Глава 16. Первая половина дня прошла уныло.

Первая половина дня прошла уныло.

Пристыженная, Вайолет несколько часов отсиживалась в своей комнате, а потом спустилась вниз, чтобы прогуляться по парку с альбомом для рисования. Женщины решили присоединиться к ней, делая зарисовки беседок, цветов и тому подобного.

Синтия, таланты которой в этой области были в лучшем случае скромными, испытывала досаду, считая, что провела бы время с большей пользой, очаровывая мужчин, которые последовали за дамами в парк. Все, кроме Майлса, который почти не показывался, так как занимался хозяйственными делами и отвечал на почту. Так по крайней мере он объяснил свое отсутствие.

И постепенно — среди смеха, флирта и дневных развлечений — Синтия почти забыла, что у нее остается все меньше времени, что ее подошвы и кошелек становятся все тоньше, что из Нортумберленда так и не пришло письмо и что Майлс Редмонд явно собирался заняться любовью с леди Мидлбо.

Леди Мидлбо рисовала очень хорошо. Хотя с чрезмерной страстностью.

Но вечером, когда Синтия удалилась к себе, было гораздо труднее забыть обо всех этих вещах.

К тому же ее мучила навязчивая идея.

Наконец она сдалась и выскользнула из постели. Ей необходимо увидеть это собственными глазами. В конце концов, ей известно, куда идти.

«Будь я до конца честен, — признал Майлс, — я бы предпочел, чтобы леди Мидлбо уехала из чистого разочарования».

Но теперь заняться с ней любовью — это казалось делом чести. Поэтому Майлс ждал вечера, рисуя в уме ее образ и представляя себе, что ему хотелось бы сделать с ней и что ей захочется сделать с ним. А ему хотелось забыться, довести себя до изнеможения в бездумном, свободном от обязательств наслаждении — именно в этом он сейчас нуждался, чтобы восстановить душевное равновесие. Так, во всяком случае, говорил Майлсу его недюжинный ум.

Когда назначенный час наступил, он приоткрыл дверь своей спальни и выглянул в коридор. На тот случай, если леди Мидлбо перепутала дверь.

— Какого черта?

В коридоре перед его дверью стояла Синтия Брайтли. Там, где ее мог увидеть любой, кто прогуливался по коридору.

Майлс схватил ее за запястье и втащил к себе в комнату, прежде чем она успела пикнуть. Секунду он смотрел на нее, стоя босиком на ковре, затем опомнился.

Она не может находиться в его спальне!

В панике он выставил ее в коридор — так быстро, что ее волосы взметнулись следом за ней, словно парус.

Боже, какие они густые и длинные.

Майлс медлил, не решаясь отпустить ее запястье. В ночной рубашке, с распущенными волосами, блестевшими даже в полумраке, она казалась заметной даже в тускло освещенном коридоре. В любую секунду могла появиться леди Мидлбо, увидеть ее, стоящую здесь, и...

Он дернул ее за руку и опять втащил в комнату.

Ему вдруг пришло в голову, что это напоминает какую-то нелепую кадриль.

— Это вы развлекаетесь таким образом, мистер Редмонд? — осведомилась Синтия непринужденным тоном.

Он сделал ошибку, взглянув на нее. Свет пламени делал ее ночное одеяние почти прозрачным.

— Чертова женщина! — Он решительно выставил ее в коридор.

Но не отпустил. И он вдруг понял, что не сможет ее отпустить. Ее запястье было таким мягким и нежным, что наводило на мысли о ее...

Нет, он не будет думать об этом.

— Какого черта вы здесь делаете? — прошипел он наконец.

— А что такого? Вы ожидали кого-нибудь другого? — произнесла она невинным тоном, но ее глаза дьявольски поблескивали.

Его долгое недоверчивое молчание само по себе послужило ответом.

— Возможно, леди Мидлбо? — подсказала она.

— А какое, — он вложил в свой шепот изрядную долю сарказма, — вам до этого дело, мисс Брайтли?

Синтия молчала; очевидно, исходившие от него волны ярости достигли ее сознания.

— Пожалуй, мне следует уйти, — сказала она наконец.

— О, вам определенно следует уйти, — согласился Майлс, бросив нервный взгляд за ее спину.

Но она осталась стоять на месте — словно парализованная его присутствием. Каким-то образом он заставлял ее чувствовать себя как насекомое, застывшее в янтаре.

Майлс тихо выругался и в очередной раз втащил ее в комнату. Отпустив ее запястье, он осторожно закрыл дверь и задвинул засов.

Это был, пожалуй, самый окончательный звук из всех, что они когда-либо слышали.

— И как вы будете оправдываться перед леди Мидлбо, когда она появится? Ссылаться на mal a la tete[4]?

Майлс медленно повернулся и посмотрел на нее:

— Мне не кажется это забавным, Синтия.

Это была ошибка. Его глаза зажили собственной жизнью, жадно блуждая по ее телу, освещенному пламенем камина, и искушая его тело прижаться к ее мягким изгибам. Все его существо протестовало, когда он заставил себя отвести взгляд и отойти на несколько шагов.

Словно эти несколько шагов могли защитить его от собственных желаний.

Вот что он сделает: дождется леди Мидлбо и отошлет ее с искренними сожалениями и обещаниями другого свидания, а затем решительно выставит мисс Брайтли из своей комнаты и запрет дверь, отгородившись от всех женщин на этот вечер.

— Подождем, пока она постучит в дверь. Я выражу свои сожаления, а потом отошлю вас прочь, — твердо сказал он, все еще не доверяя себе настолько, чтобы смотреть на нее.

Синтия промолчала, оглядываясь по сторонам с нескрываемым любопытством.

Майлс с досадой отметил, что она чувствует себя более непринужденно в его комнате, чем он сам. Он ожидал от себя большей дерзости. В конце концов, он уже лишил ее вуали загадочности. Он знал, чего она добивается и какая у нее нежная благоухающая кожа. Он уже вкусил жаркую сладость ее рта и узнал, каково это — когда ее напрягшиеся соски трутся о его обнаженную грудь, а ее прохладные пальцы зарываются в его волосы...

Его захлестнуло вожделение. Обхватив пальцами прикроватный столбик он вцепился в него, словно это был обломок корабля, а он был единственным, кто выжил после кораблекрушения. Или — древко пики, которую он мог бы метнуть...

Чертовы метафоры! Стоит зазеваться, и они тут как тут, выпущенные на волю мисс Брайтли.

Она как зыбучий песок. Чем больше он старается отдалиться от нее, тем больше увязает.

Не будь ее, он встретил бы леди Мидлбо страстными поцелуями, угостил бы ее бренди, быстро раздел и к этому моменту они бы пылко демонстрировали друг другу свое умение. Он доказал бы ей, что все, что она слышала о нем, — правда.

Вместо этого он забился в тень, глядя на Синтию, которая стояла перед камином, обхватив плечи — словно куталась в шаль.

Майлс потянулся за своим сюртуком, который он оставил на стуле рядом с кроватью, чтобы камердинер позаботился о нем позже. Это было непросто, но ему не хотелось покидать свою безопасную позицию.

— Наденьте.

Он бросил ей сюртук. Тот пролетел через комнату, словно большая темная птица. Синтия подхватила его, прежде чем он опустился на ее голову, и не без изящества накинула на плечи. Затем бросила смущенный взгляд в его сторону.

— Спасибо, — сказала она, смутившись.

— Помолчите, — буркнул он в раздражении.

Почему-то эти слова вызвали у нее улыбку.

Последовало молчание. Майлс задался вопросом: что она думает о его комнате, выдержанной в темных тонах, с массивными удобными креслами, с ковром, мягким, как луговая трава, и кроватью, которая могла бы вместить целое семейство. Майлс был крупным мужчиной, и ему нравилась мебель под стать его фигуре. Когда он спал, он обычно занимал всю кровать.

— Разве леди Мидлбо не замужем?

Поскольку она прекрасно знала ответ, это была явная провокация, что только усилило раздражение Майлса.

Он нарушил собственный запрет на разговоры.

— Она взрослая женщина и может делать все, что пожелает. И она точно знает, что ей нужно. Как и я.

Снова последовала пауза.

— А я бы не стала, — тихо произнесла Синтия. — Я бы не стала делать этого.

Майлс тяжко вздохнул:

— Мы оба — взрослые люди. И потом, откуда вам знать, Синтия? Откуда, скажите на милость, вы можете знать, как бы вы повели себя, будучи заму...

В дверь тихонько постучали. Майлс замер.

Он терпеть не мог лгать. Однако при всем его отвращении ко лжи на данный случай это не распространялось.

Отодвинув засов, он приоткрыл дверь на два дюйма и увидел в полумраке пару влажно поблескивающих глаз и губы, раздвигающиеся в улыбке, которая обещала стать знойной, если бы он не собирался сказать то, что сейчас...

— Виктория... пожалуйста, не презирайте меня. — Ее улыбка тотчас погасла. — Я обнаружил, что... не совсем здоров. Боюсь, я буду... не в состоянии...

Майлс умолк, как он надеялся — многозначительно. Ему хотелось верить, что она проявит понимание.

— Я могу помочь, — прошептала на удивление самоуверенная леди Мидлбо.

Майлс лишился дара речи. Но только на мгновение.

— Боюсь, это очень... — Он негромко откашлялся, подбирая подходящее слово. — Очень неприятная... разновидность нездоровья.

Повисло молчание. Она переваривала его слова, глядя на него через узкую щель в двери.

Майлс почувствовал, что его щеки горят, и мысленно выругался, проклиная Синтию.

— Надеюсь, ваше здоровье скоро улучшится, — наконец сказала леди Мидлбо со всей изысканной вежливостью, порожденной воспитанием.

«Интересно, что она скажет светским вдовушкам?» — подумал Майлс.

— Спасибо за понимание, Виктория, — произнес он, как бы извиняясь. — Вы ведь даже не представляете, как я смущен и расстроен... учитывая тот факт, что завтра вы покидаете нас. Прошу вас, обещайте, что дадите мне... еще один шанс.

Последнее по крайней мере было сказано от души, и леди Мидлбо поняла это. Она неопределенно улыбнулась и прижала кончики пальцев к губам в воздушном поцелуе, а он устроил маленькое представление, поймав его в воздухе.

Леди Мидлбо попятилась, затем повернулась и направилась обратно в свою комнату, унося с собой все свои роскошные прелести.

Майлс подождал, пока она свернет за угол. Затем закрыл дверь, задвинул засов и свирепо воззрился на Синтию.

— Пожалуй, вам следовало быть более конкретным относительно ваших недомоганий, — сказала она, борясь со смехом. — Тогда вам не пришлось бы пускаться в объяснения.

— Вы — мое недомогание, — проворчал он.

— Я?.. — Она повысила голос.

Майлс нахмурился и прижал палец к ее губам.

— Тише, — буркнул он. — Я скажу вам, когда вы сможете выйти.

Они немного помолчали.

— Я бы не стала, — прошептала Синтия, продолжая разговор, прерванный его незваной гостьей, — потому что не считаю это правильным. Если мне удастся удачно выйти замуж, я буду вести себя достойно.

— Повторяю: откуда вы, черт побери, знаете, как будете себя вести, будучи замужем? Возможно, быть замужем — это гораздо труднее, чем вы можете себе представить.

— Но разве не это делает поведение достойным? Я имею в виду, преодоление трудностей...

Вспышка гнева чуть не заставила Майлса отмахнуться от нее, как от наивной дурочки. Но он был достаточно честен перед самим собой, чтобы признать, что сердится, отчасти из-за того, что Синтия привела отличный довод.

— Возможно, все дело в том, что все прилагают столько усилий, дабы заключить удачный брак, и не задумываются о том, насколько партнеры подходят друг другу. Именно это и приводит в дальнейшем ко многим несчастьям.

— А вы, значит, выступаете в роли филантропа для таких, как леди Мидлбо, облегчая их... скажем, несчастья? — вежливо осведомилась Синтия.

Майлс представил себе серьезные серые глаза леди Джорджины. Интересно, будет ли она заводить интрижки с кем-нибудь из его друзей, когда они поженятся?

Он, Майлс, точно будет. Непременно будет заводить интрижки. Почему-то эта мысль отозвалась в его душе тихим отчаянием.

— Зачем вы пришли? Читать мне мораль — или остановить меня? — резко произнес он.

— Я думала, что для вас правда — не пустой звук. — В ее голосе не было ноток обвинения, только обида и замешательство — словно она мягко напоминала ему, кто он, Майлс, такой.

— Предположим, замужняя дама была только одна, — отозвался он после короткой паузы. — И то не дошло до дела. Вы только что видели, как она ушла. — Это признание далось ему нелегко. Но лицо Синтии прояснилось, и почему-то это казалось единственно важным.

— А если бы... — Она сглотнула. — Вы бы сделали это, если бы я не пришла?

Майлс задумался. Наконец, пожав плечами, пробормотал:

— Даже не знаю. — И тут он вдруг осознал, что это — его ответ — заслуга Синтии. Еще два дня назад он бы однозначно ответил «да».

Глаза Синтии расширились, но она тут же потупилась.

Майлс молчал, глядя на нее. Ему вдруг пришло в голову, что он способен до бесконечности смотреть на нее. Ее волосы... они переливались множеством оттенков. Он видел ее в ярком — как крылья тропической бабочки — платье и в прелестном зеленом, притворно скромном, напомнившем ему, однако, о доступных женщинах времен Тюдоров. А теперь она была в просторном ночном облачении... и придерживала его у ворота, там, где виднелась очаровательная стройная шейка. И ему вдруг ужасно захотелось развести ее руки в стороны и коснуться языком углубления между ее ключицами...

Он тут же отбросил эти мысли и проговорил:

— Ладно, теперь можете идти.

Майлс чувствовал себя загнанным в угол. Он мог успешно торговаться с каннибалами, но в присутствии Синтии терялся. Она вторгалась в такие уголки его души, о которых он даже не подозревал, и задавала неудобные вопросы, на которые его аналитический ум не знал ответов.

Ничто на свете Майлса Редмонда так не раздражало, как незнание ответов.

Он решительно шагнул к Синтии, собираясь забрать свой сюртук. Очевидно, выражение его лица сказало ей, что он решительно настроен выставить ее из комнаты. Она покорно сняла сюртук.

Майлс протянул руку, чтобы взять его, но вместо этого его пальцы погрузились в ее волосы.

Черт возьми, что с ним происходит?! Позапрошлой ночью он вылизывал ее... как спаниель, а эту ночь начал с того, что таскал ее из коридора в комнату и обратно.

А теперь вот вцепился в ее волосы.

Ну пожалуй, не вцепился, но он действительно запустил руку в ее волосы, наслаждаясь их густотой и шелковистостью и проклиная собственную слабость.

Майлс медленно поднял руку, пропуская между пальцами ее тяжелые пряди, переливавшиеся огненно-красными, медными и коричневыми, как мех норки, оттенками.

Синтия же не двигалась, захваченная врасплох. Сюртук выскользнул из ее пальцев и упал на ковер. Ее взгляд затуманился, веки отяжелели.

Майлс скользнул рукой ей на затылок и слегка потянул за волосы, заставив ее запрокинуть голову.

И нежно прошелся губами по ее губам.

Она судорожно выдохнула. От облегчения или смирения? Или того и другого?

Ее глаза медленно закрылись, а на шее трепетала жилка, вторя частым ударам сердца.

Майлс коснулся языком уголка ее рта, на удивление чувствительного местечка, чтобы напомнить ей, что ему многое известно о женщинах, а значит, о ней тоже. Затем он прильнул губами к ее губам, упиваясь возбуждающим вкусом, как экзотическим фруктом — сладким, сочным и дурманящим.

Он закончил поцелуй так же медленно, как начал, но не отстранился — не в силах оторваться от нее.

— Чего вы хотите? — прошептал он у самых ее губ.

Вопрос его прозвучал мягче, чем он ожидал. Впрочем, Майлс больше не злился и не испытывал замешательства; он искренне хотел знать, что у нее на уме. И если бы она сказала, что ей нужно и почему она здесь, то, возможно, они поняли бы, чего на самом деле хотели друг от друга. И в этом случае они смогли бы покончить... со всем этим.

Веки Синтии затрепетали словно под тяжестью ресниц. Затем глаза ее открылись, и она устремила на него загадочный и в то же время беспомощный взгляд, как будто хотела заговорить... но не могла.

— Не думаю, что вам нужен я, — безжалостно продолжал Майлс, наказывая самого себя. Его ладонь скользнула вниз, по всей длине шелковистого покрывала из ее волос, и остановилась на ее пояснице.

Кончиками пальцев он ощущал тонкий муслин ее ночного одеяния. О Боже, сколько великолепных ощущений!..

Она молчала, и он вновь заговорил:

— Полагаю, я имел неосторожность показать вам, чего желает ваша натура. И вы поняли: есть кое-что, что вы упустили. Поэтому, — он понизил голос, — я покажу вам, что это такое. Но поверьте, — Майлс перешел на шепот, — я совершенно безопасен.

Он закончил фразу поцелуем, таким же нежным, как его шепот.