Истолкование Торы апостолом Павлом

Истолкование Торы Павлом основывается на понимании то-то, что учение Христа предназначено для всех народов. Следуя этим путем, он был вынужден разобраться с «человеческими заповедями» в иудейских истолкованиях Торы. Будучи высоким авторитетом в своем собственном предании, он признал, что Мессия имел право дать «новую интерпретацию Закону» и даже снести ту «изгородь» вокруг Закона. В христианском мире иногда выдвигается утверждение, что логика Павла «непостоянна», внутренне «несостоятельна» и «изменчива».[125] Иудейский мир, со своей стороны, упрекает Павла в том, что его отношение к Торе было «совершенно отрицательным».[126]

Один из факторов, делающих существенный вклад в ошибочное понимание Павла иудеями, — это то, как стих Римлянам 10: 4 был переведен на многие западные языки[127]: «...Конец закона — Христос»[128]. Однако греческое слово, переведенное здесь как «конец», telos, прежде всего означает «цель», как в поговорке «цель оправдывает средства»[129]. Это же самое слово «telos» используется в 1 Тимофею (1: 5): «Цель же увещания есть любовь...» Иисус предельно ясно выражает эту мысль в Своей Нагорной проповеди, когда говорит: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5: 17). В этом свете было бы лучше перевести упомянутый стих из Послания к римлянам как «Христос является целью Закона». В нем нет ничего негативного.

Какова же тоща логика павловского истолкования Закона и каким образом это соотносится с учениями о Ветхом Завете и выводами из ранних иудейских мессианских ожиданий? Для большей ясности, может быть, было бы лучше разделить ответ на этот вопрос на несколько основных частей.

1. Прежде всего, мы должны понять, что Библия утверждает, что Бог свят и что Он требует святости. Моисей несколько раз слышит такие слова, как: «...Будьте святы, ибо Я (Господь Бог ваш) свят» (Лев. 11: 44; 19: 2; 20: 26). Павел также пишет:

«Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков... Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое, во-первых Иудея, потом и Еллина!» (Рим. 1: 18 и 2: 9).

Если какой-нибудь пастор выражает пожелание о том, чтобы некие молодые люди испытывали угрызения совести до тех пор, пока не перестанут грешить, люди часто обижаются на него. Тем не менее, он говорит именно то, что говорил апостол Павел:

«Посему закон свят, и заповедь свята и праведна и добра» (Рим.7: 12). «А мы знаем, что закон добр, если кто законно употребляет его» (1 Тим. 1: 8).

Закон также «духовен» (Рим. 7: 14). Когда Бог Своим Святым Духом открывает нам наш грех, мы вынуждены сказать вместе с Павлом: «Ибо знаю, что не живет во мне... доброе»; «Итак я нахожу закон, что когда хочу делать доброе, прилежит мне злое»; «Но в членах моих вижу иной закон... делающий меня пленником закона греховного» (Рим. 7: 18, 21, 23). Только человек, на которого Бог возложил Свою руку, «знает, находит и видит» свое истинное положение. Это также осуществлено Законом, который был дан для того, чтобы «заградились всякие уста, и весь мир стал виновен перед Богом» (Рим. 3: 19). «Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою» (Гал. 3: 24). Здесь мы видим логику павловского истолкования Закона, которую неизбежно испытывает на себе каждый верующий.

Понятие о человеке, бытующее в современном иудаизме, существенно отличается от новозаветного. Набожный иудей каждое утро читает из своей молитвенной книги Сидур слова: «Боже мой, душа, которую Ты даровал мне, чиста». Один из самых популярных рабби, выступающих по телевизору, констатировал в своей утренней субботней проповеди, что «в нас больше света, чем тьмы, больше хорошего, чем плохого — христиане же учат наоборот». И в самом деле, Иисус учил, что «...извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства...» — весь спектр нашей греховности (Мф. 15: 11; Мк. 7: 21-22). Человек совершенно испорчен унаследованным грехом. Вот почему он нуждается в прощении и искуплении. Иудаизм обычно отвергает идею о первородном грехе и утверждает, что требования Бога не столь уж невыполнимы. Следовательно, в своей упомянутой выше утренней молитве иудеи просят:

«Да не возьмет в нас верх злое начало (евр. yetser ha-Ra), и отдали нас от дурного человека и от плохого товарища, и сделай так, чтобы мы следовали доброму началу».

Говоря другими словами, зло подстерегает человека «в засаде», являясь как будто бы чем-то внешним для него (и не свойственным ему). В 6-й главе Бытия, однако, содержится описание поколения Ноя, в котором используется именно это слово yetser: «И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время». И в Книге Притчей 20: 9 спрашивается: «Кто может сказать: “я очистил мое сердце, я чист от греха моего”.» Лишь только святость Бога, и ничто иное, ведет к признанию греха и искреннему покаянию.

2. Во-вторых, воля Божья, очевидно, намного проще, чем сотни церковных и человеческих заповедей, созданных иудейской традицией. Более того, разделение людей на «истинных едоков манны небесной» и язычников по их отношениям с Богом порождает духовную дискриминацию. Пророк Амос восклицает: «Не таковы ли, как сыны Ефиоплян, и вы для Меня, сыны Израилевы? говорит Господь... Вот, очи Господа Бога — на грешное царство...» (Ам. 9: 7-8).

Мы уже рассматривали дискуссию в Талмуде о сведении 613 предписаний Торы к одному: «...Праведный своею верою жив будет». Даже Моисей намекал на простоту и фундаментальность содержания Закона:

«Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей» (Вт. 10: 12).

Пророк Михей также подчеркивает простоту отношений с Богом:

«О, человек! сказано тебе, что — добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. 6: 8).

Сам Иисус показывает, что самое важное в Законе — это «суд, милость и вера» (Мф. 23: 23). Может быть, Моисей также догадывался о человеческой склонности к созданию своих собственных законов, если, давая заповеди, он дважды подчеркивает: «Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того» (Вт. 4: 2 и 12: 32)?

Пророки Исаия и Иеремия опасаются, что заповеди человеческие могут стать заменой истинного слова утешения или своего рода ложным прибежищем. Бог заповедал не отношение типа «правило на правило», а скорее «...вот — покой, дайте покой утружденному, и вот успокоение». Но теперь, вместо этого, «они пойдут, и упадут навзничь, и разобьются, и попадут в сеть, и будут уловлены». Они в самом деле приближаются к Богу «устами своими», «сердце же их далеко отстоит» от Него, потому что «благоволение их перед Богом есть изучение заповедей человеческих». Но Бог все же совершит «так, что мудрость мудрецов... погибнет, и разума у разумных... не станет». Павел также цитирует эти резкие слова Исаии.[130]

Точно так же пророк Иеремия, активно пророчествовавший до разрушения первого храма (586 г. до Р.Х.), сетовал на то, что люди полагаются на внешнее служение (на формальную сторону поклонения), мирясь со всеми отвратительными пороками, живущими в их сердцах: «Не надейтесь на обманчивые слова: “здесь храм Господень, храм Господень, храм Господень”». Или: «Как вы говорите: мы мудры, и закон Господень у нас? А вот, лживая трость книжников и его превращает в ложь... они отвергли слово Господне». Люди полагались на свое обрезание, хотя «весь дом Израилев с необрезанным сердцем».[131]

Эти упреки, высказанные пророками, в равной мере применимы к любому веку. Как легко религиозные традиции и «ученость» могут стать важнее, чем личная покорность в вере. Христиане также могут сказать: «У нас есть церковь, истинное учение и крещение», — и все это тоже правильно! Три раза Павел применяет такую же формулу: «Обрезание ничто и необрезание ничто...» само по себе, а) «...но все — в соблюдении заповедей Божиих»; б) «...но вера, действующая любовью»; в) «...а новая тварь».[132] Павел не принижал обрезания (не относился к этому с пренебрежением), но он просто хотел расставить все по своим местам. Следуя логике Павла, можно было бы сказать: «Крещение младенцев ничто и крещение взрослых ничто, но все в жизни, прожитой в соответствии с волей Божьей, в вере, проявленной в любви, и в обновлении ума, которое возможно для нас через Христа». И тем не менее, именно через крещение мы отождествили себя со смертью и искупительной работой Христа. Лично для меня крещение всегда было чем-то очень драгоценным, особенно как для человека, который похоронил своего единственного сына, убежденного последователя Христа, в израильской земле. Павел твердо настаивал на применении сконцентрированного на Христе мышления к каждой области христианской жизни.

3. Для Павла Закон был не тем, что окончательно и существует само по себе. Он был «детоводителем» ко Христу. Закон показывает человеку его истинное духовное состояние, и это порождает в нем страстное желание примириться с Богом. Христос — это «цель» Закона. Он есть конец законнических, формальных отношений с Богом и начало новых, личных отношений с Ним. Будучи Мессией, Христос имеет право дать Закону новое истолкование, благодаря которому Тора «вернется к своему первоначальному состоянию». Однако Его мессианская функция — исцеление человеческого греха, препятствующего отношениям с Богом, — означает, что Христос искупит наши грехи. Таким образом Он «исполнил Закон» за нас.

Павел говорит о Христе как о цели Закона, пути «к праведности»[133]. Он основывает это на словах из 30-й главы Второзакония, которая знакома каждому набожному иудею и в которой также можно найти зародыш идеи о заместительном искуплении. Для него Христос — «конец закона... к праведности всякого верующего». Павел продолжает:

«Моисей пишет о праведности от закона: “исполнивший его человек жив будет им”. А праведность от веры так говорит: “не говори в сердце твоем: кто взойдет на небо? ” то есть, Христа свести; или: “кто сойдет в бездну? ” то есть, Христа из мертвых возвести. Но что говорит Писание? “Близко к тебе слово, в устах твоих и в сердце твоем”, то есть слово веры, которое проповедуем» (Рим.10: 5-8)[134].

Наряду с фрагментом, который цитирует Павел, еврейский текст Второзакония 30: 12-13 дважды повторяет слова «yaaleh lanu» и «yered lanu», что означает «для нас» или «ради нас», «pro nobis». Они подчеркивают тот факт, что вам не нужно говорить: «Кто взошел бы для нас на небо, и принес бы ее [праведность] нам, и дал бы нам услышать ее, и мы исполнили бы ее?» Она не где-то далеко, за морями, и поэтому нам не нужно говорить: «Кто сходил бы для нас за море, и принес бы ее нам, и дал бы нам услышать ее, и мы исполнили бы ее?»

Логика этих стихов, в которых мы находим зарождающуюся ветхозаветную доктрину об искуплении, заключается в следующем: а) в Ветхом Завете Закон был провозглашен людям так, чтобы они выполняли его требования, однако сейчас б) в Новом Завете Христос удовлетворил все требования Закона тем, что сошел в преисподнюю за нас, воскрес и вознесся на небеса, и мы провозглашаем это завершенное действие. Человечество было неспособно выполнить святую Божью волю, заслуживая только лишь наказание, но Христос искупил наши грехи, и оправдание связано с прощением грехов.

Лучшее определение оправдания дано в Исаии 53: 11, где о Христе сказано: «Праведник, Раб Мой, оправдает многих, и грехи их на Себе понесет». Катехизис Мартина Лютера дает определение оправданию следующими словами: «Когда верой мы принимаем Христа, нашего Искупителя, Бог больше не “собирает” наши грехи, чтобы наказать нас за них, но прощает их ради Христа. Он вменяет праведность и святость Христа нам. Таким образом Бог оправдывает нас». Лютер использует свое любимое выражение opus alienum — «деяние, произведенное кем-то другим»: Другой удовлетворил требования Закона, Другой пострадал за наши грехи, Другой понес на Себе наши беззакония. Все это выражается ветхозаветной фразой pro nobis, столь любимой Павлом.

4. Тем не менее, эта мессианская роль включает в себя павловское описание вознесения и «сошествия» Христа (греческие слова anabesetai и katabesetai). Это привлекало также и Сабба-тая Цви, хотя он и использовал эти понятия для обоснования своих «странных дел» и отрицания Закона. Именно эта возможность прийти к разным выводам подтверждает гениальность самих идей. Даже если такие мысли совершенно чужды современному читателю, мы не можем установить новые условия для почвы мессианских ожиданий. Павел говорит в Послании к ефесянам:

«А “восшел” что означает, как не то, что Он и нисходил прежде в преисподние места земли? Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все [греч. ta panta, все]» (4: 9-10).

Петр понимал это таинство так, что Христос «находящимся в темнице духам, сошед, проповедал», «ибо для того и мертвым было благовествуемо...» (1 Пет.3: 19 и 4: 6). Апостольский символ веры соглашается с этим, когда утверждает, что Иисус «сошел в ад».

Иерусалимский Таргум говорит о 30-й главе Второзакония:

«О, если бы мы имели такого пророка, как Моисей, который вознесся бы на небо, и дал нам Тору, и позволил нам услышать ее требования!»

В четвертом стихе 30-й главы Второзакония дается обетование о том, что Бог соберет изгнанный Израиль, даже если он будет рассеян «до края неба». Таргум Ионатана объясняет, что это произойдет «стараниями Первосвященника Илии и он восстановит их через Мессию-Царя». Мидраш Рабба отвергает идею о том, что «с небес придет второй Моисей с другой Торой». Разве это не могло быть реакцией против ранней христианской церкви, которая видит в Христе обетованного пророка, подобного Моисею?

Рассматривая историю с медным змием, мы уже обсуждали описание «знамения спасения», которое дается в Книге Премудрости Соломона, [135] и фрагмент, который мы процитировали, заканчивается словами: «Ты... низводишь до врат ада и возводишь»[136]. В Притчах 30: 4 спрашивается: «Кто восходил на небо и нисходил? кто собрал ветер в пригоршни свои?.. кто поставил все пределы земли? какое имя ему? и какое имя сыну его? знаешь ли?» Таким образом, идея о восхождении и нисхождении отчетливо просматривается даже здесь, в этом фрагменте, который говорит об акте сотворения и Сыне Божьем.

Это унижение и возвышение лучше всего выражено апостолом Павлом в гимне, содержащемся в его Послании к филиппийцам:

«Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Флп. 2: 5-11).

5. В древние времена Десять Заповедей читались в синагогах каждую субботу как своего рода основание веры. Однако приблизительно в 90-м году по Р.Х., Великий Собор Ямнии решил оставить эту практику. Талмуд объясняет причину: кто-то может ошибочно допустить, что Бог на горе Синай дал только эти 10 заповедей. Тот же самый собор предписал прекратить использование «перевода Семидесяти» — Септуагинты — как официального источника синагоги, потому что ранние христиане ссылались больше на него, чем на еврейский оригинал, пытаясь доказать, что Иисус является Мессией. По этой же самой причине даже акцент на веру в возможность воскресения был заметно ослаблен. Мы видели, как движение Саббатая Цви отвергло Десять Заповедей, приняв, однако, обрядовую сторону иудейского закона.

Решение, принятое в Ямнии, моментально повлекло за собой последствия, которые отразились на всем дальнейшем развитии иудаизма. Он все больше и больше становился религией Закона, и несущественные мелочи фарисейской экзегезы Торы стали преобладать в нем, подавляя собой остальные направления иудейской мысли. Павел, который говорит нам о том, что он сам был когда-то членом непримиримой фарисейской секты, видел эту опасность. Он пишет:

«Но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве» (Рим.7: 6).

Вначале Бог оправдал Авраама на основании его веры. Предписания Закона, данные Моисею 430 лет спустя, не могут отменить этого «завета... прежде Богом утвержденного» (Гал.3: 16-19). Сегодня Христос, как Мессия, является решением проблем иудейской Торы.

«Изгородь» вокруг Закона, со всеми ее традициями и предписаниями, порожденными людьми, была повергнута. Десять Заповедей, конечно же, по-прежнему имеют силу как окончательные и непреходящие «слова завета». Христианская «защитная изгородь» — это Сам Христос, и потому Павел в своих письмах более 160 раз использует фразу «быть во Христе». Если мы уклонимся от Христа, то, выражаясь словами Лютера, «псы Закона» растерзают нас на кусочки. Таким образом Закон служит Евангелию. В этом основа и логика учения «павловской Торы».

Сильнейшее предостережение от добавления каких бы то ни было человеческих заповедей, однако, было дано в высказывании самого Моисея, во Второзаконии 5: 22, когда он дал своему народу Закон: «Слова сии изрек Господь... и более не говорил». Таким образом, эти «слова Завета» — Десять Заповедей — достаточны для выражения святой воли Божьей. Эти заповеди не были отменены на Голгофе.

Мессия, Князь лика Его» [137]