Глава девятнадцатая. Я проснулся и, прищурившись, понял, что лежу один в темной, душной от жары комнате

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Я проснулся и, прищурившись, понял, что лежу один в темной, душной от жары комнате. Во рту пересохло, но я чувствовал себя удивительно свежим. Ночь прошла без снов. Я долго лежал на спине, довольствуясь уже тем, что можно не двигаться и ощущать, как оживают руки, ноги, пальцы, носки. Потом я пошевелился и понял, что должен понести расплату за бешеную вчерашнюю скачку. Я попробовал сесть и опустить разбитые ноги на пол. Было странно, что я чувствовал себя таким отдохнувшим, ведь я проснулся, когда весь мир еще погружен во мрак; но тут я уловил странное свечение у края прикрывавшей окно занавески, подобное блеску холодной стали, сверкающей в кромешной тьме. Я оторвался от дивана, на негнущихся ногах поплелся к окну, отогнул занавеску и потонул в лучах горячего, ослепительного света.

В то же мгновение дверь в комнатку со скрипом отворилась, и внутрь просунулась голова Луция.

— Наконец-то, — сказал он тем ворчливым тоном, каким дети подражают своим родителям. — Я пытался разбудить тебя дважды, но ты даже не охнул. Все остальные давно уже встали.

— Сейчас ровно полдень. Поэтому-то я и пришел посмотреть, не встал ли ты еще. Я только что вернулся из города, посмотрел на солнечные часы в саду и удивился: неужели ты до сих пор спишь.

— Но как я сюда попал? И кто меня раздел? — Я со вздохом нагнулся, чтобы поднять тунику, соскользнувшую с подлокотника кресла на пол.

— Мы с отцом перенесли тебя с крыши прошлой ночью. Ты не помнишь? Ты был тяжелый, как мешок кирпичей, и мы никак не могли добиться, чтобы ты перестал храпеть.

— Я никогда не храплю. Так говорила мне Бетесда. Или она солгала, чтобы потешить мое самолюбие?

— Тебя было слышно во всем доме! Моя сестра Терция даже придумала игру. Она говорила…

— Ну и ладно. — Я начал надевать тунику через голову. Туника закрутилась и запуталась, как живая. Мои руки были такими же негнущимися, как и ноги.

— В общем, отец сказал, что тебя нужно раздеть, так как твоя одежда вся пропотела и запачкалась в дороге. Он велел постирать ее старой Нае прежде, чем она легла спать. Сегодня жарко, и все уже просохло.

Наконец, мне удалось одеться, пусть и без изящества. Я снова выглянул в окно. Даже самый слабый ветерок не колыхал верхушки деревьев. Рабы трудились в поле, и дворик внизу был пуст, если не считать маленькой девочки, игравшей с котенком. Ослепительно сверкал булыжник.

— Это невозможно. Мне ни за что не вернуться сегодня в Рим.

— И хорошо. — Это сказал Тит Мегар, появившийся позади сына с выражением озабоченности на лице. — Этим утром я осмотрел кобылу, на которой ты прискакал вчера из города. Ты что, привык подгонять лошадь, пока она не упадет?

— Меня это не удивляет. Ни один настоящий всадник не доведет хорошего коня до такого изнеможения. И ты всерьез рассчитывал поскакать на ней сегодня обратно?

— Об этом я подумал. Прошлой ночью ты сказал, что суд над Секстом Росцием запланирован на Иды.

— Тогда я приеду в город днем раньше и захвачу с собой Веспу. Я сам верну ее на конюшню в Субуре, и если потребуется, найду дорогу к этому адвокату Цицерону и расскажу ему, что знаю. Если он захочет использовать меня свидетелем на суде — что ж, думаю, я не стану возражать и покажусь на Форуме, даже если там будет сам Сулла. И вот еще, чтобы не забыть, возьми это. — Он достал из туники свернутый пергамент.

— Ходатайство америйского городского совета, представленное Сулле, то есть Хрисогону, с протестом против проскрибирования Секста Росция. Это копия, которую совет оставил у себя. Оригинал должен храниться где-то на Форуме, но такие документы имеют привычку пропадать как раз тогда, когда в них особенно нуждаются, не так ли? Но эта копия действительна: в нее внесены все наши имена, даже имя Капитона. Если она будет лежать у меня, толку от нее не будет. Может быть, она пригодится Цицерону.

А пока я предоставлю тебе одного из своих коней. Он не сможет потягаться силой с твоей белой красавицей, но тебе не придется гнать так же, как вчера. На полпути отсюда в Рим живет один мой родственник. Ты можешь у него переночевать и вернуться в город завтра. Он кое-чем мне обязан, так что за столом не стесняйся и ешь как следует. А если ты не можешь ждать, попробуй поменяйся с ним конями и мчись себе как угорелый, пока не доберешься до города.

Я поднял брови, потом кивнул в знак молчаливого согласия. Суровое лицо Тита смягчилось. Характер, типичный для римского отца, привыкшего давать наставления и навязывать свою волю всем домашним. Исполнив свой долг перед Веспой, он улыбнулся и потрепал сына за волосы:

— А сейчас умой лицо и руки из колодца и присоединяйся к нашей трапезе. Городские в такое время только встают, а наши поднялись с петухами и уже успели проголодаться.

На полдник вся семья собралась в тени раскидистой смоковницы. Кроме Луция, у Тита Мегара был еще один сын, младенец, и три дочери, которые носили родовое имя и поясняющую их старшинство добавку в традиционном римском стиле; их звали Мегара Майора, Мегара Минора, Мегара Терция. Хотя я и не знал, кто из сотрапезников живет у Тита, а кто просто заглянул в гости, за столом присутствовали также два его свояка (один из них с женой и маленькими детьми), две бабки и дед. Вокруг резвилась детвора, женщины сидели на траве, мужчины — на табуретках, а две невольницы следили за тем, чтобы никто не остался голодным.

Жена Тита прислонилась к стволу дерева, нянча младенца; ее старшая дочь сидела рядом и нежным голосом напевала колыбельную, которая, казалось, следовала прихотливой мелодии журчавшего поблизости ручейка. В доме Тита Мегара музыка была вездесуща.

Тит познакомил меня с отцом и со свояками, которые, по-видимому, уже кое-что знали о моем приезде. Все вместе они принялись высмеивать Капитона, Магна и их прихвостня Главкию, затем перевели разговор на другую тему, покивав и сжав губы, как бы показывая мне, что я могу положиться на их благоразумие. Вскоре речь зашла об урожаях и о погоде, и Тит придвинул свою табуретку поближе ко мне.

— Если перед отъездом ты собирался еще раз взглянуть на Капитона и его дружков, ты будешь разочарован.

— Сегодня утром я отправил Луция с поручением в город, и на обратном пути он повстречал эту троицу на дороге. Магн пробурчал себе под нос какое-то ругательство, а Луций вежливо спросил их, куда они отправляются. Капитон сказал, что они едут в одно из его новых поместий около Тибра, чтобы поохотиться. А это конечно же означает, что они вряд ли воротятся раньше захода солнца, если воротятся сегодня вообще.

— Значит, сегодня в доме Капитона заправляет его жена.

— А, это еще не все. Пока Луций был в городе, до него дошел слух о том, что вчера они здорово поругались, и старуха уже затемно вылетела из дома, чтобы остановиться у дочки в Нарнии. Таким образом, за поместьем присмотреть некому, кроме седого старика управляющего, доставшегося Капитону в наследство от Секста Росция. Говорят, он целыми днями пьет без просыху и ненавидит нового хозяина. Я говорю тебе это только потому, что у тебя могли остаться кое-какие дела в доме Капитона. И хозяин, и его жена, и дружки — все уехали. Думаю, это может нарушить твои планы. А может быть, и нет.

Отвернувшись, он вступил в общий разговор, и с его лица не сходила хитрая усмешка заговорщика, весьма довольного самим собой.

На самом деле, я покинул Тита Мегара без малейшего намерения еще раз останавливаться в доме Капитона. К этому времени я знал уже все, ради чего приезжал в Америю; я даже вез в своей сумке копию ходатайства, поданного Титом и его земляками Хрисогону, с протестом против проскрибирования Секста Росция. Не потрудился еще раз окинуть взором безмятежную долину Америи, которую покидал навсегда. Я понукал своего захудалого скакуна, поднимаясь в гору, и все мои мысли были о Риме, о Бетесде, о Цицероне и Тироне, о людях с улицы, ведшей к Лебединому Дому. Я нахмурился, вспомнив вдову Полию, и улыбнулся, вспомнив Электру; я резко развернул коня и поскакал назад к дому Капитона.

Увидев меня, Кар не проявил ни малейшей радости. Он смерил меня унылым взглядом, словно я был демоном, явившимся только для того, чтобы подвергнуть его новой пытке.

— Почему ты такой угрюмый? — сказал я, проходя мимо него в прихожую. Стены были недавно выкрашены в ярко-розовый цвет. Выложенный черной и белой плиткой пол был кое-где засыпан опилками, и вся комната оглашалась неестественным, гулким эхом — непременным спутником ремонта. — А я-то думал, что отсутствие хозяина и хозяйки для тебя праздник.

Он поджал губы, как будто собирался соврать, но в конце концов принял лучшее решение:

— А что стояло здесь раньше? — спросил я, подойдя к нише, в которую была помещена очень плохая копия греческого бюста Александра. Он был до нелепости претенциозен, и, конечно, такая деревенщина, как молодой Секст Росций, никогда бы не стал держать подобную вещь в своем доме; вещицы такого рода куда чаще встретишь в доме разбойника, который грабит виллы безвкусных богачей.

— Букетик цветов, — сказал Кар, уныло глазея на копию; вялый вид и буйные завитки волос делали ее больше похожей на Медузу, чем на Александра. — В прежние дни, пока не сменился хозяин, моя госпожа держала в этой нише серебряную вазу со свежими садовыми цветами. А иногда по весне девочки приносили дикие цветы с холмов…

— Тогда я, пожалуй, должен спросить: он не расположен меня принять?

— Если ты спрашиваешь, в здравом ли он уме, то, вероятно, нет. В дальнем конце усадьбы есть домик, куда он норовит ускользнуть при каждом удобном случае.

— Не в этом ли домике жил Секст со своей семьей, когда его выселил Капитон?

— Точно так. Этим утром, после отъезда хозяина, я видел, как Аналей юркнул туда, прихватив с собой новую девчонку с кухни. Девчонка и бутылочка вина займут его на весь день.

— Хорошо, значит, нас никто не побеспокоит. — Я перешел в следующую комнату. Комната была жилой. Повсюду виднелись следы вчерашнего застолья — застолья, на котором в отсутствие своих жен пировали трое неотесанных мужчин. Робкая девушка-невольница разгребала грязь, с беспомощным видом переходя от одной груды битой посуды к другой. Она не подняла на меня глаз. Кар хлопнул в ладоши и выпроводил ее из комнаты.

На одной из стен мне бросился в глаза большой семейный портрет, выполненный то ли восковыми красками, то ли на дереве. Я сразу узнал седовласого, желчного человека, хотя Капитона я разглядел вчера только мельком. Его жена оказалась суровой матроной с большим носом. По бокам были нарисованы их взрослые дети со своими супругами. Семья, казалось, глядит на художника, заранее подозревая его в том, что он заломит несусветную цену.

— Как я их ненавижу, — прошептал Кар. В изумлении я посмотрел на него. Его взгляд был прикован к картине. — Всю эту семейку, прогнившую до самого основания. Посмотри на них: какая ограниченность и самодовольство. Вселившись в дом, они первым делом заказали этот портрет и для этого доставили художника из самого Рима. Им так хотелось, чтобы потомство навсегда запомнило это выражение злорадного ликования на их рожах. — Казалось, он больше не в состоянии произнести ни слова; его губы тряслись, как будто от отвращения у него закружилась голова. — Как мне рассказать тебе, чего я навидался в этом доме после их приезда? Как рассказать об их низости, подлости, их преднамеренной жестокости? Пускай Секст Росций был не лучшим хозяином, пусть на госпожу иногда накатывало, но они никогда не плевали мне в лицо. И если для своих дочерей Секст Росций был ужасным отцом, какое мне до этого дело? Ах, девочки всегда были такие милые. Как же я их жалел.

— Ужасным отцом? — переспросил я. — О чем ты?

Кар оставил мой вопрос без внимания. Он закрыл глаза и отвернулся от портрета.

— Чего ты хочешь? Кто послал тебя в Америю? Секст Росций? Или та богачка из Рима, о которой он говорил? Зачем ты пришел — чтобы прикончить их во сне?

— Тогда зачем ты здесь? — Неожиданно он снова стал выглядеть напуганным.

— Я приехал потому, что у меня есть вопрос, который я забыл задать тебе вчера.

— Секст Росций — отец, не сын — встречался в Риме с одной проституткой. Я хочу сказать, что проституток много, но к этой он относился по-особенному. Девушка с медовыми волосами, очень милая. Ее зовут…

— Они привезли ее сюда вскоре после гибели старика.

— Трудно вспомнить точно, кто и когда. Поднялась такая неразбериха, такая бессмыслица со всеми этими списками и постановлениями. Мне кажется, ее доставили сюда Магн и Маллий Главкия.

— А Капитон стоял и смотрел. И смеялся. Он велел девушкам с кухни носить еду и вино, пока это продолжалось, и они перепугались до смерти. Я сказал им, чтобы оставались на кухне, что я сам справлюсь, а Капитоан ударил меня плетью и поклялся, что отрежет мне яйца. Когда я рассказал Сексту Росцию, он был в ярости. Тогда его еще пускали в дом, хотя воины уже выгнали его на улицу. Он постоянно спорил с Капитоном, а все остальное время сидел взаперти в своем домике. Я знаю, они много спорили о Елене.

— А когда они привезли ее сюда, уже было видно, что она беременна?

Он метнул на меня сердитый, напуганный взгляд. Насколько я мог судить, он недоумевал, откуда я знаю так много, не будучи одним из них.

— Конечно, — огрызнулся он. — По крайней мере, когда она была голой. Разве ты не понимаешь, что в этом-то все и дело. Магн и Главкия утверждали, что заставят ее выкинуть плод, особенно если поимеют ее вдвоем одновременно.

— Нет. После этого они оставили ее в покое. Может, Секст смог смягчить Капитона, я не знаю. Ее живот становился все больше. Она была помещена к невольницам на кухне и делала свою часть работы. Но сразу после родов она исчезла.

— Может быть. А может быть, они ее убили. Одно из трех: они убили либо ее, либо ребенка, либо их обоих.

Не говоря ни слова, он вывел меня из дома и задворками повел в направлении поля. Он прокладывал путь среди виноградников, двигаясь мимо спрятавшихся и уснувших в густой тени рабов. Извилистая тропинка вела по склону холма к семейному кладбищу, чьи стелы я видел днем раньше.

— Здесь, — сказал он. — По холмику можно определить, какие из могил свежие. Старика похоронили здесь, рядом с Гаем. — Он показал на две могилы. Более старая была украшена стелой тонкой работы, изображавшей статного римского юношу в пастушеском одеянии; вокруг него кружились сатиры и нимфы; внизу была вырезана длинная надпись. Я успел разглядеть слова: ГАЙ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ СЫН, ДАР БОГОВ. Более свежий холмик был обозначен только простой ненадписанной плитой, выглядевшей так, будто ее поставили лишь на время.

— Сразу видно, что старик души не чаял в Гае, — сказал Кар. — Хорошая работа, как тебе кажется? Специально выполнена художником из города, который знал мальчика. Видишь, какой он был красавец; даже камень передает выражение его глаз. Старику, конечно, до сих пор не поставили ничего, кроме нищенского надгробия. Даже имени не написали. Секст хотел оставить эту стелу только до тех пор, пока не закажет другую, сделанную по портретам его отца. Бьюсь об заклад, Капитон не потратит ни гроша из своего нового состояния на камень.

Он приложил пальцы к губам, а затем к верхушке каждой плиты, на старый этрусский лад выразив почтение к мертвым. Потом он подвел меня к поросшему сорняком клочку земли.

— А эта могила появилась после того, как исчезла Елена.

Здесь не было ничего, кроме невысокого земляного холмика и обломка камня наверху, которым было помечено место.

— Ночью мы слышали, как она рожает. Вопила так, что перебудила весь дом. В конце концов, не исключено, что внутри ее мучили Магн и Главкия. На следующее утро Секст появился перед домом, хотя Капитон давно уже запретил пускать его внутрь. Но Секст проложил себе дорогу и припер Капитона к стене в его кабинете. Они захлопнули дверь, и я слышал, как они долго спорили: сначала кричали, потом заговорили очень тихо. Позднее Елена уехала, но я не знал куда. А потом кое-кто из старых рабов рассказали мне об этой новой могиле. Маленькая могилка, не так ли? Но для одного младенца великовата. Елена была крохотной, совсем почти девочка. Как ты думаешь, Елена и ее дитя могли бы здесь поместиться?

— И я тоже. И никто мне ничего не говорил. Но вот что я думаю: ребенок родился мертвым или они его убили.

— Они забрали ее к Хрисогону в Рим. Во всяком случае, об этом поговаривали среди рабов. Может, это всего лишь выдумка, в которую нам так хочется верить.

— Или может оказаться, что здесь похоронена Елена, а ребенок жив.

Так я покинул Америю даже позже, чем надеялся. Я воспользовался советом Тита Мегара и провел ночь у его родственника. Остаток дня по дороге и всю ночь под чужой крышей я обдумывал то, что поведал мне Кар; почему-то больше всего мне запал в душу не его рассказ о Елене с ее ребенком или о Капитоне и его семье, но слова, которые он вскользь обронил о своем прежнем хозяине: «И если для своих дочерей Секст Росций был ужасным отцом, какое мне до этого дело»? В них было что-то тревожащее, и я ломал над ними голову до тех пор, пока сон не сморил меня вновь.