Глава 9.

Бертран Лестроан заслуженно носил титул одного из самых талантливых парикмахеров Города Моды, но только сейчас в его руки попал поистине прекрасный объект для творчества. Маэстро смотрел на дело своих рук и сам себе аплодировал – Уильям был прекрасен. Тонкие, немного женственные черты лица, огромные ореховые глаза, чувственные бледные губы – все это нуждалось в достойном оформлении. Бертран не мог понять, как у кого-то поднялась рука взять и изуродовать такие прекрасные волосы, да и вообще предположить, что к такому совершенному лицу подойдет такая, с позволения сказать, стрижка. Юноша сидел, закрыв глаза, а одна из визажисток заканчивала наносить мягкой кисточкой черные тени на его веки, аккуратно создавая притягательный «дымчатый» взгляд.
Бертран с первых секунд понял, что нестандартная внешность американца просто создана для образа аристократичного богемного юноши, настоящего «рокового» красавца. Французу даже было обидно, что такая красота вынуждена жить в американских городах, где нет подходящих атрибутов для столь яркого образа. Уильям создан, чтобы жить в старинном особняке, участвовать в скачках и проводить время в самых знаменитых закрытых клубах. И еще… маэстро не мог представить рядом с Уильямом девушку, сколь красивой бы она не была. Бертран сам никогда не обращал внимания на пол человека, предпочитая спать не с мужчиной или женщиной, а с личностью, и сейчас, глядя на невероятно прекрасного юношу, он видел рядом с ним сильного властного мужчину, который смог бы защитить такое сокровище от посягательств и окружить его роскошью.
— Почти все готово, Бертран, – Франсуаза обмахнула лицо юноши огромной мягкой кистью с капелькой рассыпчатой мерцающей пудры и отстранилась, любуясь своей работой.
— Ты, как всегда, великолепна, – парикмахер поцеловал чуть улыбающуюся молодую женщину в нарумяненную щеку. – Спасибо.
— Я могу посмотреть? – Билл открыл глаза, с легкой улыбкой глядя на маэстро.
— Одну секунду, – Бертран прищелкнул пальцами и торопливо убрал с зеркала несколько прикрепленных фотографий. – Итак, Уильям, взгляните на результат.

Билл ошарашено смотрел в зеркало – отражение оказалось столь непохожим на него прежнего, что юноша с трудом узнавал себя. Да, он и раньше делал агрессивный макияж, но в сочетании с такой стрижкой, делающей его похожим на светского денди, лицо казалось повзрослевшим, не осталось и следа наивности, присущей Биллу до этого.
— Просто великолепно! Уильям, ну скажите хоть что-нибудь! – Бертран не переставал беспокойно переступать с ноги на ногу.
— Я никогда не думал, что могу быть… таким, – тихо ответил юноша.
Билл привык к своей довольно женственной внешности и никогда ее не стеснялся, к тому же, едва он встретил Тома, мысли стать более… похожим на обычного парня, его уже не посещали, поскольку восхищенный взгляд любимых глаз был лучшим подтверждением того, что и без изменений Билл выглядит прекрасно. Том любил расчесывать его длинные волосы, любил запутываться в них пальцами в минуты страсти – и едва Билл вспомнил об этом, как на его лице расцвела улыбка – мысль о том, что он изменил в себе то, что нравилось человеку, сделавшему ему так больно, приносила удовлетворение.
— Мне все очень нравится, Бертран, – уже уверенно ответил юноша, поймав в отражении облегченную улыбку маэстро, который нервно заламывал украшенные перстнями пальцы.
— Я счастлив! – Бертран едва не подпрыгнул от восторга.
Еще несколько минут Билл был вынужден выслушивать нескончаемый поток комплиментов от экспрессивного парикмахера, но потом все же сумел вырваться и быстро расплатиться за услуги салона, оставив в прекрасном здании не меньше тысячи евро.

На Париж уже опускался вечер, и Билл брел по улочкам, пытаясь привести мысли в порядок, но те упорно вертелись вокруг уже, как надеялся юноша, закончившегося этапа его жизни. «Том… Интересно, я когда-нибудь смогу вспоминать твое имя без боли? Смогу ли я простить тебе все, что ты сделал? Я чувствую, как моя ненависть к тебе разрушает меня самого».
Юноша сам не заметил, как оказался возле церкви Марии Магдалены, губы Билла тронула грустная улыбка – его отец очень любил бывать здесь с семьей. Когда Билл был еще подростком, каждый их визит в Париж не обходился без прогулки по знакомому маршруту, от которого они не отступали ни разу. Вот и сейчас ноги сами понесли юношу по знакомой дороге – от церкви вниз по бульвару Royale к площади Concorde, в центре которой возвышается нежно любимый всеми французами обелиск с могилы Рамзеса III, которому 3000 лет. Его вывезли из Египта в 1836 году, и с тех пор он украшает столицу Франции, и является местом встречи для влюбленных молодых пар, что всегда несколько удивляло Билла, ведь у площади довольно кровавая история. Именно на ней был казнен Людовик XVI, расставшийся с головой на гильотине.
Билл облокотился о парапет набережной, наблюдая за спокойной Сеной, уже несчетное количество времени текущей по одному и тому же руслу. Билл всегда хотел, чтобы его жизнь была похожа вот на такое течение реки – спокойное, уверенное, чтобы его невозмутимость могли поколебать только маленькие камушки, брошенные дерзкой рукой незнакомцев, но уже через пару мгновений это волнение растворялось бы в мерном неукротимом движении воды. Вечерний воздух был прохладен и влажен, температура значительно опустилась, и юноша порадовался, что догадался взять кожаную куртку, которая укрыла его тело от пронизывающих дуновений ветра. Идеально уложенные волосы слегка растрепались, но даже западный ветер не смог побороть прочность содержимого флакончика, который маэстро буквально вылил на голову Билла. Обернув вокруг шеи теплый шарф, брюнет огляделся, решая, куда отправиться дальше. Возвращаться в чужую пустую квартиру не хотелось.
Слева от юноши располагался знаменитый сад Tuileries, ведущий к Лувру, но Билл сразу же отмел идею посетить его этим вечером – к сожалению, столица Франции, как и любой большой город, была отнюдь не оазисом безопасности. Билл повернул направо, неторопливо шагая по Avenu des Champs Elysees, которая выведет его к грандиозной Триумфальной арке. Еще каких-то сто лет назад на этой улице не могли разъехаться два экипажа, а сейчас именно здесь, на широком проспекте располагаются самые шикарные магазины города, элитные рестораны и роскошные частные дома важных персон.
Билл всегда любил эту часть города, она казалась ему куда романтичней разрекламированной до зубовного скрежета Эйфелевой башни. Юноша поднялся по винтовой лестнице на вершину Триумфальной арки, ему хотелось почувствовать себя над городом, немного отвлечься от терзающих его дум. Билл рассматривал панораму – раскинувшиеся практически у его ног Елисейские поля, широкие проспекты со спешащими людьми и быстрыми автомобилями, которые обрывались темным массивом Булонского леса на западе.
Усилившийся к вечеру ветер нещадно трепал волосы Билла, бросая пряди в глаза, но тот только рассеяно заправлял их назад и продолжал с высоты наблюдать за жизнью города. Впервые за последние месяцы он чувствовал, что на сердце становится легко, будто порывы, растрепавшие прическу, выгнали все тревоги и из его сердца. Только вот ветер был холодный, и юноша чувствовал, что его сердце стало пустым и холодным после такого вот лечения, и не знал, хорошо это или плохо. Но возможность хоть какое-то время пожить не разрываемым ежесекундно противоречивыми эмоциями казалась заманчивой, поэтому Билл только расправил плечи навстречу западному ветру, надеясь получить хотя бы такое призрачное лекарство от душевной боли.

«Никаких вестей. Никаких зацепок. Ничего» — Том откинул присланный по факсу отчет от нанятых сыщиков и со слабым глухим стоном уткнулся лицом в ладони. Первую неделю после сообщения о том, что Билл пропал в Венеции, молодой мужчина злился – беглый супруг оказался на удивление ловок и хитер, этого Том не ожидал от мальчика, воспитанного на классической литературе и игре в шахматах. Билл мог уехать из города тысячами способов, но лучшие сыщики, которых можно было нанять за деньги, так и не обнаружили ни малейших следов юного парня. Казалось, тот провалился сквозь землю. Теперь, спустя уже семь дней, Том не находил себе места – он уже не думал, как и куда мог убежать Билл на этот раз, его волновало другое – молодой бизнесмен хотел просто удостовериться, что хрупкий черноволосый мальчик еще жив.
«Черт, могло произойти все, что угодно. Венеция тоже не образец безопасности» — Том метался по кабинету – «Да, ищейки проверили все больницы и… морги, но не нашли никого похожего на Билла. Но пусть проверят еще раз, иначе я просто сойду с ума».
Георг, бесшумно зашедший в кабинет друга и шефа, застал очень странную картину – Том стоял у панорамного окна, прижавшись лбом к прохладному стеклу, словно холод помогал ему справиться с самим собой.
— Эй, Том, – тихо позвал Листинг, и едва не отшатнулся, увидев лицо повернувшегося к нему Тома – черные матовые глаза казались застывшими, на бледной коже горел нездоровый румянец, под глазами темно-синие тени. Молодой парень выглядел как наркоман на последней стадии зависимости. – Что с тобой такое?
— Не знаю, что-то я себя плохо чувствую, – глухо сказал Том, присаживаясь в кресло.
Георг подошел к другу, и, положив ладонь на его лоб, присвистнул:
— Родной, да у тебя нехилая температура.
— Ерунда, пройдет, – отмахнулся Том, пытаясь подавить тошноту и противно зудящую головную боль.
— Ну, конечно! – сердито воскликнул Георг, за плечи поднимая Тома на ноги. – Давай-ка, пойдем, отвезу тебя домой. И надо бы заехать в аптеку, купить жаропонижающее…
— Гео…А вдруг он мертв?.. – Том остановился и пристально уставился на друга покрасневшими от лихорадки глазами.
— Господи, кто? – оторопел шатен.
— Билл…Он пропал уже неделю как…Вдруг его убили…Или он утонул?.. – Том почти всем весом повис на плече Георга.
— С ним все хорошо, Том, я уверен, – попытался успокоить бизнесмена Листинг, с тревогой глядя на друга, но тот, судя по всему, уже мало что соображал – его глаза заволокла болезненная пелена.

Том болел редко, коротко, но очень тяжело – температура обычно в течение трех суток держалась около сорока градусов, мужчина почти все время находился в забытье, блуждая между воспоминаниями и реальностью. Георг вспомнил, как примерно через месяц после свадьбы Том тоже вот так подхватил простуду, и ему пришлось везти друга домой, где их встретил Билл, испуганный состоянием мужа.
Вызванный врач диагностировал простую простуду, выписал лекарства, некоторые из которых были в уколах и отбыл по своим делам, оставив находящегося в легком шоке юношу у постели горящего в лихорадке Тома. Листингу в тот момент показалось, что сейчас Билл откажется ухаживать за супругом, но тот только поджал побелевшие губы и попросил Георга помочь окончательно раздеть Тома, поскольку сам не справится с тяжестью бессознательного тела. Через пару часов оставшийся ночевать в доме друга шатен увидел, как Билл вполне профессионально ставит Тому укол, и его руки совершенно не дрожат. Георг удивился такому хладнокровию, пока не увидел абсолютно белое лицо юноши, по которому катились крупные прозрачные слезы. В приоткрытую дверь Листинг видел, как юноша аккуратно присел рядом с Томом и ласково поцеловал покрытый холодной испариной смуглый лоб. Тонкие пальцы перебирали черные косички, а губы продолжали невесомо порхать по неспокойному лицу Томаса.
— Прости меня… — едва слышно шептал Билл. – Прости меня, любимый… Прости, что больше ничем не могу помочь…
Билл сжал в тонких руках бессильную ладонь мужа и стал целовать каждый палец, мягкими губами ласкал ладонь, спускаясь к запястью, и не прекращал плакать.
— Томми… Пожалуйста, не пугай меня, – Билл прилег рядом, стараясь не тревожить и так измученное внезапной болезнью тело. – Я так люблю тебя, Том.
Георг внезапно почувствовал некоторый стыд, будто подсмотрел нечто совершенно интимное, не предназначенное для чужих глаз – и в то же время он понимал, что только что имел уникальный шанс собственными глазами видеть настоящую любовь такой, какая она есть на самом деле. И Листингу стало горько, что его друг не слышит сейчас этих тихих слов, и не чувствует горячих слез юноши на своих ладонях. Георг даже не мог с уверенностью сказать, смог бы Том оценить подаренную ему заботу, или все так же оставался бы равнодушным. Единственное, в чем был уверен Листинг, это то, что Билл является единственным в мире человеком, который способен помочь Тому хотя бы приблизиться к состоянию нормального человека с естественными эмоциями и переживаниями. В тот момент шатен точно знал, что никогда не расскажет Тому, что увидел в этой комнате – Билл и так был слишком уязвим в руках своего мужа-притворщика, и та беззаветная любовь, которую юный брюнет так просто дарил, может стать оружием против него же в циничных руках Тома.
Георг остановился на светофоре, стараясь прийти в себя от воспоминаний, и повернулся к сидящему на соседнем сидении Тому, которого, кажется, в сидячем положении удерживал только ремень безопасности.
— Том? Том! – Георг протянул руку и потряс мужчину за руку. – Том! Ч-черт… — Листинг понял, что Том потерял сознание.
Резко развернув машину, шатен поехал к ближайшей больнице. Сейчас не было другого выхода, Тому требовалось лечение и уход, а в пустом доме таких условий ему никто создать не мог. «С тобой рядом уже нет Билла» — подумал Георг, мысленно обращаясь к другу – «Ты заставил своего ангела-хранителя упорхнуть от тебя».

Билл проснулся от ощущения невероятного озноба – все его тело горело и сотрясалось от чуть прохладного воздуха, соприкасающегося с горячей кожей. Приложив ладонь ко лбу, юноша застонал – у него была явно высокая температура. Едва заставив себя встать с кровати, Билл прошел в кухню, где видел небольшую шкатулку с лекарствами – аспирин казался ему самым необходимым в данной ситуации. Мокрая майка липла к телу, и юноша с отвращением стянул ее и кинул на пол, и, задрожав всем телом от холода, завернулся в простыню.
На его счастье, в доме все же нашлось лекарство – Билл растворил белый порошок с отвратительным синтетическим запахом малины в стакане воды и выпил, едва не выплюнув все обратно, настолько тошнотворно-сладким оказался вкус. Юноша вообще никогда не понимал, зачем маскировать вкус лекарств такой гадостью – по его мнению, приторная сладость была куда хуже.
Билл вернулся в постель в надежде, что лекарство скоро подействует, и он снова провалится в сон, но через двадцать минут его глаза все так же отказывались закрываться, а сознание оставалось на удивления ясным. Его не покидало ощущение какой-то тревоги, словно это не у него температура, а у кого-то другого, близкого… Билл вздрогнул, вспомнив, что последний раз такую гамму чувств он испытывал, когда болел Том. Юноша тогда очень испугался, он боялся за любимого и не отходил от его кровати ни на шаг. Когда Том очнулся, открыл глаза и спросил, почему он такой бледный, Билл просто рухнул на пол и расплакался одновременно от облегчения и огромной усталости. К концу болезни супруга уже сам Билл выглядел так, будто нуждался в медицинской помощи.
— Том, – в тишине парижской квартиры тихий голос Билла был едва слышен. – Том, если ты болеешь, прошу, выздоравливай…
Билл понимал, что это глупо – говорить что-то человеку, находящемуся за много километров от тебя, но после произнесенного вслух пожелания, его температура начала спадать, и юноша умиротворенно погрузился в сон.

Том с некоторой опаской зашел в свой кабинет – долгая неделя отсутствия в офисе показалась ему самым настоящим испытанием. Он в какой-то мере был даже рад, что не помнит ничего из того, что с ним происходило первые трое суток в больнице, зато потом, когда врачи наотрез отказались его выписывать, он почувствовал всю «прелесть» лежания в палате в компании телевизора, настроенного на канал Дискавери. Так много о животных он даже в детстве не узнавал. Когда врачи все же выписали строптивого пациента, Том буквально бегом сбежал из больницы, кляня врачей и прочий медперсонал – ему казалось, что эта несчастная неделя растянулась на год.
В его кабинете царил абсолютный порядок, как всегда это и было в начале рабочего дня, только на столе прямо перед компьютером лежал конверт со знакомой эмблемой. Том буквально бегом кинулся к столу и рухнул в кресло, быстро разрывая бумагу пальцами, будто забыв о существовании ножа для бумаг. Одно неаккуратное движение и на стол выпало несколько листов и небольшая фотография. Том вгляделся в снимок – Билла он с трудом, но все же узнал – платиновые волосы развевались на ветру, дувшем с моря, а тонкая фигурка на фоне достаточно большой парусной яхты казалась особенно хрупкой. «Жив» — облегченно выдохнул молодой бизнесмен и на секунду прикрыл глаза.
Отложив снимок, Том взял скрепленные степлером листы и стал быстро читать, желая как можно скорее получить ответ на так волнующий его вопрос – где сейчас Билл.
«Объект отправился из Венеции на частной парусной яхте в компании трех студентов из Лейпцига, которые путешествуют по Европе. Через сутки они причалили в порту Ниццы. После этого объект снова исчез. Есть предположение, что он отправился автостопом в один из других городов Франции. Просим вас предоставить всю имеющуюся информацию о том, какие связи у объекта есть во Франции».
— Значит Франция, Билл? – Том чуть улыбнулся, снова взяв фотографию со стола. – Там и встретимся.