Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Метафорическое сравнение 11 страница






 


ветер, может быть добавлен слово в слово к моему образу-в-памяти самого отрывка.

Гораздо интереснее, однако, другое — а именно, откуда я знаю, 1) что уговаривать Джона, что все будет в порядке, — то же самое, что уговаривать Джона не беспокоиться; 2) что Джон продолжал беспокоиться. На первый взгляд предложение Уговаривать Джона не беспокоитьсявсе равно что уговаривать ветер не дуть перебивает буквальное повествование (это предложение можно назвать уподоблением, употребленным в функции сентенциальной метафоры; см. ниже правило М 3). Тем самым читатель получает предупреждение, что для интеграции этого предложения в повествование требуется специальная обработка. И данном случае дополнительная обработка сравнительно проста: проблема (1) решается при помощи общего знания, что люди беспокоятся, когда считают, что не все в порядке; (2) решается переносом свойств от релята к референту. Перед тем как референт прибавляется к образу, на него переносятся свойства релята. Каково наиболее очевидно переносимое свойство релята «уговаривать ветер не дуть?» Тщетность. Когда тщетность переносится на референт, то имплицируется провал обращенного к Джону призыва — он продолжает беспокоиться (заметим, кстати, что тщетность обращения к ветру мы получаем из общих знаний о мире, а не из лексических знаний).

Мое описание уподобления, однако, еще не полно. Сравнение Джона с ветром достигает большего, чем простое сообщение о том, что он продолжал беспокоиться в данном конкретном случае. Оно приписывает Джону определенную черту характера — а именно хроническую обеспокоенность. Если бы ветер перестал дуть, он не был бы ветром; если бы Джон перестал беспокоиться, он не был бы Джоном. И это свойство также может быть получено переносом — здесь уже от аргумента релята к аргументу референта.

Сказать, что механизм такого рода переноса понят недостаточно, будет явным преуменьшением. В моем описании подразумевалось, что все концептуальные свойства, необходимые для характеристики референта, сохранялись буквально, а некоторые свойства релята добавлялись к ним — как если бы на старого друга надели новое платье. Этот способ описания слишком упрощен даже для нашего примера, а другие примеры, судя по всему, устроены иначе. Блэк [4 ] говорит о взаимодействии двух термов как о процессе «фильтрации» — релят задает фильтр, сквозь который рассматривается референт. Здесь скорее некоторые буквальные свойства референта вычитаются, чем новые свойства добавляются к нему. Пример такого вычитания дает предложение Честная работакак молитва; похоже на то, что здесь отфильтровываются все свойства честной работы, не связанные с молитвой, а остается лишь набор типа почтительность, ревностность, преданность. Сложность процесса переноса — это цент-

 


ральная проблема психологических исследований в этой области; ее важность еще возрастает, когда мы обращаемся к анализу метафоры [20].

Несомненно, сила воздействия уподоблений коренится в восприимчивости автора к сходствам, не замеченным никем до него; он способен связать две области знаний или опыта новыми, неожиданными способами. В таком случае поиск оснований сравнения может оказаться нетривиальной проблемой. Когда Элиот, к примеру, пишет: " The evening is spread out against the sky like a patient etherized upon a table (букв.: 'Вечер распростерт по небу как пациент под наркозом на столе')", он бросает нам вызов найти сходство, исходя из нашего личного опыта относительно вечеров и пациентов под наркозом — что может повлиять на наше восприятие вечернего неба в дальнейшем. Уподобления менее интересны, чем метафоры, только в том, что члены подобия эксплицированы, и поэтому работы для читателя здесь меньше. Что же касается интерпретации, важно понимать, что уподобления могут ставить все те же апперцептивные проблемы, что и метафоры.

Имея в виду приведенные примеры уподоблений, я бы хотел сформулировать несколько обобщений. Эта задача станет гораздо легче, если я здесь прервусь и введу свои обозначения для концептов, входящих в утверждение сравнения и метафору.

 

Некоторые концептуальные обобщения. Для наших целей вполне достаточно простой системы обозначений концептуальных функций и аргументов [18], [17]. Например, в предложение Пациент спал входит непереходный глагол; выражаемый этим предложением сентенциальный концепт может быть представлен как функция с одним аргументом: СПАТЬ (пациенс), где прописные буквы маркируют функцию, а строчные — ее аргумент. В полностью построенной семантической теории необходимо было бы указать, как эта функция вычисляется. Я считаю, что СПАТЬ — это функция, отображающая одушевленные аргументы в истинностные значения, но, поскольку в рассматриваемой ситуации читатель вынужден считать, что истинностное значение всех такого рода функций есть «истина», то, несмотря на ее важность, об этой проблематике я ничего говорить здесь не буду*.

Общий вид таких сентенциальных концептов можно представить как F (х). Обычно говорится, что функции с одним аргументом выражают свойства этого аргумента; в данном случае пациенсу приписывается или предицируется свойство «СПАТЬ». В предложение Он пишет стихи входит переходный глагол; оно выражает сентенциальный концепт с двумя аргументами: ПИСАТЬ (он, стихи), а общий вид этих концептов — F (х, у). Обычно говорят, что функции от двух и более аргументов выражают отношения между этими аргументами — в данном случае он и стихи связаны отношением «писать».

 


Эти обозначения для концептов весьма прозрачны; но в дальнейшем нам понадобятся два усложнения. Во-первых, можно (применив формальную операцию, известную под именем абстракции; см. примечание 6) рассматривать отношения как свойства. К примеру, иногда удобно представлять концепты, выраженные предложениями типа Он пишет стихи, как ПИШЕТ СТИХИ (он), где сочинение стихов есть свойство, приписываемое «ему».

Во-вторых, аргументы иногда могут опускаться. Например, глагол есть может употребляться как переходный и как непереходный. По причинам, не имеющим никакого отношения к метафоре, удобно считать, что ментальный лексикон содержит единственный вход для глагола есть в качестве переходного; на концептуальном уровне есть выражает отношение между едоком и тем, что он ест. Но в этой словарной статье также записано, что второй аргумент может быть не определен. Один из способов достичь этого — использовать квантор существования «», чтобы связать аргумент, не приписывая ему значения [6]. Так, Джон ест — выражение для сентенциального концепта ( y) ЕСТ (Джон, у), что можно перифразировать как Джон что-то ест. Таким способом можно объяснить тот факт, что разумно спросить: Что ест Джон?, но нельзя спросить: Что спит пациенс? Мне, однако, существенно здесь подчеркнуть, что опущение аргументов в концептуальной репрезентации требуется для достижения целей, отличных от тех, которые будут у нас ниже, когда утверждения сравнения будут соотноситься с метафорами именно через опущение аргументов.

Если все свойства сентенциального концепта G (y) являются также свойствами сентенциального концепта F (х), то F (х) влечет G(y); если G(y)также влечет F(x), то эти два концепта идентичны. Для представления отношения подобия между концептами я буду использовать SIM:

 

S 1. SIM [F(x), G(y)]

 

будет записью для общего вида утверждений сравнения; она будет использоваться для обозначения ситуации, когда два концепта имеют общие свойства, но ни один из них не влечет другой. Как уже отмечалось, SIM может выражаться различными связками подобия. Я всегда буду использовать F (х) или F (х, х') для обозначения референта уподобления, и G (y) или G (y, у') для обозначения релята. Хотя S 1 приведено для сравнения свойств х и у, и буду считать эту запись относящейся также и к сравнениям относительных концептов. Свойства, которые могут разделять два концепта, следует понимать широко: они не ограничиваются семантическими маркерами, условиями истинности, или логическими следствиями того типа, что получаются при семантическом разложении конкретных слов, использованных для выражения уподобления. Общие свойства составляют основание

 


выраженного подобия, и их обнаружение — первый шаг в интерпретации сравнения.

В этой нотации предложение Мозг работает так же, как машина вычисляет будет рассматриваться как выражающее следующий концепт:

(14) SIM [РАБОТАЕТ (мозг), ВЫЧИСЛЯЕТ (машина)],

где так же, как выражает SIM, которое связывает два сентенциальных концепта — мозг работает и машина вычисляет; эти концепты имеют несколько общих свойств, но не все свойства у них общие.

В утверждении сравнения части S 1 могут опускаться (при обязательном сохранении SIM): к примеру, предложения Мозг похож на машину выражает следующий сентенциальный концепт:

(15) SIM (мозг, машина),

где SIM соотносит два именных, а не сентенциальных, концепта. Я утверждаю, однако, что пропавшие функции понимаются концептуально, и поэтому предложение Мозг похож на машину можно рассматривать как выражение следующего исходного концепта:

(16) ( F) ( G) {SIM [F (мозг), G (машина)]}

Концепт (16) можно перифразировать следующим образом: Некоторые свойства мозга похожи на некоторые свойства машин — так же точно как Джон ест перифразируется в Джон ест нечто. Это утверждение можно кратко сформулировать в виде следующего правила для преобразования сравнения именных концептов в сравнения сентенциальных концептов:

 

S 2. SIM (x, y) → ( F)( G) {SIM [F (х), G (y) ]}

 

Заметим, что функции F и G, отсутствующие в левой части правила S 2, введены в правой части как переменные, связанные кванторами общности. S 2 — правило реконструкций для утверждений сходства, но оно иллюстрирует тот тип правила, который будет предложен ниже для реконструкции сравнений, лежащих в основе метафор.

И S 1, и S 2 рассматриваются как психологические, а не лингвистические структуры. В особенности, когда F и G имплицитны, читатель не связан никаким конкретным языковым выражением, которое должно было бы заполнить эти места; наоборот, он волен исследовать область концептуальных возможностей. К примеру, в символическом уподоблении Моя любовь похожа на розу, правило S 2 навязывает нам только парафразу Некоторые свойства моей любви похожи на некоторые свойства розы, но далее читатель волен рассматривать такие альтернативы для свойств, как «прекрасна», «покрыта шипами» или (по-видимому, ближе всего к тому, что автор имел в виду) «воздействует на меня»6. Перефразировать Моя любовь воздействует на меня так, как роза воздействует на меня — значит выйти далеко за рамки тех типов восстановимых опущений, которые допускаются синтаксическими теориями.

 


Аналогии. При самом широком определении аналогии, аналогией можно назвать любое выражение сходства или подобия; в этом общем смысле мы говорим, что уподобление выражает аналогии. В более узком смысле этого слова аналогия устанавливается между четырьмя членами: х: х':: у: у'. Это понимание слова знакомо психологам по тестам на вербальную аналогию, м которых от испытуемого требуется сказать, является ли аналогия истинной или ложкой, или найти подходящее значение для четвертого члена. Рассмотрим отношение аналогий в узком смысле к концептуальной форме утверждений сравнения, заданной в S 1.

Возьмем простой пример: Ступня для ногикак кисть для руки*. SIM выражен словом как, и на этом основании предложение распознается как утверждение сравнения. Однако аргументы, сцепленные через SIM, не являются ни сентенциальными, ни именными концептами; это идиомы, характерные только для аналогии. Представим их в общем виде как «х: х'». Тогда можно сказать, что приведенный пример выражает концепт SIM [(ступня: нога), (кисть: рука)], где по сравнению с S 1 нет функций F и G. Пропущенная функция символизируется знаком «:»; она одна и та же для обоих аргументов, так что мы можем положить F=G. Тогда, чтобы реконструировать утверждение сравнения, нам нужен вариант правила S 2:

 

S 3. SIM [ : х'), (у: y ')] → ( F {SIM [F (x, x'), F (у, у') })

 

Применяя S 3 k обсуждаемому примеру, можно получить следующую его парафразу: Существует некоторое отношение между ступней и ногой, такое, что оно похоже на отношение между кистью и рукой. F остается на выбор читателя: это может быть, к примеру, является частью или находится на конце (или и то и другое). Тогда парафраза будет иметь вид либо ступнячасть ноги, как кистьчасть руки, либо ступня находится на конце ноги как кисть находится на конце руки. Заметим, что в обоих аргументах уподобления должна стоять одна и та же функция: ступнячасть ноги, как кисть находится на конце руки — бессмыслица.

Рассуждение по аналогии обычно происходит следующим образом. Замечается, что SIM [F (x, x), F (у, у') ]; в предположении, что Н (у, у') уже известно, делается вывод, что Н (х, х'). И только что рассмотренном примере ребенок может заметить, что ступня — часть ноги, примерно так же, как кисть — часть руки; если он уже знает, что кисть заканчивается пятью пальцами, ребенок может по аналогии заключить, что ступня также заканчивается пятью пальцами. В менее тривиальных примерах аналогия может привести к предварительной гипотезе, нуждающейся в эмпирической проверке.

Продуктивность рассуждений по аналогии не ограничивается

 

* В оригинале " Toe is to foot as finger is to hand". — Прим. перев.

 


четырехчленными пропорциями; рассмотрим несколько более литературный пример: Его мысль течет как река, ясна и глубока. Здесь базовое уподобление, говорящее, что его мысль последовательна, как течение реки, усложняется: его мысль мудра, как река глубока; его мысль прозрачна, как река ясна. Одни и те же аргументы — «его мысль» и «река» — сравниваются по нескольким основаниям.

Такие параллели заставляют искать более глубокие взаимосвязи между аналогией и уподоблением. Мы можем принять предложение Дж. Д. Сепира [29] рассматривать аналогию как мыслительный процесс, а уподобление — как его продукт. Имея аналогию между четырьмя членами х: х:: у: у', мы можем сформулировать восемь верных аналогий:

 

(17) х: х':: у: у' х: у:: х': у' х': х:: у': у

у: х:: у': х' у: у':: х: х' х': у':: х: у

у': у:: х': х у': х':: у: х

 

Тем самым аналогия допускает комбинаторную игру, которая вполне может быть составной частью мыслительного процесса автора, выбирающего способ выражения для какой-нибудь аналогии в данном конкретном контексте. Более того: когда х и у' — родовые термы соответственно для х и у, аналогия может принять вид х: F:: у: G. К примеру, предложения Вашингтон был американцем и Наполеон был французом можно представить так: АМЕРИКАНЕЦ (Вашингтон), ФРАНЦУЗ (наполеон); малоинтересное сравнение Вашингтон был американцем, как Наполеон французом выражает концепт SIM [АМЕРИКАНЕЦ (Вашингтон), ФРАНЦУЗ (наполеон)]. Но если мы поиграем в комбинаторику над лежащей в его основе аналогией, мы придем к F: G:: х: у или «Американцы находятся к французам в таком же отношении, как Вашингтон к Наполеону», а уже эта идея вполне могла бы быть выражена каким-нибудь автором — американским шовинистом.

 

 

МЕТАФОРЫ

 

По-видимому, метафору проще всего можно охарактеризовать как утверждение сравнения, в котором что-то опущено. Именно таков традиционный взгляд на метафору, что и отмечено в словаре Уэбстера (Webster's New International Dictionary, 2-е изд.), где сказано: «Метафору можно рассматривать как сжатое уподобление: в ней подразумевается то сравнение, которое эксплицировано в уподоблении. Выявление этого сравнения — первая загадка, которую должен разгадать читатель».

Это описание представляет собой вариант той точки зрения на метафору, которую обычно называют сравнительной; Блэк [5, р. 37 ] возражал против нее на том основании, что «она страдает неясностью, граничащей с пустотой». Блэк не одинок в своей

 


критике традиционной догмы, но если порок этой точки зрения — неясность, не стоит ее отвергать, не попытавшись сначала прояснить. Я постараюсь показать, что сравнительную теорию метафоры можно сделать значительно менее неясной и что в результате такого прояснения процесс взаимодействия, который Блэк считает самой трудной частью проблемы, станет также значительно понятнее.

 

Отношение к утверждениям сравнения. Вообще говоря, понимание метафоры осуществляется в три шага — распознавание, реконструкция и интерпретация, — хотя в простейших случаях они делаются настолько быстро, что сливаются в один ментальный акт. Я займусь сейчас распознаванием и реконструкцией, отложив интерпретацию на потом.

Я утверждал, что метафоры ставят апперцептивную проблему, так как текстовой концепт читателя расходится со знаниями о реальном мире. Тем самым естественно считать, что распознавание этого несоответствия и есть распознавание того факта, что мы встретили метафору. Согласно этой точке зрения, читатель распознает, что некоторое утверждение является ложным или не имеющим отношения к предшествовавшему контексту, рассматривает это утверждение и решает пустить в ход мыслительную подпрограмму интерпретации метафор.

Это описание, быть может, правильное, но не единственно возможное. Одна из альтернатив состоит в том, что читатель обрабатывает метафоры точно так же, как и буквальные выражения. Он не обращает особого внимания на ложность или нерелевантность метафоры, поскольку в силу стоящей перед ним задачи, обязан все, что он читает, принимать за истину в строящейся им копии концепта автора, а также исходить из презумпции связности текста. Читателя не пугает, что описываются выдуманные поступки несуществующих людей; может быть, он также готов принимать метафоры как истинные в текстовом концепте. Так же, как читатель понимает прочитанное, соотнося его со своими знаниями о реальном мире, он пытается понять и метафору, соотнося ее с тем, что могло бы быть истинно в реальном мире.

Согласно этой альтернативной точке зрения, метафоры распознаются post hoc, то есть после повторного рассмотрения вызванных ею ментальных процессов. Если в тексте сказано: этот человекголовная боль, может быть, это воспринимается так же, как и утверждение этот человек — юрист, а именно: этот человек включается в класс объектов, называемых головная боль.

Однако, чтобы понять такое включение, читатель должен соотнести его со своими знаниями о реальном мире, где люди и боли называют дизъюнктивные категории. Это легче всего сделать путем поиска сходств. Если в реальном мире человек, о котором идет речь, действует на других так же, как действует головная

 


боль, то утверждение автора, что этот человекголовная боль можно понять в терминах соответствующего утверждения сравнения. При этом читатель не должен забывать, что автор сказал не этот человек действует на меня как головная боль, а этот человекголовная боль; читатель должен попытаться представ вить себе то ментальное состояние, в котором данное приписывание будет истинным.

Если автор говорит: этот человекюрист, то этот человек приписывается к классу, обозначенному словом юрист, и это приписывание также понимается исходя из знаний читателя о реальном мире. Разница в том, что в этом случае понимание не приводит к дизъюнктивным категориям, примирить которые можно через сходство. Осознание того, что механизм понимания метафоры отличается от механизма понимания буквального выражения, дает основания для распознавания метафоры, а также для обнаружения того факта, что вне данного текстового концепта она не могла бы быть истинной в буквальном смысле.

Итак, поскольку может оказаться, что распознавание метафоры психологически предшествует поиску сходств с общими знаниями, я перейду сейчас к шагу реконструкции, а затем вернусь к распознаванию (с. 254); я постараюсь показать, что оно сложнее, чем утверждение сходства.

Реконструкция подразумеваемого сравнения — решающий этап в понимании метафоры [14]. Реконструкция — это психологический процесс, эквивалентный формированию концепта структуры S 1. Утверждение сравнения не может рассматриваться как значение метафоры, поскольку оно имеет другие условия истинности; но оно задает возможную ситуацию в реальном мире, которая оправдывает использование метафоры.

В метафоре не выражено отношение сходства SIM. К примеру, сравнение вида «х похож на у» можно превратить в метафору, просто заменив похож на на — это. Так, даже простейшее буквальное сравнение Его жена похожа на его мать можно преобразовать в гораздо более сильное утверждение: Его женаэто его мать. В этом случае для понимания метафоры требуется восстановить похож на, и на основе полученного сравнения предложение понимается как метафора. Вероятно, реконструкция здесь идет параллельно с обработкой буквального смысла предложения Его женаэто его мать, поскольку это предложение должно рассматриваться как истинное в текстовом концепте; затем, однако, контекст и общие соображения правдоподобия должны обеспечить выбор той интерпретации, которая бы дала автору основания для произнесения данного предложения в данном конкретном случае.

Напротив, когда членами сравнения являются предикативные единицы — составляющие или предложения, — то опущение выражения подобия не всегда возможно. Так, предложение Толпа хлынула в двери подобно реке, прорвавшей плотину не допускает

 


простого опущения подобно*. Здесь можно получить метафору, построив номинализацию исходного предложения: Толпа, хлынувшая в двери,это была река, прорвавшая плотину. Но и номинализации часто недостаточно: предложение Богатые должны наслаждаться бездельем, подобно тому как бедные должны исполнять свои обязанности отличается от предложения Богатые, наслаждающиеся досугом,это то же, что бедные, исполняющие свои обязанности. Здесь для элиминации предиката сходства требуются более решительные меры; Торстейн Веблен предложил следующее решение: Богатые должны исполнять безделье. Могут найтись сравнения, вообще не переводимые в метафоры; но для моего рассуждения это не столь уж и важно, поскольку моя цель — соотнести все метафоры с утверждениями сравнения, а не перевести все сравнения в метафоры.

 

Классификация метафор. Я начну с самых простых случаев; рассмотрим предложение Человек похож на волка. Заменив похож на на — это, получим метафору Плавта: Человекэто волк. Эта схема имеет место в тех случаях, когда метафорически употреблен именной концепт. На концептуальном уровне SIM [F (человек), G (волк)] превращается в БЫТЬ (человек, волк), или в ВОЛК (человек)9. (Английский язык для выражения концептов типа ВОЛК (человек) обычно требует связки is, но бывает и иначе. Иногда концепт у (х) может быть выражен просто в виде «ух»; покрывало краски, семья человечества, сейф памяти, река времени, корабль государства, поток сознания, древо жизни — это все метафоры, которые можно понять в терминах утверждений сравнения вида «х похож на у».)

Утверждение Человекэто волк — явное нарушение категориальных границ (люди — не волки), но что делать с ним читателям, которые вынуждены все предложения считать истинными в выбираемой модели? Они могут понять основания автора для употребления этого предложения, реконструировав концептуальную основу сравнения Человек похож на волка; далее они могут заняться интерпретацией этого утверждения сравнения. Заметим, что, как и в случае утверждений сравнения, в образе появляется именно референт, человек; в список ролей для текстового концепта читателя волк не войдет. Заметим также, что приписывание человека к категории волков наделяет его волкоподобными свойствами, почерпнутыми либо из общих знаний (фактических или символических) о волках, либо из лексических знаний о слове волк. Заметим, наконец, еще и то, что внимательный читатель запомнит, что автор сказал именно: Человекэто волк; причем это предложение не может быть синонимично пред-

 

* В английском тексте здесь везде употребляется выражение " is like", не имеющее единого эквивалента в русском языке. — Прим. перев.

 


ложению Человек похож на волка, так как у них разные условия истинности!

Коль скоро загадка метафоры разрешима, опущенные концептуальные элементы сравнения нельзя выбирать произвольно. То, на что направлена метафора, можно вывести, если сохранился аргумент х референта S 1; коль скоро должно быть восстановлено подразумеваемое сравнение, что-то должно остаться и от релята. В некоторых метафорах опущены SIM, F и G, но остается аргумент х референта, а релят представлен своим аргументом у. Требования также удовлетворяются в том случае, когда релят представлен не своим аргументом у, а функцией G. Такова структура в том случае, когда метафорически употреблен предикативный концепт: SIM, F и у опущены, но аргументу х предицируется функция G.

Рассмотрим пример: Вырывайте с корнем свои недостатки один за другим. Эта метафора может иметь в основе концепт, выраженный следующим утверждением сравнения: Избавляйтесь от своих недостатков так, как вы бы вырывали сорняки, один за другим. Концептуально метафора записывается как ВЫРЫВАТЬ (недостатки); будучи реконструирована в виде сравнения, она превращается в следующую запись: SIM [ИЗБАВЛЯТЬСЯ ОТ (недостатки), ВЫРЫВАТЬ (сорняки)]. Как указывает Эмпсон [9, р. 339], та же самая идея может привести к другой метафоре: Избавляйте вашу душу от сорняков; в этом случае формула для метафоры будет выглядеть как ИЗБАВЛЯТЬ ОТ СОРНЯКОВ (душу), а соответствующее сравнение — как SIM [ИЗБАВЛЯТЬ ОТ НЕДОСТАТКОВ (душу), ИЗБАВЛЯТЬ ОТ СОРНЯКОВ (сад)]. В обоих случаях метафора применяет функцию релята к аргументу референта соответствующего утверждения сравнения.

Итак, мы отметили две схемы опущения, каждую из которых можно сформулировать в виде общих правил.

Именные метафоры. Когда именной концепт у выражается именной группой в метафорическом употреблении, имеем:

М 1. БЫТЬ (х, у) → ( F)( G) {SIM [F(x), G (y) ]}, где БЫТЬ — одна из форм глагола «быть». Поскольку метафорически в М 1 употреблена именная группа, такие метафоры я буду называть именными.

Обычная метафорическая фигура имеет вид х — это у х'-а: Этоножка стола, левцарь зверей, Британия была королевой волн, Георг Вашингтон был отцом своей страны, Андре Вейльэто Бобби Фишер математики, и т. д. Такие пропорциональные метафоры проще всего понимать как неполные аналогии [29]: например, лев: звери:: царь: у'. Проиллюстрируем построение такого рода метафоры из уже рассматривавшейся аналогии: ступняэто кисть ноги, где опущен четвертый член. Заметим, однако, что той свободы перестановок, которую мы отметили в (17), здесь уже нет: взяв за основу производную анало-

 


гию ступня: кисть:: нога: рука, получим Ступняэто нога кисти, то есть бессмыслицу.

Покажем, что пример Ступняэто кисть ноги может быть построен как частный случай правила М 1. Пусть метафора — это ступняэто кисть, или БЫТЬ (ступня, кисть). Применяем М 1:

(18) БЫТЬ (ступня, кисть) -» ( F) ( G) {SIM [F (ступня), G (кисть) ]},

что можно перифразировать как «Некоторое свойство ступни похоже на некоторое свойство кисти». Обозначим отношение кисти к руке через Н; тогда функцию G можно определить через абстракцию от Н (у, рука):






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.