Оля, 1980 год. Проснулась я сразу, одним рывком

Проснулась я сразу, одним рывком. Проснулась с ощущениемтревоги. Что-то такое случилось во сне… Медленно начали всплывать подробности: была белая комната, был мальчик… Витя, кажется. Он рассказал, что мы с нимпоменялись временами. Да, я уже давно догадывалась, что это не компьютернаяигра, уж больно все было по-настоящему, но про первую встречу в белой комнатеначисто забыла. Он сказал, что хочет поменяться обратно… Рассказал про Женьку…

И тут меня прошиб холодный пот. Женьку нужно спасать!

Я вскочила и начала собираться в школу как на пожар. ЯЖеньку никому в обиду не дам, никуда его из нашей школы не отчислят!

Я примчалась в школу первая, школа еще была закрыта. Тогда япошла к Женькиному подъезду и уселась его ждать на скамеечке. Женька какчувствовал, вышел буквально через пять минут.

— Привет! — он уселся рядом.

— Привет! — ответила я.

— У папы неприятности на работе, — сказал Женька, — Вассаписьмо написала в партком о том, что меня из пионеров исключили.

У меня непроизвольно сжались кулаки, но Жениному тону японяла, что случилось что-то страшное, хоть и не поняла почему.

— Если отца из партии выгонят… — у Жени на глазах блеснулислезы, — Я себе этого никогда не прощу!

Я минутку посидела, думая как же утешить бедного Женьку, потом взяла его за руку и началарассказывать:

— Знаешь, а будет время, когда всем будет наплевать, в какойты партии.

— Что значит «в какой»? Она одна!

— Будет не одна. Будет много. И все будут бегать и просить: «Вступите в нашу партию, вступите в нашу партию»

Женька рассмеялся.

— А комсомолов тоже будет много?

— А комсомола вообще не будет, будут всякие другиемолодежные организации, не помню их названия. Зато всем можно будет верить вбога. Причем в любого.

— Это как?

— Хочешь, будь православным, хочешь католиком, хочешьмусульманином, хочешь иудеем. Хочешь, отмечай все праздники сразу. И в школуможно будет приносить и куличи, и мацу. И Рождество все начнут отмечать.

— Какое еще рождество?

— Оба. И католическое и православное. А пасхи вообще три, еще еврейская есть.

— Олька, ты откуда все это знаешь? — Женя аж напрягся.

— От верблюда, — засмеялась я, — Мне сегодня сон приснился.Как будто я — девочка из будущего… И мне поручено спасти тебя.

— От кого?

— От всех!

— Не надо меня спасать, — обиделся Женька, — я сам спасусь! Ты лучше еще про будущее расскажи. Что там будет?

И тут меня понесло. Я начала рассказывать про компы и комики, про машины и микроволновкии даже про адронный коллайдер.Это ж надо, что вспомнила! Мы чуть вшколу не опоздали, ввалились в класс за секунду до начала урока, как раз вовремя объявления о том, что после пятого урока состоится политинформация натему «Религия — опиум для народа». Мы с Женькой синхронно прыснули. Лицопионервожатой, которая делала объявление, окаменело.

После пятого урока в кабинет пришла наша классная и Танечка.В этот раз обошлось без Вассы. Сначала нам долго инудно рассказывали про то, что темный и дремучий народ до революции погибал подгнетом царя и попов. Я слушала вполуха, потому что уже давно поняла, что систорией здесь все не совсем чисто. Нам все совсем по-другому объясняют. Потомнам рассказали про то, что пришла революция, всех освободила и свергланенавистный царский режим. И что теперь церковь никому не нужна, потому что всеи так счастливы. За границей она еще есть, но там и трудящихся продолжаютугнетать, а у нас все по-другому. Я сразу вспомнила, что у нас, в будущем, вовремя всех церковных праздников президент стоит и крестится в первых рядах. И, кстати, все, кто сейчас в классе, доживут до нашего времени и все увидят своимиглазами. Мне стало страшно весело, я даже хрюкнула от смеха, но Танечка неразделила моего веселья.

— Ольга, я не вижу ничего смешного!

А я видела! Ведь они все еще не знают, что довольно скороСоветского Союза не станет, и говорить можно будет все, что захочешь, и прореволюцию все забудут и, кто такой их любимый Ленин, дети знать не будут! Еслиб я сюда не попала, и я б не знала! Я, вдруг, почувствовала себя всемогущей.Никого не боюсь, даже Вассу!

Я встала и сказала:

— Я тоже не вижу ничего смешного. Вы же нам все эторассказывайте из-за Жени, правда? Мывзяли и исключили его из пионеров, а он лучше всех нас. Ну и что, что егобабушка верит в бога? Она замечательный человек, она никогда никого не обидела.Между прочим, никого в бога верить не заставляет. Вам-то что? Это личное делоих семьи.

В классе стало очень-очень тихо, а Танечка залилась пунцовойкраской.

— Что значит личное дело? — спросила она, — У пионеров неможет быть личных дел!

Тут я опешила.

— Как это не может? Что ж нам теперь, и в туалет строем ходить?

Класс заржал, а я уже не могла остановиться.

— Женя учится лучше всех в классе, Женя знает больше всех вклассе. Он может поступить в любой ВУЗ, и мы все будем гордиться, что училисьвместе с ним. С ним интересно, с ним все дружить хотят! Я считаю, что если ужкто достоин быть пионером, то он!

В классе начали шептаться, я продолжила:

— И я считаю, что мы его исключили несправедливо! И еслисовет отряда решит вернуть Жене пионерский галстук, то это будет правильно!

Танечка выглядела неважнецки, вся в алых пятнах, а в классеуже стоял настоящий гул.

— А ведь она права! — крикнул, вдруг, Сашка, — Мы егоисключили, мы его и вернем!

— А давайте проголосуем!

— Давайте!

Я не верила в свою удачу!

— Кто «за»? — спросила я дрогнувшим голосом.

Много рук.

— Кто против?

Человек шесть, выше всех руку тянет Красноперкина.

Я повернулась к Танечке.

— Мы приняли решение, — сказала я.

И сняла с себя и повязала Женьке пионерский галстук. А потомне удержалась и обняла его. Крепко-крепко…