Метафорическое сравнение 13 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Однако более сложный шаг — это выбор такого F, которое находилось бы в подходящих отношениях как к G, так и к ж. Конечно, мы могли бы действовать, как раньше, а именно выяснить, какая функция чаще всего предицируется к х. Однако уже в рассмотренном случае — совершать общественную науку — эта процедура вряд ли нам поможет, поскольку нет ничего, что бы можно было выделить в качестве основного предиката для данного аргумента: предикаты изучать, заниматься, любить, субсидировать все приемлемы, но так же точно приемлемы и предикаты

забывать, игнорировать, не любить, критиковать. Загадка: откуда мы знаем (а мы это-таки знаем), что в основе метафоры Одена лежит сравнение вида «заниматься общественными науками — это все равно что совершить преступление», а не вида «критиковать общественные науки — это как совершить преступление»?

За помощью в нахождении подходящего F обратимся к G. Рейнхарт [25 ] предполагает, что влияние F должно состоять в вычеркивании некоторых семантических признаков G — то есть G должна быть оставлена в качестве функции, примененной к х, но реально действующими должны быть только те семантические признаки G, которые совместимы с F. Совершать значит 'выполнять', или — более обобщенно — 'делать', 'заниматься чем-либо', но с отрицательными коннотациями. Если опустить все семантические признаки, ограничивающие совершать от делать, сравнение примет вид «заниматься общественными науками — это все равно что совершать преступление»; поэт призывает не заниматься общественными науками. С другой стороны, если удалить все семантические признаки, которые разграничивают совершать и критиковать, отрицательные коннотации глагола совершать сохранятся, поскольку критиковать также их имеет. Поэтому сравнение станет таким: «Дурно обходиться с общественными науками — это все равно что совершать преступление», и призыв поэта будет звучать иначе: «Да не сотвори ничего дурного с общественными науками», то есть не критикуй их, или, если Оден имел в виду еще и игру слов, не заключай их в тюрьму*.

Этот вариант теории фильтра работает достаточно хорошо — но он все еще не объясняет, почему мы предпочитаем положительное, а не отрицательное F. Я думаю, ответ на этот вопрос содержится в контексте. Все стихотворение в целом указывает на отношение Одена к общественным наукам. Коль скоро это отношение задано, единственную внутренне согласованную интерпретацию дают глаголы делать, заниматься, выполнять, практиковать и т.п.; если F = критиковать, стихотворение взрывает себя изнутри. Читатель, понявший Да не совершишь общественную науку как совет не изучать ее, не вводить в свою память (to commit to memory), не распознал, что здесь встретилась метафора, а читатель, который понял эту строчку как призыв не заключать общественную науку в тюрьму, то есть не подвергать ее гонениям, по-видимому, рассматривает строку как пример метонимии. Читатель же, понявший стихотворение, может интерпретировать метафору только как означающую 'Не практикуй занятия общественными науками'.

Мораль здесь не только в том, что интерпретация сложна,

* Слово commit имеет, помимо значения 'совершать', также и значение 'помещать' (куда-либо). — Прим. перев.

но и в том, что она требует внутренне непротиворечивой и согласованной конфигурации всех четырех членов. Интерпретация референта не может быть независима от интерпретации релята. Когда Ричарде [26] говорит о «взаимодействии» двух идей для порождения новой результирующей идеи, отличной от каждой из них, отдельно взятой, он имеет в виду именно это. [...]

При поисках теории интерпретации обычно предполагается, что она должна начинаться с лексических концептов, которые можно приписать х, у, F и G, включая, возможно, любые общие знания, ассоциированные с этими концептами, а также любые эмоции, которые эти концепты могут вызывать. Тем самым обсуждение интерпретации метафор естественным образом ведет к обсуждению лексических знаний. Поскольку это — гигантская тема, о которой я довольно подробно писал в другом месте [18], здесь я попытаюсь привести лишь неполное, на уровне гипотез, описание.

Лексикализация. Организация памяти, содержащей значения слов данного языка, с недавних пор стала популярной темой психологических рассуждений и исследований. Привлекательность метафоры для психологов когнитивного направления состоит также и в том, что она может помочь лучшему пониманию лексической памяти. Суждение, что слово может буквально обозначать новые сущности, опирается на оценку сходства данной сущности с ранее встречавшимися; SIM представляет собой важнейшую психологическую сущность. И, как указывает Паивио [23], значения, сочетаемые в метафоре, должны быть извлечены из памяти читателя, содержащей сведения о том, что слова обычно значат и как они нормально употребляются.

Для интерпретации сходства, лежащего в основе новой метафоры, часто требуется всего-навсего предпочесть побочное значение слова его ядерному значению. Например, Рейнхарт [25 ] говорит, что интерпретация выражения зеленые идеи основывается на выборе побочного значения слова зеленый, а именно значения 'незрелый' (не значит ли это, что это выражение — не метафора?). Заметим, однако, что зеленые идеи можно реконструировать по правилу М 2:

(39) ЗЕЛЕНАЯ (идея) → SIM [НЕРАЗВИТАЯ (идея), ЗЕЛЕНЫЙ (фрукт)].

Рейнхарт подчеркивает, что, когда мы слышим буквальное предостережение Не ешь это яблоко, оно зеленое и если данное яблоко на самом деле не зеленого цвета, мы должны сделать в точности то же, что и для зеленых идей: а именно предпочесть цветовому значению слова зеленый его значение 'незрелый'. Если считать, что слово зеленый имеет несколько альтернативных значений, проблема выделения подходящего значения в явно метафорическом употреблении по сути ничем не отличается от проблемы выделения подходящего значения в буквальном упо-

треблении. Быстрое разрешение неоднозначности полисемичных слов на основе контекста — одна из классических загадок, стоящих перед теорией понимания языка.

Эти соображения еще увеличивают правдоподобность предположения, что зеленое яблоко обрабатывается так же, как и зеленая идея:

(40) ЗЕЛЕНОЕ (яблоко) → СЛЕДУЕТ [НЕЗРЕЛОЕ (яблоко), ЗЕЛЕНЫЙ (фрукт)].

Эта формула соответствует правилу Е 2; СЛЕДОВАТЬ уместно, так как все свойства зеленых фруктов являются свойствами незрелых яблок. Высказанное предположение размывает четкую границу между буквальными и переносными употреблениями слов, что согласуется с легким переходом стертых метафор в побочные значения — в рассмотренном примере (велений) это переход от метафоры, основанной на цвете незрелого фрукта, к побочному смыслу 'незрелый', применимому к множеству других существительных.

Метафора часто приводится как источник полисемии. Например, в истории английского языка, по всей видимости, было время, когда слово ножка не использовалось для обозначения части стола. Тем самым, в то время выражение ножка стола могло бы быть метафорой, основанной на сравнении вида:

(41) НОЖКА (стол) → SIM [ПОДДЕРЖИВАТЬ (стол), НОЖКА (животное)].

Однако с частым употреблением слово ножка приобрело другое значение в качестве имени для части стола (Стерн [31] называет этот тип изменения значения " adequation" («выравнивание»). Мы все еще способны распознать сходство, которое привело к исходной метафоре, но мы понимаем выражение ножка стола буквально путем отвержения, в соответствующем контексте, смысла 'часть животного' в пользу смысла 'часть мебели'.

Выравнивание метафоры — это лишь один путь, которым побочные значения могут проникнуть в лексикон. В другом месте [17] я говорил о семантических расширениях, общих для многих слов, и предложил называть такого рода регулярные лексические соотношения конструктивными правилами (construal rules). Я не буду обсуждать утверждение, что мы чувствуем регулярные соотношения между ядерным и различными расширительными смыслами многих слов, поскольку статус подобных правил еще предстоит изучать. В любом случае, как бы ни формулировались эти регулярные соотношения, некоторые расширения без труда понимаются при первом же столкновении с ними. Поскольку метафорическая интерпретация слова может рассматриваться как семантическое расширение его ядерного значения — иногда вплоть до полного изменения, — очевидно, стоит попытаться найти соответствия между конструктивными правилами и метафорическими интерпретациями. Коль скоро метафора часто связана с предпочтением расширительного значения слова его ядерному значе-

нию, исследователей метафоры должно интересовать, каким образом эти расширительные значения возникают.

Однако, по-моему, понимание метафорического употребления слова как всего-навсего расширения значения этого слова опасно тем, что оно вводит нас во искушение чрезмерно упростить наше понимание метафоры. В новых метафорах меняются не значения слов, но скорее наши убеждения и чувства, касающиеся тех вещей, которые эти слова обозначают. Я утверждал, что читатель должен представить себе мир, в котором метафора, какой бы внутренне противоречивой она ни казалась, будет истинной. Читатель пытается сохранять консерватизм в воображении столь различных, миров, но это упражнение само по себе не может не вынудить его расширить свои представления о том, каким вообще может быть мир. Если мы думаем, что метафора лишь наполняет слова новыми значениями, нам будет очень и очень нелегко понять, каким образом метафора может обогатить наше видение мира, или почему лексические значения меняются так медленно.

Психологическая теория метафоры должна иметь в виду две цели. С одной стороны, она должна стремиться описать понимание метафорического языка в тех же терминах, которые используются для понимания языка неметафорического. С другой стороны, она должна представить буквальное понимание таким образом, чтобы в его терминах объяснялось понимание метафор. Взятые вместе, эти цели требуют от нас дальнейшего развития теорий буквального понимания до тех пор, пока они не станут достаточно мощными, чтобы охватить понимание метафор.

Я рассматривал апперцепцию как центральный процесс понимания текста — процесс ассимиляции новой информации путем соотнесения с тем, что уже известно. Синтез концепта текста основан на презумпции, что все сочиненное автором будет истинно в том концептуальном мире, который он описывает, а читатель пытается воспроизвести. Однако то, что верно в тексте, может очень сильно отличаться от того, что верно в реальном мире; смешивать текстовой концепт и концепт реальности ни в коем случае нельзя.

Метафора ставит апперцептивную проблему в силу того, что метафоры либо ложны в реальном мире, либо очевидным образом не имеют никакого отношения к текстовому концепту. Хотя читатель должен принять то, что говорит метафора, за истину в том мире, который он пытается синтезировать из текста, он может понять этот мир только на основе реального мира, который привел автора к данной метафоре. Этот поиск начинается с обращения к свойствам текстового мира, которые обладают сходством с тем, что известно о реальном мире, поскольку именно

эти свойства могут заложить основу для соотнесения текстового мира с уже имеющимися знаниями читателя.

Тем самым основания метафоры могут быть сформулированы как отношения подобия, которые в свою очередь могут быть выражены утверждениями сравнения. Был предложен набор правил реконструкции этих сравнений; кроме того, были представлены аргументы в пользу того, что результирующая классификация метафор полна. Обсуждалась также интерпретация реконструированных сравнений, однако многие важные проблемы интерпретации остались нерешенными.

Таким образом, я попытался описать понимание метафорического языка в терминах понимания утверждений сравнения. Кроме того, я привел аргументы в пользу того, что понимание буквального языка требует всей той апперцептивной психологической техники, которая необходима для понимания утверждений сравнения.

Подготовка данного текста была частично поддержана субсидией Национального института образования, предоставленной Рокфеллеровскому университету. Заголовок отражает признание того, что я — интеллектуальный должник работы Макса Блэка. Выражаю благодарность Брюсу Фрэзеру и Моррису Халле за беседы, помогшие мне лучше понять, в чем заключается проблема метафоры; а также Эндрю Ортони и Джону Россу за полезные замечания к первоначальному варианту статьи.

¹ Метафоры встречаются как в письменной речи — прозе и поэзии, — так и в разговорной; эти ситуации, безусловно, предъявляют различные требования и к источнику, и к адресату метафорического выражения. Однако в силу того, что я не собираюсь изучать эти различия, я предпочел сконцентрировать внимание на читателях (исключив из рассмотрения говорящих и слушателей и практически исключив авторов письменных текстов).

Я надеюсь, такое решение не сможет всерьез скомпрометировать мои рассуждения о тех аспектах метафоры, о которых я буду говорить.

² Такой иллюстрацией этого утверждения я обязан Стивену Кашингу.

³ Логический статус образа — это список пресуппозиций, содержащих константы или связанные переменные, которые ограничивают (или релятивизуют) область интерпретации, по которой могут быть квантифицированы переменные модели [8].

⁴ Тверски [35] называет референт «субъектом», а релят «референтом». Если я правильно понимаю Хомского [7], референт — это концептуальное проявление того, что он называет (лингвистическим) «фокусом» предложения, а релят — концептуальное проявление того, что он называет (лингвистической) «пресуппозицией» предложения.

⁵ Если я правильно понимаю Блэка [5], то, что я называю «символом», он называет «системой ассоциированных общих мест». Брюс Фрэзер в частной беседе со мной высказал идею, что различие буквального и символического надо рассматривать не как дихотомию, а как континуум, сравнимый с континуумом творчески построенных и идиоматических выражений. Что касается критерия непереводимости, то им надо пользоваться с большой осторожностью. Эш [2] указал, что употребление некоторых прилагательных (к примеру, теплый, твердый, прямой) для описания как свойств объектов, так и свойств людей является достаточно универсальным, чтобы поставить под сомнение широко распространенное представление, что их применение

к людям — это метафорическое расширение их значения в обычных, вещественных контекстах. Если найдется столь же универсальный символ, то его переводимость еще не доказывает того, что это на самом деле не символ.

⁶ Строго говоря, глагол воздействовать — это отношение, а не свойство: Моя любовь воздействует на меня выражает сентенциальный концепт ВОЗДЕЙСТВУЕТ (моя любовь, я). Но отношение можно рассматривать как свойство, использовав логический оператор абстракции λ. Так, через отношение F (х, х') можно определить новую функцию λ х. F (х, х'), которая является свойством с аргументом х. В нашем примере λ х. ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ (х, я) определяет новую функцию (которую можно представить как ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ НА МЕНЯ), представляющую собой свойство, в качестве значения аргумента х способное принять «мою любовь» или «розу». Пользуясь оператором абстракции, можно работать с сравнениями, в которых функции F и G имеют различное число аргументов. Например, в предложении Туман кружится так, как кошка чешет спинку функция одного аргумента КРУЖИТЬСЯ (туман) сравнивается с функцией двух аргументов ЧЕСАТЬ (кошка, спинка). Мы можем определить новую функцию ЧЕСАТЬ СПИНКУ =λ х. ЧЕСАТЬ (х, спинку); тогда концептуальную структуру уподобления можно изобразить так: SIM [КРУЖИТЬСЯ (туман), ЧЕСАТЬ СПИНКУ (кошка)], что соответствует S1.

⁷ Существуют также вырожденные аналогии: х: х:: х: х, или х: х:: у: у, или х: у:: х: у, истинные независимо от значений х и у [32].

⁸ Исторический обзор концепции метафоры как сравнения можно найти в [19], где делается вывод, что возражения против этой точки зрения неубедительны. Большинство возраждений, говорит автор, «направлены скорее против бездумного применения этой теории, чем против нее самой» [19, р. 60].

⁸ Точнее, G (у) приписывается F (х). Применение оператора абстракции к SIM [F(x), G(y)] позволяет нам определить новую функцию λ F(x), SIM [F{x), G(y)], которая задает свойство, способное принимать F(x) в качестве аргумента. Обозначив эту новую функцию SIM G(y), как в примечании 6, получим [SIM G(y)] [F(x)] в качестве альтернативной формулировки S1 для сравнений: ПОХОЖЕ НА G (у) приписывается F(x). Когда SIM опускается, получаем [G(y)] [F(x)]. Поскольку в примере и F, и G имплицитны, парафразой для [G (волк)] [F (человек)] будет предложение Некоторые свойства волка приписываются человеку. Заметим, что для буквальных утверждений категоризации, типа Человек — примат, возможна та же самая парафраза, но соответствующее уподобление выглядело бы странно, так как свойствами человека являются все свойства приматов, а в ситуации, когда уместно сказать все, слово некоторые не употребляется.

¹⁰ Если я правильно понял Ричардса [27], референт F(x) базового сравнения — это то, что он называет содержанием (tenor) метафоры, а релят G(y) — это то, что он называет ее оболочкой (vehicle). И если я правильно понимаю Блэка [5], аргумент у (в Ml) или функция G (в М 2) — это то, что он называет «фокусом» (focus), а аргумент х референта — то, что он называет «рамкой» (frame) метафоры. Дж. Д. Сепир [29] называет референт «непрерывным членом» (continuous term) (поскольку он соразмерен или соположен теме дискурса), а релят — «разрывным членом» (discontinuous term) метафоры.

¹¹ Сходная и, возможно, непосредственно родственная ситуация складывается в морфологии сложных слов, где необходимо выводить даже большее разнообразие реляционных предикатов. Так, бульдог (bulldog) — это собака (dog), «похожая» но быка (bull), но медоносная пчела (honeybee) — это пчела (bee), которая «делает» мед (honey), кресло (armchair) — это стул (chair), имеющий «руки» (arm) и т. д. В работе [15] предложен список из шести «восстановимых предикатов» (КАУЗИРОВАТЬ, ИМЕТЬ, ДЕЛАТЬ, ИСПОЛЬЗОВАТЬ, БЫТЬ, В, но нет предиката сходства), которые позволяют описать многие случаи такого типа.

[1] Anderson J. R., Оrtоnу A. On putting apples into bottles: A problem of polysemy. ― " Cognitive Psychology", 1975, № 7, p. 167 — 180.

[2] Asсh S. E. The metaphor: A psychological inquiry. — In: R. Таgiuri and L. Petrullo (eds.). Person, perception and interpersonal behaviour. Stanford (Calif.), Stanford Univ. Press, 1958.

[3] Вeards1eу М. С The metaphorical twist. — " Philosophy and Phenomenological Research", Vol. 22, 1962, p. 293 — 207 (русск. перевод см. в наст. сборнике).

[5] Вlack M. Metaphor; — In: M. Black. Models and metaphors. Ithaca (N. Y.), Cornell Univ. Press, 1962 (русск. перевод см. в наст. сборнике).

[6] Bresnan J. A realistic theory of transformation grammar. — In: M. Halle, J. Bresnan and G. A. Miller (eds.). Linguistic theory and psychological reality. Cambridge (Mass.), M I. T. Press, 1978.

[7] Сhоmskу N. Deep structure, surface structure, and semantic interpretation. — In: D. D. Steinberg and L. A. Jakobovitz (eds.). Semantics: An interdisciplinary reader in philosophy, linguistics, and psychology. Cambridge, Cambridge Univ. Press, 1971.

[8] Cushing S. Discourse, logical form, and contextual model selection: The unity of semantics and pragmatics in presupposition and anaphora. Discussion paper. Higher Order Software, Cambridge (Mass.), 1977.

[9] Empsоn W. The structure of complex words. N. Y., New directions, 1951 (Reprinted by the Univ. of Michigan Press, 1967).

[10] Fraser B. The interpretation of novel Metaphora. — In: A: Ortony (ed.). Metaphor and Thought. Cambridge, Cambridge Univ. Press, 1979.

[11] Grice H. P. Logic and conversation. — In: P. Cole, J.- Morganeds.). Syntax and semantics (Vol. 3): Speech acts. N. Y., Academic Press, 975 (русск. перевод см.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. XVI. М., «Прогресс», 1985).

[12] Haviland S. E., Clark H. H. What's new? Acquiring new information as a process of comprehension. — " Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior", Vol. 13, 1974, p. 512 — 521.

[13] Herbart J.F. Letters and lectures on education. Translated by H. M. Felkin and E. Felkin. London, Sonnerschein, 1898.

[14] Kintsch W. The representation of meaning in memory. Hillsdale (N. J.), Erlibatim, 1974.

[15] Levi J. N. On the alleged idiosyncracy of nonpredicate NP's. — In: Papers from the Tenth Regional Meeting Chicago Linguistic Society. Chicago, Univ. of Chicago, 1974.

[16] Loewenberg I. Truth and consequences of metaphors. — " Philosophy and Rhetoric", 1973, No. 6, p. 30 — 46.

[17] Miller G. A. Semantic relations among words. — In: M. Halle, J. Bresnan and G. Miller (eds.). Linguistic theory and psychological reality. Cambridge (Mass.), M. I. T. Press, 1978.

[18] Miller G. A., Johnson-Laird P. N. Language and perception. Cambridge (Mass.), Harvard Univ. Press, 1976.

[20 ] Оrtоnу A. Why metaphors are necessary and not just nice. — " Educational theory", Vol. 25, 1975, p. 45 — 53.

[21] Ortоnу A. The Role of Similarity in Similes and Metaphors. — In: A. Ortony (ed.). Metaphor and Thought. Cambridge, Cambridge Univ. Press, 1979. (русск. перевод см. в наст. сборнике). [22] Ortony A., Reynolds R., Arter J. Metaphor: Theoretical and empirical research. — " Psychological Bulletin", Vol. 85, 1978, p. 919 — 943.

Metaphor. — In: A. Ortony (ed.). Metaphor and Thought. Cambridge, Cambridge Univ. Press, 1979.

[24] Reddу M. J. Formal referential models of poetic structure. — In: Papers from the Ninth Regional Meeting, Chicago Linguistic society. Chicago, Univ. of Chicago, Department of linguistics, 1973.

[25] Reinhart T. On understanding poetic metaphor. — " Poetics", 1976, No. 5, p. 383 — 402.

[26] Richards I.A. The philosophy of rhetoric. London, Oxford Univ. Press, 1936.

[27] Richards L.A. Metaphor. — In: L.A. Richards. The philosophy of rhetoric. London, Oxford Univ. Press, 1936 (русск. перевод см. в наст. сборнике).

[28] Roach E. Cognitive reference points. — " Cognitive Psychology", 1975, No. 7, p. 532-547.

[29] Sapir J. D. The anatomy of metaphor. — In: J. D. Sapir and J. С Crocker (eds.). The social use of metaphor: Essays on the anthropology of rhetoric. Philadelphia, Univ. of Pennsylvania Press, 1977.

[30] Sperber D. Rethinking symbolism. Translated by A. L. Morton. Cambridge, Cambridge Univ. Press, 1975.

[31] Stern G. Meaning and change of meaning. Bloomington, Indiana Univ. Press, 1965 (originally published in Sweden 1932).

[32] Sternberg R.J. Component processes in analogical reasoning. — " Psychological Review", 1977, Vol. 84, p. 353-378.

[33] Thoreau H. D. Walden. — In: H. S. Cauby (ed.). The works of Thoreau. Boston, Houghton Mifflin, 1987.

[34] Thorndike E.L. Reading as reasoning: A study of mistakes in paragraph reading. — " Journal of Educational Psychology", 1924, Vol. 15, p. 323-332.

[35] Tversky A. Features of similarity. — " Psychological Review", 1977, Vol. 84, p. 327-332.

ВВЕДЕНИЕ В ЛИНГВИСТИЧЕСКУЮ ТЕОРИЮ МЕТАФОРЫ

Нужна ли новая теория метафоры? Десятилетие назад считалось, что не нужна. Метафору изучали, хотя и не систематически, со времен Аристотеля. Однако развитие науки последних лет, выявившее возрастающий интерес как лингвистов, так и философов к «нестандарнтым высказываниям» и «бессмысленным предложениям», некоторые неожиданные трудности в области структурной семантики, а также непосредственное внимание к метафоре самой по себе, проявившееся у таких специалистов по порождающей стилистике, как Левин [15], [16] и Торн [24], или в обзорах Хессе [10] и Моэй 119], в совокупности позволяют предположить, что пришло время взглянуть на метафору по-новому. Необходимость нового подхода к метафоре для современной структурной семантики сжато сформулирована Болинджером следующим образом: «Семантическая теория должна объяснять процесс создания метафоры. Характерной чертой естественного языка является то, что ни одно слово не сводимо к конечному набору значений, но всегда передает и нечто еще» [5, р. 567].

Должна ли новая теория метафоры быть лингвистической теорией? Как представляется, другие подходы обнаружили свою несостоятельность, поскольку ни одно определение и ни одна теория, предложенные к настоящему времени, не задают даже адекватной таксономии, не говоря уже об «объяснении процесса» создания метафоры. Аристотель пытался выявить хотя бы формальную сторону метафоры. «Метафора есть перенесение необычного имени или с рода на вид, или с вида на род, или с вида на

Derek Bickerton. Prolegomena to a Linguistic Theory of Metaphor. " Foundations of Language", V, 1969, № 1, p. 34 — 52.

вид, или по аналогии», — писал он в «Поэтике» (1457b)¹*. Однако римские ученые и ученые эпохи Возрождения, вместо того, чтобы попытаться прояснить и развить это довольно-таки загадочное определение, уточнив, что такое «необычный», «родовой», «видовой» и «аналогия», рассматривали метафору просто как риторический прием; типичным определением, повторяющим такой подход и, в свою очередь, многократно повторенным в разнообразных школьных учебниках и введениях в литературоведение, является определение Блэра: «Метафора — это фигура, всецело основывающаяся на сходстве одного объекта с другим. Поэтому она во многом родственна Сходству, или сравнению; и, конечно же, есть не что иное, как сравнение, выраженное в сокращенной форме» [4, 295]. Даже такой тонкий критик, как Ричардс, позволит себе следующее высказывание: «Было бы просто расширить грамматическую теорию метафоры, гиперболы и фигур речи, указав на скрытые выражения " как будто", " подобно" и т. п., которые можно было бы ввести для того, чтобы превратить поэзию в логически безукоризненную прозу» [22, р. 193]. Просто это или не просто, однако сам Ричардс оказался достаточно прозорливым, чтобы не предпринимать подобных попыток.

Многие недавние работы недалеко ушли от этого уровня. Уилрайт [27], подразделив метафору на «эпифору» — примерно то же самое, что традиционно понимаемая метафора, — и «диафору» — символическое соположение дискретных образов, которые сами по себе не обязаны быть эпифорами, для формирования целого, отличного от его частей, считает «высочайшими образчиками метафор» случаи совмещения эпифор и диафор; в качестве примера такого совмещения он приводит строку из Джона Донна: A bracelet of bright hair about the bone 'Браслет светлых волос вокруг чела' (в которой вообще не содержится никаких метафор ни в одном из названных ранее смыслов); а непосредственно далее он предлагает иные определения: эпифора — это «ощущаемая таинственная способность означать нечто большее, чем реально выражается словами», диафора же «проистекает из абсолютно непередаваемой природы каждого высказывания» [27, р. 91]. Тербейн [25], которого нельзя обвинить в использовании идиосинкратического жаргона, сравнимого с тем, которым позволяет себе пользоваться Уилрайт («метапоэтика», «стено-язык», «мифоид», «поэтоонтологический вопрос»), столь же непостоянен в своих взглядах. Начав с определения метафоры как «видового пересечения» (" sort-crossing"), более или менее эквивалентного «категориальной ошибке» Райла, он затем иллюстрирует использование метафор и в заключение оказывается вынужденным

* Перевод В. Г. Аппельрота. Цит. по изд.: Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1957; ср. также перевод М. Л. Гаспарова: «Переносное слово [метафора] — это несвойственное имя, перенесенное с рода на вид, или с вида на род или с вида на вид, или по аналогии». — Аристотель. Соч. в 4-х тт., т. 4. М., 1983. — Прим. перев.

признать, что в абстрактном рассуждении использование метафорического языка практически неизбежно. Тем самым, как отмечает М. Хессе, он приближается к позиции ряда филологов XIX в., таких, как А. X. Сейс и Макс Мюллер, которые считали, что «язык в целом метафоричен». Однако, хотя большая часть слов любого языка, возможно, и прошла стадию метафорического переноса значений, говорящий достаточно редко сталкивается с таким языковым явлением, которое безусловно считает метафорой.