором из известного издательского дома, который выпускает серьезную научную литературу. Редактор мне понравился с первого взгляда. У него были немного растрепанные волосы, он носил большие странные очки и казался немного угрюмым. На мой взгляд, это делало его авторитетным. «Что вы хотите мне показать?» – спросил он, когда я села напротив.

Удивительно, но я совершенно не нервничала, когда произносила заранее подготовленную и отрепетированную речь. Редактор подпер подбородок кулаком и нахмурился. «Вы сейчас можете мне что-нибудь показать?» – спросил он. Я протянула свои сочинения вместе с сопроводительным письмом. Он взял несколько страниц, начал читать и через несколько минут заметил вслух, что в моих мыслях есть нечто важное и ценное, но заголовок никуда не годится. «В стыде нет ничего смешного. Не надо облегчать эту тему. Ницше как-то сказал по этому поводу: «Что вы считаете наиболее гуманным? – Избавить кого-либо от стыда. Что такое освобождение? – Никогда не чувствовать стыда перед самим собой». Будьте серьезнее. У вас есть для этого все задатки», – пояснил он.

Я стала говорить, что не согласна с ним, что серьезный разговор о стыде и признание важности юмора и смеха – это не взаимоисключающие понятия, но мое время подошло к концу. Редактор быстро дал мне имя и телефонный номер агента. На прощание он сказал: «Я ненавижу юмор. Мне не нравится ваш заголовок. Не надо смешных историй. Запомните слова Ницше!» Дверь за мной закрылась.

Я оказалась «под скалой». Вместо того чтобы выползать из-под нее, я последовала совету специалиста из Нью-Йорка, сменила название на «Женщины и стыд» и избавилась от некоторых смешных историй в тексте. Я не могла убрать все забавные моменты из книги, но, оглядываясь назад, понимаю, что убрала намного больше, чем должна была, и я оказалась не верна своим принципам. Редакторский агент отклонил мое предложение, и на следующий год я отправила еще сорок писем агентам и издателям. Все, что я получала в ответ, были официальные письма примерно с одной и той же формулировкой: «Мы не заинтересованы в книге о стыде с научным уклоном». В результате я заняла деньги у родителей и в 2004 г. самостоятельно издала «Женщины и стыд». Феномен самостоятельного издательства тогда был относительно новым, это было дорого и неэффективно, к тому же предполагалось, что изданные таким образом книги должны храниться у автора, и мы со Стивом для этого прибегли к помощи нашего друга Чарльза. Я даже продавала книги со своей машины на различных мероприятиях.

Однажды коллега на факультете остановил меня в лифте и сказал: «Я прочитал твою книгу. Она действительно сильная. Я собираюсь заказать ее и добавить в свою программу. Кто твой издатель?»

Я помолчала с минуту, а потом сказала: «Я опубликовала ее сама».

При выходе из лифта и придерживая дверь рукой, он повернулся ко мне и сказал: «Извини. Я действительно не могу добавить в свою программу книгу, опубликованную из самолюбия».

Я не могла дышать – вес скалы буквально придавил меня. Я сразу представила, как раздаю книги на улице, вроде тех уличных торговцев с сумкой-кошельком на ремне. Мне было так стыдно, что несколькими днями позже, когда одна дама-покупательница достала чековую книжку и спросила, кому выписать чек, я сказала: «Издателю», – и притворилась, что не я сама издала книгу.

Однако спустя полгода моя книга заинтересовала профессионалов в области психического здоровья и стала продаваться как горячие пирожки. Я даже убедила крупного дистрибьютора помочь мне поставлять ее в несколько магазинов Barnes & amp; Noble. Тогда, в некий волшебный вечер, я встретила одну из моих героинь – психолога и автора Харриет Лернер. Одно вело к другому, и за три месяца у меня появился и агент, и договор на книгу «Женщины и стыд». Я не могла в это поверить!

Переделанная книга называлась «Я думала, что все из-за меня» и вышла в феврале 2007 г. Мы со Стивом были взвинчены, и наши родители были готовы помочь с детьми, чтобы я могла работать с книгами и презентациями. Я превысила лимит по одной из кредитных карт на покупку новой одежды. Я каждое утро перед зеркалом репетировала свое интервью для ток-шоу Today. В общем, это было ВРЕМЯ ПРОДВИЖЕНИЯ.

Ничего. Телефон зазвонил только один раз в день выхода книги. И то это был банк, который информировал нас, что мы пропустили оплату студенческого займа и задолжали штраф. Я была опустошена. Телефон не звонил ни на следующий день, ни через день. Я сидела и смотрела на шкаф, полный новых нарядов, и на зеркало, на котором были наклеены записки для репетиции речи.

В момент отчаяния я собралась на литературное мероприятие в Чикаго, где когда-то читала лекцию для специалистов в области психического здоровья. Это был самый холодный февральский день. На мероприятие пришли пять человек. Одна женщина была пьяна, а двое других пришли, потому что думали, что я пишу фантастику.

Спустя полгода после выхода книги мне позвонил издатель с вопросом, не хочу ли я купить экземпляры книги с большой скидкой. Сначала я была взволнована, но потом узнала, что они предлагают мне купить сотни книг. «Дела идут не очень хорошо, Брене, – сказал издатель. – Ваша книга в настоящее время распродается со скидкой. Продажи слишком низкие, чтобы хранить книги на нашем складе. Это дорогая недвижимость, и, если книги не продаются, их надо убирать».

«Я не понимаю, – ответила я. – Что означает распродаются со скидкой?» Я сидела на полу кухни и слушала его объяснения: «Любые остатки книг идут в макулатуру!»

«Меня раздавили», – думала я. Для меня это был разрушительный провал. Пять лет работы уничтожены всего за полгода. Я чувствовала бессилие, отчаяние и стыд. После того как я три недели обвиняла других и ругала себя за все, что должна и могла бы сделать, Стив помог мне выбраться из-под этой скалы. Как я потом поняла, самая трудная задача заключается в том, чтобы открыться и посмотреть в глаза реальности. А реальность в данном случае состояла в том, что я запрограммировала себя на провал.

Я поклялась, что, если у меня когда-либо появится возможность опубликовать книгу снова, я сделаю все по-другому. Я больше не собиралась, всячески разодевшись, сидеть и ждать, когда кто-нибудь постучит в дверь и спросит о моей работе. Я взяла себя в руки и начала сама стучать во все двери.

С тех пор я опубликовала четыре книги, и я все еще чувствую страх и уязвимость, когда готовлюсь поделиться новой идеей с миром. Я до сих пор немного вздрагиваю, когда говорю: «Я стараюсь, и мне важна ваша поддержка!» Но я всегда напоминаю себе, что мне самой нравятся люди, которые влюблены в свою работу. Я также узнала, что если ты сам не ценишь свой труд, то и другие вряд ли его оценят по справедливости.

Я достаточно разобралась с неудачей и стыдом за последние десять лет, чтобы понять: можно сделать все правильно, подбодрить себя, найти поддержку, быть готовым к работе – и при этом потерпеть неудачу. Это происходит с писателями, художниками, предпринимателями, врачами и учителями… Но если вы можете оглянуться и увидеть, что не отступили, то будете чувствовать себя совершенно не так, как те люди, которые не смогли полностью открыться. Возможно, вам придется проработать вопрос неудачи, но зато не придется бороться с тем стыдом, который накрывает нас, когда мы явно недостаточно старались.

И, помимо оценки усилий, опыт собственной неудачи также формирует нашу дальнейшую жизнь в соответствии с нашими же ценностями: сделали ли мы все возможное и были ли верны себе?

Когда вы разбираетесь с неудачей и уже стало очевидно, что ваш выбор не соответствовал вашим ценностям, придется бороться не только с болью неудачи, но и с ощущением, что вы предали сами себя. Эндрю пришлось смириться со своим решением и не выражать опасения и беспокойство относительно нового проекта, промолчав во время собрания. Мне пришлось разбираться с последствиями замалчивания своих ощущений, чтобы моя книга увидела свет.

Я знала, что для меня (а может, и для многих других людей) самый эффективный способ поговорить о стыде заключается в использовании слегка забавных или нелепых повседневных историй вроде «сексуального риса». Это помогает проиллюстрировать, как мы становимся жертвой смешных и недостижимых сообщений о совершенстве. Но я последовала «совету Ницше» и стала серьезной, прекратив клоунаду. Я также узнала, что можно продавать книги, надев сумку-кошелек. К сожалению, тогда я еще приняла близко к сердцу замечание о самолюбии и решила, что буду важным и сложным автором, который может дистанцироваться от неприятного испытания продвижения и продажи книги.

Когда я оглядываюсь на эти два опыта, понимаю, что то были моменты падения, которые, случись они сегодня, привели бы меня, как я думаю, в состояние неуверенности и стыда.

Я благодарна за совет редактора, но это не значит, что я должна принять его беспрекословно.

Да-а-а! Это замечание о самолюбии причинило мне боль и, вероятно, имело целью пристыдить меня, но эта точка зрения на мои стремления должна способствовать моей самооценке. Тогда у меня не было сегодняшней информации или опыта, и поэтому вместо того, чтобы проявить интерес к той боли, которую я испытывала, я ее замолчала, прикрыв экспертными мнениями. Выбор в пользу мнений экспертов вместо собственных чувств и знаний о своей работе сделал эти разговоры (которые были моментом падения) гораздо более болезненными.

В обоих случаях я отступила от двух ценностей, которые определяют мою жизнь: веры и обязательства быть смелой. Моя вера призывает меня практиковать любовь, преодолевая страх, но в этом опыте я позволила страху растоптать мою любовь к себе самой. Я принимала все решения с мыслью «Что скажут люди?» вместо того, чтобы думать: «Я – самодостаточная личность». Это ужасно для меня. Смелость призывает меня открываться и быть увиденной, а в этом случае я буквально спряталась дома и ждала, что кто-то (издатель или покупатель) придет, чтобы я могла показать ему свою работу. Из всех моментов этого опыта больше всего я сожалею о том, что предала свои ценности и была так недобра к себе. Но, как вы увидите в следующем разделе, сожаление – жесткий, но справедливый учитель, чьи уроки сочувствия и сострадания стали для меня крайне важными составляющими искренней жизни.