Благотворительность и хозяйственная деятельность

Еще одной насущной задачей, наряду с обучением будущих священников, в рассматриваемый период была забота о преследуемых пастырях и членах Церкви, выбитых социальными катаклизмами и репрессиями из привычного жизненного уклада. При этом благотворительность религиозных организаций была одной из форм их деятельности, наиболее жестко ограниченной законодательством 1929 г., запретившим религиозным объединениям «создавать кассы взаимопомощи, <...> оказывать материальную поддержку своим членам; <...> организовывать санатории и лечебную помощь»^. Однако этот запрет нарушался в годы массовых преследований, наверное, особенно часто. Прежде всего объектом помощи становились репрессированные священнослужители и их семьи. Помогали им их бывшие прихожане, помогали епископы и собратья-священники.

В 1926 г. при высылке в Среднюю Азию еп. Ивановского Августина (Беляева) верующие во всех патриарших храмах города Иваново собрали деньги как для самого епископа, так и для находившихся в тех же местах ссыльных священнослужителей. В ответ власти арестовали организаторов сбора средств, которые были осуждены за организацию «несанкционированного властями Красного Креста»^. После ареста в апреле 1935 г. архим. Игнатия (Лебедева), одного из наставников нелегального Высоко-Петровского монастыря, его духовные дети поддерживали своего руководителя посылками и регулярными посещениями до самой его смерти в заключении осенью 1938 г.^.

Широкомасштабную помощь заключенным и их родственникам через своих прихожан и послушников деньгами и вещами оказывал еп. Варфоломей (Ремов). В 1933 г. братия руководимого им Высоко-Петровского монастыря даже обвинялась в «создании спецфонда помощи ссыльным за контрреволюционную деятельность церковникам»^. Живший на покое в селе Батюшково Дмитровского района Московской области еп. Иона (Лазарев) в 1930-х гг. «через заключенных, имевших свободный выход из лагеря, помогал находящимся в неволе священникам», работавшим на строительстве каналов и шлюзов. В 1930-1931 гг. помощь сосланным верующим организовало духовенство города Сызрани под руководством назначенного туда после ссылки еп. Августина (Беляева). В 1929-1932 гг. в Мещевске Калужской обл. игумен Иоанникий (Дмитриев) по благословению еп. Стефана (Виноградова) помогал монахам и монахиням закрытых монастырей, «в особенности тем, кто по старости или болезни не мог себя содержать». Во второй половине 1920-х гг. помощь «ссыльным единомышленникам» оказывали оставшиеся в Москве монахи и монахини закрытых монастырей^.

В 1932-1937 гг. в Москве и Подмосковье о. Владимир Амбарцумов организовал помощь семьям «лишенцев», прежде всего репрессированных священников. Каждую семью «лишенцев» он прикреплял к семье, тверже стоявшей на ногах, более обеспеченной. От «шефов» он требовал, чтобы в определенные числа месяца они неукоснительно предоставляли заранее определенную помощь нуждающейся семье. Разыскивать такие семьи о. Владимиру помогали подростки - сыновья и дочери его духовных детей: маленький «разведчик» меньше бросался в глаза, чем взрослый. Благотворительность о. Владимира не была безличной: конкретные люди получали помощь от конкретных людей, между «шефами» и «подшефными» порой на всю жизнь устанавливались теплые, дружеские отношения. Священники оказывали помощь и нуждающимся прихожанам. В 1929 г. в одном из приходов Одесского округа «на средства общины была открыта больница, куда приводили для излечения «бесноватых» больных; в ряде церквей Северного Кавказа < были> организованы благотворительные кассы»^.

В обычных условиях источником средств для церковной благотворительности служили пожертвования прихожан и хозяйственная деятельность общин. Однако уже Декрет 1918 г. запретил «принудительное взыскание сборов и обложений в пользу церковных и религиозных обществ»^. Хозяйственная деятельность Церкви, лишенной тем же Декретом прав юридического лица, автоматически смещалась в сферу «частного предпринимательства», а затем - незаконных сделок. Законодательство 1929 г. окончательно запретило религиозным объединениям «создавать <...> кооперативы, производственные объединения и вообще пользоваться находящимся в их распоряжении имуществом для каких-либо иных целей, кроме удовлетворения религиозных потребностей»^. Очевидно, уже во второй половине 1920-х гг. после экспроприации у Патриаршей Церкви свечных заводов и типографий, которые оставались в распоряжении обновленцев, ее потребности в свечах, нательных крестах, венчиках и т.п. элементарных предметах церковного обихода удовлетворялись за счет кустарного производства, легального, но не одобряемого властью вида хозяйственной деятельности. На рубеже 1920-1930-х гг. членам общины Высоко-Петровского монастыря приходилось покупать свечи для своей церкви у таких кустарей. По воспоминаниям, в определенный день кто-то из прихожан ехал по указанному настоятелем или старостой адресу и там, назвав хозяйку дома по имени-отчеству - что, видимо, служило знаком благонадежности, - покупал одну или две сумки свечей. Через некоторое время операция повторялась другим доверенным прихожанином. В 1937 г. Князь-Владимирский собор, кафедральный храм Ленинградской епархии Патриаршей Церкви, так обеспечивался свечами и просфорами:

«Просвирки выпекает Папина Екатерина Васильевна, проживающая Старая Деревня <...>, средний месячный расход - 8000 штук, стоимость штука - 25 коп. Приход месячный 2000 руб. Свечи доставляются кустарями, проживающими Гатчина и Стрельна»^.

Не менее трудно было продать купленные свечи или крестики. За продажу в церквах религиозной литературы виновные могли подвергнуться наказанию вплоть до выселения из города. В июле 1931 г. в одной из церквей Ленинграда инспектор по делам культов задержал А. Н. Андрееву, торговавшую «у церкви религиозной литературой и медными крестами, при задержании гр-ка Андреева пыталась скрыться в здании храма», а будучи задержанной «заявила, что члены 20-ки просили принести крестиков и церковной литературы». В результате к ответственности привлекли как саму Андрееву, так и председателя двадцатки^. Несмотря на столь строгие запреты, хозяйственная жизнь Церкви продолжалась. Устойчивый спрос на дефицитный товар рождал устойчивое, но нелегальное предложение.