ГлаВа 9

ШЙЫ

р

омиицциИ!

♦ ♦ ♦

Первый вопрос:

Ошо,

Важно ли в жизни иметь определенный подход?

Лучший способ упустить жизнь — это иметь к ней определенный подход. Подходы возникают в уме, а жизнь — за пределами ума. Подходы придумываем мы сами; это наши предрассудки, наши изобретения. А жизнь не нами придумана; напротив, мы — только рябь на поверхности озера жизни.

Какой подход к океану может иметь рябь на поверхности океана? Какой подход может иметь зеленый лист к земле, луне, солнцу, звездам? Все подходы эгоистичны, все подходы глупы.

Жизнь — не философия, не проблема; это — тайна. В жизни вы должны жить не по определенному образцу, не в соответствии с определенной обусловленностью — с тем, что вам говорили о жизни, — но начиная с нуля, с самого начала.

Каждая индивидуальность, каждый человек должен думать так, будто он — первый человек на Земле, будто он Адам или Ева. Тогда вы можете открыться, открыться бесконечным возможностям; тогда вы становитесь уязвимы, доступны. А чем более вы уязвимы, чем более

вы доступны, тем большая вам открывается возможность жизни. Ваши подходы действуют как преграды; тогда жизнь никогда не доходит до вас такой, какова она есть — она должна укладываться в вашу философию, религию, идеологию, и в этом процессе что-то в ней умирает. Вы получаете на выходе только труп: может быть, нечто похожее на жизнь, но не настоящее.

Но так люди поступают испокон веков. Индуисты живут в соответствии с подходом индуизма, мусульмане — в соответствии с мусульманским подходом, коммунисты — в соответствии с коммунистическим подходом. Но помните основную, фундаментальную истину: любой подход не позволяет вам встретиться с той жизнью, которая есть на самом деле; она искажается, она подвергается интерпретации.

Есть старая греческая легенда..

У одного фанатичного короля была золотая кровать, драгоценная, украшенная тысячами бриллиантов, и когда приезжал гость, ему всегда предлагали эту кровать. Но с одним условием: человек должен был идеально поместиться на кровати. Если гость был немного больше, король отрубал ему ноги, чтобы привести в соответствие с длиной кровати. Конечно, кровать была настолько драгоценна, что ее нельзя было переделать, но гостя можно было переделать, чтобы он «подошел» к кровати, — как будто не кровать существовала для гостя, а гость существовал для кровати!

Очень трудно, почти невозможно найти человека, который бы подходил к уже сделанной кровати. Помните, что среднего человека не существует; средний человек существует только в теории, а эта кровать была сделана для среднего человека. Король был математиком — он проделал большие вычисления. Он измерил рост всех жителей в столице, потом разделил сумму на количество жителей и пришел к определенному результату. В столице были маленькие дети, молодые люди, старики, карлики, великаны, но средний результат — это совсем иное дело. Во всей столице не было человека, которого можно было назвать средним. Я лично никогда не встречал среднего человека — это просто вымысел.

И вот, с каждым, кто становился гостем, случалось несчастье.. Если он был короче кровати, у короля были силачи, которые могли растянуть человека до нужного размера. Это, наверное, и было началом рольфинга! Ида Рольф, должно быть, училась у этого короля. Конечно, все гости погибали, но король не был в этом виноват — он все делал с лучшими на свете намерениями!

Если ты следуешь в жизни определенному подходу, сама жизнь будет упущена. Жизнь безгранична, ее нельзя привести в соответствие с каким-либо подходом. Да, твой подход может охватывать определенный ее аспект, но всего лишь аспект. А ум имеет тенденцию провозглашать аспект целым, и в тот момент, когда это происходит, ты теряешь всякую связь с жизнью. Тогда ты начинаешь жить в оболочке своего подхода, как в коконе, как в скорлупе, и такая жизнь несчастна. Но тогда все ваши так называемые религии будут очень довольны, потому что именно они всегда вам и говорят: жизнь — это несчастье.

Будда говорит, что рождение — это страдание, юность — страдание, старость — страдание, смерть — страдание, вся жизнь — это не что иное, как долгая, долгая трагедия. Если вы начнете жить с определенным подходом, то обнаружите, что Будда абсолютно прав; вы сами будете тому доказательством.

Но я хочу вам сказать, что жизнь — не страдание, в этом я совершенно не согласен с Буддой. Жизнь становится страданием, но страдание создаете вы сами; на самом же деле жизнь — это вечная радость. Но для того, чтобы понять это, вам надо прийти к жизни с открытым сердцем, с открытой ладонью.

Не подходите к жизни, сжавшись в кулак. Пусть рука будет раскрыта. Войдите в жизнь с бесконечной невинностью. Подходы коварны: вы что-то решаете, не испробовав, не испытав, не прожив. Вы уже пришли к определенным выводам, и, конечно, если этивыводы уже сделаны a priori, заранее, вы увидите, что жизнь их подтверждает. Не жизнь будет их подтверждать, но ваш ум будет искать пути, средства, данные, аргументы в их поддержку.

Ум как губка: он все впитывает. Это своего рода паразит. Как только появляется центр определенного априорного заключения, этот центр все более кристаллизуется.

Ко мне пришел один человек, который много лет в разных странах работал над определенной гипотезой. Во многих странах, в основном на Западе и в особенности в Америке, число тринадцать считается нехорошим. В Америке есть гостиницы, где отсутствует тринадцатый этаж — с двенадцатого этажа вы сразу попадаете на четырнадцатый. Числа тринадцать избегают, ни у одной комнаты нет этого номера, после двенадцатой сразу идут четырнадцатая, потому что никто не захочет жить в комнате под номером тринадцать или на тринадцатом этаже. Большой страх — идея, что число тринадцать несет в себе какое-то зло.

И этот человек работал, собирал всевозможные данные, и в конце концов он собрал огромное количество сведений, настоящую гору: сколько несчастных случаев произошло тринадцатого числа каждого месяца, сколько людей умерло в этот день, сколько совершилось самоубийств, сколько насильственных смертей, сколько помешательств.

Он показал мне свой грандиозный трактат и спросил: «Что вы на это скажете?»

Я ответил: «Сделайте еще одну вещь. Вы уже положили столько сил, чтобы собрать все это, а теперь сделайте еще одно. Теперь выясните, что происходит двенадцатого числа! И вы получите такие же данные, потому что и двенадцатого числа люди сходят с ума, совершают самоубийства, убийства, грабежи. Все это происходит каждый день, но если у вас имеется определенный предвзятый подход, то вы будете выбирать соответственно. И, конечно, имея в распоряжении столько информации и аргументов, вы почувствуете, что ваш подход правилен».

Я учу вас жить без всяких подходов к жизни. Это один из фундаментальных моментов в моем опыте: если вы действительно хотите знать реальность, отбросьте всю философию, отбросьте все «-измы». Тогда идите с пустыми и раскрытыми руками, в наготе перед лицом солнца — чтобы увидеть то, что есть на самом деле.

В прошлом считалось, что наши органы чувств являются как бы дверьми, через которые действительность входит в наше существо. Но последние исследования показывают другое: наши чувства являются не только дверьми, но выполняют также функцию стражи у дверей. Только двум процентам информации разрешается проникнуть внутрь, остальные девяносто восемь остаются снаружи. Все, что противоречит вашему подходу к жизни, отсеивается, а внутрь просачивается только два процента.

Но жить двухпроцентной жизнью — это все равно что вообще не жить. Если человек может жить на все сто процентов, почему он должен довольствоваться только двумя?

Ты спрашиваешь меня:

Важно ли в жизни иметь определенный подход?

Не только не важно и не нужно — но даже опасно. Почему нельзя позволить жизни танцевать свой танец, петь свою песню — без каких-либо ожиданий? Почему мы не можем жить без ожиданий? Почему мы не можем увидеть то, что есть, во всей чистоте? Почему мы должны всюду навязывать свой подход? И никто другой от этого не проигрывает. Если ты что-то навязываешь жизни, только ты оказываешься в проигрыше.

Лучше не клеить на жизнь ярлыков, лучше ее не классифицировать; лучше оставить ее открытой; лучше не делить ее на категории — не классифицировать. Ваше переживание реальности будет более красивым; ваше переживание реальности будет более космическим, потому что ничто в действительности не разделено. Существование — это оргазмическое целое, это одно органическое единство. Самая малая травинка, самый малый листок на засыхающем дереве так же значительны, как и величайшая звезда. Самое малое есть также и самое большое, потому все находится в единстве, принадлежит одному спектру. Как только вы начинаете разделять, вы начинаете проводить произвольные границы, давать произвольные определения, — а именно таким образом человек упускает жизнь и ее тайну.

У всех у нас есть определенные подходы, и в том наша беда; мы все отталкиваемся от определенной отправной точки. В результате наша жизнь становится бедной, потому что любой отдельный аспект может быть только одномерным, а жизнь многомерна. Надо быть более гибким, более текучим, более пластичным; растайте, влейтесь; нельзя оставаться только зрителем. В жизни нет разгадки! Не воспринимайте жизнь как проблему; это удивительная и прекрасная тайна. Пейте от нее — это чистое вино! Пейте допьяна!

Удачливый поставщик готового платья нашел наконец девушку своей мечты, и его приготовления к свадьбе навсегда остались в памяти швейного района. Его дизайнеры изготовили для невесты свадебное платье из лучших импортных шелков и сатинов; от вида его собственного свадебного облачения просто захватывало дух.

Церемония была головокружительной; деньги текли рекой. Вдруг, когда новобрачные уже собрались отправиться в свадебное путешествие в Канаду, пришла телеграмма со срочным сообщением.

— Это от моего партнера, — объяснил жених. — Срочное дело. Я должен выехать немедленно.

— Но как же наш медовый месяц? — спросила невеста со слезами.

— Бизнес прежде всего, — ответил он. — Поезжай одна. Я прилечу последним рейсом и к ночи буду на месте.

— Но что, если ты не успеешь к ночи? — простонала она.

— Тогда, — отрезал он, — начинай без меня.

У бизнесмена своя философия, свой собственный подход. У ученого — тоже свой собственный подход. Каждый человек живет в маленькой тюрьме своего подхода.

Я работаю здесь над тем, чтобы вызволить вас из ваших тюрем. Поэтому я не учу вас никаким доктринам, догмам, кредо, я не внушаю вам никаких убеждений, чтобы вы им следовали в жизни. Я просто пытаюсь вам помочь освободиться ото всей той ерунды, которая насаждалась веками. Если вы сможете сбросить этот чудовищный груз прошлого, если вы сможете начать жизнь так, как будто вы — первый человек, только тогда существует возможность понять, что такое божественность, что такое свобода, что такое радость. Иначе вашим уделом будет состояние несчастья, и, естественно, рано или поздно вы согласитесь с пессимистическим подходом Будды: жизнь есть страдание, жизнь есть боль.

Я абсолютно это отрицаю, потому что мой собственный опыт утверждает обратное: жизнь есть блаженство, жизнь есть благословение. Но это зависит от вас, от того, как вы принимаете жизнь: избирательно, пропуская сквозь фильтр, глядя сквозь специальные очки, или открыто и свободно, в глубоком доверии, в любви.

Второй вопрос:

Ошо,

В прошлом все знаменитые художники были известны богемнымобразомжизни. Скажи, пожалуйста, что-нибудь о творчестве и дисциплине.

Богемная жизнь — единственная жизнь, которую стоит прожить! Любая другая жизнь безвкусна, бесцветна; она больше похожа на медленное самоубийство, чем на страстную и интенсивную жизнь. В прошлом путь художника неизбежно был бунтарским, потому что само по себе творчество — величайший в существовании бунт. Если ты хочешь творить, тебе придется избавиться от всей обусловленности, в противном случае твое творчество будет только подражанием, копированием. Ты можешь быть творцом, только будучи индивидуальностью; нельзя творить, не избавившись от психологии толпы. Психология толпы не способна к творчеству: она живет серой жизнью, не зная ни танца, ни песни, ни радости. Она живет механически.

Конечно, есть некоторые вещи, которых можно добиться от общества только механическим поведением: ты можешь добиться уважения, престижа. Какой-нибудь университет присвоит тебе степень D. Litt, какая- нибудь страна наградит золотой медалью, а в конце концов ты можешь стать даже Нобелевским лауреатом, — но все это уродливо.

Человек подлинного таланта отбросит всю эту ерунду, потому что это взяточничество. Присуждение Нобелевской премии просто означает, что вы верно служили правящему порядку; вас награждают, потому что вы хорошо себя вели и были послушным рабом, что вы не сбивались с пути, что вы всегда шли по проторенной дороге.

Творец не может идти по проторенной дороге, он должен отыскать собственный путь, он должен углубиться в джунгли жизни, он должен идти один, он должен выпасть из психологии толпы, из коллективной психологии. Коллективное сознание — самое низшее сознание на свете; даже так называемые идиоты несколько превосходят коллективный идиотизм. Но в коллективности есть и определенные выгоды: уважение, престиж даются тем, кто подтверждает, что путь коллективного сознания — единственно правильный.

И если в прошлом все творческие люди: художники, танцоры, музыканты, поэты, скульпторы — должны были отказываться от престижного положения в обществе, это происходило в силу сущей необходимости. Они вынуждены были жить богемной жизнью, цыганской жизнью; только в этом случае они могли оставаться творческими. В будущем это необязательно. Если вы меня понимаете, если вы чувствуете, что то, о чем я говорю, несет в себе истину, — в будущем каждый должен жить как индивидуальность, и тогда необходимости в богемной жизни не будет. Богемная жизнь порождается как

следствие общепринятой, ортодоксальной, традиционной, респектабельной жизни.

Я работаю над тем, чтобы разрушить коллективную психологию и дать каждому человеку свободу быть собой. Тогда эта проблема исчезнет, тогда вы будете жить так, как вы хотите жить. На самом деле, настоящее человечество родится только в тот день, когда индивидуальность будет неприкосновенна и почитаема в своем бунтарстве. Человечество еще не родилось, оно еще находится в зачаточном состоянии. То, что вы принимаете за человечество, всего лишь видимость. Пока каждая индивидуальность не получит свободы, абсолютной свободы быть собой, возможности существовать по-своему... И, конечно, человек не должен вмешиваться в жизнь других — это тоже часть свободы. Никто не должен вмешиваться в чужие дела.

Но в прошлом каждый совал свой нос в чужие дела — даже в дела абсолютно личные, не имеющие к обществу ни малейшего касательства. Например, вы влюбляетесь в ту или другую женщину — при чем здесь общество? Совершенно ни при чем; это абсолютно личное дело. Если двое людей любят друг друга и хотят быть вместе, общество не должно вмешиваться. Но общество вмешивается всеми средствами — косвенно и прямо. Между влюбленными становится полицейский, между влюбленными становится судья; и, как будто этого недостаточно, общество создало вдобавок еще сверх-полицейского, Бога — он позаботится о вас.

Идея Бога — это образ какого-то вездесущего шпиона, который не оставляет вас в покое даже в ванной, который подсматривает в замочную скважину и все время проверяет, что вы там делаете? Это отвратительно. Все религии мира говорят, что Бог всегда вас видит — и это отвратительно. Что же это за Бог? Что же, ему нечего больше делать, кроме как следить за всеми людьми, шпионить за всеми людьми? Какой-то детектив, а не Бог!

Человечеству нужна новая почва — почва свободы. Богемный образ жизни возник в виде реакции, необходимой реакции, но если мое видение воплотится в жизнь, богемного образа жизни не будет, потому что не будет так называемого коллективного сознания, пытающегося удерживать человека в подчинении. Тогда каждый будет жить в мире с собой. Конечно, вы не должны вмешиваться в чужие дела, в чужую жизнь; но во всем, что касается вашей жизни, решать будете только вы и никто другой. Только так возможно творчество. Творчество — это аромат индивидуальной свободы.

Ты спрашиваешь меня:

Пожалуйста, скажи что-нибудь о творчестве и дисциплине.

«Дисциплина» — прекрасное слово, но оно неправильно употреблялось, как и все прекрасные слова неправильно употреблялись в прошлом. Слово discipline, дисциплина, имеет общий корень со словом disciple, ученик; коренное значение его — процесс учения, познавания. Тот, кто готов познавать, учиться, называется учеником, а процесс познавания называется дисциплиной.

Знающий человек никогда не готов учиться, потому что он считает, что уже знает, он прочно центрирован в своих так называемых знаниях. Его знания — не что иное, как пища для эго. Он не может быть учеником, он не может иметь истинной дисциплины.

Сократ говорит: «Я знаю только одно: я ничего не знаю». Это и есть начало дисциплины. Конечно, когда вы ничего не знаете, возникает огромное желание спрашивать, исследовать, познавать. И коль скоро вы начинаете учиться и познавать, за этим неизбежно следует еще один фактор: все вами познаваемое должно постоянно отбрасываться, иначе оно превратится в знание, которое будет мешать дальнейшему познаванию.

Человек истинной дисциплины никогда ничего в себе не накапливает, с каждым моментом он умирает для того, что уже узнал, и снова становится незнающим. Незнание — воистину сияющее состояние. Я согласен с Дионисием, когда он называет незнание сияющим. Одно из самых прекрасных чувств в существовании — это чувство сияющего незнания. Когда вы находитесь в этом состоянии незнания, вы открыты, на вашем пути нет никаких преград, вы готовы исследовать. Индуистам это не удастся — потому что они уже знают. Мусульмане, христиане тоже этого не смогут. Мои же саньясины могут, и по той простой причине, что я не передаю знаний, а, напротив, разрушаю ваше знание.

Это происходит ежедневно.. Каждый день я получаю много писем, мне задают много вопросов. Один друг приехал с Запада. Он говорит, что на протяжении трех или четырех лет он читал мои книги и был настолько воодушевлен, настолько влюблен в меня, что думал только о том, как бы побыстрее сюда приехать. А теперь, когда ему наконец удалось приехать, его постигло разочарование. На протяжении четырех лет он глубоко любил меня, а сейчас он говорит: «Теперь я не могу сказать то же самое, потому что ты шокируешь меня. Ты меня раздражаешь и провоцируешь; ты разрушаешь самые дорогие мне идеи».

Легко читать книгу, потому что книга в ваших руках. Но я не в ваших руках! Вы можете интерпретировать книгу в соответствии со своими идеями, но вы не можете так же поступить и со мной — я причиню вам массу хлопот! Он любил не меня, он любил свои собственные идеи, и, находя им поддержку в моих книгах, он жил в иллюзиях.

Но когда вы со мной, иллюзии обречены на разрушение. Я здесь для того, чтобы разбить все иллюзии вдребезги. Да, это будет вас раздражать, будет вас провоцировать — в том и заключается мой образ действий, мой метод работы. Я разрушу вас до самых корней! Пока вы не будете полностью разрушены как сущность, живущая из ума, для вас нет надежды.

Дисциплина понимается и истолковывается неверно. Одни люди призывают других к дисциплине и говорят делать одно, не делать другого. Человеку навязывают тысячи предписаний и запретов, «надо» и «нельзя», а когда человек живет с таким грузом, он не может быть творческим. Он живет как узник в тюрьме; всюду он наталкивается на глухую стену.

Творческий человек должен освободиться от всех «надо» и «нельзя». Ему нужны свобода и простор, ему нужны все небо и все звезды, — только тогда может начать расти его внутренняя спонтанность.

Поэтому помните: дисциплина в моем понимании совершенно не похожа на десять заповедей. Я не даю вам никакой дисциплины; я просто даю вам возможность понять, увидеть, как оставаться познающим и никогда не становиться знающим. Ваша дисциплина должна происходить из самого вашего сердца, она должна быть вашей собственной — и разница очень велика. Когда кто-то другой дает вам дисциплину, она никогда вам не подойдет. Она будет для вас как одежда с чужого плеча. Она будет вам велика или мала, и вы всегда будете чувствовать себя в ней немного глупо.

Мухаммед дал мусульманам дисциплину: возможно, она подходила ему, но она не подходит другим людям. Будда дал дисциплину миллионам буддистов: возможно, она подходила ему, но она не подходит другим людям. Дисциплина — явление индивидуальное; когда вы заимствуете чужую дисциплину, вы

начинаете жить по уже установленным принципам, мертвым принципам. А жизнь никогда не бывает мертвой; жизнь вечно меняется, каждый миг меняется. Жизнь — это поток.

Гераклит прав: нельзя войти в одну и ту же реку дважды. А от себя лично я хотел бы добавить, что нельзя войти в одну и ту же реку даже единожды — так быстротечна река! Человек должен быть внимателен к каждой ситуации, видеть каждую ситуацию во всех деталях, во всех нюансах — и действовать соответственно моменту, а не уже существующим ответам, взятым у других.

Вы видите глупость человечества? Пять тысяч лет назад Ману дал дисциплину индуистам, и они до сих пор ей следуют. Три тысячи лет назад Моисей дал дисциплину евреям, и они до сих пор ей следуют. Пять тысяч лет назад Адинатха дал дисциплину джайнам, и они до сих пор ей следуют. От этих дисциплин весь мир сходит с ума! Они отстали от времени, их следовало давным-давно похоронить. Вы носите с собой трупы, и от этих трупов исходит смрад. А когда вы живете среди трупов — как вы можете жить, какой жизнью?

Я учу вас настоящему моменту, свободе момента и ответственности момента. Нечто может быть правильным сейчас и неправильным в следующий миг. Не пытайтесь быть последовательным, иначе вы будете мертвы. Последовательны только мертвецы. Старайтесь быть живыми — со всей вытекающей непоследовательностью, — и проживайте каждый миг, не оглядываясь на прошлое и не заглядывая в будущее. Живите в настоящем моменте, в контексте этого момента, и ваш ответ будет тотальным. И эта тотальность прекрасна, эта тотальность — и есть творчество. Тогда, что бы вы ни делали, в этом будет особенная красота.

Третий вопрос:

Ошо,

Я обнаружил, что сам себе скучен, что во мне нет никакой искры, никакой энергии. Ты сказал, что мы должны принять себя такими, каковы мы есть. Я не способен принять жизнь — потому что знаю, что мне недоста, ет в жизни внутренней радости,. Что мне делать?

Мы слышали, что появился транквилизатор нового поколения, который не расслабляет, а, наоборот, заставляет изо всех сил напрягаться.

Попытайся еще раз! Попытайся еще раз, и еще раз, и еще раз — как настоящий американец! — но всего не более трех раз. Попытайся раз, попытайся другой, попытайся третий; но потом остановись, — потому что это бессмысленная глупость.

Ты спрашиваешь меня:

Я обнаружил, что са, м себе скучен...

Это великое открытие. Да, я это говорю серьезно! Очень немногие осознают, что им скучно — а людям очень и очень скучно, смертельно скучно. Об этом знают все, кроме них самих. Понять, что тебе скучно, — это великое начало; теперь следует понять некоторые тонкости.

Человек — единственное на свете животное, способное испытывать скуку; это прерогатива человека, часть достоинства человеческих существ. Ты когда-нибудь видел скучающего буйвола, скучающего осла? Им не бывает скучно. Скука просто означает, что ты живешь неправильно; следовательно, понимание того, что тебе скучно, что надо что-то предпринять, что необходимо какое-то изменение, может стать великим событием. Не думай, что это плохо, когда тебе скучно, — это хороший признак, хорошее начало, очень благоприятное начало. Но не останавливайся на этом.

Почему человеку становится скучно? Человеку становится скучно потому, что он живет согласно мертвым моделям, полученным от других. Откажись от них, выйди за их рамки! Начни жить по-своему.

Только подлинный человек не чувствует скуки, фальшивый человек на нее обречен. Христианину будет скучно, джайну будет скучно, коммунисту будет скучно, потому что они разделяют жизнь на две части. Их настоящая жизнь подавляется, и они живут другой, притворной, ненастоящей жизнью. Эта ненастоящая жизнь и создает скуку. Если вы делаете то, что вам надо, вам никогда не будет скучно.

В тот день, когда я покидал дом, чтобы поехать в университет, мои родители.. Отец и другие домашние, все они хотели, чтобы я стал ученым: для ученого было открыто широкое будущее., или, на худой конец, чтобы я стал доктором или инженером. Я наотрез отказался. Я сказал: «Я буду делать то, что я хочу делать, потому что я не хочу жить скучной жизнью. Я могу добиться успеха как ученый, я могу добиться уважения, денег, престижа, положения, но глубоко внутри мне будет скучно, потому что это не то, чем я хотел бы заниматься».

Они были потрясены, потому что не видели никаких перспектив в изучении философии; это самый бедный предмет в университетах. Они неохотно согласились, зная, что я упускаю свое будущее, — но в конце концов признали, что ошибались.

Дело не в деньгах, власти и положении; дело в том, к чему у тебя есть внутренняя склонность. Делай это, не думай о результатах, и твоя скука исчезнет. Должно быть, ты следуешь чужим идеям, должно быть, ты пытаешься жить «правильно», должно быть, ты делаешь все «как надо». А это и есть фундамент, начало скуки.

Всему человечеству скучно, потому что человек, который должен был стать мистиком, стал математиком, человек, который должен был стать математиком, стал политиком, человек, который должен был стать поэтом, стал бизнесменом. Каждый становится кем-то другим, никто не на своем месте. Нужно иногда рисковать. Скука может исчезнуть в один миг, если ты готов рискнуть.

Ты спрашиваешь меня:

Я обнаружил, что сам себе скучен...

Ты сам себе скучен потому, что ты не был искренен с самим собой, потому, что ты не был с собой честен, не был почтителен. И ты говоришь:

...во мне нет никакой искры, никакой энергии.

Откуда взяться искре? Энергия приходит только тогда, когда ты делаешь то, что хочешь делать, — что бы это ни было.

Винсент Ван Гог был глубоко счастлив только потому, что рисовал. Ему не удалось продать ни одной картины, никто не ценил его, он голодал, умирал, потому что брат давал ему такую сумму денег, на которую едва можно было выжить. Четыре дня в неделю он голодал, а три дня ел Ему приходилось голодать четыре дня в неделю, потому что ему нужно было покупать холсты, краски и кисти. Но он был глубоко счастлив — его силы не убывали.

Он умер, когда ему было всего тридцать три года, он покончил жизнь самоубийством, но его самоубийство намного лучше, чем твоя так называемая жизнь, потому что он совершил его только тогда, когда написал картину, которую хотел написать.

В тот день, когда он закончил писать солнечный закат — а это было его самым большим желанием, — он написал письмо, в котором говорилось: «Моя работа закончена, я выполнил все. Я покидаю этот мир совершенно удовлетворенным». Он покончил с собой, но я бы не назвал это самоубийством. Он жил тотально, он жег свечу своей жизни одновременно с двух концов, он прожил жизнь с исключительной интенсивностью.

Ты можешь прожить сотню лет, но твоя жизнь будет просто сухой костью, грузом, мертвым грузом.

Ты говоришь:

Ошо... ты говоришь, что мы должны принять себя такими, каковы мы есть. Я не способен принять жизнь — потому что знаю, что мне недостает вжиз- ни внутренней радости.

Когда я говорю вам принять себя, я не имею в виду принять свой образ жизни, свою модель жизни — не понимайте меня неправильно. Когда я говорю вам принять себя, я имею в виду, что надо отбросить все остальное и — принять себя. Но ты, наверное, понимаешь это по- своему. Так всегда и бывает..

Марсианин посадил свою тарелку посреди Манхэттена, и первым ему встретился нищий.

— Мистер, — сказал он, — не дадите ли вы мне четвертак?

Марсианин спросил:

— Что такое четвертак?

Нищий подумал с минуту, а потом ответил:

— Вы правы. Дайте мне лучше полтинник.

Я не говорил того, что ты понял. Отбрось все, что было тебе навязано извне, — я не говорю, что ты дол

жен это принять. Прими свою внутреннюю суть, которую принес с собой из запредельного, и тогда ты не будешь чувствовать, что что-то упускаешь. Как только ты принимаешь себя, принимаешь без всяких условий, безоговорочно — вдруг случается всплеск радости. Твои соки приходят в движение, жизнь становится поистине экстатичной.

Друзья одного молодого человека думали, что он умер, но он был только в состоянии комы. Он стал подавать признаки жизни как раз в тот момент, когда его уже собрались хоронить. Его спросили, как это — чувствовать себя мертвым.

— Мертвым! — воскликнул он. — Я не был мертвым. Я все время понимал, что происходит. И я знал, что не умер, потому что у меня мерзли ноги и я хотел есть.

— Но почему из этого ты заключил, что ты жив? — спросил один из любопытных.

— Я знал, что если бы я был в раю, я не был бы голоден, а если не в раю, у меня не мерзли бы ноги.

Одно можно сказать точно: ты еще не умер — ты хочешь есть, и у тебя мерзнут ноги. Просто встань и попрыгай!

Молодой человек из бедной семьи, лишенный воспитания и других социальных благ, влюбился в дочь миллионера. Она пригласила его в свой элегантный особняк, чтобы познакомить с родителями. Он был напуган богатой обстановкой, слугами и другими знаками благосостояния, но каким-то образом умудрился выглядеть непринужденно — до тех пор, пока не подошло время обеда. Сев за массивный стол и разомлев от вина, он громко рыгнул.

Отец девушки поднял глаза и посмотрел на собаку, лежащую в ногах молодого человека.

— Пират! — сказал он укоризненно.

Бедняга вздохнул с облегчением, но через несколько минут он снова рыгнул. Отец девушки посмотрел на собаку и снова сказал, теперь громче:

— Пират!

Через несколько минут молодой человек рыгнул в третий раз. Лицо богатого человека покраснело от ярости. Он взревел:

— Пират! Убирайся оттуда к черту, а то он тебя испачкает!

У тебя еще есть время — чтобы выбраться из тюрьмы, в которой ты жил до сих пор! Для этого нужно лишь немного смелости, немного азарта. И помни: тебе нечего терять. Ты можешь потерять только свои оковы, ты можешь потерять это чувство скуки, можешь потерять это постоянное чувство неудовлетворенности. Что еще ты можешь потерять? Выйди из колеи и прими свое собственное существо — вопреки всем Моисеям, Иисусам, Буддам, Махавирам, Кришнам. Прими себя. Ты ответственен не передБуддой, не передЗаратустрой, не перед Кабиром, не перед Нанаком; ты ответственен только перед самим собой.

Будь ответствен — и когда я употребляю слово «ответственность», пожалуйста, будь внимателен, чтобы не было искажений. Я не говорю о твоем долге, о твоих обязанностях. Я просто использую это слово в его буквальном смысле: отвечай реальности, будь ответствен.

Наверное, до сих пор ты жил безответственно, исполняя всевозможные чужие ожидания. Что же здесь терять? Тебе скучно — это хорошая ситуация, — тебе недостает искры и энергии; что же еще тебе нужно, чтобы выбраться из тюрьмы? Выпрыгни из нее — и не оглядывайся!

Люди говорят: подумай дважды, прежде чем прыгнуть. Я говорю: сначала прыгайте — а потом можете думать сколько угодно!

Четвертый вопрос:

Ошо,

Может ли сумасшедший стать Буддой?

Только сумасшедший может стать Буддой! Так называемые здравомыслящие люди могут стать, самое большее, буддистами, но не Буддами, они могут стать христианами, но не Христами. Только сумасшедший.

Мое приглашение — только для сумасшедших этого мира. Я предлагаю руководство по просветлению для сумасшедших!

Группа философов, сидящих в русской тюрьме, решила бежать. У них была копия ключа, и они ждали ночи, чтобы совершить побег. В полночь один из них пошел открывать дверь, но через несколько минут вернулся с выражением разочарования на лице.

— Что случилось? — спросили его остальные.

— Наш план бесполезен. Мы не можем бежать — сумасшедший ночной надзиратель забыл закрыть дверь, и я не могу воспользоваться ключом!

Философы не могут стать Буддами! Для того чтобы стать Буддой, нужно иметь храбрость.

Когда Иисус висел на кресте, мимо проходил философ. Он остановился, посмотрел на Иисуса и спросил:

— Что ты здесь делаешь?

Иисус кивнул головой налево, потом направо и сказал:

— Да вот, вишу с друзьями!

Философ продолжил:

— Если хочешь, я могу принести лестницу и снять тебя.

— Буду очень благодарен, — ответил Иисус.

Через полчаса философ вернулся с лестницей, залез на

крест, вытащил гвоздь из правой руки, потом из левой.

Иисус упал головой вниз и закричал:

— Ноги, идиот! В следующий раз начинай с ног!

Пятый вопрос:

Ошо,

Я хочу потеряться в совершенной любви, раствориться полностью и окончательно. Что мне делать?

Сама идея раствориться полностью и окончательно требует слишком многого. Будь немного более человечным, не стремись к невозможному. Стремление к невозможному понапрасну приводит людей в состояние истерии, и много веков мы живем под грузом ненужных ценностей. Мы выучили слова и продолжаем повторять их как попугаи, не задумываясь над их смыслом.

Будь человеческим существом, никогда не стремись к совершенству, потому что всякое стремление к совершенству приводит к неврозу. Будь человеческим существом и прими всю человеческую хрупкость. Почему ты должен раствориться полностью и окончательно? Зачем? Чего ты этим добьешься? Если это и осуществимо, — хорошо, что это неосуществимо, — я лишь умозрительно предполагаю: если это и осуществимо, ведь ты снова придешь и скажешь: «Мне очень одиноко: я абсолютно растворился, растворился полностью и окончательно! Я в абсолютной растерянности!» Тебе тут же захочется вернуться обратно, чтобы снова почувствовать вкус жизни.

Хорошо растаять и слиться, — но зачем делать из этого нечто совершенное, высшее и окончательное? Зачем сотрясать воздух пустыми словами? Разве не достаточно раствориться на мгновение, а потом вернуться домой? Тогда есть определенный ритм: ты растворяешься, наслаждаешься этим, а потом возвращаешься в нормальное состояние. Появляется ритм, а ритм всегда богаче. Если ты просто растворяешься, ритма не будет, не будет музыки, не будет танца. На самом деле это будет смерть, а не жизнь.

Все мое учение заключается в человечности. На протяжении веков вам говорили, что вы должны быть сверхчеловеком. Я радуюсь вашей человечности. Для меня человечность — синоним божественности.

Очень хорошо и красиво — раствориться, потеряться, а потом снова найти себя, чтобы можно было потеряться снова. Создай ритм: теряйся и находись ритмично. Жизнь — это музыка, а музыка возможна только при наличии того и другого — иначе она будет монотонной.

Я не могу помочь тебе совершенно потеряться, абсолютно и окончательно раствориться. Я люблю это мгновение, люблю непосредственность мгновения. Я терпеть не могу таких слов, как «абсолютно» и «окончательно»; это слова бессмысленные и помпезные.

«Абсолютное» не имеет никакого смысла. В цветке розы гораздо больше смысла, но в нем нет ничего абсолютного: утром он цветет, вечером его больше нет. В том его красота — он мгновенен. Это чудо! Совершенная, окончательная роза была бы искусственной, пластмассовой: она существовала бы всегда — но из-за того, что она не способна умереть, она никогда не может быть живой.

Тебе лучше научиться терять себя, возвращаться к себе и снова теряться. близость любви — и расстояние. Любое расстояние в любви создает желание близости. Если вы все время вместе и не можете разделиться, ваша любовь превратится в кошмарный сон.

Подумай над этим, это прекрасная притча. Только я могу сказать, что это притча.

Розали Мазолли, урожденная Адельштайн, вышла замуж за карлика. Некоторое время у них все шло хорошо, но в один прекрасный день Розали обратилась в суд и потребовала развода с маленьким Харри.

— Миссис Мазолли, вы ведь знали, что ваш муж карлик, когда выходили за него? — спросил ее судья. — Почему же теперь вы хотите с ним развестись? Разве вы не знали, что эта проблема рано или поздно возникнет?

— О, ваша честь, — всхлипнула Розали, — как же я могла это знать? Все, за исключением секса, было прекрасно.

— За исключением секса? — переспросил судья. — Какая может быть связь между его ростом и сексом?

— Видите ли, — продолжила она со слезами, — когда мы нос к носу, то там его нога, когда мы нога к ноге, там его нос, а когда он там, он и вовсе исчезает — и если бы вы знали, ваша честь, до чего мне становится одиноко!

Нет никакой необходимости в том, чтобы совершенно, абсолютно, окончательно растворяться. Будь в расслаблении — иногда потеряйся и растворись, и это будет хорошо. Теряйся и находи себя снова и снова. Это прекрасная драма, это существование — терять и находить себя вновь. Отбрось такие слова, как «окончательно»,

«абсолютно», «совершенно», все эти слова придуманы философами. Жизнь мгновенна, жизнь всегда — здесь и сейчас. Проживи ее во всей хрупкости человеческого существа, во всей хрупкости цветка розы, и ты найдешь все великолепие в мгновении — не в вечности. Оно всегда сейчас и всегда здесь! Не отвергай мгновенное, радуйся ему, радуйся — чтобы навсегда оставить.

На сегодня достаточно.

ГлаВа 10

Первый вопрос:

Ошо,

Я часто слышу вопросы об ашраме... Сейчас здесь столько жизни и творчества: спектакли, музыка, искусства, ремесла — здесь и за пределами ашрама; и многих волнует мысль о том, что будет после того, как ты уйдешь.

Когда ты покинешь тело, станет ли ашрам м.ертвым учреждением, и будешь ли ты обожествлен и забыт?

Меня волнует непосредственно существующее — это мгновение. За пределами этого мгновения ничего нет. Единственное время, которое важно, — это сейчас, и единственное место, которое важно, — это здесь. Поэтому я не волнуюсь о том, что случится в будущем; ни прошлое, ни будущее не имеют никакой силы.

Но такова натура ума: ум может думать лишь в терминах будущего или прошлого, ум не может переживать настоящее; он постоянно отклоняется от настоящего в ту или иную сторону. Ум подобен маятнику: он движется влево, до упора влево, потом вправо, до упора вправо. Он или ультралевый, или ультраправый — а весь мой подход в том, чтобы быть точно посередине.

Гаутама Будда употреблял в этой связи очень красивый термин: маджима никайя, путь точной середины. Если вам удается остановить маятник посередине, часы останавливаются. Часы символизируют ум — и не только в буквальном смысле, не только в метафорическом смысле; ум есть время. Время состоит из двух, а не из трех частей. Настоящее не часть времени; прошлое — это время, будущее — это время. Настоящее же есть проникновение запредельного в мир времени.

Можно думать о времени как о горизонтальной линии, где за A следует B, за B следует C, за C следует D, и так далее и так далее — линейная прогрессия. Существование не горизонтально, существование вертикально, существование не движется по линии, от A к B, от B к C; существование движется по нарастанию интенсивности, от А к более глубокому А, от более глубокого А к еще более глубокому А. Оно погружается вглубь мгновения.

Время, воспринимаемое в виде прошлого и будущего, принадлежит к языку ума — а ум умеет только создавать проблемы, он не знает решений. Все проблемы, которыми обременено человечество, суть изобретение ума. Существование есть тайна, не проблема. Оно должно быть не разрешено, оно должно быть прожито.

Я проживаю свое мгновение. Я нисколько не волнуюсь о том, что будет дальше. Вам это может показаться весьма безответственным, потому что мой критерий ответственности диаметрально противоположен обычному представлению о так называемой ответственности. Я ответственен перед этим мгновением, перед существованием — и ответственен не в том смысле, что я ему что-то должен, я ответственен в том смысле, что я отвечаю тотально, спонтанно. Какова бы ни была ситуация, я полностью созвучен ей. Пока я жив — я жив. Когда я умру — я умру. Для меня здесь нет совершенно никаких вопросов.

Но я понимаю твой вопрос. Ты говоришь:

Ошо, я часто слышу вопросы об ашраме...

Люди, которые задают этот вопрос, мертвы, — иначе зачем им беспокоиться о будущем? Они не приходят в ашрам, они не приходят ко мне, они не участвуют в том, что здесь происходит. Они беспокоятся о будущем! Они выражают тревогу о будущем — что будет дальше? Но вот настоящий вопрос: что происходит сейчас?

Люди, которые задают подобные вопросы, к тому же еще и глупы. Разве они собираются жить вечно? Они беспокоятся обо мне и о моей работе, как будто они собираются жить вечно. Я здесь лишь на мгновение, вы здесь лишь на мгновение. Если встреча возможна, может получиться нечто удивительно красивое. Но эти дураки думают настолько хитро, что не только обманывают других, им удается даже обмануть себя. Сейчас они осуждают меня, сейчас они критикуют меня, но в то же время выражают большую любовь — что случится, когда меня здесь не будет?

В тот миг, когда я умру, весь мир умрет для меня. Тогда будь что будет. Я не брал на себя ответственность за все существование. Да и кто может взять на себя такую ответственность? Были люди, которые попытались, но совершенно безуспешно.

Например, Гаутама Будда — один из самых красивых людей, которых знал этот мир, — очень тревожился о том, чтобы, когда он покинет мир, не возникло никакой религии, чтобы ему не поклонялись, чтобы не воздвигали его статуй. Он настоятельно повторял это, снова и снова, всю свою жизнь. Сорок два года он постоянно проповедовал, говорил людям, что ему не нужно поклоняться, и это дало противоположный результат. Чем больше он говорил: «Не поклоняйтесь мне», — тем более люди чувствовали: «Мы должны поклоняться этому человеку».

Это закон обратного эффекта. В мире существует больше статуй Будды, чем кого-либо другого, а он был против статуй. Было создано так много статуй Будды, что на урду, арабском и других мусульманских языках само слово «будда» стало синонимом слова «статуя», с небольшим видоизменением — «будх». «Будх» значит «статуя», и это слово происходит от слова «будда». Тысячи статуй.. А этот человек особенно настаивал: «Не создавайте моих статуй!»

Фактически, не нужно было так настаивать. Сама эта настойчивость была ошибкой. Зачем ему было заботиться о будущем? Когда вас больше нет., само желание контролировать, направлять будущее в соответствии с вашими идеями — политическое желание. Люди пытаются контролировать будущее, пока они живы, и хотят контролировать человечество, даже когда они умрут. Я никого не контролирую — я не политик. Я совершенно не интересуюсь тем, чтобы кого-то контролировать, будь то сегодня или завтра.

То же самое сделал Джидду Кришнамурти: в течение пятидесяти лет он постоянно повторял: «Я не ваш гуру». Но если вы не гуру, зачем это повторять пятьдесят лет? Наверное, в этом есть доля правды. Он боится, есть какой-то страх: он знает, что ему будут поклоняться. Он знает, что уже есть люди, которые считают его своим гуру. И чем больше он рвет и мечет, тем больше эти дураки думают: «Это настоящий гуру! Посмотрите, какой он скромный — никаких претензий, никаких амбиций, никакого высокомерия». Подумайте над этим.

Кришнамурти стал делать то же самое, что и Будда. Он в этом совершенно не оригинален; это старая игра. Вообще человеческий ум действует очень странно. Бог сказал Адаму и Еве: «Не ешьте плода с древа позна

ния», — а они съели. Как только вы что-то запрещаете, где-то глубоко в человеческом сердце возникает интерес; просыпается любопытство. Поэтому я никому не говорю: «Пожалуйста, не поклоняйтесь мне».

И если меня уже нет, что я могу сделать? Дураки есть дураки. Поклоняются ли они мне или кому-то другому, не имеет большого значения. Если они хотят поклоняться, они будут поклоняться.

Но задумывался ли ты о том, кто эти люди, задающие тебе вопрос? Должно быть, они индуисты, мусульмане, христиане, джайны, буддисты, «кришнамуртисты». Кто эти люди? Если они так беспокоятся обо мне, отбросили ли они Кришну? Отбросили ли Мухаммеда? Отбросили ли они Будду? Если бы они были честными и искренними, они должны были отбросить все религии. Но они продолжают носить свои Библии, Веды, своих Махавир и Заратустр, и все же они озабочены только мной. А где же все их религии? Индуизм? Джайнизм? Ислам?

Всякая организация, всякое учреждение всегда мертво, жив лишь человек. Никакая организация не бывает живой. Как она может быть живой? По самой своей природе она мертва.

Так что в следующий раз, когда эти люди станут задавать тебе подобные вопросы, спроси их: кто вы такие? Не принадлежите ли вы сами к какой-нибудь организации, религии, теологии, философии? Если принадлежите, тогда вы не вправе задавать этот вопрос. А если не принадлежите, тогда вам не нужно было бы его задавать: вы понимали бы, что мертвые учреждения и организации не могут быть привлекательны для разумных людей.Но неразумные люди обречены на то, чтобы жить в мире организаций и учреждений, — какие бы ярлыки вы ни пытались приклеить. Они живут в мире тысячи и одной организации.

Что такое брак? — социальный институт, учреждение. Только ненормальные люди живут в мире учреждений. Брак мертв. Что такое ваша семья? А ваша нация? А ваша раса? — все это институты, учреждения. Но, странное дело: люди продолжают задавать подобные вопросы, не думая даже, что эти вопросы разоблачают их самих.

Что касается меня — меня следующее мгновение совершенно не интересует. Даже если эта фраза останется неоконченной, я не стану стараться ее закончить. Я даже не поставлю точки. Я не имею желания господствовать, но я не могу пойти и сказать людям: «Не поклоняйтесь мне», — потому что именно так и создается культ поклонения.

Нужно понимать весь механизм человеческого безумия.

Например, Иисус говорит: «Блаженны нищие, ибо им принадлежит царство Божье». И вот две тысячи лет люди пытаются быть нищими по этой простой причине — чтобы достичь царстваБожьего. Видите противоречие? «Блаженны нищие., ибо им принадлежит царство Божье». Тогда какая же это нищета, если она приносит вам царство Божье? Это просто поощрение жадности, мотивация для жадности. Если бы Иисус был в самом деле прав, он мог бы сказать так: «Блаженны нищие, потому что они нищие». Зачем нужно было говорить: «..ибо им принадлежит царство Божье»? Все хотят наследовать царство Божье; все хотят наследовать вечные неземные сокровища. И даже если ради этого нужно быть бедным и приносить жертвы, овчинка стоит выделки.

Люди делают это постоянно. Но пришло время, чтобы человек посмотрел ясно и ясно увидел, что ему говорят и что он делает.

Люди всегда понимают неправильно. Пока Мастер жив, они не приходят к нему, потому что, пока Мастер жив, им не будет позволено понять неправильно. Они придут к нему лишь тогда, когда его уже не будет, потому что мертвый Мастер управляем, подконтролен, им можно манипулировать.

Несколько дней назад умер так называемый джайн- ский святой Канжисвами. Он был так почитаем джайна- ми, что джайны даже объявили. «В следующем круге существования, в следующем творении он вновь будет первым тиртханкарой, первооснователем джайнизма».

Когда он умер — я видел фотографии, кто-то прислал их мне, — джайны попытались привести его в определенную позу, потому что тиртханкара или будущий тиртханкара должен умереть в позе лотоса. Надо полагать, они поломали ему все кости. Не менее дюжины последователей пытались усадить его труп в йогическую позу. При жизни, конечно, этого никак не сделать, человек будет кричать — он покажет вам праймал-терапию[9]!

Пока этот человек был жив, он носил одежду, но, согласно джайнизму, человек достигает высшей степени свободы, только если умирает обнаженным, поэтому они сняли одежду. Конечно, труп не мог им противиться. Одежда снята, поза лотоса достигнута, последователи счастливы. Так бывает всегда.

Горничная, которая казалась довольной своей работой, неожиданно объявила, что увольняется.

— Почему же вы хотите уйти? — спросила ее хозяйка. — Что-нибудь случилось?

— Мне невыносима атмосфера тревоги и ожидания, царящая в этом доме, — ответила горничная.

— Тревожная атмосфера? Что вы имеете в виду?

— Над моей кроватью висит надпись: «Бдите, ибо не знаете вы, когда придет хозяин».

В то мгновение, когда Мастер уходит, у вас остаются только слова. Словами можно манипулировать, их можно интерпретировать, их можно подцвечивать, их можно окрашивать в соответствии с вашими предрассудками. Но в отношении меня это будет невозможно — невозможно по целому ряду причин.

Во-первых, я человек, который последовательно непоследователен. Невозможно будет создать догму из моих слов; любой, кто попытается создать догму или веру из моих слов, сойдет с ума! Из Махавиры можно сделать догму — он очень последовательный человек, очень логичный. Из Будды можно сделать философию — он математически точен. На Кришнамурти можно построить философию — пятьдесят лет он повторял одно и то же, снова и снова; в нем нельзя найти ни тени непоследовательности. С одной стороны, он говорит: «Я не ваш Мастер, не ваш гуру. Не зависьте от меня», — но при этом с большой тонкостью создает целую философию, которая так последовательна, так безупречно последовательна, что ее узником захочется стать каждому, — настолько она здравая и последовательная.

Со мной это невозможно: я живу в мгновении, и все, что я говорю сейчас, справедливо только для этого мгновения. Я не обращаюсь к прошлому, я совершенно не думаю о будущем. Мои утверждения — атомны; они не являются частью системы. А мертвое учреждение можно создать лишь на базе очень последовательной, систематической философии, где нет никаких погрешностей, где все сомнения разрешены, где все вопросы сняты и вам дается на все случаи жизни готовый ответ.

Я так непоследователен, что из меня невозможно сделать мертвое учреждение, потому что мертвое учреждение нуждается в инфраструктуре мертвой философии. Я не учу вас никакой доктрине, я не даю вам никаких принципов; напротив, я пытаюсь отнять у вас все философии, которые вы носили с собой. Я разрушаю ваши идеологии, веры, культы, догмы, и я не даю взамен ничего другого. Мой метод — это чистое разобусловлива- ние. Я не пытаюсь обусловить вас заново. Я оставляю вас открытыми.

Поэтому здесь вы видите. каждый мой саньясин уникален как индивидуальность. Нет никаких образцов, под которые нужно подгонять себя. Нет никаких «надо» и «нельзя», нет никакой жесткой структуры, только лишь текучесть. Я не даю вам десяти заповедей, я не даю вам подробных инструкций о том, как следует жить, потому что я верю в индивидуальность, в достоинство и свободу индивидуальности. Я делюсь своим видением — это моя радость — но я делюсь им не для того, чтобы заставить вас жить согласно ему.

Кришнамурти постоянно говорит: «Не следуйте за мной. Не подражайте мне», — но с другой стороны, когда люди не следуют ему, он очень сердится. Это довольно тонко. Например, он говорит. «Не следуйте мне», — а люди следуют ему. Тогда он сердится. Если ты в самом деле искренен, тогда ты можешь сказать: «Не следуйте мне», — но если люди хотят следовать тебе, как ты можешь им помешать? Ты уже сказал, что хотел. Теперь их дело: делать или не делать. Ты им не хозяин. И если они захотят следовать тебе, ты не можешь им помешать. А если ты им мешаешь, тем самым ты заставляешь их следовать своей идее о неследовании.

Он очень сердится.

Несколько дней назад он был в Бомбее, и я сказал моим саньясинам, что, где бы он ни появился, они должны прийти и сесть в первом ряду. Как только он видит людей в оранжевом, он немедленно теряет все просветление! Он начинает кричать!

Зачем сердиться? Наверное, за этим стоит глубокое желание контролировать. Кто вы такой, чтобы кому-то запрещать носить оранжевое? Если кто-то хочет носить оранжевое, это его дело. Тонкая стратегия, очень тонкая стратегия, направленная на то, чтобы манипулировать, доминировать, обладать.

Я просто делюсь своим видением, своей радостью. Я наслаждаюсь этим, и я приветствую каждого, кто хочет наслаждаться вместе со мной. Но, естественно, когда меня не станет, могут найтись дураки, которые попытаются упорядочить и систематизировать, хотя я сделал это практически невозможным. Но дураки есть дураки. Они могут попытаться сделать невозможное.

Бертран Рассел сказал: «Странным фактом в истории является то, что ни одна религия не была основана человеком, обладающим чувством юмора». Собственно говоря, обладать чувством юмора и создавать религию — вещи несовместные. Религии создаются грустными людьми — вытянутые лица, практически мертвые. Бертрана Рассела уже нет в живых, иначе я бы сказал ему: «Приди сюда и посмотри».

В прошлом, может быть, этого не случалось, тут я с ним согласен, потому что Махавира был серьезен, Иисус был серьезен, Мухаммед был серьезен, Шанкарачарья был серьезен.. Кажется, Рассел прав: эти грустные люди создали мертвые учреждения всех религий.

Но здесь происходит нечто совершенно новое. Я не пытаюсь создать религию; я не могу этого делать, потому что сама идея создания религии уродлива. Но я отдаю вам свое чувство юмора, свой глубокий смех. Для меня смех более свят, чем молитва, танец более духовен, чем пение мантр. Любить существование — намного более космический опыт, чем ходить в церковь или храм. Стать полностью никем, чистым ничто — гораздо важнее, чем стать святым. Невинность, чувство юмора, радостное участие в жизни. Нельзя сделать мертвого учреждения из такого бесконечно живого опыта. Создать мертвое

учреждение можно только из какого-то мертвого материала. Мертвые учреждения создаются из трупов ваших святых. Мой же подход совершенно несерьезен — искренен, но не серьезен.

Коммивояжер приехал в маленький городок и никак не мог найти места в гостинице. Он уже было собрался уезжать, когда клерк сказал ему:

— Кажется, я смогу вас разместить. В комнате номер десять две кровати, и одно место занято женщиной. Ее кровать огорожена ширмой, она не храпит. Если вы тихонько ляжете спать, все будет отлично.

Предложение было с радостью принято. Через двадцать минут коммивояжер спустился вниз в страшном волнении.

— Господи Боже мой! — кричал он. — Женщина в кровати — мертвая!

— Я это знаю, — сказал клерк. — Но вы-то, черт возьми, как обнаружили?

Люди любопытны, очень любопытны.

Ты говоришь:

Я часто слышу вопросы об ашра, ме... Сейча, с здесь столько жизни и творчества,: спектакли, музыка, искусства, ремесла — здесь и за пределами ашра.ма; и многих волнует мысль о том, что будет после того, как ты уйдешь.

Скажи этим дуракам, чтобы они поспешили сюда, пока все здесь живо. Когда вы видите красивую розу, вы не начинаете думать: «Что будет, если роза к вечеру увянет? Когда ее лепестки опадут и вернутся в землю, к своему первоначальному источнику — что будет тогда?» Вы не беспокоитесь об этом. Вы любуетесь цветком, радуетесь и танцуете с ним — под порывами ветра, под струями дождя, под лучами солнца. Вы видите птицу, парящую высоко в небе, стремящуюся к звездам. Вы не думаете: «Что будет, когда птица умрет?» Вы радуетесь.

Но, как ни странно, именно такие люди и создают мертвые учреждения, потому что, когда птица жива, когда она поет и летает в высоком небе, они боятся приблизиться. Когда птица умрет, они могут сделать ей красивую золотую клетку — храм, синагогу, церковь, — и тогда они могут поклоняться. Мертвая птица не опасна.

Именно те люди, которые беспокоятся о том, что будет потом, и создают мертвые учреждения. Мои люди не могут создать мертвое учреждение — это невозможно. Те, кто был со мной, узнали одно — абсолютно и категорически: жизнь нельзя ограничить организацией; как только вы делаете жизнь организованной, вы ее разрушаете. Поэтому, пока я жив, они будут праздновать. Когда я уйду, они будут продолжать праздновать. Они будут праздновать мою жизнь, они будут праздновать мою смерть, и они будут живыми.

Помните, религии создаются виноватыми людьми, а я не создаю здесь никакого чувства вины.

Есть определенные механизмы.. Если бы Иисус не был распят, не было бы никакого христианства. Подлинным основателем христианства был не Иисус Христос, а первосвященник Иерусалима, раввин, и Понтий Пилат. Эти два человека вместе с Иудой создали христианство. Вот настоящая «святая троица», Иисус Христос — всего лишь предлог.

Если вы распинаете такого человека, как Иисус, вы никогда не сможете простить себя; вы будете чувствовать вину. Вам будет казаться, что ваши руки красны от крови Иисуса. Что же нужно сделать, чтобы избавиться от этих ран, от этого чувства вины? Единственный выход — двигаться в противоположность: к поклонению.

Я не приношу себя в жертву, поэтому нет и возможности поклоняться мне. Я живу радостно. В отношении меня никому не нужно чувствовать себя виноватым; для этого нет никакой причины. Если бы я начал жить голым, если бы я начал поститься, если бы я начал ходить по дорогам босиком, если бы я начал побираться, тогда я создал бы чувство вины, тогда я запустил бы в вас тонкий механизм. Что-то было бы в вас затронуто, и в конце концов вы нашли бы утешение только в том, чтобы поклоняться мне.

Махавире поклоняются, потому что он ходил голым; он истязал себя, страдал. Будде поклоняются, потому что он, будучи королем, отрекся от всех своих удовольствий. Я ни от чего не отрекался. Собственно говоря, я родился в бедности, а живу как король. Мне незачем поклоняться, потому что мне не нужно ничего компенсировать. Я не создаю ни в ком вины. Я не мучаю себя.

Вы можете легко простить себя, незачем жить с чувством вины.

Сам вопрос о том, что случится в будущем, политический. Политиков всегда волнует будущее.

Великого политика укусила собака, но он не придавал этому значения до тех пор, пока не заметил, что ранаочень долго не заживает. В конце концов он обратился к доктору, который, осмотрев рану, приказал привести собаку. Как он и подозревал, собака оказалась бешеная. Поскольку начинать курс уколов было уже поздно, доктор почувствовал, что нужно подготовить пациента к худшему.

Политик сел за стол доктора и начал писать. Доктор попытался утешить его:

— Возможно, все не так плохо. Вам пока еще не нужно писать завещания.

— А я и не пишу завещания, — ответил политик. — Я просто составляю список тех, кого я должен искусать.

Меня совершенно не интересует будущее. Этого мгновения уже слишком много; ошеломляюще много. Я наслаждаюсь им. Это мой образ жизни: жить от мгновения к мгновению. Я не пророк, я пришел сюда не с тем, чтобы определить будущие судьбы человечества — эта ерунда совершенно не нужна. Кто я такой, чтобы определять будущее человечества? Я живу в этом мгновении, радостно; этого достаточно. А те люди, которые придут после, найдут свой путь в жизни. Страдать или радоваться — все зависит от их разума.

Я не могу ничего определять, но природа моей работы такова, что невозможно создать философию, догму, вероучение, церковь, — абсолютно невозможно.

Восьмидесятипятилетний Вилли Джонс зашел в местный бар, чтобы выпить и поговорить с друзьями. О мистере Джонсе говорил весь город, потому что он недавно женился на девятнадцатилетней девушке. Друзья угощали старика выпивкой в надежде вытянуть из него рассказ о его первой ночи. И наконец он стал рассказывать:

— Мой младший сын донес меня до кровати и положил рядом с молодой невестой. Мы провели ночь вместе, потом трое сыновей сняли меня с кровати.

Тут все вокруг стали спрашивать, зачем понадобилось снимать его втроем, если принес только один. Он гордо ответил:

— Я сопротивлялся.

Живите каждое мгновение тотально.

Ты спрашиваешь меня:

Сейчас здесь столько жизни...

Здесь столько жизни потому, что мы живем здесь и сейчас, и все наше видение принадлежит здесь и сейчас.

Мы не заглядываем дальше, потому что дальше ничего не существует; что бы ни случалось, случается сейчас.

Время — это выдумка; сейчас — это реальность. Здесь много творчества, и это творчество происходит по той простой причине, что мы вышли из прошлого и будущего.

Вся ваша энергия остается заблокированной или в прошлом, или в будущем. Когда вы выводите всю энергию из прошлого и будущего, происходит величайший взрыв. Этот взрыв и есть творчество. И это лишь начало — каждый день, каждое мгновение становится все более интенсивным, все более страстным. Но мы никоим образом не пытаемся контролировать будущее.

Я не пророк, не мессия. Для меня притязания Иисуса Христа и подобных ему людей выглядят детскими: они пришли избавить все человечество от грехов. Кришна говорит в Гите: «Когда религия будет утрачена, я приду». По-моему, все это ерунда. И не нужно никому ниоткуда приходить; люди, которые находятся здесь, позаботятся о себе.

Я готовлю моих людей жить радостно, экстатично. Поэтому, когда меня здесь не будет, для них ничего не изменится. Они будут жить по-прежнему — возможно, моя смерть внесет в их жизнь еще большую интенсивность.

Смерть — это всегда прекрасный фон, который делает вашу жизнь более интенсивной. Но мой ашрам никогда не станет мертвым учреждением. А если станет, это будет не мой ашрам.

Ты спрашиваешь меня:

ККогда ты покинешь тело, станет ли ашрам мертвым учреждением, и будешь ли ты обожествлен и забыт?

Я ничего не оставляю на потом. Я уже объявил себя Бхагваном: Блаженным и Божественным. Я никому ни

чего не оставляю. Почему я должен что-то оставлять другим? Я знаю, что я блажен и божествен, — и лишь только я могу это знать. Как может знать кто-то другой? И я хочу соблазнить моих людей, чтобы они поняли эту поразительную истину: они тоже Божественны и Блаженны. Меня невозможно обожествить — я уже сделал это сам! Что же осталось вам? Я ни от кого не завишу.

Прежде чем покинуть мир, я обязательно сделаю вот что... — пусть это будет между нами, никому не говори, — прежде чем покинуть мир, я объявлю божественными всех моих саньясинов. Тысячи Божественных, по всему миру! Не нужно будет создавать для меня никаких алтарей — я растворюсь в моих людях. Так же, как вы можете попробовать воду моря на вкус, и она везде будет соленой, вы сможете попробовать любого из моих саньясинов, и вы найдете тот же вкус — вкус блаженства, вкус божественности. Я жду подходящего мгновения.

Когда будет создана новая коммуна, всех моих са- ньясинов будут называть божественными. Это будет поистине «бхагван-культура».

Второй вопрос:

Ошо,

Если жизнь так прекрасна, какой тогдасмысл быть просветленным и не рождаться вновь?

Совершенно никакого. Именно это я вам постоянно говорю, только вы не слушаете. Твой вопрос показывает, что ты не слушаешь.

Вопрос начинается: Если жизнь так прекрасна..

«Если» и «но» здесь не годятся. Если жизнь прекрасна, тебе не нужно быть просветленным. Жизнь прекрасна, и быть просветленным не нужно.

Випул, ты что же, поляк?

Дама искала в книжном магазине книгу в подарок больному польскому другу. Когда ее спросили, не хочет ли она приобрести что-нибудь религиозное, она ответила:

— О нет. Мой польский друг уже близок к выздоровлению!

Если ты можешь отбросить свое «если», ты уже близок к выздоровлению. Но «если» присутствует.. — я его вижу, оно давит на тебя, как огромная гора.

Я не вижу никакого смысла в том, чтобы быть просветленным. Все и так уже прекрасно. Но если ты начинаешь с гипотетического вопроса, значит, ты не узнал вкуса жизни. Отбрось «если» — и ты просветленный. В просветлении нет ничего особенного. Надо только признать факт: «Я напрасно гонялся за с