Глава 1. 2 страница

Когда Ананда изложил свою просьбу, он скромно склонился перед Буддой, коснувшись руками и лбом земли и всё собрание в восхищении и в волнении замерло, ожидая, что ответит Благословенный.

Внезапно в зале медитаций, заполненном благоговейной и ждущей толпой, появилось чудное видение, превзошедшее всё виденное до сих пор где-либо. Зал наполнился лучезарным сиянием, исходившим от Луноликого Благословенного. Это сияние напоминало тысячу солнечных лучей, колебавшихся и сверкающих повсюду и всюду, где появлялись эти лучи, можно было видеть небесные земли Будд. Кроме того, лик Будды начал вибрировать и сиять в шести трансцендентальных направлениях, одновременно являя и охватывая все земли Будды в десяти сторонах всех миров, и эти явления были многочисленны как мельчайшие частицы пыли, пляшущие в солнечном свете. Этот всеохватывающий, благословенный и трансцендентальный свет, эта слава объединили все бесчисленные земли Будды в единое целое, и все великие бодхисаттвы во всех этих бесчисленных землях Будды были видны каждый на своём месте, с поднятыми руками, совместно прижатыми, в ожидании слов Благословенного.

Тогда Татхагата обратился к собравшимся и сказал:

– «Ананда, с безначальных времён, от рождения к рождению все живые существа обеспокоены возбуждающими их иллюзиями, проявляющимися в естественном развитии одно за другим, согласно с условиями индивидуальной кармы каждого, подобно тому, как из семенника охры вылетают при его раскрытии три рода семян. Причина, по которой все преданные учению не достигают одновременно высшего просветления состоит в том, что они не достигают двух основных принципов, и поскольку это так, некоторые из них приобретают архатство; другие живут в состоянии пратьекабудды, а некоторые имеют ещё более низкие дсотижения: они приобретают состояние богов или тиртиков, некоторые остаются в распоряжении мары и в зависимости от него. Причина, по которой возникают все эти колоссальные различия состоит в незнании двух основных принципов. Из-за этого незнания они остаются смятёнными умом и падают в искушение ложных действий. Здесь дело обстоит примерно так же, как в притче с поваром, который, надеясь приготовить редкие кушания, варит камни и песок. Так же и эти ученики, в надежде на нечто великое, не достигают практически ничего или достигают ничтожного, хотя пытаются достигнуть великого бесчисленные множества кальп.

Каковы же эти два основных принципа, Ананда?

Первый, основной принцип состоит в том, что первопричиной последовательности рождений и перерождений с изначальных времён является неведение – исходный принцип всяческой индивидуализации, трансформации, последовательности и различения. Под действием этого принципа возникают различения в умах разумных существ, и всё время они занимают их ограниченные, возмущённые умы, не позволяя им прибывать в своей подлинной и естественной сущности ума.

Второй основной принцип состоит в том, что первопричиной чистого единства просветления и нирваны, существовавшей изначально с начала времени, является соборное сочувствие, втягивание вовнутрь. Это единящий принцип чистоты, гармонии, схожести, вечности, ритмичности и мира.

Благодаря втягивающему действию этого же принципа, следующий ему попадает в сияние своей собственной природы, возвращается в него единящий дух, который обнаруживается и развивается, реализуется при самых разнообразных условиях. Причина, по которой этот единящий дух так быстро теряется среди условий мирского существования состоит в том, что живые существа слишком скоро забываем ясность и чистоту своей собственной существенной природы: посреди повседневной деятельности мы перестаём понимать её сущность. Вот почему, Ананда, ты и все живые существа из-за неведения попадаете в несчастья в различных сферах существования.

Итак, Ананда, ты желаешь узнать верную дорогу к самапатти для того, чтобы тем самым избегнуть круга рождений и смертей. Не так ли, Ананда? Тогда позволь тебе задать ещё несколько вопросов».

Татхагата поднял одну из своих рук, сжал пальцы в кулак и спросил

– «Ананда, видишь ли ты это?»

– «Да, я вижу это, мой господин».

– «Что же ты видишь, Ананда?»

– «Я вижу, как мой господин поднял одну из своих рук, сжал пальцы в кулак, и это яркое видение согревает мне сердце».

– «Каким же образом ты видишь это, Ананда?»

– «Разумеется, я вижу это при помощи своих глаз».

Татхагата сказал:

– «Ананда, ты ответил мне, что когда Татхагата сжал свои пальцы в кулак, его яркость воссияла, бросилась тебе в глаза и согрела твоё сердце. Очень хорошо. Теперь я спрошу тебя. Мой кулак, ярко сияющий в сумраке, когда ты смотришь на него пристально, что открывает он относительно сущности твоего ума?»

Ананда ответил:

– «Теперь ты спрашиваешь меня о существовании моего ума. Чтобы ответить на этот вопрос, я должен воспользоваться моей мыслительной и рассудочной способностями, поискать ими ответ и найти его. Да, я теперь понимаю это: мыслящее и рассуждающее существо есть то самое, что подразумевается в выражении " мой разум"».

Татхагата резко оборвал Ананду и сказал ему:

– «Это бессмыслица, то, что ты сейчас заявил, т.е. утверждение, что твоё существо и есть твой разум».

Ананда ответил, прижав одну руку к другой и воскликнул в изумлении:

– «Почему же, мой Господин? Если моё существо не является моим разумом, то чтоже иное может быть моим разумом»

Татхагата ответил:

– «Представление о том, что твоё существо – это твой разум, есть одно из ложных понятий, возникающих при рефлексии относительно отношений субъекта с внешними объектами. Оно затемняет истинную и подлинную природу твоего разума. Оно возникло потому, что с безначальных времён до нынешнего мгновения ты всегда ложно отождествлял подлинную сущность природы своего разума с чем-то иным. Это всё равно, что считать мелкого воришку своим родным сыном. Поступая так, ты утрачиваешь сознание своего исходного и постоянного разума, поскольку оказываешься вынужденным подвергаться страданиям в последовательном кругу рождений и смертей».

Ананда в отчаянии смятения сказал Будде:

– «Я твой возлюбленный брат и всегда почитал знаки твоего достоинства. Ты позволил мне быть своим учеником, что же касается моего разума, то не с его ли помощью я платил дань уважения и восхищения моему господину Татхагате, а также восхвалял всех будд и учёных во всех бесчисленных странах света? Кроме того, именно мой ум позволял мне осуществить различные упражнения в практике освобождения. Все эти роды деятельности моего ума – суть практически тоже самое, что и я сам, как же можно их разделить? Даже мои вредные и злые поступки, нарушающие дхарму, заставлявшие меня пренебрегать добрыми деяниями – все эти роды деятельности принадлежат к моему уму и мне самому. Я сам и есть свой ум. Если все эти поступки можно продемонстрировать как не относящиеся к деятельности моего ума, тогда следовало бы сказать, что я безумен или же, что я напоминаю вырезанный из дерева истукан или же бревно или поделку из глины. Или, если бы мне пришлось отказаться от всех моих восприятий и актов сознания, то ничего не останется, что я мог бы признать своим, принадлежащим моему уму. Что же ты имеешь ввиду, мой господин, когда говоришь, будто моё существо не есть мой разум? Как ты легко можешь понять, я удивлён и смущён и все собравшиеся здесь также пребывают в сомнении. Прошу тебя, смилостивиться над всеми нами и объясни чётко и ясно суть дела своим невежественным ученикам».

После этого Благословенный с сочувствием возложил руку на голову Ананды и принялся объяснять всё относящееся к подлинной сущностной природе разума, желая пробудить в них всех сознание, превосходящее природу явлений. Он объяснил, как необходимо удерживать ум свободным от различных мыслей о субъекте и не субъекте, если они желают правильно понимать его.

Он продолжал:

– «Ананда, и вы все, мои ученики, я всегда учил вас, что все явления и производные – суть простые проявления разума. Все причины и следствия от огромных Вселенных до мельчайшей пылинки, пляшущей в луче, приобретают видимое существование только через посредство различительного суждения. Если мы исследуем происхождение всего во всех универсумах, мы обнаруживаем, что всё есть лишь проявления некоторой первопричинной сущности. Даже маленькие листочки травы, узелки нитей – всё, что мы изучим с тщательностью, позволит обнаружить в себе некоторую сущность его истока. Даже открытое пространство не есть ничто. Как оно может быть ничем, если его наполняет дивный, чистый, прозрачный, безмятежный и просветлённый разум, являющийся источником всех понятий о проявленных явлениях?

Когда вы поймёте, что этот перцептивный разум различающего сознания, зависящего от различных органов чувств, является тождественной сущностью разума, тогда различительному разуму придётся отказаться от всяких видов деятельности соответствующих разным формам, звукам, слуховым восприятиям, запахам, касаниям и поискать в себе иную, более совершенную природу. Для вас окажется чрезвычайно трудным воздерживаться от этих различий, держать свой ум в пустоте и безмятежности. Это вовсе не означает, что я наставляю вас не постигать все эти различные формы деятельности, просто я наставляю вас исследовать их гораздо более тщательным образом. Если ваш ум, после того, как объект удалился из поля зрения, по-прежнему сохраняет свою различающую природу, разве не означает это с необходимостью, что ваш различающий ум потерял собственную субстанциональность? Разве это не означает такое? Нет, скорее это означает, что вы теперь продолжаете различать просто тени и отражения нереальных вещей, которые имеют свои истоки в объектах, бывших перед вашими глазами. Объекты, разумеется, не вечны, они исчезают, но исчезает ли при этом и ваш ум, становится ли он подобным волосам на черепахе или рогам зайца? Если он исчезает, тогда прекращается существование Тела Дхармы, и кто тогда будет заниматься практикой достижения и хранения объектов, кто будет заботиться о развитии способностей, отвлекаться от понятий явлений?»

После этого Ананда и все собравшиеся пришли в ещё большее смятение и утратили дар речи.

Татхагата продолжал:

– «Ананда, если в этом мире ученики, усердно практикующие медитацию, достигают восьмой и девятой стадии дхьяны, однако при этом они не могут достичь состояния архатов, свободного от всякой скверны, отвлекающего их от привязанности к мирским объектам, то это объясняется всецело тем, что они продолжают цепляться за обман, и представления их различающего мышления, т.е. основаны на нереальности, по ошибке принимают иллюзию за реальность. Ананда, хотя ты очень многое узнал, ты ещё не готов к тому, чтобы созреть в состоянии подлинного Будды».

Когда Ананда услышал это торжественное поучение, он весьма опечалился, из глазах его показались слёзы, он коснулся руками, ногами, лбом земли и восславил Будду. Затем, коленопреклонённый, он сказал:

– «Благословенный господин! С тех пор, как я решился следовать за тобой и стать твоим учеником, я всегда думал, что я могу положиться на твою сверхъестественную силу и что для меня не будет трудно воплотить твоё учение на практике. Я ожидал, что Татхагата даст мне опыт воспитания самадхи, переживая его в этом теле, я не ценю своё тело и свой ум как отличные друг от друга, я знаю, что они не могут служить заменой друг друга, сейчас мне представляется, будто бы я полностью потерял свой ум, хотя тело моё со мною. Итак, хоть я и сделался учеником Будды, моё сердце ещё не впитало в себя просветлённости. Я подобен блудному сыну, потерявшему отца. Теперь я вижу, что несмотря на всю мою образованность, я не способен её применить на практике, т.к. я ничем не лучше, чем не образованный, грубый человек. Я подобен человеку, говорящему о пище, но не едящему её и не испытывающему насыщения. Мы все здесь запутались из-за двух препон, знания и образованности, а также из-за колебания и страдания. Теперь я могу видеть, что всё это вызвано нашим неведением вечной безмятежной природы подлинного ума.

Молю тебя, Бхагаван, смилуйся над нами всеми, покажи нам явно таинственную просветлённость, сущность разума, открой у нас подлинное видение просветления».

Внезапно из священного символа на груди Татхагаты воссияло яркое ослепительное сияние, которое излучилось в блеске на сотни и тысячи сторон, проистекло в форме множества разноцветных лучей, достигших десяти сторон всех миров, а затем превратилось в бесчисленное множество земель Будды и воссияло во всех святынях Татхагаты, во всех десяти сторонах света. В конце концов блистающее сияние возвратилось обратно и успокоилось в виде ореола над головою Ананды и надо головою каждого из собравшихся в том зале. Тогда Татхагата обратился к Ананде и сказал:

– «Ради всех я зажёг огнецветный маяк подлинной дхармы, так, чтобы в свете её все живые существа могли реализовать дивную таинственную природу чистого просветлённого разума и приобрести подлинное внутреннее видение.

Сперва позволь мне продолжать распрашивать тебя, Ананда. Итак, ты увидел мой кулак, и он показался тебе сияющим. Посредством чего это сияние проявилось тебе? Посредством чего оно стало видимым? Посредством чего у тебя возникла мысль о сиянии?»

Ананда ответил:

– «Господин, сияние это истекает от твоего лучезарного тела, которое ярко светится, словно груда драгоценных камней. Твоё святое тело, сияющее как всегда, не могло возникнуть иначе как из самой силы чистоты. Твоя рука, сжатая в кулак, протянулась вперёд, и, я увидел её посредством моих глаз, а мой ум воспринял».

Будда сказал:

– «Ты говоришь, что движение моих пальцев и видение твоих глаз породили у тебя представление о кулаке. Означает ли это, что природа движения пальцев и видения глаз и мышления разума – это одна и та же природа?»

Ананда ответил:

– «Да, мой господин, если бы у тебя не было руки, либо, если бы у меня не было глаз, не возникло бы и представление о кулаке, для возникновения подобного представления все эти условия должны встретиться».

Будда прервал его:

– «Ты утверждаешь, что движение руки и видение при помощи глаз находятся в согласии друг с другом. Когда разум постигнет кулак, является ли это подлинной истиной. Если человек потеряет руку, он утратит её навсегда, но если человек потеряет глаза, он не утрачивает вполне чувство зрения и не утрачивает он также представления о кулаке. Представь себе, что мы встретили слепого на дороге и спросили его: что же ты видишь в своей слепоте? – он даст нам ответ вроде такого: я могу видеть только одну темноту и больше ничего. Это означает, что объекты, которые были в пределах досягаемости его прежнего зренья, нынче для него потемнели, но это не означает утраты представления о зрении и представления о темноте».

Ананда спросил:

– «Бхагаван, если слепой может воспринимать лишь одну темноту, то как он может знать, что по-прежнему обладает восприятием зрения?»

Будда ответил:

– «Ананда, у этого слепого нет глаз, он видит одну лишь тьму, точно также и зрячий с закрытыми глазами должен увидеть одну лишь тьму. Закрой глаза, Ананда, что ты видишь кроме тьмы?»

Ананда должен признать, что для восприятия тьмы нет никакой разницы между слепым и человеком, находящимся в тёмной комнате либо с закрытыми глазами.

Будда подытожил сказанное:

– «Если слепой видит одну лишь тьму и вдруг внезапно зрение возвратится к нему и он вновь увидит объекты, мы говорим, что он видит их посредством глаз. Если в тёмную комнату внезапно внесли светильник, мы скажем, что человек увидит объекты в этой комнате при помощи светильника. Это не точно то же, что в первом случае, поскольку лампа обнаруживает для нас объекты, а глаза их воспринимают. Если бы было по-иному, тогда зрение принадлежало бы лампе, и она больше не была бы лампой, и зрение, как таковое больше не относилось бы к специфическому органу. Однако, в подлинном смысле, ни лампа, ни глаза не постигают объекта».

Хотя для Ананды это было уже вторым наставлением на данную тему, однако он всё ещё не понимал разъясняемого ему и сидел в замешательстве и ожидании более чёткого разъяснения, в той мягкой и доброй манере, которая была свойственна Учителю. Итак, он в чистоте ждущего сердца жаждал дальнейшего разъяснения из уст Благословенного.

Будда в доброте сердечной мягко провёл рукой по голове Ананы и сказал ему:

– «Ананда, вначале моего совершенного просветления я пришёл в Олений парк неподалёку от Сарнатха, где находились Каундинья и его четыре ученика и преподал им моё первое поучение. Поучение состояло в следующем: причина, по которой все живые существа не могут достигнуть просветления и состояния архатов состоит в том, что они уводят прочь с верного пути из-за ложный понятий об отношениях явлений и объектов. Эти понятия засоряют их умы. С того момента они поняли важность и смысл подобного учения и достигли просветления».

Затем со своего места поднялся Каундинья и обратился к Татхагате, сказав ему такие слова

– «Благословенный господин, я, по-видимому, старейший в этом собрании и я надеюсь, что лучше многих других понимаю подлинную сущность дхарм. Я достиг архатства, осознав значимость объективных вещей. Я был подобен путнику, ищущему ночлега, где бы мог утолить свой голод и найти отдых; в роли путника, утолившего голод и отдохнувшего я не могу больше оставаться в этом месте удобного отдыха, я должен продолжать свой путь; но если бы я был на месте владельца харчевни, мне вовсе не следовало бы поступать так, как путнику. Итак, путник, в отличие от владельца харчевни, являет собой силу непостоянства. Мы также можем извлечь урок из вида неба. После дождя небо чистое, прозрачное, и солнечные лучи проникают сквозь облака, в них пляшут частички пыли и брызги дождя, движущиеся в воздухе. Мы думаем об открытом пространстве, как о символе неподвижности и постоянства, а о частичках пыли и капельках дождя мы думаем, как о символах движения и непостоянства».

Будда весьма был удовлетворён словами Каундиньи и сказал:

– «Так оно и есть, Каундинья". Затем поднял руку, он раскрыл пальцы, вновь сжал их и спросил: – " Что ты видишь, Ананда?»

Ананда ответил:

– «Я вижу моего господина, стоящего перед собравшимися открывающего и вновь закрывающего руку».

Будда продолжал:

– «Итак, ты видишь пальцы моей руки, замечаешь, что они раскрываются и закрываются, но при этом принадлежит ли восприятие движения моей руки твоим глазам или же оно принадлежит моей руке?»

Ананда ответил:

– «Благословенный господин, в то время, как пальцы твоей драгоценной руки сжимаются и разжимаются, я воспринимаю движение как принадлежащее твоей руке, а не моим глазам».

Будда спросил его:

– «Ананда, а что такое движение и что – покой?»

Ананда ответил:

– «Благословенный господин, в движении находятся твои пальцы, что же касается моего зрительного восприятия, то хотя о нём нельзя говорить, что оно обладает природой абсолютной неподвижности, всё же о нём можно сказать, что оно вряд ли сейчас находится в движении».

Будда был удовлетворён подобным ответом и сказал:

– «Верно, Ананда».

После этого Будда сотворил яркий луч света, который потёк от его руки и упал на землю, справа от Ананды. Ананда быстро повернул голову и взглянул на него. Затем Татхагата произвёл ещё один луч света, упавший на землю слева от Ананды. Ананда быстро повернул голову и взглянул на него. После этого Будда спросил Ананду:

– «Ананда, что заставило тебя поворачивать голову?»

– «Благословенный господин, я увидел сияющий луч света, проистекший от руки моего господина и упавший на землю сперва справа от меня, затем слева, поэтому я поворачивал голову, чтобы взглянуть на эти лучи».

– «Ананда, ты говоришь, что когда твои глаза следовали лучам, ты поворачивал голову вправо и влево. Скажи мне пожалуйста, что при этом двигалось – твоя голова или восприятие тобой, зрение?»

– «Благословенный господин, двигалась моя голова, что же касается зрительного восприятия, то хотя нельяз сказать, что оно обладает абсолютной неподвижностью, однако, нельзя также и сказать о нём, что оно находится в движении».

Будда был удовлетворён подобным ответом и сказал:

– «Верно, Ананда! Когда я смотрю на тебя как на разумное существо, я замечаю движение твоей головы, но при этом моё зрительное восприятие отнюдь не движется. А когда ты смотришь на меня, ты видишь, как сжимаются и разжимаются пальцы моей руки, но при этом твоё внимание не движется. Ананда, разве ты не замечаешь различия в природе между тем, что движется и меняется и тем, что остаётся неподвижным и неизменным? Движется и изменяется тело, но не разум. Почему же ты постоянно думаешь о движении, как о принадлежащем одновременно телу и разуму? Почему ты позволяешь своим мыслям возникать и исчезать? Почему ты позволяешь телу управлять разумом вместо того, чтобы разум управлял телом?

Почему ты позволяешь своим чувствам обманывать тебя относительно подлинной неизменной природы разума, а затем – делать всё в обратном порядке, что приводит к движению, путанице и страданию? Если забыть подлинную природу разума, можно впасть в ошибку относительно объектов, как принадлежащих собственной природе разума. Это обязывает человека совершать бесконечные движения и претерпевать изменения и испытывать страдания в многократно повторяющихся кругах рождений и смертей, причём все эти повторения вызваны его же собственными действиями. Ты должен считать все изменения подобного рода как бы частицами пыли, пляшущими в солнечном луче, ибо они не имеют и подлинного отношения к неизменной природе твоего подлинного разума».

Тогда Ананда и все собравшиеся поняли, что с изначальных времён они забывали и игнорировали свою истинную сущностную природу, неверно понимали обусловленные объекты, приводили свои умы в смущение ложными различениями, иллюзорными соображениями, они почувствовали себя как бы малыми детьми, прижавшимися к груди матери и тогда они испытали удовольствие и покой духа. В таком духе они сжали свои руки и вместе воздали дань уважения и восхищения Благословенному. Они просили Татхагату наставить их в том, как делать верное различение между телом и разумом. Между реальным и нереальным, между тем, что истинно и что неистинно, между проявлениями природы смертей и перерождений с одной стороны и внутренней природой того, что не рождено и никогда не умрёт с другой; и между кажимостью и исчезающим с одной стороны, и всегда пребывающим в сущности разума, с другой.

После этого вперёд выступил царь Прасенаджит, который присутствовал среди собравшихся и обратился к Будде.

Он сказал:

– «Благословенный господин, прежде чем мне посчастливилось услышать твоё наставление, я выслушал двух лжеучителей Катьяяну и Вайротипутру. Оба они говорили, что после смерти разрушаются тело и разум и это-то означает нирвану. Впоследствии, когда мне довелось встретить моего Татхагатой у меня по-прежнему сохранились сомнения, которые до сих пор не разрешены. Как же мне отчётливо понять и осознать состояние пребывания вне смерти и вне рождения? Я думаю, что все ученики, присутствовавшие в этом зале, которые ещё не достигли архатства, в равной мере желают получить более совершенное понимание этого глубокого учения из уст самого Будды».

Будда обратился к царю и сказал:

– «Великий царь, могу ли я задать тебе несколько вопросов относительно нынешнего состояния твоего тела? Является ли твоё тело столь же постоянным как золото и сталь, или оно переменчиво и подвержено разрушению?»

– «О Бхагаван, моё нынешнее тело из плоти вскоре будет разрушено».

– «Великий царь, пока твоё тело ещё не подверглось разрушению, как ты можешь знать, что оно подвергнется?»

– «Бхагаван, верно, что это тело ещё не подверглось полному разрушению, однако я наблюдал за ним и кое-что заметил. Я увидел, что оно постоянно меняется и нуждается в постоянном обновлении. Оно представляется медленно превращающимся в прах, постепенно увядающим, постепенно теряющим силы и я заключил, что в конце концов оно испытает разрушение».

– «Да, великий царь, всё это верно. Ты становишься старше, твоё здоровье слабеет. Пожалуйста, расскажи мне о своём нынешнем самочувствии в сравнении с твоим представлением о нём и в юношеском возрасте и в детстве».

– «Бхагаван, когда я был мальчиком, кожа моя была гладкой и упругой. В юности во мне бурлила кровь и энергия била ключом. Теперь я становлюсь старым, силы мои слабеют, лицо моё покрылось морщинами, внешность моя утратила привлекательность, ум отупел, мысль стала не столь верной и быстрой как раньше, волосы поседели, спина согнулась. Все эти признаки бесспорно указывают, что мне недолго остаётся жить. Как же мне сравнить моё нынешнее состояние с порою юности?»

Будда ответил ему мягко:

– «Великий царь, не разочаровывайся, не расстраивайся. Поскольку не так уж быстро, не так уж скоро подвергнется разрушению твой облик».

– «Бхагаван. Верно, что все эти изменения происходят незаметно и я вряд ли в состоянии их ощутить единовременно; однако как вёсны сменяют друг друга – точно также я знаю, что постоянно изменяется и будет изменяться моё нынешнее состояние. В 20-и летнем возрасте я был молод и моя внешность соответствовала моему возрасту, и всё же она не была такой как в 10-и летнем. В 30-и летнем возрасте я стал старше, а теперь, когда мне исполнилось за 60, я являюсь таковым, каким я являюсь. Я вспоминаю, что в 50 летнем возрасте я чувствовал себя сравнительно моложе и сильнее. Бхагаван, я замечаю, что все эти процессы изменения происходят во мне тайно, и через короткое время, видимо, в ограниченное число лет, наступит конец. Кроме того, Бхагаван, как только подумаю я об этих изменениях – я чувствую, что здесь не столь существенны изменения за одно или два десятилетия. Поскольку процесс происходит непрерывно – ежесекундно, ежемгновенно. И не только ежесекундно, ежемгновенно: всё это длится днями, неделями, месяцами, затем уж десятилетиями. Итак, подумав об этом, т.е. что изменения происходят всё быстрее и быстрее с каждым дыханием, происходят непрестанно, я не могу не поверить в конец. В конце концов моё тело будет подвержено разрушению».

Татхагата сказал:

– «Великий царь, наблюдая за этим процессом изменения, ты пришёл к убеждению, что в конце концов твоё тело будет подвержено разрушению. Ко времени разрушения твоего тела, как ты думаешь, останется ли что-то в твоём теле, что было бы не подвержено разрушению?»

Царь Прасенаджит сложил обе руки вместе и ответил с грустной торжественностью:

– «Не знаю, Бхагаван, но хотел бы узнать».

Будда сказал:

– «Великий царь, теперь я покажу тебе, что в тебе обладает природой неумирания, нерождения. В то время, когда ты впервые увидели реку Ганг, сколько тебе было лет?»

Царь ответил:

– «Тогда моя мать впервые повела меня на поклонение к богу Дэве, мне было тогда около трёх лет. Я помню, как пересекали реку. Я услышал её название. Её называли " Ганг"».

Будда сказал:

– «Великий царь, тогда тебе было три года, и, как ты сказал, затем тебе было 10 лет, ты стал старше, затем тебе стало 60 лет, ты стали ещё старше. Так проходили год за годом, месяц за месяцем, день за днём. Мысль за мыслью, великий царь, ты сказал, что когда ты впервые увидели реку Ганг, тебе было около трёх лет. Скажи мне, когда тебе было 13 лет или 30 лет, ты снова видел реку Ганг – какой она тебе показалась? Было ли видение этой реки чем-то иным, отличным от предыдущих?»

Царь ответил:

– «Когда я увидел реку впервые, а затем многократно видел впоследствии, все эти видения реки были как бы подобными одно другому. Теперь, в моём нынешнем возрасте 62 лет, хотя моё зрение и ослабело, однако зрительное восприятие реки осталось всё тем же».

Будда продолжал:

– «Великий царь, тебя приводят в грусть те изменения, которые претерпевает твоя личность, которые она непрестанно претерпевала со времён юности. Тебе грустно теперь смотреть на седеющие волосы, на покрывающееся морщинами лицо. Но ты сказали, что твоё зрительное восприятие в сравнении с юностью не обнаруживает никаких признаков изменения. Скажите мне, великий царь, есть ли юность и старость для зрительного восприятия?»

– «Нет, Бхагаван».

Будда продолжал:

– «Великий царь, хотя твоё лицо покрылось морщинами, однако твоё зрительное восприятие не обнаруживает никаких признаков старения, на нём нет морщин. Итак, морщины, которые суть символы изменений, присущи лицу, а то, что не покрыто морщинами – есть символ неизменности. То, что меняется должно подвергнуться разрушению, и это бесспорно, но неизменное, естественно, свободно от рождений и смертей. Как же это так, великий царь, что неизменное восприятие разума может подвергаться иллюзиям рождения и перерождения и ты по-прежнему цепляешься за учение еретиков, которые утверждают, что после смерти тела всё будет полностью разрушено?»

Выслушав это дивное наставление относительно того, что после смерти нечто остаётся и появляется в новом теле, царь и все собравшиеся почувствовали радость и преисполнились спокойствия. Это было весьма интересное собеседование.

Поговорив несколько с царём, Будда продолжил задавать вопросы Ананде. Ананда, воздав должную честь Будде, поднялся со своего места и вновь обратился к нему.

Он сказал:

– «Бхагаван, если зрительное восприятие и слышимое ушами свободны от смертей и рождений, почему же тогда мой господин говорит, что мы забыли подлинную природу разума и действуем в состоянии превратного смятения? Молю тебя, мой господин, яви милость ко всем нам и очисти наши осквернённые умы, разъясни нам, в чём смысл привязанности нашей к нему».

Немедленно, вслед за этими словами, Будда простёр руку и, опустив пальцы книзу, сделал некоторый таинственный знак " мудру". Потом он сказал Ананде: