Помощники

Дома Лева сразу бросился под печку искать кошку. Но ни кошки, ни котят там не оказалось. Лева заглянул под кровать, под стол и, подставив табурет, полез на печку.

- Чего ты мечешься, как угорелый? — недоволь­но спросила бабушка, следя за внуком. В больших валеных калошах она сидела у стола, вязала чулок.

— Да кошку мне... — Лева потянулся за кош­кой, которая сидела около трубы.

— Зачем она понадобилась?

— На ферму унесем...

- Надумал чего! Кошка старая, мышеловка, а он несет. Не смей, говорят! — строго прикрикнула бабушка, видя, что Левина рука все-таки тянется за кошкой.

- Бабушка! — сказал Вася. — Никуда она не де­нется. Мы же ее принесем. Вот посмотрите... как она...

— Знаю, как принесете, — взмахивая дрожащей рукой, перебила бабушка. — Самовольники!

— Ты, Лева, нехорошо поступаешь, —солидно за­метила Света.— Зачем расстраивать бабушку. Надо рассказать все... Она разрешит...

— Ты чья будешь? — вглядываясь в девочку слез­ливыми глазами, спросила старуха.—Орловских, что ли? Светка, кажись, тебя звать?

— Ну да, — Света радостно закивала головой.

— Вой какая выросла. Давно ли мать на руках тебя таскала, — удивилась бабушка. — Что ж у те­бя подружек, что ли, нету? Связалась с этими обор­мотами!

— Да я вовсе не связалась. Мы зашли на ферму, а там лисята пропадают. Только родились, а мать не кормит их, из гнезда выбросила, — девочка го­рестно вздохнула.

Бабушка тоже нахмурилась.

— Там все собрались: и специалисты, и мама, и рабочие все. И ничего не могут придумать, чтобы спасти лисят, проникновенно разъясняла Света. — Если лисят спасут, они вырастут, большую пользу принесут. Только не спасут, наверное...

От слов девочки сухое, морщинистое лицо бабушки подобрело. Вася с Левой ободрились, а Света сме­ло подошла к столу и продолжала:

— И знаете, что они говорят? Прямо не верится. Хотят, чтобы лисят кошка выкармливала.

- Да как же она выкормит? — удивилась ба­бушка. — Ни за что не примет. Ты чего стоишь-то, в ногах правды нет.

— Ничего, спасибо, — Света покосилась на ребят и скромно уселась на скамейку. — Все так думают. А мама говорит, что кошки очень заботливые.

— Правду говорит. Наша вот и шагу от котят не отходит.

— Вот и хотят попробовать... Только не знают, где кошку с котятами взять. У вас только и есть.

- Для такого дела не жалко ее. Я ведь думала, баловство какое затеяли, — сказала старуха, точно оправдываясь. — Хорошая кошка, умница. — Немного задумавшись, бабушка опросила: — Что же такое важное дело и вас послали? Ты хоть и рассудитель­ная девчонка, а, поди, как и наш, в пятых?

— Скоро в шестой перейду, — пробормотала Све­та, теряясь и не зная, что сказать более убедитель­ное. Сияющий взгляд ее сразу поблек, упал на свои колени, затем метнулся к ребятам. Те тоже приуны­ли. Но Лева вдруг встрепенулся, подбежал к столу.

- Им самим-то некогда, так тетя Маруся, Светина мама, записку вам написала. Я и забыл про нее, — зная, что бабушка неграмотная, Лева выхватил из сумки первую попавшуюся бумажку и закричал, по­трясая ею: — Вот! Вот она!

— Ну-ка прочти! — сказала бабушка, явно до­вольная, и, приготовясь слушать, подперла ладонью щеку.

— Слушай! — Лева задумался, держа перед со­бой маленький листок, угол которого был испещрен цифрами — черновыми вычислениями задачи, а в се­редине виднелась небрежно нарисованная голова ло­шади. — Слушай, бабушка, — еще раз сказал Лева, лихорадочно придумывая, как прочитать несущест­вующую записку. — «Бабушка Варвара, — громко, точно на сцене, продекламировал Лева и запнулся, — Что-то не разберу, — пристально вглядываясь в бу­мажку, пробормотал он, а сам силился припомнить отчество бабушки. Отец — Гаврилович, мать — Ива­новна, а бабушка? Ну, прямо из ума вышибло. Все зовут ее бабушка да бабушка».

— Ну, чего же ты осекся? Наверное, Варвара Акимовна написано?

— Ну, конечно, — обрадовался Лева. — Бабушка, Варвара Акимовна. Нам очень нужна кошка — вы­кормить лисят. Мать-лиса бросила их, и лисята про­падают. Посылаем за кошкой ребят. Они не балов­ники, а наши помощники. Просим только поскорее выдать им кошку, и тогда вы тоже будете нашим по­мощником.

— Ишь, помощники, — лукаво засмеялась бабуш­ка. — Ну, возьмите кошку, помощники. А про то, что я стану помощницей, поди, сам придумал, — усомни­лась бабушка.

Пока Лева читал, Света была сама не своя. Она смотрела на мальчика удивленными глазами. Он ли? Всегда ходит тихий, как сонный, слова от него не дождешься, а теперь разговорился. И, главное, бессовестно обманывает. Свету так и подмывало сказать про обман. Пусть Лева покраснеет. Девочку удержи­вала лишь боязнь, что бабушка рассердится и не отдаст кошку. А Лева уже подал ее с печки. Перепуган­ная необычайной суматохой, кошка уцепилась когтя­ми за Васин рукав. Мальчик начал ее гладить. Кош­ка успокоилась и вскоре мирно замурлыкала. Двух котят Лева положил себе за пазуху.

— Здорово ты ее обвел, — заметил Вася, когда ребята, распрощавшись с бабушкой, вышли из дома.

Лева довольно ухмыльнулся.

— А так бы она ни за что не отдала... Она такая...

— Бессовестный! — возмутилась Света. — Еще улыбается. Пионер! Ты всегда так старших обма­нываешь?

Лева, взглянув в синеватые, полные гнева глаза девочки, смутился. Васе тоже, видать, неудобно ста­ло — опустил голову.

— Я же не для себя так сделал?

— И все равно. Все равно нехорошо, — загорячи­лась Света.

До зверофермы шли молча. Лева лишь изредка чмокал губами, точно конфетку сосал.

Когда Света открыла дверь в сторожку, там все встрепенулись.

- Принесли?

Вася не без гордости посадил на лавку кошку, а Лева достал из-за пазухи котят.

Мария Ивановна подошла к умывальнику. Пока она мыла руки, в углу около термостата появился ящик со свежей соломой.

— Ну, что? — спросила Светина мама, обращаясь к старшему ветврачу.

— Кошка, кажется, здоровая.

— Сроду она у нас не хворала. И не думайте да­же... — авторитетно подтвердил Лева.

Котят перенесли в ящик. Оказавшись на шурша­щей соломе, они начали ее тормошить лапками, лов­ко прыгать и кувыркаться. Кошка, призывно мяукнув, сама неторопливо перебралась в ящик. Покружилась там, обнюхала все и легла. Когда она, окончательно успокоясь, блаженно закрыла глаза, Мария Иванов­на подложила ей лисенка, которого она осторожно вынула из термостата. Маленький, жалкий лисенок точно ожил, завозился, начал торопливо тыкаться в пушистое брюхо кошки и, напав на сосок, жадно припал к нему. Так были подсажены и остальные лисята.

Звероводы оживились, взглянув друг на друга, заулыбались. Дядя Саша вспомнил о неприкуренной папиросе, которая оказалась до того измятой, что ее пришлось бросить. Валентина тоже повеселела, не­смело взглянула на Марию Ивановну, старшего зоо­техника, потом на ребят, которые радовались боль­ше других. «Теперь они будут жить. Обязательно!..»— который раз думала о лисятах Света. Самым прият­ным, волнующим было сознание того, что они, ребя­та, спасли лисят. Ведь ни кто-нибудь, а они принес­ли кошку. Только Лева, кажется, не разделял общей радости. По его неподвижному лицу, маленьким глазкам было видно, что мальчик о чем-то сосредо­точенно думает. Вот он нерешительно приблизился к Марии Ивановне, потоптался около нее и отошел. Но какая-то настойчивая мысль не давала Леве покоя. И через некоторое время мальчик вновь оказался рядом со Светиной матерью.

- Вижу, что-то сказать хочешь? — заметила с улыбкой тетя Маруся. — Выкладывай!

Лева переступил с ноги па ногу и буркнул:

- Напишите записку.

— Какую записку?

— Бабушке, нашей, чтобы кошку отдала.

— Ничего не пойму, Лева. Кошка-то здесь?

— Здесь, — согласился Лева, — а все равно на­пишите, чтобы бабушка отдала ее.

Все засмеялись, а лицо Левы точно пламенем обо­жгло.

— Не смущайте мальчишку! — строго оказала Мария Ивановна. — Расскажи-ка, Лева, все тол­ком!

Лева попытался пуститься в пространное объяс­нение и, конечно, безнадежно запутался. Пришлось Свете опять выручать.

— Нехорошо, Лева, обманывать, — сгоняя с лица еле заметную добродушную усмешку, заключила Ма­рия Ивановна, когда дочь торопливой скороговоркой передала ей историю с кошкой. Надо было объяс­нить все бабушке или прибежать сюда, а не обманы­вать. Я напишу бабушке... А ты в следующий раз смотри!.. — Тетя Маруся села за маленький столик и, полистав растрепанный блокнот, вырвала из него листок.

Лева внимательно следил за каждым ее движе­нием. Вот сейчас тетя Маруся напишет, и тогда все... Тогда он уже не столько будет виноват перед бабуш­кой. Вдруг Лева вспомнил, что бумажка, которую он выдал за записку тети Маруси, осталась на столе. Что если ее незаметно заменить настоящей запис­кой? Придет мать или отец, прочитает. Все в порядке будет. Лева повеселел, маленькие глазки оживились. Но тут же подумал: «Опять обманываю». Мальчик испуганно огляделся. В это время неторопливо от­крылась дверь и показалась... Левина бабушка. И за­чем ее только принесло? Вот досужая! Все ей надо.

Мальчик сразу побледнел и начал отступать в угол, за спину Марии Ивановны.

Опираясь на палку, бабушка преодолела порог, молча окинула всех внимательным взглядом и только тогда поздоровалась.

- Здравствуйте, — ответили звероводы.

- Садитесь, Варвара Акимовна, — вставая, пред- ожила свой табурет Мария Ивановна.

— Не за тем пришла, — сказала старуха, однако села на табурет. — Как моя Дымка? Кошку я так зову.

— О, она молодец! Заботливая.

— Приняла? — обрадовалась бабушка.

Старушке показали ящик, в котором лежала новая кормилица лисят.

- Пусть выкармливает, — бабушка повернулась, отыскивая строгим взглядом Леву. — Иди-ка сюда!

Лева не мог сдвинуться, точно прирос к полу. Тогда бабушка разжала руку — на ладони оказалась помятая бумажка с нарисованной на ней головой коня.

- Бабушка старая, темная. Думал обмануть? Нет, обманом не проживешь. Он легкий — всегда всплывет.

РАЗГОВОР ПРОДОЛЖАЕТСЯ

После работы Мария Ивановна сказала:

— Валентина, задержись немного, я вот запись закончу — вместе пойдем.

Когда все ушли, Мария Ивановна положила в шкафчик журнал:

— Садись-ка к столу. Давно собираюсь с тобой поговорить. Как ты живешь?

Послушно присев напротив Марии Ивановны, Валентина помолчала, сосредоточенно рассматривая свои ногти. Потом сказала:

- Комом моя жизнь.пошла. С сынишкой никако­го сладу нет. В учебе стал отставать, а недавно сов­сем в школу не явился. Учительница заходила, справлялась. Я уж и строжилась, и добром гово­рила...

— Из-за Якова все?

Удивленная Валентина поняла, что Мария Ива­новна, если не все, то много знает об ее отношениях с Яковом. Начала рассказывать все откровенно, без утайки.

— Так... Так... кивала головой Мария Иванов­на, накрыв маленькой ладонью выпуклый лоб. — Трудно, конечно... Трудно. Молодая, красивая и столько лет одна... Ну, а Яков нравится тебе?

Щеки Валентины зарумянились. В волнении она начала покусывать губы.

- Нравится. А какой он — не узнала еще, — не поднимая головы, сказала Валентина.

- Новый Яков в совхозе. Что у него за плеча­ми — неизвестно, — заметила Мария Ивановна. — И Вася неспроста его невзлюбил. Плохо, видать, Яков к мальчишке относится. Мне Яков каким-то фальшивым кажется. Возможно, ошибаюсь. — Мария Ивановна бросила на Валентину быстрый, испытую­щий взгляд. — Присмотрись хорошенько к нему сама. Время покажет. А Вася характером в отца, суро­востью его не возьмешь. С ним надо добром да лас­кой. Он тогда шелковым станет и всю душу выложит. А так ты загнала его в тупик. И за инструмент стыд­но, и мать не разговаривает. Мальчонке деваться не­куда. Какая уж тут учеба.

- Мне и Глафира Павловна говорила, что доб­ром надо, — согласилась Валентина.

- Вася отца-то вспоминает?

- Только и разговор о нем. Просит рассказы­вать...

- Рассказывай. Больше рассказывай ему об отце. Сергей и теперь поможет воспитать тебе сына.

Валентина тяжело вздохнула.

- Ну, пойдем, — Мария Ивановна поднялась.— Ты мне как-то дневник Сергея обещала. У меня, кстати, вечер сегодня свободный.

Они вышли из сторожки.

- Мария Ивановна, ведь почти в каждом человеке есть какие-нибудь недостатки? — спросила Вален­тина, задумчиво смотря на сочно пламенеющий закат.

— Конечно, есть.

— И у меня они есть. Почему же тогда я должна искать человека лучше себя? Пусть и у Якова недо­статки будут. Лишь бы мы любили и уважали друг друга. Вместе-то, глядишь, и я, и он лучше станем.

- Разные бывают недостатки. В одном человеке их почти незаметно, а в другом они все хорошее заслоняют. А рассуждаешь ты так, будто у тебя сы­на нет, будто одна живешь.

— Что же мне делать? - в голосе Валентины по­слышалась досада. — Ждать, когда сын мужа мне найдет... За тридцать перевалило... Мальчишка он... Ничего не понимает. С его капризами я считаться не стану.

— С Яковом ты уже порядочно знакома. Скажи, что в нем хорошего?

Взволнованная Валентина пришла в замешатель­ство, прикусила нижнюю губу.

— Вот видишь, оказывается, и сама немного по­нимаешь...

— Почему же не понимаю. Яков в работе Степа­ну твоему не уступит.

- Ну, положим, это так. А человек-то он какой?

— И человек неплохой.

— Васю ненавидит...

- Он сам виноват, поперечный... Инструмент у него в снег забросил.

- У хорошего не забросил бы. Ну, хватит об том! — точно спохватись, оборвала Мария Ивановна. - Смотри сама. Только головы не теряй. Ты и к работе охладела. Вчера надо было остаться, присмотреть за лисой, а ты... У меня, сама знаешь, руки до всего не доходят. Вот и получилось...

Валентина виновато молчала. Так молчком дошли до дома Валентины.

Когда зашли в горницу, Валентина включила свет достала из сундука толстую в истертом клеенчатом переплете тетрадь.

Мария Ивановна открыла первую страницу, и ли­цо ее дрогнуло.

«Дневник сержанта Сергея Твердых», — в тя­желом раздумье прочитала она. Ниже стояло: «Ав­густ, 1941 год» — после тире другой рукой, другим карандашом было дописано «1944 год, 24 мая, 3 часа ночи».

Мария Ивановна долго смотрела па страницы. За этими короткими записями ей представилась вся короткая и ясная жизнь Сергея.

- Как дневник к тебе попал? — точно очнувшись, - просила Мария Ивановна.

- Прислали...

Мария Ивановна опустилась па стул и начала медленно листать тетрадь, подолгу задерживаясь на отдельных страницах. Записи велись то автоматиче­ской ручкой, то карандашами: химическим, простым и даже толстым цветным. Временами хорошо знако­мый Марии Ивановне твердый, четкий почерк Сер­гея расплывался, буквы ложились вкривь и вкось, слова обрывались, строчки набегали друг на друга. В одном месте страницы намокли и теперь покоро­бились, а строчки расплылись фиолетовыми пятнами, в другом —были заметны бурые капли засохшей крови, а в конце тетради лежал спрессованный, точно тщательно отглаженный утюгом, ландыш.

— Да, — Мария Ивановна тяжело вздохнула и продолжала читать.

«В землянке тесно, душно и такой храп, что пла­мя коптилки места себе не находит. А я уснуть не могу, хотя сегодняшний день был, пожалуй, жарче других. Ворочаюсь с боку на бок. Только закрою гла­за и обязательно вижу нашу Катунь, поселок и тебя, Валюшка. Помнишь, дорогая, как нас застал в бору дождь? Даже старая черемуха не спасла своих зна­комцев.

По твоим описаниям ясно представляю сына и часто вижу его во сне. Лежит в качалке, таращит на меня глазенки, ручонками тянется... Проснусь, оду­маюсь, и такая злость на черта Гитлера возьмет. Ра­зорвал бы его на клочки!

Вчера Васе исполнилось пять с половиной меся­цев. Расти, сынок, расти, Василий Сергеевич! Воспи­таем тебя настоящим человеком. Только бы мне пе­режить все это. Да, Валюта, каждый из нас надеет­ся вернуться домой. А война делает свое. Сколько уже погибло товарищей, друзей. Поэтому я готовлю себя к жизни и смерти. Ведь и в смерти нужно быть смелым и честным. И если это случится, тогда, Валю­та, доведи сына до дела. Тебе трудно будет, очень трудно. Зато потом ни сын, ни люди не вспомнят нас лихом».

Голос Марии Ивановны задрожал и оборвался. Она еще ниже склонилась над тетрадью. Валентина прислонилась к комоду, закрыла ладонью глаза. Ее плечи вздрагивали.

- Васе показывала дневник? — после тягостною молчания хрипловатым голосом спросила Мария Ивановна.

- Нет. Думала — рано, не поймет...

- Зря так думала: Вася смышленый. Уважала я Сергея, как брата, любила.

Валентина поправила сползшую косынку.

- Я с тетрадью не расстаюсь. Почитаю и будто с ним самим повидаюсь. Наплачусь досыта...

- Читать да плакать, Валя, мало толку. Не этого хотел Сергей. Вон он что о сыне пишет. — Мария Ивановна испытующе покосилась на Валентину.

- А вы думаете, я не понимаю? Все понимаю... Только сил не хватает. Что я могу сделать? —Вален­тина побледнела, а глаза расширились и лихорадоч­но заблестели. Видно было, что она говорит о самом сокровенном, больном. — Живешь, не думаешь, так, вроде, ничего. А как начнешь назад да вперед смот­реть — не по себе становится. Десять лет назад я бы­ла звероводом—и теперь зверовод. Им, наверное, и умру. Вот и вся жизнь. Ну, сын вырастет. Внуки ро­дятся. Нянчиться буду. — Валентина жалко усмех­нулась. — Я завидую Сергею. Он всегда торопился, куда-то рвался. Ему никогда не хватало времени. О его делах говорили, а погиб, так и о смерти гово­рят. А я что?

Мария Ивановна подошла к Валентине, положила ей на плечи ладони. Так они молча стояли друг про­тив друга. Одна — молодая, красивая, полная сил; другая — опытная, испытанная жизнью.

В раздумье брови Марии Ивановны строго сдви­нулись к переносью, отчего крутой лоб пересекла не­большая складка. Под пристальным, осуждающим взглядом Валентина растерялась, смутилась.

— Вот и сама чувствуешь, что неправа. Не те у тебя помыслы, и жизнь плохо понимаешь. За ярким, необычным начнешь гоняться - себя наверняка поте­ряешь. Сергей интересное видел в повседневных де­лах, а тебе они кажутся скучными... Вспомни, как мы работали в сорок втором году.

— Ох, и помучились... Валентина тяжело вздох­нула.

— А теперь как?

Валентина улыбнулась.

- И похожего ничего нет.

- Ну, вот, а говоришь, все равно, что десять лет назад, что теперь...

— Да я не об этом вовсе...

- А что по-твоему нам мешает еще лучше работать? — точно не слыша Валентины, спросила Мария Ивановна.

Валентина озадаченно поморщила лоб, начала те­ребить концы косынки.

- Да кто знает... Сразу и не скажешь.

— Не думала?

- Нет, — с виноватым выражением на лице при­жалась Валентина.

- Ну, вот...—укоряюще бросила Мария Ивановна. Я вот давно думаю, в институт написала... Робости в нашей работе еще много. Весной, когда нарождается молодняк, мы боимся лишний раз мимо клетки пройти. Полагаемся на авось. Часто гадаем, родила лисица или соболюшка детенышей или нет. Из-за этого теряем много. Отход молодняка большой получается.

- Правда, — согласилась Валентина.—Это большая помеха. Только, что же тут можно сделать? Я вот сегодня, конечно, виновата, недосмотрела... Но ведь уследить трудно.

- А для чего у нас пушной институт, ученые?

Мы для чего? Ведь спасла нам Дымка лисят? При­думали. Смелости надо побольше.

— Мария Ивановна, а что, если нам завести запасных кормилиц? Кошек завести. — Глаза Вален­тины оживленно заблестели.

— Плохого ничего нет. Можно попробовать.

Долго беседовали Мария Ивановна и Валентина.

Парторг напомнила, что в этом году совхоз получает нового пушного зверя — норку, что скоро откроются шестимесячные курсы звероводов.

— Мы с директором советовались насчет тебя. Решили: будешь стараться — пошлем на курсы. А там посмотрим... Может, бригадиром поставим с норкой работать.

— Да что вы, Мария Ивановна. Я эту норку в жизни не видала, — смущенно отнекивалась Вален­тина, а у самой в душе все запело. Будто от крутого взлета заколотилось сердце. «Конечно, справлюсь. Поучусь и справлюсь. Ох, и глупая я...»