В осаде

Пленных, захваченных у Корякова Яра, провели мимо Ямышевской кре­пости в виду ее защитников, так сказать, для «поднятия духа». Некоторые историки, в частности П. Словцов, и краеведы упрекают в связи с этой акцией Бухолца в трусости: мол, не попытался даже отбить пленных и «разогнать их громом пушечным» (Словцов). Но такие претензии, очевидно, несправедли­вы. Какие были в отряде пушкари, мы уже знаем по истории с амбарами. А выйти в чистое поле с плохо обученным войском против конницы, в четыре раза превосходящей по численности, равносильно самоубийству.

21 февраля Черен-Дондук прислал подполковнику Бухолцу письмо, в кото­ром писал, что «война де стала, что указу государева о строении города нету, и город де построен ложными словами». Грозил заморить голодом, если Бухолц не отступит. Бухолц отвечал, что «не обык боятся угроз и, будучи снабжен доволь­ным числом съестных припасов, может переждать без нужды до того време­ни, пока ис Тоболска, куда он уже писал, болше войска на вспоможение…»

Хотя и отвечал так Бухолц, но положение было сложным. В том числе и с продовольствием: часть его была потеряна во время захвата калмыками амбаров. А все вестники попадали в плен. Помощи ждать было неоткуда. А после двухмесячного сидения в крепости появились страшные болезни – мо­ровая (сибирская) язва и скорбут (цинга). Численность отряда начала быстро сокращаться. В иные дни умирало по 20-30 человек. В таком положении, если бы даже пришла помощь, дальнейшее продвижение в Джунгарию было бы не­возможным. Когда начался ледоход на Иртыше, удалось, наконец, отправить двоих гонцов в Тобольск, обложив на льдине лодку кусками льда. Но это уже не могло изменить положение дел. И на военном совете было решено уходить. Как объяснял впоследствии Бухолц Сенату, «опасаясь дабы многая артилерия и амуниция не досталась в руки неприятелю, и весьма б интерес царского ве­личества не утратился, понеже тем летом секурсу вскоре от Тоболска при­тить к нему было невозможно, и готовых войск в Сибири малое число».

Ямышевскую крепость разрушили, погрузились на 18 дощаников и 28 апреля 1716 года отплыли вниз по Иртышу. Калмыки не препятствовали от­ходу. На радостях отпустили даже священника и комиссаров при денежной казне, захваченных у Корякова Яра. В отряде Бухолца осталось всего 700 че­ловек, четверть от первоначальной численности. Г.Е. Катанаев в своем незавершенном труде о первом Сибирском губернаторе князе Гагарине указывает без ссылки на источник, что 133 человека были убиты, 419 попали в плен, и половина отряда умерла от болезней. Аналогичное число пленных указывает и капитан Унковский, бывший в 1722 году с посольством в Джунгарии. Од­нако, скорее всего, большинство пленных были там из числа захваченных у Корякова Яра.

Ни в одном из известных на сегодня документов по экспедиции подполковника Бухолца не указан точно день, когда дощаники пришли к устью Оми. Но, зная скорость течения Иртыша, можно сказать, что произошло это 4-5 мая (по старому стилю) 1716 года, на что справедливо указал Е.Н. Евсеев. С этого момента начинается собственно история Омска.

Евсеев же впервые опубликовал отрывок из летописи ямщика И. Чере­панова, в котором говорилось о закладке Омской крепости: «Князь Гагарин, получа известие от подполковника Бухолца, нетокмо представление ево за благо принял, но и послал к нему для дополнения полков 1300 рекрут в трех партиях и так немедленно крепость при реке Оми строить начали. Артиле­рии поручик Каландер имел опять смотрение над строением. Избрали место на южном берегу Оми около 50 сажень от ея устья. Ниской земляной вал в фигуре правильного пятиугольника обнесен палисадом с пятью таких же болверков на углах и со рвом, около которого были поставлены рогатки. Сие крепостное строение еще до зимы приведено в полное состояние и назвали ее по ея положению Омской крепостью».