Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Испытание воли






Вечер прошел невесело. Товарищи молчали, точ­но сердились. Вася, уставясь невидящим взглядом в угол сарая, подолгу о чем-то думал. Приходил Генка Рябинин. Присел на корточки в дверях и долго рас­хваливал голубей-турманов, которых он выгодно у кого-то выменял. Болтал еще о чем-то. Заметив, что Вася не слушает, Генка не без тайного ехидства ска­зал:

— Мне не о чем беспокоиться. Все сдал.

Вася порозовел, нахмурился и с явным пренебре­жением отвернулся. Генка ушел.

Утром, когда Лева еще спал, Вася сбегал домой, забрал учебники и тетради по арифметике. На обрат­ном пути завернул на берег Катуни. Скользя по тра­вянистому склону, сбежал к старой черемухе. Привстав на камень, заглянул в черное отверстие дупла. В него он просил Свету опустить ответ на свое пись­мо. И хотя какое-то щемящее чувство подсказывало, что ответа нет, Вася запустил по самое плечо руку в дупло, ощупал его дно, стенки. Конечно, нет... Обиде­лась. Яркое красочное утро поблекло. Мальчик нере­шительно подумал, не сходить ли ему самому к Све­те, рассказать все. Пусть не обижается, приходит опять на полянку. О дружбе бы настоящей сказать. А вдруг Света разговаривать не станет? Нет, не пойдет он. Вот если ответ получит, тогда...

В шалаше Вася все утро упорно занимался ариф­метикой. Лева читал книгу, а потом взялся выпиливать из фанеры полочку для мыла. Вася решал зада­чи, а беспокойная мысль все время глушила осталь­ные: напишет Света или не напишет? Наконец, маль­чик не вытерпел и опять сбегал к старой черемухе. А когда пальцы почувствовали бумагу, он торопливо выдернул руку из дупла. Конверт! Вася тут же опу­стился на траву и прочитал письмо. Оно оказалось коротким. Девочка и словом не обмолвилась о том, сердится она или нет. Не обещала и на поляну прийти. Молчала и про песню отца, которую Вася послал в письме. Она только сообщила, что, когда старшие классы сдадут последние экзамены, вся пионерская дружина пойдет в горы. Будут ночевать в лесу, соби­рать коллекции растений, бабочек, ловить хариусов. «Пионервожатый Петя спрашивал, пойдете ли вы... Ответ спусти в дупло. Звеньевая Света».

Обсудив обстоятельно письмо, друзья решили при­нять непременно участие в походе. Только хотелось показать себя там смелее, настойчивее и выносливей других. Но смогут ли они быть такими? Чтобы испытать и закалить себя, Вася предложил забраться на макушки самых высоких сосен. Это не шуточное дело. Не каждый мальчишка сможет вскарабкаться по ровным, без сучков, стволам. Леве предложение определенно не поправилось. Не любил он расставаться с землей. Вот заберется иной раз на крышу — и то закружится голова, задрожат колени. Кажется ему, что находится под самыми облаками и обязательно оттуда упадет. А когда спустится на землю — смешно становится: крыша-то, оказывается, совсем невысо­кая. А сосны — не крыша, вон какие!.. Да и лезть на них не по лестнице, как на крышу. Вася, конечно, на­рочно придумал такое испытание, чтобы победителем оказаться. Лева начал озадаченно скрести затылок, напряженно придумывая, как наиболее удачно скрыть свою нерешительность и увернуться от предложения товарища. И, наконец, нашелся:

— А какая же тут смелость? Кошки вон как лов­ко на деревья взбираются. Выходит, они смелее всех?

Возражение показалось основательным. Конечно, кошка не смелее всех. Она просто ловкая. Вася за­мялся, а Леве пришла догадка, что напрасно он по­дозревал товарища в хитрости. Не замышлял Вася обмануть его.

- А как же испытать себя? — растерянно спро­сил Вася.

Товарищи долго думали. И придумали.

Если лесной дорогой пройти от совхоза около ча­са, то начнут деревья постепенно редеть. Сосны усту­пят место березам, а те — осиннику, а затем пойдет разный кустарник, за которым вскоре откроется ши­рокий и блестящий, как застывшая река, Чуйский тракт. Плавно извиваясь между невысоких холмов, он, поднимаясь, уходит к синеющим горам, над кото­рыми гордо возвышается Бобырган. Мчатся по трак­ту навстречу друг другу два стремительных потока автомашин. Ветер вздувает, полощет брезент над за­груженными кузовами. На тех машинах, что из го­рода, виднеются фанерные ящики, мешки, сверкаю­щие краской части каких-то машин, бочки, цистерны с горючим. С гор едут огромные тюки шерсти, кожи, картофель, зерно. Иногда в огороженных кузовах мелькают кони, коровы.

Вася и Лева, неприметно выйдя на опушку, долго осматривались.

— Пошли! — предложил Вася.

Лева согласно кивнул головой, но шагал нере­шительно, то и дело озирался по сторонам. Вася при­остановился, окинул товарища с головы до ног хо­лодным испытующим взглядом.

— Трусишь?

- Я? — Лева сразу приободрился.— Ничуть да­же. А чего трусить-то?

Друзья миновали стройные ряды молодых тополей с побеленными стволами, широкий кювет и вступили на смолисто лоснящийся, мягковатый от зноя асфальт. Шоссе было пустынно. Последняя машина, миновав заправочный пункт и беленький домик дорожного мастера, уходила к приземистому, лысому кургану.

— Сейчас опять пойдут, — успокаивающе сказал Вася, становясь рядом с товарищем. — Будут гудеть, все равно не сходи. Близко совсем останется, тог­да — в сторону. А чтобы не страшно было, можно глаза закрыть.

— Закроешь и задавит, — заметил Лева.

— Да ты не совсем закрывай. Испугался!..

Ждать, действительно, долго не пришлось. Скоро со стороны города, из-за увала, смутно показалась черная точка, которая постепенно превратилась в че­ловека. Казалось, он чудом летел по воздуху. Затем вынырнул высокий груз, похожий на закрытый бре­зентом стог, и громоздкая пятитонная машина.

— Идет! —заволновался Вася.

Лева молча расставил пошире ноги и, бледнея, решительно сомкнул веки. Сердце учащенно заби­лось, разгоняя по телу тревожную дрожь. Страшно хотелось хоть немного приоткрыть глаза. Но Лева крепился.

— Встала, — сказал Вася.

— Правда, остановилась, — согласился Лева, от­крывая глаза и часто моргая от яркого света. Маль­чик покосился на товарища и тяжелым вздохом по­старался скрыть охватившую его радость.

Тем временем из-за увала выскочила вторая авто­машина.

— Вот газует! — восхищенно сказал Вася, стано­вясь рядом с товарищем на дороге.

Машина, не сбавляя хода и не сигналя, приняла влево. Вася, а за ним и Лева тоже подвинулись.

ДЯДЯ МАКСИМ

Когда Максиму Петровичу Матвеенко вспомина­юсь пережитое, он мрачнел и ходил с таким видом, будто чувствовал недомогание. Поэтому Матвеенко всячески старался заглушить мысли о прошлом. Но не всегда это удавалось.

...Максим Петрович смотрел из кабины автомаши­ны, как, покачиваясь, плыли всхолмленные, в яркой зелени поля, на которых то там, то здесь виднелись небольшие березовые колки. И мысли тоже плыли. Плыли в прошлое. Память, торопливо перебирая прожитые дни, выхватывала отдельные события. Начина­лось всегда с маленького. Сегодня почему-то припом­нилась детская кроватка. «Белая была», — подумал Матвеенко. Ну да, он сам тогда ее покрасил белилами. И пододеяльник белый, с кружевами... И хата белая. Любят на Украине белое.

Точно освобождаясь от тяжести, Максим Петро­вич передернул плечами, покосился на сосредоточен­ное лицо шофера. А воображение рисовало то, что он узнал из писем, а потом, после окончания войны, из рассказов сельчан: развалины хаты, трупы стариков- родителей, жены, окровавленные обломки детской кроватки.

- Дорога-то, как пол, — глухим голосом сказал Матвеенко.

— Всю жизнь бы ездил, — отозвался шофер, не отрывая устремленного вперед взгляда.

Максим Петрович закурил. Глубоко затягиваясь пахучим дымом, долго катал пальцами обгорелую спичку. А память воскрешала событие за событием. Почти четыре года он провел на фронте, в разведке. Три раза ранен. Второе ранение оказалось самым тя­желым. Больше семи месяцев пролежал он в госпи­тале.

За военные годы Матвеенко немало встречал лю­дей, с которыми делился задушевными мыслями, пос­ледним сухарем или глотком воды. А потом дороги их расходились. И кто знает, где теперь эти люди? Живы ли? Неплохо бы встретить фронтового друга. Вот был сержант Сергей... Сергей... Как же его фа­милия? Запамятовал. Он — сибиряк. Кажется, из здешних мест. Его бы встретить. А, может, он тогда погиб?

Максим Петрович отчетливо помнит, как они под­ползли к проволочному заграждению. Сержант, он и остальные разведчики... Матвеенко слышал, как уг­рожающе зашипела мина. «Сюда», — не то подумал, не то крикнул он, всеми силами прижимаясь к земле. В этот же миг его оглушило, подбросило. Последним было мгновенное чувство — будто он летит в черную, бездонную пропасть. Больше Матвеенко ничего не помнит.

Матвеенко выбросил в окно кабины окурок папи­росы. Прищурив черные, широко расставленные глаза, перенесся мыслями в просторные и светлые залы института. Он удивлял однокурсников своей замкну­тостью и упорством в занятиях. Возможно, это пото­му, что в нем свежо было все пережитое и, как фрон­товик, он больше других сознавал, что стоило совет­скому народу их право на учебу.

- Вот сорванцы! Встали, как вкопанные, — воз­мущенно сказал шофер.

Матвеенко быстро вскинул голову. Впереди, на блестящем под солнцем асфальте, стояли два маль­чика. По их решительным позам и лицам было видно, что они никак не намерены уступать дорогу машине.

- Вот из-за таких попадает нашему брату, — про­ворчал шофер, принимая на левую сторону широко­го тракта.

- Да, любопытно, — сказал Матвеенко, с бес­покойством наблюдая, как мальчишки, подталкивая дpyг друга, двинулись наперерез машине. — Оста­нови!

Машина вздрогнула, точно от испуга, а задние колеса, перестав вращаться, заскользили по асфальту.

- Это что за фокусы? — спросил Матвеенко, вы­ходя из кабины.

- Бежим! — скомандовал Вася.

Ребята перескочили кювет и в тополях выжидаю­ще остановились. А Матвеенко расправил под широ­ким ремнем темно-синюю гимнастерку.

- Вот и поворот, — он показал на ведущую в совхоз дорогу.

Ребята удивленно переглянулись. В совхоз едет! Расскажет все...

— Ну, герои! Идите знакомиться!

— Прямо, разбежались! — шепнул товарищу Вася.

— Боитесь? Все равно никуда не денетесь. За­ворачивай, Иван! — сказал Матвеенко шоферу и решительно двинулся к ребятам. Но не такие Вася с Левой растяпы, чтобы ждать. Начнет расспраши­вать, кто да зачем на дорогу становились. Да еще, чего доброго, уши натреплет или пожалуется. Всякий ведь народ бывает. Ребята бросились наутек — толь­ко шум по кустам пошел.

— Ну и орлы! — Матвеенко с усмешкой укориз­ненно покачал головой и двинулся вслед за Васей и Левой. Ему захотелось непременно узнать, что затея­ли ребятишки. Внутренне Максим Петрович был до­волен, что удалось, наконец, отвлечься от тяжелых воспоминаний.

Ребята, сделав большой круг, вышли на тропинку, ведшую к шалашу. Почувствовав полную безопас­ность и окончательно успокоясь, они стали гадать, кем мог быть незнакомец. Из райкома или райиспол­кома ни разу таких не бывало, да и приезжают они совхозным пассажирским автобусом или на своих легковых. Бывают иногда начальники из края или прямо из Москвы — из министерства. Но тем обяза­тельно подают к вокзалу «Победу». А этот на грузо­вой... Так, наверное, кто-нибудь... Говорит, никуда не уйдете... А откуда он знает, что они, Вася с Левой, из совхоза? Может, из соседней деревни? А если и из совхоза, так мало ли там ребят. Узнай попробуй, кто становился на дороге. В общем, друзья решили не обращать внимания па незнакомца. Много всякого народа бывает... Вот уже несколько дней съезжаются со всей Сибири курсанты с чемоданами и сумками. Есть девушки молодые, а есть старики с седыми бо­родами. Может, и этот курсант.

В шалаше друзья почувствовали себя в полной бе­зопасности. Лева принялся мастерить полочку, а Ва­ся решил заняться арифметикой. Но горячий аромат настоя лесных трав и хвои нагонял такую приятную дремоту, что веки так и слипались, и не хватало сил шевельнуть ни рукой, ни ногой. Мысли были тоже вялыми, ленивыми. Все-таки он, наверное, слабее Ле­вы. Тот вон за работу взялся, а он, Вася, лентяйни­чает, раскис. Мальчик порывисто перевернулся на живот, достал спрятанные под траву учебники.

- А если он на улице встретится? Узнает? — не­ожиданно сказал Лева.

Вася сначала не понял, о ком говорит товарищ. А когда понял, сказал:

- Очень ему нужно узнавать.

- Это, конечно... — согласился Лева, а через не­которое время добавил: — А, может, нужно. Мало ли всяких вредных людей. Вон бабушка наша обязатель­но бы дозналась. А потом бы родителям сказала. — Лева вдруг сдвинул брови и, вытягивая шею, насто­рожился. Глядя на товарища, Вася приподнялся на руках. Тоже прислушался. Кажется, ничто не нару­шало тихой лесной жизни. Как балалаечная струна, тренькала какая-то птичка. Потом послышалось лег­кое, переливчатое посвистывание и шуршащие по траве шаги. Ясно, что кто-то шел поляной. Лева бро­сил на товарища тревожный взгляд и положил зачем-то лобзик. Вася захлопнул учебники и беспокойно завозился. А шаги становились все громче. Вот уже у входа в шалаш показались широкие темно-синие штанины и желтые полуботинки, высветленные до блеска травой.

— Гм, — человек опустился на корточки. Это был незнакомец с дороги. Что теперь будет? Как дикие зверята, они, ерзая, забились в дальний угол шала­ша. Хотя ребята видали незнакомца только издали, но это был, конечно, он. Та же темно-синяя гимнастер­ка с широким ремнем. Коренастый. А лицо и шея темные, загорелые.

— Партизаны? Вы что же своими лбами совет­ские машины тараните? — Голос у незнакомца зву­чал строго, но в черных, широко расставленных гла­зах играли веселые искорки.

Это ободрило друзей.

- А как вы нас нашли? — спросил Вася.

- Для того я и разведчик.

- Разведчик? — протяжно, с удивлением вос­кликнул Вася, а Лева от неожиданности открыл рот. Один за другим они доверчиво подвинулись ближе к незнакомцу.

- Круглый, можно сказать: и военный и граж­данский. Ладно, вы мне зубы не заговаривайте. Ска­жите лучше, почему вам жить надоело?

- Нам не надоело, — сказал Вася, чувствуя невольное расположение к незнакомцу.

— Не надоело, а под машину лезете.

Лева попытался было что-то сказать, но Вася метнул на товарища такой взгляд, что тот сразу прикусил язык.

Незнакомец прищурился, почесал пальцем подбо­родок, затем с сожалением вздохнул:

- Бездомные, видать.

Это показалось обидным. Сказал тоже! Не утер­пев, Лева запальчиво возразил:

- Чего же бездомные? В совхозе живем.

- А тут зачем? Не все же время под машины лезете?

Лева подумал и сказал:

- Я читаю, а еще полочку для мыла вырезаю. Вот поглядите...

Незнакомец внимательно осмотрел тонкие, замыс­ловатые узоры на фанере.

— Гм... Молодец!

— Дядя, а правда вы разведчик?

— Я неправду никогда не говорю и вам не сове­тую, — строго и внушительно сказал незнакомец и обратился к Васе: — Ну, а ты чем занимаешься? По­кажи, что за книги.

Вася молча подал задачник, тетради, а дневник отца засунул под траву и сел на него.

— Покажи все! Не бойся, не съем.

— Нельзя, это дневник.

— Там песня хорошая есть. Про друзей, — сооб­щил Лева и покосился на товарища, опасаясь, не сказал ли он чего лишнего.

— Да-а, — задумчиво протянул незнакомец, воз­вращая Васе книги. — На дорогу напрасно ходите. Так и до беды недолго... Задавит...

— Больше не пойдем, — заверил Лева. — Это мы волю испытывали.

— Как это волю испытывали?

Лева, а потом и Вася начали рассказывать. Мат­веенко слушал и только качал головой.

— Нашли занятие. Волю надо закалять с толком, чтобы польза людям была. А почему арифметикой занимаешься? Разве не сдал?

Вася виновато потупился и ничего не сказал.

— Ну, ладно, пойдемте с совхозом знакомиться.— Матвеенко ободряюще потрепал мальчика по плечу.

Дорогой Вася повеселел. Этот незнакомый чело­век почему-то все больше нравился ему. Интересно, зачем он приехал в совхоз. Мальчик доверительно за­глянул в глаза Матвеенко и спросил: — А как вас звать?

Меня? Максим Петрович, дядя Максим.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.